бн

неудачу, Жоламан год спустя снова обратился с письмом к тому же Эссену. В этом письме, врученном 6 августа 1823 года уряднику Плешкову для передачи Эссену, Жоламан очень часто и ясно раскрывает главные причины недовольства казахов и излагает их требования.

«Твердо надеемся,— писал Жоламан,— что Высочайшая воля не должна быть в том, чтобы поступать с нами таким наглым образом. В каковом случае я, тархан, с прямого Вашего усердия прошу уступить нам попрежнему Рын-пески и земли по реке Узене, занимаемые нами под кочевку, как по зимним, так и по летним временам, и степную сторону р. Урала, да и реку Илек по обеим сторонам, исключая одну только Илецкую защиту, все же форпосты и отряды, учрежденные по оным местам, снять, а ежели сего учинить Вам невозможно, то прошу я всеподданнейшее представить о сем е. и. е. И так за невозвращением из С. Петербурга посланников наших: султана Арунгазия Абулгазиева и тархана Юсуфа Сарымова (Жусупа — сына знаменитого батыра Срыма — Е. Б.) ордынцы наши почитаются весьма недовольными, не ведая о том, по какой причине государь император возвратиться им сюда высочайше не позволяет; когда б они наши настояния уважили и приняли во внимание, то тогда бы мы, конечно, представиться могли е. и. в. предовольными, а инако ордынцы наши отнюдь спокойными и довольными быть не могут...»2

Далее в письме Жоламан требовал освобождения казаха Тюленбая Кундукова, находившегося в Оренбургской тюрьме и осужденного на поселение в Сибирь, ставя его возвращение условием освобождения находившегося у него в плену есаула Падурова3.

Как и следовало ожидать, и это письмо осталось без ответа. Тогда Жоламан 3 сентября 1823 года обратился к Эссену с новым еще более пространным посланием. Но и на это письмо Эссен не ответил, прислав вместо того подарки Жоламану, стоимостью в 327 рублей, отпущенных, впрочем, лишь для «вящего успеха освобождения пленных». Одновременно Оренбургская Пограничная Комиссия сообщила Жоламану, что дальнейшие переговоры он должен вести через хана Шир-газы, которого Жоламан остро ненавидел, как предателя, изменившего своему народу. Так безрезультатно окончились попытки Жоламана добиться мирным путем удовлетворения жизненных требований казахов, разоренных царскими властями.

Неоднократный провал таких попыток в конце концов толкнул Жоламана на путь вооруженной борьбы. Его отряды стали нападать на пограничные заставы, кочевья султанов-правителей и т. п.

Для преследования Жоламана Тленчиева не раз снаряжались в степь карательные отряды. Однако отважный батыр со своими джигитами легко ускользал от их преследования, иногда нанося при этом чувствительные удары противнику. Одновременно восставшие казахи вели борьбу и против хана Ширгазы — преданного агента русского царизма, активно участвовавшего во всех операциях против Жоламана Тленчиева. Хорунжему

135

Биккинину осенью 1823 года, приезжавшему к Жоламану для переговоров об освобождении пленного есаула Падурова, Жоламан заявил, что он ведет войну против России из-за учреждения Линии по реке Илеку, «внутри коей прежде он с киргизами имел удобное место для продовольствия скота своего, а теперь должен кочевать в бескормных степях, что для них все равно умирать с голоду или погибнуть за свои поступки, что если не будет отдана в пользу ордынцев Ново-Илецкая Линия, не сняты будут караулы, находящиеся при Узенях и Камыш-Самаре... то ордынцы не перестанут делать набеги на Линию» '.

Но особо широкий размах восстание Жоламана приняло в 1835 году. К этому времени стали стихийно подниматься на борьбу казахи Джагалбайлинского, Жаппаского, Алчинского, Аргынского, Кипчакского родов, у которых были отрезаны земли в связи с проведением Новой Линии между Орском и Троицком, всего более 10 000 кв. км земли.

