бн

совсем покойную. Отец мой Касым и дядя Саржан, кочуя в Кокчетавском округе и по р. Ишиму, тоже были беспрестанно преследуемы сибирскими отрядами»4.

Нет сомнения, что тот факт, что Кенесары и его семье самим пришлось испытать на себе тяжесть колониального гнета, сыграл немаловажную роль в оформлении политического сознания Кенесары.

А пришлось ему испытать немало. В одном из своих писем Генсу Кенесары подробно перечисляет как его лично, по наговору султана Ямантая Букеева, отряды, посылаемые в степь, разоряли в 1825, 1827, 1830, 1831, 1832 и 1836 годах, потом два раза в 1837 году, 4 раза в 1838 и 3 раза в 1840 году.

Таким образом, Кенесары лучше, чем кто-либо другой, мог понять и оценить страдания, которые приносило с собой наступление на Казахстан царизма и кокандского хана.

На путь вооруженной борьбы он встал еще в юные годы, сражаясь под руководством своего отца Касыма, а затем активно участвуя в восстании, поднятом его старшим братом Саржаном. Первое упоминание об участии Кенесары в рядах повстанческих отрядов Саржана относится к 1825 году.

Однако до смерти Саржана в 1836 году Кенесары проявил себя лишь как отважный батыр, своей смелостью снискавший себе всеобщее уважение. Как вождь восставших, Кенесары выступил на арену лишь после убийства его отца и брата.

В формировании политических взглядов Кенесары известную роль сыграла его семья, интересы которой были сосредоточены на борьбе за возрождение независимости казахского ханства. Этим она резко отличалась от других султанских семей, замкнувшихся в круг своих личных интересов. Это отметил еще известный казахский этнограф и собиратель фольклора Жусуп Копеев, который писал: «Кроме рода Касыма Аблаева, все прочие только беспокоятся о своем собственном благополучии и больше ни о чем не заботятся».

Очень характерным моментом для семьи Кенесары является царившая в ней спаянность и дружба, вытекавшие не только из родовых связей и родственных отношений, но и идейной близости. Недаром в числе ближайших сподвижников Кенесары мы находим его братьев — Наурызбая и Абул газы, его старшую сестру Бопай и племянника Альджана — активных деятелей восстания.

Вместе с Кенесары находились и другие его родственники — братья Кучак и Муса, его племянники — сыновья Сар-жана — Ержан, Худайменды, Иса и Кучкарбай, султаны Даировы — Тойши, Сатыбалды и Атй. и др.

Из них особо следует выделить Наурызбая, сестру Бопай и Абулгазы.

Наурызбай, младший брат Кенесары, родился в 1822 году. Еще в юношеские годы, находясь в отряде своего отца, он зарекомендовал себя как мужественный воин. Впоследствии, при Кенесары, Наурызбай возглавлял особый отряд, действовавший на самых опасных участках, и был одним из ближайших советников Кенесары»2.

В воинских подвигах Наурызбая народом создана замечательная песня

145

«Наурызбай-батыр». Об этой песне Затаевич — известный знаток казахской музыки — писал: «Это — эпическое сказание, эскиз для могучего финала казахской симфонии. Это вступление, подготовляющее могучие унисоны, рисующие торжественный въезд и победную мощь любимого казахского героя».

Наурызбай со своим отрядом принимал самое деятельное участие во всех крупнейших военных операциях Кенесары. Он всегда шел впереди своих воинов и увлекал их за собой. В народной поэме «Топ жарган» воспет героизм Наурызбая2.

Смолоду заблиставший орел Опорой стал Кенеке Юный удалец, как Наурызбай, Превзошел всех в те дни

Силой и отвагой Наурызбай. Дерзнувший померяться силой с врагом Был грозен он, как Рустем.

В одном народном предании так характеризуется личность Наурызбая: «В обычное время, когда Наурызбай тюре находился у себя на родине, он по характеру был исключительно мягкосердечным человеком. А когда Наурызбай отправлялся в поход на врага, тогда он приобретал вид, похожий на сверхъестественное чудо»3.

