Цыганков - ТМО хрестоматия

найти путь к компромиссному разрешению конфликта, который вполне мог бы быть урегулирован мирным способом.

В наш век революционного и идеологического конфликта важно отметить еще одно обстоятельство. Можно утверждать, что ненависть многих революционных деятелей направлена не на население или политиков зарубежных стран, а скорее на социальные системы, институты и все те явления, которые подразумеваются под терминами «империализм», «капитализм», «Уоллстрит» или «большевизм». Когда ненависть доминирует, сложно сказать, не извращает ли эмоциональная преданность идеологии и догмам понимание национального интереса, или страны и режимы искренне привержены идеологическим целям, а субъективные настроения только сопровождают их достижение, просто придавая идеологической борьбе больше напора и убедительности. В любом случае было бы ошибкой считать, что идеологическое расхождение между Востоком и Западом или между некоторыми нейтральными странами и Западом, время от времени выливающиеся в эмоциональные всплески, обязательно препятствует существованию теплых межгосударственных отношений. В то же время долгие периоды неучастия в войнах как форма слабо выраженных дружественных отношений могут сопровождаться наличием серьезного конфликта в латентном виде, как показывает опыт отношений между

СССР и буржуазными национальными режимами нейтральных стран.

Людям, обладающим чувствительной совестью, тяжело видеть, что их страна поддерживает дружественные отношения со странами, режимами или конкретными деятелями, которых они осуждают за неэтичное поведение, или что страна вовлечена в войну с народом, к которому они не испытывают ненависти. И все же деятельность политиков, определяющих взаимоотношения своей страны с другими странами и действующих от лица государства, должна опираться на беспристрастную оценку национальных интересов, что предполагает способность государственных лиц пренебрегать собственными эмоциями и эмоциями общества. Основывать свои решения на зыбучем песке эмоций было бы губительно, особенно сегодня, когда общественное настроение формируется во многом благодаря средствам массовой коммуникации и всесильной пропаганде. [с.348]

Примечания

1Wolfers A. Discord and Collaboration. Essay of International Politics. Foreword by Reinhold Niebuhr; Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1962 (перевод Ю. Праховой).

2Кеннет Боулдинг предложил классифицировать взаимные отношения стран по шкале дружественность – враждебность и крайними проявлениями считать стабильную дружественность и стабильную вражду.

3Соображения госсекретаря Даллеса по поводу нейтралитета были высказаны в речи

«Цена мира», обращенной к выпускникам Айовского государственного колледжа 9 июня 1956 г. На эту тему он сказал следующее: «Эти договоры (договоры о взаимной безопасности между США и другими странами) лишают их участников возможности следовать принципу нейтралитета, который предполагает, будто страна может обеспечить себе максимальную безопасность, оставаясь равнодушной к судьбам других государств.

Эта концепция давно устарела и является, за исключением особых случаев, аморальной и ограниченной».

Цыганков П.А.

Джон В. Бертон о конфликтах и сотрудничестве в мировом обществе

Известный ученый, сотрудник Лондонского центра по анализу конфликтов Джон В. Бертон принадлежит к уже упоминавшейся нами Английской школе международных отношений, к которой относят, в частности, X. Була, Дж. Шварценбергера и др. Так же, как и они, Дж. Бертон исходит из того, что анархия международных отношений ограничена определенным сводом общих ценностей, норм и правил поведения, делающих возможным не только урегулирование конфликтов, но и переход к сотрудничеству конфликтующих сторон1. В то же время его отличает собственная позиция относительно эволюции международных отношений, сущности международных конфликтов, путей их разрешения и перехода от конфликта к сотрудничеству.

Многие исследователи полагают, что международный конфликт представляет собой игру с нулевой суммой, т.е. столкновение объективных интересов сторон, в котором каждая из них либо выигрывает, либо все теряет. Следовательно, ставкой в каждом конфликте является количественно определенная фиксированная выгода, которую получает победившая сторона. Бертон выдвигает точку зрения, согласно которой конфликт должен рассматриваться как по существу субъективный, вытекающий из взаимного непонимания сторонами того обстоятельства, что существует возможность удовлетворения интересов каждого из них. Он утверждает, что конфликт, который на первый взгляд кажется объективным, может быть преобразован во взаимодействие с положительным результатом для обеих участвующих в нем сторон; если они смогут «переосмыслить» как собственные интересы, так и интересы друг друга, то обнаружат возможности мирного функционального сотрудничества, из которого извлекут взаимную выгоду. Поэтому в разрешении конфликтов и переходе к сотрудничеству он уделяет особое внимание переговорам и посредничеству. В 1960-е – начале 1980-х гг. Бертон проводит семинары, посвященные проблемам урегулирования отношений в Юго-Восточной Азии и кипрского конфликта2. В результате [с.349] он приходит к выводу о возможности обсуждения лежащей в основе конфликта проблемы в обстановке ограниченных официальных контактов между сторонами. Как показали его семинары, условием обсуждения является признание соответствующих встреч чисто академическими и не налагающими на их участников, которые не рассматривают себя в качестве официальных лиц, никаких предварительных обязательств.