Положение этих казахских родов становилось невыносимо тяжелым. Чтобы спасти от гибели свой скот, они вынуждены были кочевать близ пограничной территории и платить за кочевание огромные суммы. Эти казахские роды являлись наиболее недовольными и часто нападали на прилинейныс укрепления, торговые караваны и на аулы султановправителей. В одном из своих донесений султан-правитель Восточной части Оренбургского ведомства Худаймендин писал: «В настоящее время между ордынцами нашими, пребывающими в здешней стороне, расстройство и спокойствия нет. Чиклинцы и джагалбайлинцы от преданных нам ордынцев угнали миллион (так в подлиннике — Е. Б.) штук разного скота, убили при том 50 человек» '.

Нападения на аулы султанов-правителей казахи объясняли тем, что эти султаны «не стараются у правительства нашего выпросить позволения пасти стада киргизские»2. Таким образом, это была не обычная барымта, как это утверждали царские власти, а борьба против своих угнетателей, продавшихся царизму.

Когда началось восстание казахов Среднего жуза, во главе с Кенесары Касымовым, Жоламан поспешил ему на помощь. Он явился объединителем борьбы значительной части казахских родов Младшего жуза. Через своих агентов он призывал всех казахов, кочевавших близ пограничной Линии, переходить в глубь страны и присоединяться к восстанию Кенесары.

Повстанческое движение здесь особенно возросло в 1838 году, когда в Младшем жузе появились вожди народного восстания в Букеевской орде — Исатай Тайманов и Махамбет Утемисов. Таким образом, к середине 1838 года казахи, кочевавшие близ пограничной Линии от Илецкого городка до крепостей Орска и Троицка, были охвачены восстанием и начали массами откочевывать в район Тургая и Иргиза.

Для возвращения ушедших казахов и для подавления восстания Жоламана, царское правительство направило в степь три отряда. Отряд полковника Мансурова должен был выступить из Орска, другой отряд, в

136

составе 750 солдат, под командой полковника Падурова — от Оренбурга, а третий отряд— полковника Геке — со стороны Илецка.

Однако всем этим отрядам не суждено было достигнуть успеха. Отряд Мансурова 16 августа, настигнув аулы торткаринцев, захватил множество их скота. Далее ему предстоял еще длительный путь до Иргиза.

Совершая многодневные переходы, отряд, наконец, достиг реки Иргиз, но не застал кочевья Жоламана Тленчиева; двигаться же дальше он не мог, так как люди и лошади были совершенно истощены. Полковник Мансуров со своим отрядом вынужден был вернуться.

Отряд Падурова, имевший специальное задание во что бы то ни стало подавить восстание Жоламана, а его самого взять живым в плен, так же бесславно кончил свой поход. Полковник Падуров, питавший особую ненависть к Жоламану со времени своего пленения, идя с юга быстрыми переходами, в августе достиг Бель-Агач и Кара-Торгая. Затем ему донесли, что батыр Жоламан с 500 аулами казахов Табынского, Таминского, Джагалбайлинского, Алчинского, Жаппаского, Шектинского, Торткаринского родов ушел в пределы Тургая и Кара-Кумов. Это совпало с прибытием Кенесары во главе казахов Среднего жуза в пределы Оренбургского края.

Таким образом, и полковнику Паудорву также пришлось вернуться обратно.

Как указывает председатель Оренбургской Пограничной Комиссии Гене, Жоламан негодовал «за то, что его в России называют разбойником, тогда как он по своему мнению воюет с Россией явно и не разбойничает. Он по крайней мере имеет в готовности 3 000 человек войск»

Требуя возвращения отобранных земель, Жоламан писал войсковому атаману Уральского казачьего войска генерал-майору Бородину: «При том есть и наша просьба. Дайте Рын-пески ровно и трех речек Узени, как во время ханства Абул-хаира наш народ пользовался оными, а если сие сделать невозможно, хотя бы снять Новую Линию по р. Илеку заведенную. Тогда нас считайте приятелями. Когда просимые мною места отдадите, то мы будем приятелями, а если не отдадите, то врагами»2.

