ДОБРЯКОВА М.С. - О феодальной раздробленности российского социологического сообщества

7

М.С. ДОБРЯКОВА

о "феодальной раздробленности" российского социологического сообщества

ДОБРЯКОВА Мария Сергеевна - кандидат социологических наук, сотрудница Московского представительства Фонда Форда.

Некоторые особенности и проблемы социологического сообщества в России тесно связаны с вопросами новаторства и преемственности, ибо они задают общие рамки развития социологии как дисциплины. Что дает мне основания для суждения столь общего характера? Прежде всего, общая картина складывается из точек зрения людей, так или иначе с научным сообществом связанных, и в этом смысле мои соображения пусть не оригинальны, само повторное обсуждение проблемы доказывает ее наличие и болезненность. Побудила меня по данному вопросу представившаяся возможность увидеть ситуацию за короткий промежуток времени в более широкой перспективе, чем это видно за такой же период, например, из одного академического учреждения. Окончив аспирантуру Института социологии РАН, Московскую высшую школу социальных и экономических наук, параллельно проработав в Центре социологического образования при ___________________

* Выступление на "Харчевских чтениях" в журнале 15 октября 2001 г. Автор благодарит Г.Рахманову за ценные замечания, а также Л.Кузнецову за уточнение некоторых формулировок.

Институте социологии¹, а в течение последнего года в московском представительстве Фонда Форда администратором программ по социальным и гуманитарным наукам, высшему образованию и независимому анализу социальной политики, я смогла составить некоторое представление (вполне вероятно, весьма субъективное) о реальной жизни нашего сообщества в нынешней России.

На мой взгляд, нынешнему российскому социологическому сообществу свойственны следующие черты "феодальной раздробленности".

Неразвитость связей между регионами и центром

Можно выделить два уровня связей: связи на уровне «учащегося» сообщества – студентов, аспирантов, и связи внутри «взрослого» сообщества, для которого формальные виды обучения уже позади. При таком делении на уровне «учащегося» сообщества связи работают, как правило, только в одном направлении: региональные студенты приезжают в центр, где получают образование, повышают квалификацию. Обратный процесс – возвращение студентов домой и передача полученных знаний региональному научному сообществу – отдельный вопрос. Нельзя сказать, что этого процесса нет; я лишь подчеркну, что он требует отдельного исследования. В частности, серьезный вопрос – как региональные исследователи, обучавшиеся в Москве или Санкт-Петербурге, изменяют состояние социологии в своих родных регионах (если подобный процесс вообще имеет место): ведутся ли какие-то новые исследования, привносится ли что-то новое в учебные программы, читаются ли новые курсы, каковы взаимоотношения между старыми кадрами и молодыми новыми, поддерживают ли они контакты, возникшие во время обучения, как это отражается на их работе в регионе?

Что касается «взрослого» сообщества, то такие связи, с моей точки зрения, весьма сомнительны. Региональные исследователи порою участвуют в московских и питерских семинарах и конференциях; в региональных мероприятиях почти всегда принимают участие их коллеги из центра. Однако похоже, что регионы варятся в собственном соку: проводят свои конференции, публикуют свои сборники, книги, переводы – которые во многих случаях не доходят до центра или других регионов. В чем причина? Это проблема неумелого распространения и маркетинга, скудости финансирования, неконкурентоспособного качества? Или дело в самодостаточности регионов? Есть мнение, что в последние годы разрыв между центром и регионами расширяется.

Необходимо отметить слабую для профессионального сотрудничества инфраструктуру. В качестве примера можно привести отсутствие открытого публичного архива данных, стремление исследователей «сидеть» на своих данных. Есть счастливые исключения – например, проект RLMS. Но, к сожалению, это именно исключения, а отнюдь не общая тенденция.

Неразвитость связей негативно сказывается на отдельных региональных исследовательских коллективах, организациях, недостаточно сильных для активного самостоятельного развития и институционального роста (пример – многие южные города России). Подобное «точечное» развитие требует координации усилий этих коллективов. К сожалению, это происходит пока лишь в немногих случаях. Связи, если они есть, в большинстве случаев идут через Москву или Санкт-Петербург, что, очевидно, отнюдь не всегда самый эффективный путь.

В этом контексте сложился относительно замкнутый круг «элиты» – как индивидов, так и институтов (исследовательских коллективов, организаций-«оазисов»). С одной стороны, это естественно: в самом открытом обществе самых равных возможностей кто-то всегда поднимается наверх, и существование подобной мыслящей, активной интеллектуальной элиты – фактор, несомненно, положительный. Однако расширяется круг элиты крайне вяло, он редко пополняется новыми людьми. В этом отношении особенно наглядна – и забавна – ситуация в экспертных советах: их членами, с поправкой на тематику совета, являются одни и те же люди. Стоит отметить практическое отсутствие в их составе региональных исследователей. Еще более вялый процесс – влияние работы, осуществляемой в рамках данного элитного круга, на существование дисциплины за его пределами. И, видимо, проблему представляет именно этот процесс – отсутствие положительного влияния, распространения положительного опыта.