Бёртон, рассматривая конфликты, делал вывод о роли международной коммуникации в их урегулировании и налаживании сотрудничества. В 1969 г. он издает книгу, которая специально посвящена данной проблеме и фрагмент из которой приводится ниже. Бёртон показывает здесь, что коммуникация – это условие сотрудничества и разрешения конфликта. Однако это необходимое, но не достаточное условие. Многое зависит от эффективности коммуникации. Под эффективной коммуникацией он понимает целенаправленную передачу информации, а также получение и интерпретацию ее именно и точно в том виде, в котором она передавалась. Важно и то, чтобы при последующем использовании информации ее первоначальный характер не искажался, а влиял на формирование и изменение ценностей, интересов и целей. Будет ли коммуникация использоваться в отношениях сотрудничества или конфликта, зависит от ее содержания и

от понимания этого содержания. Отсюда понятна необходимость контролировать коммуникации и связанную с ней потребность разработки и совершенствования приемов и способов контроля. Контроль над коммуникацией есть попытка повысить ее качество в контролируемой коммуникации в отличие от традиционной, где не используются нормативные термины или ссылки на нормативные ценности. Коммуникация эффективна тогда, когда есть гибкость и контроль над процессами восприятия и обсуждения ответов, когда существует «обратная связь» между всеми сторонами коммуникации, когда каждая из них является субъектом коммуникации, а не выступает лишь в роли ее «объекта».

В дальнейшем позиция Бертона оказала значительное влияние на развитие международнополитической науки, особенно таких ее разделов, как стратегические исследования, переговоры и сотрудничество.

Немалую роль в этом сыграло то обстоятельство, что Бёртон идет значительно дальше многих своих коллег в построении целостной картины международного общества. Преодолевая государственно-центристскую модель, он сравнивает международные отношения с паутиной, сотканной из бесчисленных торговых потоков, культурных обменов, социальных взаимодействий различных общностей, миграций населения, взаимодействий города и деревни и т.п. Нити такой паутины [с.350] неоднородны по своей прочности, протяженности и закрепленности в том месте, где они завершаются. Более того, существует множество таких паутин, различающихся по форме, масштабу охвата и крепости. В то же время в своей совокупности они покрывают всю планету, представляя собой как бы карту мирового общества3. Поэтому, подчеркивает Бёртон, речь должна идти о качественно новом типе сотрудничества, отрицающем прерогативы государства и его монополию на управление всеми типами отношений и взаимодействий, которые складываются между многочисленными и многообразными членами мирового общества. Государство принимает в них участие лишь наряду с другими, как один из многих международных акторов – неправительственных организаций, различного рода объединений, транснациональных корпораций, ассоциаций и групп. Взаимодействие различных акторов, в процессе которого происходят столкновение и разрешение их интересов, переход к новому уровню отношений и т.д., постепенно формирует глобальную самоуправляющуюся систему, которая означает конец международных отношений в традиционном смысле, т.е. понимаемых как межгосударственные взаимодействия4.

Можно отметить, по крайней мере, три существенно важных положения цитируемой работы Бертона, коррелирующие с самыми последними достижениями науки о международных отношениях. Во-первых, это его вывод о формировании мирового общества, во многом совпадающий с современными исследованиями такого явления, как глобализация, под которой в международно-политической науке понимают выход (понимаемый не только как реальность, но и как возможность) политических процессов за пределы территориальных государств и их национальных юрисдикции.

Во-вторых, это вывод о необходимости внести изменения в традиционные представления об анархичности международных отношений, в настоятельной потребности их сознательного регулирования и отчасти в реализации ее в тех или иных формах, в тех или иных интересах. Подобное регулирование, подчеркивает, например, М.К. Смутс, происходит не как следование неким предустановленным правилам поведения международных акторов, а как непрерывный процесс их столкновения, конфликтов, переговоров, обменов и взаимного приспособления интересов5. В этой связи все более широкое распространение получает [с.351] термин «governance», хотя его содержание еще не стало предметом общего согласия всех исследований6.

В-третьих, это вывод о той роли, которую играет коммуникация в процессах глобализации. «Если интересы и рынки, благоприятствующие глобализации, могут варьироваться в зависимости от страны или региона, то средства, необходимые для беспрепятственного пересечения национальных границ, сегодня широко доступны в результате огромного прогресса, который произошел в последние десятилетия в средствах транспорта и коммуникаций!» – подчеркивает в данной связи известный американский исследователь Дж. Розенау7.