Борьба за землю, за потерянные пастбища составила основное содержание движения Жоламана Тленчиева. Та же борьба лежала в основе движения и Саржана Касымова в Среднем жузе, хотя в движении Саржана были сильны и другие мотивы, чуждые восстанию Жоламана, а именно — политические мотивы, стремление к возрождению Казахского ханства, под главенством султанов, потомков хана Аблая. Толчком к движению Саржана послужило введение в жизщ «Устава о сибирских киргизах» 1822 года. К проведению жизнь этого «Устава» царское правительство приступило не сразу. Сначала оно решило провести соответствующую подготовительную работу. С этой целью в степь, в отдельные казахские роды были посланы царские агенты — казахские султаны, которые доказывали необходимость основания приказов. Они

137

утверждали, что приказы, якобы, открываются для защиты интересов местного населения и т. д. Необходимость такой агитации вызывалась тем, что в противоположное, основной части султанов широкие народные массы с самого начала были против основания приказов.

В1824 году для открытия первых приказов в Казахской степи были снаряжены две экспедиции, одна — под командой управляющего Омской областью полковника Броневского и Каркаралинск, другая — подполковника Григоровского и Кокчетав.

Достаточно было появления экспедиции полковника Броневского в Каркаралинском районе, как казахские массы поднялись на борьбу. Стихийно восставшие массы стали сосредоточиваться в районе Каркаралинских гор.

Убедившись в невозможности уговорить казахов, полковник Броневский обратился к местным султанам, крупным феодалам-баям с просьбой оказать ему содействие в проведении Устава. Как и следовало ожидать, султаны и крупные бии действительно помогли Броневскому. На своем совещании они дали согласие, якобы, от имени народа на открытие приказов. Как писал Красовский: «Собравшиеся к месту открытия первого окружного приказа знатнейшие султаны и старшины народные не замедлили изъявить свое согласие на принятие нового устройства и, таким образом, 8 февраля 1824 года открыли Каркаралинский округ, в состав которого вошло, по примерному исчислению, до 20 тысяч кибиток»

Так, 8 февраля 1824 года, при активном участии судтанов и биев, царскими властями был основан первый Каркаралинский приказ, во главе которого стал старший султан, подполковник Турсун Чингисов.

Вэтом же году был основан полковником Григоровским Кокчетавский приказ. Эти приказы стали аванпостами царизма в деле дальнейшего закабаления Казахстана.

Во главе стихийно восставших масс Каркаралинского и Кокчетавского приказов стал брат Кенесары Касымова.

Лтан Саржан, который с 1824 по 1836 год вел неутомимую йирьбу с

царскими колонизаторами и ага-султанами. Саржан требовал уничтожения приказов, увода войск из Казахской степи и возвращения казахам былой вольности.

В 1825—1826 годах под знамя Саржана Касымова встали Восставшие казахи Хожанского, Таминского, Айдабульского в Байдавлетовского родов1. К этому времени число повстанцев достигло значительной величины. В донесении Каркара-лннского окружного приказа от 14 июля 1826 года говорилось: «Сии последние, имея в скопище своем до 1 000 человек, взъезжают вблизи волостей и, присылая в оные своих фискалов, устраивают нападения, грабежи на тех, кои остаются непреклонными»2. Ряды восставших с каждым днем росли. В середине 1826 года Саржан перенес свою ставку на урочища Бугалы и Тагалы. Здесь к нему присоединились казахи Каракисековской, Уйсуновской, Джагалбайлинской и Чоровской волостей3. Саржан со своим братом

138

Исенгельды разъезжал по аулам и призывал к борьбе с властями и агасултанами. Особо острую ненависть он питал к султанам Букеевского рода, в частности к старшему султану Каркаралинского приказа Турсуну Чингисову.