Подробное описание внешности Наурызбая дано в очерке киргизского историка Б. Салтабаева:

«Наурызбаю около 23—25 лет. Джигит, стройного телосложения и высокого роста. У него было румяное, гладкое лицо продолговатой формы, и черты его были значительно крупнее, чем обычно у казахов. Черно-карие глаза с огненным блеском смотрели спокойно. С макушки свисал опущенный чуб волос (айдар), убранный светящимися бусами жемчуга и опускавшийся на висок. Усов и бороды он еще не носил. В боях он появлялся всегда на белом коне со светлорыжим отливом шерсти. В боевых схватках правую руку он всегда держал свободной, обнажая ее почти до локтя, а рукав спускал под туго затянутый ремень... Наурызбай был грозой своих противников. Ни один киргиз не видел, чтобы он хоть раз действовал пикой двумя руками. Как правило, громадной тяжелой пикой он управлял при всяких условиях только лишь одной рукой, что говорило за его действительно богатырскую силу. На голове он носил пушистый соболий тумак, крытый сверху красным плюшем, носил шубу на сусликовом меху с множеством висящих черных хвостиков и покрытую также сверху темно-синим шелковым плюшем. Воротник, края рукавов и полы шубы были окаймлены кругом мехом кундуза (выдра) темнобурого цвета».

Своими боевыми подвигами прославилась и сестра Кенесары — Бопай. С первых дней восстания она стала активным участником борьбы. Она призывала своего мужа Самеке, его родственников — султана Сортека и

146

Досана Абулхаировых — принять участие в восстании.

Получив отказ, она в 1837 году покинула мужа и его родственников и, забрав с собой 6 своих детей, навсегда связала свою судьбу с судьбой восставших.

Бопай возглавила особый отряд в 600 человек, который занимался сбором закята и реквизицией имущества и продовольствия у султанов, отказавшихся примкнуть к восстанию.

По поводу приезда Бопай в Аргынский род за сбором закята лазутчик Самрат Мамаев заявил: «В числе тюленгутов Кенесары приехала также известная в степи участием в делах Кенесары, сестра его Бопай»2.

Наряду с этим, Бопай участвовала во всех крупных сражениях Кенесары Касымова и совершала отдельные партизанские рейды в тыл врага. Бопай присутствовала на всех совещаниях Кенесары и он внимательно прислушивался к ее советам.

Сын Бопай — Нурхан также был активным участником восстания казахов. В одном из столкновений с царскими отрядами он был взят в плен. О его храбрости сотник Лебедев писал: «В наших руках находятся ныне схваченные — родной племянник разбойника Кенесары, сын родной его сестры Бопай, султан Тюрехан Самекин (Нурхан — Е. Б.), воспитанник почетнейшего бия Инем — Тунгаторовской волости, Айдарбека Кувандыкова и тюленгут Кенесары — Сарсенбай, из коих первый при отчаянном своем действии и сопротивлении сильно изранен»3.

Абдулгазы — брат Кенесары — родился в 1821 году в Кокчетаве. После смерти своей матери он воспитывался у мачехи — Кужак-Ханум. Он известен, как советник Кенесары. Абулгазы вел всю важнейшую переписку Кенесары с властями и среднеазиатскими ханствами. Следует отметить, что он был сторонником русской ориентации и всегда советовал Кенесары поддерживать дружественные отношения с Россией. Об этом свидетельствует письмо самого Кенесары к Перовскому, где он писал: «Абулгазы Касымов, который, хорошо зная законы и обычаи Российского государства и других владений, два года уже внушает нам наставления России, приучая держаться и следовать им».

Судя по письму Кенесары, можно полагать, что Абулгазы владел русской грамотой. Его симпатии к России надо объяснить тем, что он долго находился в плену у кокандского хана и видел, какую ненависть питали к'казахам кокандские беки. Некоторые сведения о себе дает сам Албулгазы: «Отец мой года четыре тому назад был приглашен кокандским ханом для примирения, прибыл со мной и означенной КужакХанум, отец был задержан и там умер, а я и Кужак-Ханум были освобождены по просьбе хивинского хана Алла-Кула, который прислал за нами Юсуф-бека. После этого я находился при султане Кенесары и занимался письмоводством»2.