Все это говорит о том, что работа, которую Дж. Бертон издал тридцать лет назад, во многом сохраняет свою актуальность и сегодня. [с.352]

Примечания

1См.: Burton J. Systems, States, Diplomacy and Rules. Cambridge, 1968.

2Подробнее об этом см.: Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов. М., 1998. С. 168–170.

3См.: Burton J. World Society. Cambridge, 1972.

4См.: Burton J., Tarja V. The End of International Relations // Groom A.J.R., Light M. Contemporary International Relations. A Guide to Theory. L, 1994.

5Подробнее см.: Les nouvelles relations Internationales. Pratiques et theories. / Sous la direction de M.C. Smouts. P., 1998. P. 150–151.

6См. об этом: Politique etrangere. 1997. № 2. P. 257.

7Rosenau J.N. Les processus de la mondialisation: retombees significatives echanges impalpables et symbolique subtile // Etudes Internationales. Septembre. 1993. Vol XXIV. № 3. P. 503.

Бертон Дж. В.

Конфликт и коммуникации: Использование контролируемой коммуникации

в международных отношениях1

Глава 4. Установление коммуникаций

Коммуникация – характеристика любых отношений. В человеческих отношениях коммуникационные потоки обычно включают сообщения и установление взаимодействия. Коммуникация имеет место даже в отсутствие сообщений и взаимодействия, например, когда группа определенной национальности знает о существовании и испытывает симпатию к группе той же национальности, проживающей в другом регионе и не имеющей с ней непосредственного контакта. Существует коммуникация евреев, цветных народов, религиозных или идеологических групп, разделенных границами и политическими барьерами. Более того, возможны коммуникации антипатии, как, например, демонстрация враждебности, когда перекрывается поток любых других посланий и взаимодействий, что влияет на поведение и мнения людей. Итак, коммуникация есть и там, где наличествует поток сообщений, и там, где существуют отношения при отсутствии реальных сообщений и взаимодействия.

Иногда отношениям свойственна только потенциальная возможность коммуникации, подобно неиспользуемой телефонной системе. Общности, имеющие одинаковые ценности и традиции, обязательно знают друг о друге. Как телефонной системе для ее существования не обязательно постоянно находиться в эксплуатации, так не обязательно взаимодействие при коммуникации. Когда в каких-либо отношениях имеются структурные и функциональные возможности взаимодействия, эти отношения автоматически оказываются наделенными систематическими атрибутами коммуникации.

[с.353]

В этом смысле между государствами всегда существует коммуникация, даже если эта коммуникация присуща системе государств одного образца: всегда есть взаимозависимость и взаимовлияние, симпатии или антагонизм между подсистемами или потенциальная возможность такой коммуникации.

Сообщения могут быть в равной степени источниками ложной информации и истинного знания. Они далеко не всегда служат гармонизации отношений в поведенческих системах: к коммуникации прибегают и при конфликте, и при мирных отношениях. Это интегральная часть отношений, и ей нельзя придать характер какой-либо социальной

ценности. Будет ли коммуникация использоваться в отношениях сотрудничества или конфликта, зависит от ее содержания и понимания ее содержания.

Эффективная коммуникация

Технология контролирования коммуникаций основывается на следующем положении: конфликт происходит в результате неэффективной коммуникации, а его разрешение должно включать процесс налаживания эффективных коммуникаций. Под эффективной коммуникацией мы понимаем намеренную передачу информации, а также получение и интерпретацию ее точно в том виде, в котором это предполагалось при ее передаче, при последующем использовании информации в первоначальном виде и ее участие в формировании и изменении ценностей, интересов и целей. Необходимость контролируемой коммуникации понятна, если признать, что конфликт интересов является субъективным феноменом и возникает тогда, когда существуют условия, препятствующие правильному пониманию ценностей и рассмотрению альтернативных средств и целей. Это утверждение оспаривается другой теорией, согласно которой причина конфликта в агрессивности и экспансионистских устремлениях государств; тогда силовые отношения определяют сущность и структуру мирового сообщества, а разрешение конфликта возможно только при вмешательстве третьей стороны, при принуждении к миру или при военной победе одной стороны над другой. В последнем случае каждое государство будет стремиться навязать свою волю противнику в мирных переговорах после его поражения или в условиях, явно ведущих к поражению. Здесь коммуникация эффективной не будет, она не влияет на процесс урегулирования конфликта (если только одна из сторон не готова принять условия), и это будет продолжаться до тех пор, пока один из противников выступает победителем. Если считать, что конфликт между государствами основан на непонимании, неправильной оценке ситуации, неспособности увидеть альтернативные средства достижения целей и других поведенческих факторах, то [с.354] следует потенциальная возможность его урегулирования с получением взаимной выгоды. Следовательно, эффективная коммуникация уместна даже во время войны. Рассмотрим две различные посылки и соответствующие им различные средства прекращения конфликта в трудовой сфере. Первый вариант – когда звучит отказ от переговоров до тех пор, пока бастующие не приступят к работе (или не снимут локаут), урегулирование конфликта достигается только после поражения одного из противников. Второй вариант – когда переговоры происходят в ходе забастовки (или локаута) и работа возобновляется уже на основе достигнутых соглашений. В первом случае коммуникация не налаживается до победы какой-либо стороны, а во втором она существует даже во время конфликта. Полное разрешение конфликта в отличие от его урегулирования базируется на достижении соглашений, предшествовавших прекращению конфликта, иначе победившая сторона будет навязывать условия урегулирования конфликта. Таким образом, первым шагом в изучении конфликта и его разрешении является установление эффективной коммуникации.