Сообщая местным властям о намерениях Саржана Касымова, управляющий Омской областью полковник Броневский писал: «К Саржану стекаются все разбойники. Они нарушают общее спокойствие в Орде, возмущают легкомысленных киргизов и вредят вводимому Российским правительством порядку... Султан Саржан к 1825 году, питая ненависть к султанам Каркаралинского округа — Турсуну Чингисову и другим за покорность их России, отважился даже собрать многочисленную толпу вооруженных и напасть на округ»4.

Вавгусте 1826 года Саржан со своим отрядом предпринял поход на Каркаралинский приказ. Весть о появлении Саржана в окрестностях Каркаралов произвела огромное впечатление на царские власти и агасултанов. Турсун Чингисов тотчас же обратился за помощью к Омскому областному начальнику полковнику Броневскому, который немедленно откомандировал к нему отряд под командой сотника Карбышева. Благодаря своевременному прибытию этого отряда разгром Каркаралинского приказа был предотвращен. Отряд Карбы шева «успел поставить преграду злоумышлению султана Саржана Касымова». Таким образом, плохо вооруженные восставшие массы на первых порах вынуждены были отступить. Однако уже это первое выступление представляло серьезную угрозу для царской администрации. Об этом несколько позже коллежский ассесор Путинцев писал в своем рапорте полковнику Броневскому: «Каркаралинский приказ поставлен был в совершенную необходимость командировать отряд против султана Саржана Касымова, замышлявшего сделать возмущение между киргизами

Каркаралинского округа, угрожавшего неизбежным разорением киргизов, в ведомстве оного состоящих, и даже нападением на самый приказ»1.

Власти деятельно преследовали руководителей восстания — «главных возмутителей». В течение 1825—1826 годов, в частности во время нападения повстанцев на Каркаралинский приказ, был захвачен ряд боевых соратников Саржана Касымова.

Лишенные своих родных кочевий, казахи многих волостей в течение 1827—1830 годов начали откочевывать в глубь страны. Так, казахи Тараклинской и Карсаковской волостей в количестве 1426 юрт ушли за горы Ак-Тау.

Вцелях их возвращения, начальнику отряда при Акмолинском приказе полковнику Шубину было предписано оказать помощь Каркаралинскому округу. Было снаряжено несколько отрядов, однако все они возвращались ни с чем. Более того, своими нападениями на аулы мирных кочевников эти отряды вызывали озлобление казахов. Только лишь во время экспедиции Карбышева у местных казахов отобрали 100 баранов, 36

139

меринов, 10 ковров и т. д.

К началу 1832 года Саржан вновь перешел к активному наступлению. Из урочища Сулу-Коль он 1 марта 1832 года вместе с двумя братьями и отрядом в 400 человек напал на аулы верноподданных России биев Каркаралинского округа и отобрал 1 600 лошадей, не считая многого другого. Об этом нападении немедленно было донесено в Омск. Для преследования Саржана был направлен отряд сотника Потанина, неподалеку от урочища Сулу-Коль завязался горячий бои. Не выдержав натиска отряда Потанина, на вооружении которого находилась артиллерия, отряд Саржана с наступлением темноты отступил. Сотник Потанин захватил в плен султана Касыма Джасыбекова, родственника Саржана, и еще четырех казахов. Достались ему и трофеи, в том числе 13 ружей, 112 лошадей и пр.

Эта неудача побудила Саржана в том же 1832 году обратиться к ташкентскому кушбеки с предложением о заключении союза для совместной борьбы против царских властей. Ташкентским кушбеки его предложение было принято. По этому поводу барон У-р писал: «К нему (кушбеки — Е. Б.) явился Саржан с отцом и братьями и был принят как нельзя лучше»'.

Вскоре Саржан с ташкентским кушбеки собрали значительное количество войск и разослали по степи воззвание и письма, призывая казахов восстать против царских властей. Появление Саржана и ташкентского кушбеки в 1832 году в Среднем жузе встревожило царские власти. Западно-Сибирский генерал-губернатор Вельяминов срочно сформировал несколько отрядов и двинул их против повстанцев. И на этот раз восставшие понесли от царских отрядов значительные потери. Повстанцы были активно поддержаны только казахами Каркаралинского и Кокчетавского округов. Именно поэтому властям сравнительно так легко удалось подавить отдельные очаги этого стихийного восстания.