Из всей семьи султана Касыма только его старший сын Кучак стоял в стороне от дела Кенесары. Отношения с ним у Кенесары были весьма

147

напряженные. За самовольный захват скота у мирных казахских родов и самоуправство Кенесары не раз писал ему гневные письма, угрожая суровой расправой. В свою очередь Кучак боялся брата, втайне завидовал ему и мечтал, при случае, свести с ним счеты. Очень характерен в этом смысле рассказ чиновника Оренбургской Пограничной Комиссии Григорьева, в июне 1844 года побывавшего в плену у Кучака.

«На девятый день по взятии нас в плен,— пишет Григорьев,— мы прибыли

ваул султана Кучака Касымова при устье реки Джиланчик, называемой Ак-Куль. После некоторых вопросов означенный султан сказал мне: «Младший брат мой Кенесары, как непримиримый враг России, пренебрег моими советами. Я его презираю, ненавижу, готов содействовать русским, указать им его разбойничьи притоны и ручаюсь, что от меня он не уйдет». Потом, понизив голос, продолжал: «Вы — мои

гости, а не пленники, я кочую на Оренбургских землях и вы принадлежите не к Сибирскому ведомству. Будьте спокойны, я вас отпущу»3.

До острого конфликта и разрыва между братьями дело не дошло, но для иллюстрации настроений Кучака вышеприведенный документ весьма показателен.

Ксожалению, очень немного известно матери Кенесары, калмычке по

национальности. В народной поэме «Наурызбай ханшаим» о ней говорится:1

Мать Наурызбая была иная,— Она была умнее своей среды.

Поскольку на политической характеристике Кенесары мы останавливаемся

вдругих разделах нашей работы, здесь мы остановимся лишь на двух его личных качествах — смелости и гуманном отношении к людям.

Кенесары с детства научился верховой езде и меткой стрельбе. Он страстно любил охоту на диких зверей, водившихся в Кокчетавских горах и

вБоровом. Поныне некоторые горные ущелья и перевалы в Боровом и Кокчетаве называются по его имени «Кенесары унгыры»2.

Кенесары с юных лет отличался своей смелостью и отвагой.

Будучи юношей, он заявил однажды своим сверстникам: «Я никогда не оставлю своего батырства и умру, совершив чудеса храбрости»3.

Впоследствии Кенесары действительно стал отважным батыром и полководцем. Историк Смирнов, характеризуя его в зрелые годы, писал: «Красиво одетый в бархатный бешмет с полковничьими эполетами на

плечах, с знаменосцами позади, Кенесары скакал всегда впереди своих скопищ»4.

Так же характеризовал Кенесары и Л: Мейер, отмечавший, что Кенесары «был храбр донельзя»5.

Сами повстанцы высоко ценили Кенесары за его исключительную отвагу и звали его «храбрым батыром». Об этом султан-правитель Ахмед

Джантюрин писал: «Ни один из усердных приверженцев никак иначе его не называет, как одним из храбрейших и умнейших ханов»6.

148

Интересно остановиться также на отношении Кенесары к тем русским, которые побывали в его ставке, а также военнопленным.

Побывавший у Кенесары семипалатинский приказчик Уфимцев рассказывает: «Перед первым же его кордоном нас остановили и спросили, что нам надобно? Мы ответили, что имеем дело к царю Кенесары. Тогда нас повели к нему и скоро впустили меня в юрту по приказанию Кенесары...

