Сколько «забирали»?

И ответ получается один – уже в 1931 году крестьяне не сеяли и не убирали, отсюда и голод. Сначала порезали быков и продали говядину, стало трудно и непроизводительно пахать только на лошадях, а далее просто перестали пахать и сеять. Нынешние умные историки объясняют этот отказ работать «отсутствием стимулов в колхозах», не замечая, что они этим утверждают, что у вступивших в колхозы крестьян внезапно появился стимул сдохнуть от голода. Ведь города хлеб не растили, и если его перестали растить крестьяне, то голод неизбежен. Кстати, и при чем тут колхозы, если на тот момент на Украине было коллективизировано чуть больше половины хозяйств? Более того, единоличники вначале оказались даже в более выгодном положении, поскольку пускали на прокорм зерно, выданное им для посева, а колхозники семенной фонд громили не часто.

 Ну ладно, давайте оценим, сколько большевики «забирали», – сколько требовали продать государству по госценам? Ведь понятно, что забирали не все, а столько, сколько требовалось за взятую у народа землю по закону. (Блеяние Кучмы: «Забрали все, а потом и то, что было спрятано», - это совсем уж для дебилов). Будем ориентироваться на краткую заметку в газете «Социалистическое земледелие», 24.04.1933. Статья называется «Цифры убеждают».

 «Кто первые кандидаты в зажиточные? О них сегодня толкуют в бригадах. Для всех несомненно, что дед Роман, вырабатывающий 2—2,5 трудодня, продолжая ударную работу, сумеет выработать не менее 400 трудодней. Велики возможности и таких добросовестных колхозников, выполняющих и перевыполняющих нормы, как И. Масич, В. Комар, Я. Стогный я другие.

В переводе на зерно 400 трудодней Романа — это 200 пуд. хлеба. В этом году артель запланировала 10 ц. с га. Цифра реальная, требующая только добросовестной работы. Артель должна, таким образом, собрать 22.617 ц. зерновых (пшеницы, ржи, ячменя, овса, кукурузы). Расчет: на хлебосдачу — 4.551 ц., семссуда — 1.004 ц., семфонд и броня фуража — 4.983 ц., возврат продпомощи — 10 ц., оплата МТС — 149 ц. Всего — 10.700 ц. Для распределения остается около 12.000 ц. — на трудодень 7,4 кг. По постановлению НКЗ СССР бригаде, добившейся большей урожайности, прибавляется 20 проц. Значит, лучшие бригады артели получат до 8,8 кг на трудодень. Лодырь, вышедший па поле ради котла и работающий «абы как», не съест ли он роботу лучших колхозников, не обесценит ли он трудодень? В прошлом году артель собрала вместо 9 ц. с га зерновых 3.2 ц, вместо 150 ц. с га бурака 30.3 ц. Лодыри сделали свое дело. Оттянули сроки сева (сеяли 42 дня), обрабатывали почву из рук вон плохо, допустили, чтобы хлеб пророс, не боролись с расхитителями зерна. Менее килограмма на трудодень — таков итог грустного хозяйствования. Теперь лучшие колхозники видят в колхозе свое, так как здесь они могут стать «заможными». Вот почему ударники четвертой бригады категорически заявили третьей бригаде, которая выходила сеять в полдень: — Вы затягиваете сев. Вы крадете наш урожай. Если завтра вы не подниметесь вместе с нами, мы пришлем своих ударников, они заберут ваше тягло и инвентарь и обработают поле. А лежебоки хай лежат на печи. Посмотрим результаты. На рассвете третья бригада была в поле. Ударник Парапенко увидел, что опытный севец тов. Кинька сеет с огрехами, небрежно. Он остановил его среди поля н потребовал: — Не паскудь урожай! Явдоха Чухрай пришла в хату позднее обычного и чуть взволнованная. Она рассказала мужу и сыну о доходе: трудодень, — 8 килограмм. Муж недоверчиво покачал головой. Приказал сыну:    — А ну, подсчитай сам. Сын долго сопел над четвертушкой бумаги, потом выпрямился я сказал устало: — Так, батько, и выходе... … Утром все трое работали в степи.

Л. ЦЕЙТЛИН. «Червоный партизан», Харьковщина». (Поскольку и дальше пойдет исчисление веса в пудах, напомню, что пуд это 40 фунтов или, по сегодняшней системе мер, чуть более 16 кг).