Преследуя повстанцев, царские отряды осадили два укрепления на р. Сары-Су, построенные ташкентским кушбеки, и овладели ими. Как пишет барон У-р: «Эти неудачи заставили кушбека отказаться от увлекательной мечты отнять у России Киргизскую степь, но не совсем охладили его воинственный жар»2.

Однако, несмотря на неудачи, Саржан не прекращал борьбы. В течение 1833 года во главе небольших отрядов он неоднократно нападал на аулы подвластных царской России султанов и биев, а также на торговые караваны, пикеты и разъезды. Началось усиленное преследование. Так, генерал-губернатор Вельяминов приказал Омскому областному начальнику изловить Саржана Касымова, как опасного врага. «Бунтовщик султан Саржан,— писал он,— имеющий по знатности происхождения своего большое влияние вообще на всех киргизов Средней орды, предлагаю обратить на него и его сообщников и тайных агентов особенное Ваше внимание, стараясь при удобных случаях их ловить, а особливо последних, для предания их суду по всей строгости закона»3.

140

Однако все попытки захватить Саржана оставались безус пешными. Саржан продолжал совершать свои набеги, скрываясь затем в пределы Ташкентских владений. Царским вла стям помогло неожиданное обстоятельство, а именно — гибель Саржана от руки наместника кокандского хана — ташкентского кушбеки.

В мае 1834 года ташкентский кушбеки, в сопровождении Саржана, с шестью тысячами войска, вторгся в пределы Сред него жуза и расположился в Улу-Тауских горах, в 200 километрах от Кокчетавского округа. Кушбеки построил укрепление — «Курган» и разослал казахам до «двухсот возмутительных писем». В письме к биям Черману и Тлеулы он писал: «Мы, силой в сорок тысяч людей, с шестимесячной провизией пришли и остановились при местах Алачакан...».

Для борьбы с ташкентским кушбеки был снаряжен отряд в тысячу человек при 6 орудиях, под командованием генерал-майора Броневского. Он выступил весной 1834 года из Акмолинского приказа, быстро дошел до Улу-Тау, но кушбеки, узнав об его приближении, бежал в сторону Голодной Степи, оставив небольшой гарнизон в Кургане, который вскоре сдался Броневскому. После этого ташкентский кушбеки уже не предпринимал походов против России. Саржан, теснимый царскими отрядами, по-прежнему надеясь на поддержку кокандского хана, вернулся со своими сарбазами в район Стар шего жуза. Здесь он пытался объединить разрозненные силы казахов Старшего жуза и присыр-дарьинских степей для совместной борьбы с царскими колонизаторами. Хотел он привлечь на свою сторону и казахов, подведомственных ташкентскому кушбеки. Это задело интересы кушбеки, желавшего использовать Саржана для подчинения себе казахов Среднего жуза. В результате возникшего на этой почве конфликта, ташкентцы летом 1836 года злодейски убили Саржана с его сыновьями. О подробностях этого убийства сообщает в своих воспоминаниях активный участник восстания Шинбай Мынба ев. Ташкентский кушбеки, узнав о деятельности Саржан а в подвластных ему казахских степях, послал своего представи теля к Касыму Аблайханову с просьбой прислать к нему сво их сыновей для переговоров. Касым решил послать сыновей — Саржана, Есенгельды и Ержана с 20 джигитами. Среди них был тогда еще 19-летний Агыбай, впоследствии знаменитый батыр Кенесары.