Вошедши к нему, я сделал три поклона до земли и хотел было поцеловать его одежду, но он подал руку и поцеловал меня в голову; потом приказал мне сесть и начал расспрашивать — кто Вы и где были? Я сказал, что мы из России, из Семипалатинска, едем из Кульджи, были на ярмарке, и стал просить его принять от меня дары из Китая. Он изъявил желание. Когда дары были присланы, приказал их разложить; смотря на них, он смеялся и позвал своих жен. Потом приказал все убрать. После этого он спросил, чего же я желаю от него? Я сказал: прошу пропустить наш караван без обиды. Он спросил: А где же ваш караван? Я ответил: Стоит за юртами, я велел дожидаться там меня. Он сказал: Я желаю, чтобы ты погостил у меня. Мы с тобой погуляем. Я Россию люблю. Ты пьешь вино? Я ответил: пью, но только слабое — виноградное. И я пью такое же,— ответил Кенесары, приказал готовить обед и подать вина. Мы обедали каждый день только вдвоем. Так он продержал меня целую неделю, все расспрашивал меня о разных разностях. Я стал, наконец, говорить, что пора уже мне ехать в Семипалатинск, хозяин нас дожидается. Кенесары согласился меня отпустить».

В этом свидетельстве любопытно указание на то, что Кенесары пил вино, вопреки религиозным запретам. Характерно, что вообще ни в одном из документов ничего не говорится о его религиозном фанатизме.

Аналогичную характеристику Кенесары дает побывавший в его ставке барон У-р; он пишет: «Кенесары сидел на огромном сундуке, прикрытом богатым бухарским ковром. Только что он меня увидел, как встал с сундука, протянул мне руку и сказал какое-то приветствие. Заметив, что я по незнанию языка затрудняюсь ответить, Кенесары приказал позвать своего переводчика и, в ожидании его прихода, мы молча рассматривали друг друга... Пришел переводчик, одетый по-киргизски, с бритой головой, но говоривший так хорошо по-русски, что я посчитал его беглым казаком, хотя он мне и не хотел в этом признаться... Кенесары со мною был ласков. Каждый день призывал он меня к себе и вступал со мною в длительные разговоры. Обыкновенным предметом этих раз-1 говоров были оправдания во всех прежних произведенных им разбоях».

Очень характерны и отзывы об обращении Кенесары с пленными русскими, разоблачающие легенду о мнимой кровожадности и свирепости Кенесары. Так, например, урядник Андрей Иванов, побывавший в плену у Кенесары в 1844 году, в своем донесении пишет:

«Во время нашего плена жестокого обращения с нами не было, а заставляли только добывать дрова и рыть колодцы. По распоряжению

149

Кенесары все пленные были размещены по разным аулам и хозяевам, виделись между собой только во время перекочевок, а в прочее время к свиданию друг с другом старались не допускать. Хозяев наших Кенесары заставлял нас кормить и не дозволял делать обид»2.

Зарисовок внешности Кенесары не сохранилось, однако до нас дошли описания его внешности. По свидетельству казаха Наурызбая Чегенова, Кенесары был «роста среднего, сухощав и несколько курнос»3.

Аналогичную характеристику внешности Кенесары дает побывавший в ставке Кенесары барон У-р, который пишет, что Кенесары был «невысокого роста и худощав, с калмыцкими чертами лица, узковатые глаза его сверкали умом и лукавством, физиономия не обличала жестокости»4.

Более полное описание внешности Кенесары дал в своем очерке Б. Салтабаев: «Кене-хан был сухощав, среднего роста с толстой шеей. У него было смуглое живое лицо, сверкающие орлиные красноватые глаза и раздувающиеся ноздри. Небольшие усы и густая, заостренная клином, бородка жел-тобурого цвета. Он говорил мало и держался сурово и спокойно, с большим благородством. На голове он носил окаймленный кундузом небольшой меховой тумак. Поверх одежды был наброшен серый чекмень, вытканный из верблюжьей шерсти, а под ним он надевал шубу на меху выдры. Рубаха и штаны были у него белые домотканные» 5.