При нормальной обработке украинского чернозема и даже при средней погоде, для того времени 10 ц с га уже достаточно скромная урожайность. Продать государству надо было 4.551 ц из 22.617ц, запланированных к сбору - 20% урожая или 2 ц с гектара. Остальное собранноезерно шло семена, корм своему же скоту, небольшая плата МТС. Для распределения колхозникам должно было остаться 53% урожая, при скромной урожайности в 10 ц с га, и все остальное зерно сверх 10 ц, если урожай будет выше. Разве можно при таком раскладе говорить, что большевики «забирали все, а потом и спрятанное»?

За все, про все, крестьянам требовалось для жизни в среднем 20 пудов зерна на душу в год, те есть, помянутый в статье дед Роман заработал на 10 человек. Но ведь и семья деда Романа работала, и она получала трудодни, а полученный ими избыточный хлеб был предназначен для продажи на базаре. Это что – не стимул?

 Давайте оценим, в каких условиях эти же крестьяне работали раньше, при царе. Начну с того, что все голодоморчики даже не упоминают о налогах на советских крестьян, а ведь были и налоги, но были они не значительны, и посему не играли роли в данном случае. Голодоморчики говорят только о госпоставках, то есть, о продаже части урожая (примерно 2 центнеров с выделенных крестьянину полей) не на свободном рынке, а обязательно государству. Было ли это как-то особенно не справедливо?

 Начну с того, что вопрос о земле был разрешен так, как того хотели сами крестьяне России – социалисты-революционеры (большевики не имели к этому отношения), разработав проект Декрета о земле, предварительно собрали десятки тысяч крестьянских наказов. И это по желанию крестьян (выделено мною): «Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т.д., отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней». То есть, сельскохозяйственные земли переходят в пользование крестьян, но являются достоянием (собственностью) всего народа, то есть, и жителей городов тоже. И жители городов имели право (разумеется, не бесплатное) на плоды своей собственной земли. Вот этими 2 центнерами с гектара обеспечивалось это право жителей городов – этим зерном защищалось население городов от монопольного взвинчивания цен на хлеб крестьянами. Вот теперь, давайте оценим, сколько зерна изымалось БЕСПЛАТНО у крестьян при царе.

 На 1912 год сельское население составляло 108,9 миллиона душ - это все жившие доходами сельского хозяйства от крестьян до помещиков. Средний доход этих людей на каждую душу был 42 рубля 96 копеек (чисто крестьянского дохода в статистике нет). На это сельское население возлагались прямые налоги - казенные, земские, мирские, страховые и за сделки по купле-продаже земли, а также за жилые дома, шоссейные дороги, мосты и переправы). Косвенные налоги - за водку, табак, сахар, керосин и спички. Сборы - таможенный, пошлины и промысловый в части, касающейся крестьян. Платежи - крестьянскому и иным банкам, арендная плата за землю, принадлежащую царю. Всего налоги, сборы и платежи на одну среднюю душу сельского населения составляли 10 рублей 18 копеек или 23,7%.

 Цена ржи в зерне в Нечерноземной полосе – 114 копеек, пшеницы – 134 копейки за пуд, и по самому дешевому хлебу доход сельского жителя был 37,7 пуда ржи в год, но на самом деле это зерно было и для горожан, и для экспорта. А за вычетом налогов и платежей, средний доход (32 рубля 78 копеек) составлял 28,8 пуда – это все, чем средний сельский житель располагал для еды и продажи. И это, напомню, средний доход крестьян и землевладельцев, а для жизни крестьянской душе требовалось 20 пудов в год. Крестьяне бунтовали против таких царских порядков, и их не трудно понять.

 Но как понять, что при их, крестьян, советской власти разгорелась война между крестьянами и их же властью, хотя нужно было всего лишь 20% того, что давала земля, и всего лишь продать государству по мировой цене?

Но вернемся к статье о колхозе «Красный партизан». Вообще-то, на мой взгляд, корреспондент очень точно передал нюансы, даже то, что инициатором выхода семьи Чухрай в поле был не муж, а его жена Явдоха (о чем позже). Однако, на мой взгляд, корреспондент и тогда не понял некоторые описанные им моменты, а сегодня, думаю, их вообще мало кто понимает. Вот, к примеру, такой: «Вот почему ударники четвертой бригады категорически заявили третьей бригаде, которая выходила сеять в полдень:

 — Вы затягиваете сев. Вы крадете наш урожай. Если завтра вы не подниметесь вместе с нами, мы пришлем своих ударников, они заберут ваше тягло и инвентарь и обработают поле». Казалось бы – а какое дело этих ударников четвертой бригады до соседней бригады?