«Узбекские беки,— рассказывает Мынбаев,— встретили прибывших гостей с большими почестями. Среди узбеков, выделенных ухаживать за гостями, находился один казах. Агы бай не сводил с него глаз и, в свою очередь, казах пытался вступить в разговор с ним, но при узбекских беках это ни как не удавалось. На четвертый день пребывания гостей ужин им подали поздно. Казах, воспользовавшись, случаем, сказал Агыбаю, что узбекские беки готовятся их истребить, и что сам он из рода Шубыртпалы. Агыбай успел сказать, чтобы он

141

оседлал его коня... Незаметно Агыбай выскользнул из юрты и, вскочив на своего коня, первым сообщил Касыму о случившемся».

По поводу убийства Саржана управляющий Омской областью полковник Талызин писал Оренбургскому военному губернатору: «Желание наше захватить его было безуспешно в течение почти 7 лет, наконец кокандский хан, во владениях коего кочевал Саржан, почувствовав всю тяжесть дурного поведения его и в отношении к ташкентцам, казнил с сыном в городе Ташкенте летом прошлого года»2.

Царские власти придавали смерти Саржана Касымова серьезное значение. Однако их надежды на то, что со смертью Саржана Касымова прекратятся волнения в степи, не оправдались. Восстание Саржана Касымова, возникшее как стихий ное выступление масс в ответ на введение «Устава о Сибир ских киргизах» в Среднем жузе, сыграло очень большую роль. Оно подготовило массы к последующим боям и послужило серьезной школой политической борьбы.

В развитии борьбы 20 —30-х годов явственно обнаружилась

большинство населения казахск их жузов поднялось под руководством Кенесары Касымова на бопьбу с царскими колонизаторами, Кокандом и Хивой.

Глава 7 ВОССТАНИЕ В СРЕДНЕМ ЖУЗЕ.

Убийство Саржана не надолго остановило дальнейший рост национально-освободительного движения казахов. Летом 1837 года началось новое, еще более мощное восстание, вскоре охватившее большую часть Казахской степи. Во главе этого восстания стал брат Саржана — Кенесары Касымов, сумевший придать движению еще невиданный доселе размах.

Внук хана Аблая, сын султана Касыма, Кенесары родился и вырос в семье, игравшей почти столетие руководящую роль в политической жизни Среднего жуза. Активная политическая деятельность была традицией семьи начиная от деда и кончая братьями и сестрами Кенесары, и это обстоятельство оказало глубочайшее влияние на формирование идейнополитических взглядов и характер будущего руководителя восстания.

Кенесары родился в 1802 году1 в урочище Кокчетау, нынешней Кокчетавской области.

Особенно прославился дед Кенесары — хан Аблай (1711 — 1781 гг.) потомок младшей линии султанов Среднего жуза, внук владетеля города Туркестана. В условиях сложнейшей международной обстановки Аблай

142

стремился объединить разрозненные казахские земли под своей властью. Умело используя противоречия интересов своих соседей — царской России, Китая, Джунгарии, стремившихся к овладению Казахстаном — Аблай сумел отстоять фактическую независимость своей страны.

Характеризуя деятельность Аблай-хана, историк Левшин писал: «Превосходя всех современных владельцев киргизских летами, хитростью и опытностью, известный умом, сильный числом подвластного ему народа и славный в ордах сношениями своими с императрицею Российскою и Китайским богдоханом, Аблай соединял в себе все права на сан повелителя Средней орды. Уверенный в своих достоиствах, он искусно привлекал к себе приверженцев важностью своею и осторожным поведением; грозил врагам своею силою и признавал себя, смотря по нужде, то подданным русским, то китайским, а на самом деле был властитель совершенно независимый»2.

По народным преданиям, свою юность Аблай прожил в изгнании, в нищете, работал батраком у богатых биев, а затем сражался в качестве рядового воина против джунгарских ойротов. Его необычайная отвага, мужество и находчивость быстро выдвинули Аблая в ряды известнейших батыров своего времени, а затем открыли ему дорогу к широкой государственной деятельности. В 1731 году он стал помощником хана Абулмамбета, от имени которого правил страной почти 40 лет. Лишь после его смерти в 1771 году Аблай стал ханом, официально признанным как Россией, так и Китаем.