Интересную характеристику личности Кенесары дает Н. Н. Середа: «Кенесары умел быть достойным повелителем своих дружин,— пишет он.— Духу, которым они были одушевлены, позавидовал бы любой полководец европейских войск... Стремительный в своих набегах, подобно все сокрушающему степному урагану, Кенесары не останавливался ни перед каким препятствием. Напротив, всякая преграда, казалось, только раздражала его непреклонную волю и делала его стремительнее, дерзче в своих предприятиях, пока, наконец, несокрушились перед его энергией все препоны на пути к достижению желаемой цели. Все эти качества высоко чтились в Кенесары нашими кочевниками и сердца его соучастников бились безграничной, до самоотвержения преданностью своему предводителю».

Таков был Кенесары Касымов, вставший в 1837 году во главе восстания казахского народа.

Как мы видели, к моменту начала восстания Кенесары уже прошел суровую школу борьбы и накопил богатый жизненный опыт. Уроки борьбы с внешними агрессорами, которую вели его дед Аблай, отец Касым и старший брат Сар-жан, Кенесары учел, и это помогло ему избежать ряда ошибок его предшественников.

В деятельности Кенесары ясно выступает стремление преодолеть родовую вражду и феодальную раздробленность казахского общества, добиться укрепления единой государственной власти. Действительно, только при этом условии можно было защитить страну от угрозы порабощения.

150

Непосредственному выступлению Кенесары весной 1837 года предшествовал ряд его попыток убедить царские власти отказаться от постройки системы укреплений в Кокчетаве и Акмолах, т. е. на родине самого Кенесары. С этой целью Кенесары, который кочевал в то время в пределах Кокандского ханства, адресовал царским властям ряд писем протеста.

«Завещанные нашими предками,— писал он в одном из ких писем,— Есил, Нура, Актау, Ортау, Каркаралы, Казылык, Жаркайн, Обоган, Тобыл, Кусмурун, Окият, Токзак до Урала — при нынешнем царе отобраны у нас и там построены укрепления. Теперь, с каждым днем захватывая наши земли, на них закладывают укрепления и этим доводят население до отчаяния. Это не только для нашей будущности, но и для сегодняшнего существования опасно»2.

Как и следовало ожидать, письма эти остались без ответа. Между тем, сам Кенесары, лишившись братьев и хорошо понимая, что никакой помощи от среднеазиатских ханств, не только от Коканда, но и Хивы и Бухары, он не получит, решил покинуть пределы Кокандского ханства и возвратиться в свои родные кочевья. Весной 1837 года, вместе со своими ближайшими соратниками, Кенесары появился в Акмолинском округе Среднего жуза. Это было искрой, попавшей в пороховой погреб. Казахи, до этого глухо волновавшиеся, начали массами стекаться под знамя Кенесары Касымова.

В 1837 году восстали казахи Байдалинской, Алексинской, КайлюбайЧаграевской, Жанай-Калкамановской, Темешевской, Тыналинской волостей Акмолинского приказа. По поводу этого полковник Талызин в своем донесении писал: «в августе месяце шесть волостей Акмолинского округа откочевали в пределы Малой орды, чтобы присоединиться к семейству Аблайханову, обещавшему освободить их от власти русских»1.

К концу 1837 года к ним присоединилась большая часть казахов Кипчакского и Киреевского родов. Массовый уход казахов из пределов Акмолинского приказа и присоединение их к Кенесары произвели сильнейшее впечатление на сибирские власти и на время вызвали среди них растерянность и переполох.

Возникновение такого массового движения казахов на территории Акмолинского приказа не было случайным. К этому времени Акмолинский приказ стал опорным пунктом царской колонизации. Наряду с Акмолинском была построена Актауская крепость, связанная с ним линией пикетов, и от нее шли дороги к другим укреплениям.

Казахи, жившие в пределах Акмолинского приказа, особенно испытывали на себе тяжелый колониальный гнет царских властей и их агентов — старших султанов, которые отобрали у них хорошие земли, богатые пастбищными угодиями, реками и озерами, заставляли казахов работать на укреплениях, брали с ним непосильные налоги. Во время строительства Актауской крепости, якобы для доставки лесоматериалов, у

151

казахов забирали лошадей, верблюдов, а затем их не возвращали.