Или вот такой момент: Ударник Парапенко увидел, что опытный севец тов. Кинька сеет с огрехами, небрежно. Он остановил его среди поля н потребовал:

— Не паскудь урожай!». Опять таки, а какое дело ударника Парапенко до того, как сеют в соседней бригаде? Можно подумать, что эти ударники какие-то особо идейные коммунисты, но это не правильно ни в меньшей мере. К коммунизму и советской власти их реакция не имела ни малейшего отношения.

Давайте представим колхоз в виде четырех колхозников, у которых по гектару земли. Один честный трудяга, а трое «умных». Итак, начало получения урожая это: вывоз навоза (который могут вывозить даже подростки), вспашка (которую плугами на быках могут выполнить и подростки), боронование и сев, - это занимающие время, но очень нетяжелые сельскохозяйственные операции. Вот только сев нужно произвести точно в срок – когда земля уже теплая, но еще влажная (а его в колхозе «Красный партизан», как вы прочли, проводили 42 дня). Один колхозник из нашей четверки все эти операции выполнил в срок и качественно. А остальные трое «умных» - как попало, но все четверо получили, положим, по 100 трудодней.

Далее наступает самая физически тяжелая операция – уборка урожая, страда. Брокгауз и Ефрон сообщают, что самые гибельные месяцы в России, месяцы, когда смертность населения резко превышала среднегодовую численность, - июль и август. Это месяцы страды, тяжелейшей крестьянской работы, изнуряющей даже при тогдашней механизации. Вот, что сообщает «Настольная книга земледельца»:

 «Лобогрейка более сложная, но зато более удобная машина, которая в большом ходу в южных хозяйствах. …Для сбора хлеба служит деревянная платформа с боковым выходом, через который время от времени выбрасывается вторым рабочим хлеб. Работа сбрасывания — одна из самых тяжелых, и вот почему машины эти прозвали «лобогрейками» или «чубогрейками». …Лобогрейки работают на паре, чаще на тройке лошадей или на двух парах волов и убирают до 5 и даже 6 дес. в день. (Косой один работник убирает 0,3 га в день с большим напряжением). …при всех преимуществах лобогрейки, например, ее большой простоте и долговечности, она обладает большими недостатками: прежде всего, работа сбрасывальщика — одна из самых тяжелых, и редкий рабочий выдерживает ее на буйном хлебе больше 2 часов».

 Так вот, в нашем примере первый колхозник эту тяжелую работу выполнил – убрал урожай - и получил со своего гектара 16 центнеров - стопудовый урожай (мечта крестьян при царе). А остальные трое не стали париться - не стали убирать. Думаете, что этого не могло быть?

 Вот свидетельство свидетеля, абсолютно заинтересованного соврать нам обратное. Генерала Григоренко выгнали из СССР за антисоветскую пропаганду, в США он написал мемуары «В подполье можно встретить только крыс», а поскольку он такой щирый украинец, что и пробы ставить негде, то и подписал их не Петр Григоренко, а Петро. И, тем не менее, этот Петро сообщает не о желании большевиков задушить голодом крестьян, а о забастовке крестьян:

 «Скажу о себе. Я мог, я обязан был видеть, сколь страшная опасность нависла над нашим народом. Я своими ушами слышал, как секретарь ЦК КП(б)У Станислав Косиор-коротышка, в прекрасном отутюженном костюме, с бритой, до блеска, большой круглой головой — летом 1930 года инструктировал нас, отъезжающих в качестве уполномоченных ЦК на уборку урожая:

 «Мужик перешел к новой тактике. Он отказывается убирать урожай. Он хочет, чтобы погиб хлеб, чтобы можно было костлявой рукой голода задушить советскую власть. Но враг просчитается. Мы его самого заставим узнать, что такое голод. Ваша задача — сорвать кулацкую тактику саботажа уборки урожая. Убрать все до зернышка и собранное немедленно вывозить на хлебосдачу. Степняки не работают, надеясь на спрятанное в ямах зерно прошлых лет уборки. Надо заставить их раскрыть ямы».