Что лежит в основе отрыва от международного сообщества?

Другой стороной "феодальной раздробленности" являются проблемы, на первый взгляд, частные и мелкие, может быть, вкусовые. Однако их распространенность заставляет предположить, что они стали устойчивыми свойствами всего социологического сообщества.

Прежде всего, это незнание иностранных языков – хотя бы одного, но на нормальном уровне. Проблема поистине удручающая. Не редко подаются заявки на участие в международных проектах, в то время как ни один из российских участников не говорит на языке партнера на достаточно хорошем уровне. Порою под знанием иностранного языка понимается умение читать литературу со словарем («продираться через литературу со словарем»). Прекрасный пример – уровень знаний, необходимый для сдачи кандидатского экзамена. Помогает ли такое знание работе? Могут ли такие исследователи поддерживать контакты с зарубежными коллегами и на равных входить в международное академическое сообщество, участвовать в его работе?

Приходится отметить и неловкое обращение с родным языком, обилие клише и бюрократических оборотов, общее косноязычие, что для исследователя-гуманитария – сомнительное качество.

Из первых двух проблем вырастает третья, чрезвычайно неоднозначная: появление некачественных переводов, в том числе «подстрочников». Бывает и так, что суть передана, но удивительно косноязычным образом. В результате работа, вроде бы, сделана, студенты (повторим, в большинстве своем не умеющие читать на иностранных языках свободно) могут читать книгу на русском языке. И едва ли кто-то, неудовлетворенный качеством перевода, возьмется эту работу переделывать. Как эту проблему решать? Это результат отсутствия контроля за печатной продукцией (учебными изданиями)? Кто может выступать цензором? Или, в конечном итоге, все решится рыночным путем: будет спрос – не будет спроса? Вкус к хорошему тоже сформируется стихийно?

К проблемам качества кадров относится проблема финансирования. Да, финансирование образования и науки скудное. Однако дело не только в его абсолютном объеме. Не менее важный вопрос – финансировать что? Среди основных недостатков заявок, которые мне довелось рассматривать во время работы в Фонде Форда, следующие: неспособность авторов внятно изложить проблему, сформулировав (в первую очередь, вероятно, для себя) объект, предмет, цели, методы; слишком широкий захват темы, стремление «угодить» фондам – представить как можно больше проектов («мы можем это, и вот это, а если скажете, то и это») при отсутствии ресурсов качественной их реализации; многие проекты подаются на стадии лишь замысла, причем первые мыслительные операции авторы планируют предпринимать в случае поступления денег. Не правда ли, странно было бы поддержать коллектив, еще не сложившийся реально и не сформулировавший для себя исследовательские вопросы?

Отдельно хотелось бы отметить невладение информацией (во-первых, о других аналогичных исследованиях; во-вторых, об источниках финансирования, ресурсах) и неумение ее найти (в том числе, в интернете, а также в силу незнания иностранных языков).

Отчасти связана с этим, видимо, проблема неэффективного пользования библиотечными ресурсами как внутри страны, так и за рубежом. Помимо очевидного неудобства от отсутствия электронных каталогов или невозможности в большинстве библиотек просто взять книгу с полки и полистать ее, хотелось бы обратить внимание и на отсутствие развитых обменов между библиотеками: отсутствие электронной системы заказов, обменов электронными копиями изданий; труднодоступна информация о книгах в библиотеке соседнего города; в результате – ориентированность, в первую очередь, на центральные библиотеки (состояние которых в части эффективности и удобства работы тоже оставляет желать лучшего).

Выводы

Что же касается подключения к пользованию библиотеками университетских центров на Западе, то связи находятся в зачаточном состоянии. Представляется, что современное российское социологическое сообщество находится в состоянии некоторой «феодальной раздробленности». Ярко прорисовывается разрыв между центром и регионами; регионы замкнуты на себя, связи между ними практически не развиты; центр не оказывает существенного влияния на положение дел в регионах. Несмотря на сдвиги в контактах с зарубежными коллегами, они в большинстве случаев ситуативны, нерегулярны и не составляют (за исключением отдельных центров и некоторых исследователей) заметную часть повседневной научной работы. Недостаточная развитость связей является одним из факторов, негативно влияющих на уровень качества социологических кадров (прежде всего региональных, а также находящихся в центре, но не связанных с «элитным кругом»). Последние пребывают в ситуации неопределенности, весьма смутно представляя себе положение дел (и возможности) за пределами локального академического сообщества. Одно из последствий подобной неопределенности внешней среды – информационная и инфраструктурная беспомощность исследователей.

1 Подробнее о работе Центра см.: Ядов В.А. Использование опыта зарубежных университетов в Центре социологического образования Института социологии РАН // Преподавание социально-экономических дисциплин в высшей школе: национальные ориентиры и мировой опыт (по материалам международной конференции «Преподавание социально-экономических дисциплин в высшей школе: национальные ориентиры и мировой опыт», 24-26 января 2001 г., г. Москва. М., 2001. С. 130-140.