Массовые выступления казахов Акмолинского приказа, расположенного в центре Среднего жуза, были предвестником предстоящей борьбы и открытым вызовом царским властям.

Сибирские власти решили послать в отложившиеся области титулярного советника Менковича и старшего султана Конур-Кулжа Кудаймендина с тремя султанами. Однако их миссия не увенчалась успехом. Казахи заявили, что они не возвратятся на свои прежние кочевья, пока не добьются уничтожения приказа на своих родных местах.

Менкович и султан Конур-Кулжа Кудаймендин не только поняли невозможность мирным путем вернуть казахов отложившихся волостей на прежние места, но и убедились в их решимости к борьбе. После этих переговоров они не стали углубляться в другие казахские волости, расположенные ближе к ставке Кенесары, и возвратились обратно.

Менкович в своем донесении от 4 октября 1837 года писал: «Сильно поколеблены умы киргиз, ибо за всеми моими стараниями я не мог совершенно успокоить киргиз здешнего округа. Едва ли возвратятся они на постоянно занимаемые ими места» '.

С каждым днем восстание охватывало все новые районы.

Восставшие казахи мелкими группами совершали вооруженные нападения на разъезды и пикеты, захватывая при этом в плен чиновников и торговцев.

Пограничные начальники стали настойчиво просить, чтобы им выслали на помощь отряды для борьбы с восставшими казахами. 31 октября 1837 года Менкович писал управляющему Омской областью полковнику Талызину: «Для обуздания их необходимо принять строгие меры посредством отрядов, без чего нельзя ожидать никакого успеха, ибо киргизы тех волостей, с давнего времени привыкнув к независимости, считают подчинение тяжким гнетом»2.

Однако омская администрация решила предварительно использовать посредничество духовенства, чтобы с его помощью внести раскол в ряды повстанцев. С этой целью в конце 1837 года был послан в Акмолинск глава омской магометанской мечети ахун Мухаммед Шариф Абдрахманов. Он получил строго секретное поручение доставить сведения о численности войск. Попутно с этой шпионской работой он должен был убедить казахов в необходимости возвращения на прежние места кочевок. Ахун Мухаммед Шариф Абдрахманов со своей свитой был срочно доставлен в Акмолинск и оттуда выехал в отложившиеся волости. По прибытии к волостному управителю Айткожа-Карпыковской волости в урочище Кара-Агач, он собрал казахскую знать во главе с биями Сапеком и Танырбергеновым, расспрашивал их о настроении отложившихся казахов, стараясь доказать на основе корана необходимость их возвращения обратно. Характерно, что казахская знать отнеслась к нему довольно доброжелательно, в то время как со стороны народа он встретил холодный прием.

152

Для усиления разведывательной работы вслед за ахуном к восставшим казахам должны были отправиться представители султанских родов. Но никто из султанов, боясь за свою жизнь, не хотел ехать добровольно. Управляющий Омской областью полковник Талызин настаивал на посылке в отложившиеся волости сыновей Конур-Кулжа Кудаймендина. «Я в последний раз требую, чтобы Вы с получением сего непременно через 24 часа отправили своих детей по назначению приказа для усмирения киргиз и разведывания предприятий мятежников. Это Вы обязываетесь исполнить со всей точностью»

Старший султан Конур-Кулжа Кудаймендин, подчинившись приказу царских властей, послал в лагерь повстанцев своих сыновей Джаналы и Чингиса. Джаналы поручалось всеми мерами удерживать казахов Акмолинского округа от удаления в глубь степей и присоединения к Кенесары Касымову. Кроме того, он должен был собрать сведения о предстоящих походах Кенесары. Наряду с разведывательным заданием, Чингис должен был добиться освобождения султана Котыбаева и русских торговцев, захваченных в плен повстанцами.