Немудрено, что образ деда, прославленного в песнях и легендах, с детства был любим Кенесары. Он гордился Аблаем и неоднократно подчеркивал, что является продолжателем его дела и законным наследником его прав. Поэтому-то мы так часто встречаем упоминание имени Аблая в письмах Кенесары к царским властям и в его воззваниях к различным казахским родам. Кенесары открыто и прямо заявил, что будет «ходить путем своего деда» и что он борется «за принадлежавшие его деду Аблаю земли». В своих воззваниях он напоминал, что «при Аблае казахи жили свободно и мирно». Имя Аблая было боевым кличем войск Кенесары.

В официальных царских документах сыновья Аблай-хана характеризуются так: «Во главе всех беспокойных стало семейство Касыма Аблайханова, которое по богатству, по родственным связям и по предприимчивости своей обладает огромным влиянием на умы киргизов и почитает происхождение свое от хана Аблая за законное право на верховную власть над всею Среднею ордою».

Только отчетливо представляя отношение Кенесары к своему деду и к его политическому наследию, можно понять, насколько неправы те историки, которые пытаются изобразить деятельность Кенесары лишь как карьеристскую погоню за ханской властью. В отличие от других претендентов на ханскую власть, он выступал не как захватчик ее, а как человек, считавший, что он имеет на нее законное право, тем более, что

143

власть означала для него возможность проведения в жизнь определенной политической программы, преемственно связанной с политической программой Аблая.

Большое влияние на Кенесары имел и его отец — султан Касым. Вся жизнь Касыма прошла в неустанной, но тщетной борьбе за продолжение дела Аблая и восстановление ущемленных прав своего рода. Касым мужественно выступал против агрессивных притязаний царизма.

Выдающиеся способности Касыма признавали даже его нраги. Так, председатель Оренбургской Пограничной Комис-син Ладыженский писал о Касыме: «Он стоит выше простого разбойника, гонящегося только за добычей и живущего грабежом. Он не из тех людей, которые появлялись в степи и при небольших усилиях со стороны правительства исчезали, не оставив после себя никаких следов. Он выше этих пришель цев и по происхождению, и по цели, и по способностям, следо вательно пренебрегать им нельзя».

Еще в начале 20-х годов XIX в. Касым решительно выступил против постройки укреплений на казахской земле. В письме, адресованном западно-сибирскому генерал -губернатору Капцевичу, Касым «требовал уничтожения приказа и удале ния русских отрядов из степей»2. В ответ на это требование царское правительство наводнило степь новыми отрядами и начало постройку Актауского укрепления, связанного с Акмолинской линией пикетов. Тогда султан Касым со своими сыновьями— Саржаном, Есенгельды и Кенесары — «вместе с 40 тыс. семейств из родов Алтын, Тока, Увак и др., покинул насиженные родные места Кокчетава и ушел в пределы Ко кандского ханства».3.

Направляясь в Коканд, Касым надеялся присоединить в освободительной борьбе подвластных Коканду казахов и за ручиться поддержкой среднеазиатских ханств.

Однако попытка Касыма сотрудничать с кокандским ха ном не увенчалась успехом. Наоборот, она привела к гибели его сыновей Саржана и Есенгельды, а позже и самого К асыма.

Попытки опереться на «единоверного» хана потерпели пол ную неудачу. Семье султана Касыма пришлось уйти из преде лов Кокандского ханства и переселиться в урочище Улу -Тау, на территории Сибирского генерал-губернаторства.

Таким образом, с детских лет Кенесары был не только сви детелем, но и участником борьбы, которую вел его отец Ка сым против царизма. Преследования, которым подвергали его семью власти, оставили глубокое впечатление на Кенесары.

Недаром, впоследствии вспоминая о тяжелых годах борь бы своего деда и отца, Кенесары писал: «Дед мой Аблай, ро дясь в Сибири и кочуя в Аягузском и Каркаралинском окру гах и в окрестностях их, был постоянно томим сибирскими отрядами и потому вел жизнь не

144