  Но то, что я увидел, превзошло все мои, самые худшие ожидания. Огромное, более 2000 дворов, степное село на Херсонщине — Архангелка — в горячую уборочную пору было мертво. Работала одна молотарка, в одну смену (8 человек). Остальная рать трудовая — мужчины, женщины, подростки — сидели, лежали, полулежали в «холодку». Я прошелся по селу — из конца в конец — мне стало жутко. Я пытался затевать разговоры. Отвечали медленно, неохотно. И с полным безразличием. Я говорил:

 —  Хлеб же в валках лежит, а кое где и стоит. Этот уже осыпался и пропал, а тот, который в валках, сгинет.

—  Ну, известно сгинет, — с абсолютным равнодушием отвечали мне.

 Я был не в силах пробить эту стену равнодушия. Говоришь людям — у них тоска во взгляде, а в ответ — молчание. Я не верю, чтобы крестьянину была безразлична гибель хлеба. Значит, какая же сила протеста взросла в людях, что они пошли на то, чтобы оставить хлеб в поле. Я абсолютно уверен, что этим протестом никто не управлял. По сути это и не было протестом. Людьми просто овладела полная апатия. Значит, как же противно было народному характеру затеянное партией объединение крестьянских хозяйств».

 Итак, продолжим начатый пример. Первый колхозник получил еще 100 трудодней за уборку урожая, а «умные» – ничего, в итоге весь доход колхоза это 16 центнеров, собранные первым колхозником. Но в итоге средняя урожайность по всем четырем гектарам составила 4 центнера, а общее количество трудодней по колхозу – 500. Трудяга, по результатам своего труда должен был бы получить на трудодень по 8 кг зерна, а получил всего 3,2 кг. А умные паразиты, не давшие в общую копилку ни грамма зерна, получили по 3,2 кг на свой трудодень!

 Голодоморчики воют, что большевики устроили им геноцид. Нет, кликуши, это «умные» душили голодом не только свою власть, но и своих односельчан - настоящих трудяг-крестьян.

 Итак, в 1932 году этот колхоз «Красный партизан» получил в среднем (вместо и так скромных 9 ц с га) всего 3,2 ц. Из которых 2 нужно было продать государству, 1,1 ц – оставить на посев. Даже без фуража и корма скоту, что оставалось самим «труженикам»?

 Так почему не растили хлеб в 1932 году? В колхозе корреспонденту объяснили – из-за лодырей. Что – вот так просто? Не были эти крестьяне лодырями 12 лет советской власти до 1929 года, не были, а тут вдруг раз и стали? Причем, все сразу?

 Одну причину я назвал уже очень давно – это была забастовка крестьян, эту же причину назвал и Косиор. Но у забастовки есть требование, а что требовали крестьяне? Не проводить коллективизацию? А кто их гнал в колхозы? Ведь и к 1932 году, накануне решающего голода, на Украине было коллективизировано всего чуть более 60% хозяйств, а бастовали уже в 1930-м все – и колхозники, и единоличники.

 Во-первых, это была забастовка с требованием поднять до цены базара цену хлеба, продаваемого государству. Напомню, что большевики, чтобы обеспечить покупателями нарождающуюся промышленность, чтобы создать для этой промышленности рынок сбыта, решили дать деньги крестьянству для покупки ими товаров промышленности – из крестьян создать рынок. И давали они эти деньги путем поднятия цен на хлеб примерно в 10 раз выше мировых и тех, что были при царе и до 1929 года. Большевики начали повышать цены в коммерческих магазинах, за ними начали расти и базарные цены. А вот цена на эти 20% урожая, которые надо было продать государству, оставалась мировой. Для чего? Чтобы уберечь жителей городов от роста цен на хлеб в условиях, когда их зарплата еще не растет.

 И крестьяне в ответ отказывались продавать хлеб государству. А когда их силой заставляли сдать госпоставки, они переставали обрабатывать землю. Не обрабатывали, но и не возвращали ее государству. Поступали, как забастовщики на промышленных предприятиях – они ведь тоже не увольняются, но и не работают.

 Раньше я полагал, что это единственная причина голода. А сейчас полагаю, что все было не так просто.

Посему вопрос организации колхозов представляет специальный интерес, не потерявший значение и в наши дни.