Оба, они, достигнув кочевки Тыналы-Карпыковской и Темешевской волостей, не решились двинуться дальше в ставку Кенесары. Они встретили не обычных мирно кочевавших казахов, а воинственно настроенных мстителей, полных решимости бороться с врагом. Они не могли получить достоверных данных о предстоящих походах Кенесары, но установили наблюдение за кочевавшими с ним казахами, аулы которых были похожи на военный лагерь, готовый к длительному походу. Убедившись в невозможности возвращения отложившихся казахов и опасаясь за свою собственную жизнь, Джаналы и Чингис Кудаймендины возвратились обратно.

Старший султан Кудаймендин, изо дня в день ожидавший нападения Кенесары, вел частую переписку с Талызиным, прося прислать вооруженный отряд для защиты ею и семейства от повстанцев. При этом йн указывал, что его ненавидят все казахи, присоединившиеся к Кенесары. В одном из таких, писем он писал: «Кенесары Касымов изыскивает средства нанести мне ощутительный вред за преданность мою к

отряд под командой Чирикова. Не представляя масштабов восстания, последний предполагал, что достаточно будет появления вооруженного русского отряда, чтобы «легкомысленное сборище» казахов было рассеяно. Отряду Чирикова было поручено возвратить отложившихся казахов и наказать «злостных зачинщиков» восстания. Отряду было передано 200

наказанием. «В Акмолинской округ,— писал он в своем обращении,

153

вторгнулись шайки разбойников независимых киргиз под предводительством безумных султанов Кенесары и Кочека Касымовых. Некоторые худые киргизы по своему легковерию увлеклись ложными внушениями, предались гнусным замыслам отложиться от округа, допустили на свои земли разбойников, были с ними в сношении и не донесли об этом начальству. Если где они явятся или другие какие подозрительные люди, то все и каждый обязываются хватать и представлять в свои приказы»2.

Угроза царских властей не испугала восставших, а наоборот, еще больше сплотила их вокруг Кенесары.

Небольшой отряд Чирикова не мог противостоять многочисленным повстанцам Кенесары. Потеряв в отдельных стычках значительное количество людей и вооружения, он вернулся обратно. Воззвание полковника Талызина не имело успеха. Наоборот, ознакомившись с воззванием, казахи убедились, что власти ничего, кроме угроз, им не обещают.

Неудачная экспедиция Чирикова озлобила омских правителей. Не желая признать собственное бессилие, омская администрация возложила всю вину за неудачу на старшегос ултана Акмолинского приказа Конур-Кулжа Кудаймендина, обвиняя его в «бездеятельности».

В одном из своих отношений Талызин писал Кудаймендину: «Когда у вас в округе общий беспорядок, волости расходятся, пристают к вероломным султанам Касымовым, шайки этих султанов нападают и грабят наших и, захватив одного нашего толмача, дерзают замышлять на ниспровержение нашего в степи управления с разорением Акмолинского приказа, Вы, султан, оставивший присутствие в приказе, в ауле Вашем спокойно спите»2.

Между тем Кенесары усиливал вооруженные нападения на царские отряды, пикеты и разъезды, на аулы ненавистных старших султанов. Через Актауское укрепление часто проходили торговые караваны из Троицка и Петропавловска в Ташкент и Бухару. В связи с начавшимся восстанием казахов, эти торговые караваны стали конвоироваться вооруженными отрядами. 27 ноября 1837 года исправляющим должность Актауского коменданта войсковым старшиной Симоновым был отправлен отряд под командой хорунжего Рытова из шести урядников и 48 казаков для конвоирования купеческого каравана из Петропавловска в Ташкент. В 50 километрах от границы, 4 декабря, хорунжий Рытов, оставив 22 человека с провиантом и фуражом при урочище Куйлюбай-Булат, сам с остальными казаками отправился обратно к границе. Вскоре после этого Кенесары со своим отрядом напал на оставшихся казаков и, полностью истребив их, пошел по следам хорунжего Рытова. 5 декабря, в результате трехдневного боя, отряд Рытова был полностью разгромлен, а сам он убит. 21 казак были тяжело ранены. Лишь двое из оставшихся в живых вырвались из окружения и добрались до

154