Эффективность коммуникации зависит от нескольких характеристик. Коммуникация может быть намеренной или ненамеренной, иметь целью передачу точной информации или введение в заблуждение, информация может быть точно или неточно принята, точно принятая информация может быть адекватно или неадекватно интерпретирована. Каждая из этих характеристик зависит от формы коммуникации, например она может быть вербальной или визуальной, прямой или косвенной, и от сопутствующих ей

обстоятельств, например она может протекать в условиях страха или безопасности, осведомленности или предрассудков. Сложность и важность этих проблем коммуникации, до сих пор фактически игнорировавшиеся теорией межгосударственных отношений, подтверждают гипотезу о тесной взаимосвязи, конфликта и неэффективной коммуникации, доказывают действенность межличностных технологий налаживания коммуникаций и, в случае необходимости, проверки эффективности коммуникаций при помощи методов обмена ролями или игровых методов.

В политических отношениях существует множество форм коммуникации, однако наиболее распространены из них самые неэффективные. Когда в 1967 г. Президент Арабской Республики Египет Насер установил контроль над проливом Акаба, он, обращаясь к израильтянам, сказал следующее: «В течение двадцати лет мы были вынуждены мириться с ситуацией, когда арабский мир находился под влиянием Запада, что недопустимо с национальной точки зрения. Раньше у нас не было возможности ни изменить это явление, ни понять его последствия для арабского мира. Теперь военная сила позволяет нам занять более выгодную [с.355] позицию для торговли. Сейчас мы можем обсуждать проблемы беженцев, будущего состава, статуса и роли Израиля на Ближнем Востоке и его общей структуры, и это стало бы первым шагом на пути к освобождению арабского мира от внешнего влияния, которое тормозит его политическое и экономическое развитие. Мы не испытываем неприязни к евреям как таковым, фактически мы один народ. Но мы не можем терпеть присутствие враждебного государства, созданного за счет арабов, которое уже пыталось при поддержке Запада проводить экспансионистскую политику и которое представляет постоянную угрозу для всех соседних с ним арабских государств». Президенту Насеру приходилось также многократно обращаться к арабскому миру. Его публичные обращения (израильтяне могли слышать их) и высказывания подразумевали, что государство Израиль должно быть стерто с лица земли, что устранит угрозу для арабского мира. Смысл военных операций против Израиля тоже не мог быть истолкован как приглашение к трезвому обсуждению. Наоборот, военные действия вполне отвечали позиции, высказанной в обращениях к арабскому миру, воспринимались израильтянами как первый шаг в реализации вербализованной ранее угрозы. Военные операции и публичные заявления Президента Насера подтверждали его намерение «утопить» евреев в море. Израиль ответил превентивным ударом. После прекращения огня Израиль продолжал оккупировать значительные районы соседних государств. Тем самым он пытался донести до арабов определенную информацию, но не смог сделать этого и получить желаемого ответа. Руководство Израиля столкнулось с той же проблемой, что и президент Насер. От него требовали официальных публичных заявлений, при этом в правительстве наблюдалось хрупкое равновесие власти, а общественное мнение было настроено за удержание плодов завоеваний. Продолжая оккупацию территории, правительство Израиля пыталось сказать Президенту Насеру и всему арабскому миру: «Наша военная победа была достигнута при помощи превентивного удара, хотя мы пытались убедить вас, что не будем проявлять военной инициативы. Но мы не ведем себя как победители: мы знаем, что не покорили и не могли бы покорить все арабские государства. Мы даже не можем продолжать удерживать оккупированные районы, поскольку наши человеческие и материальные потери слишком велики. И мы не можем вести войны в каждом поколении. Более того, мы уже не можем полагаться на Запад в большей степени, чем любое государство может полагаться на великую державу. Географически мы принадлежим Ближнему Востоку, и мы должны стать ближневосточной страной. Мы тоже заинтересованы в том, чтобы защитить этот регион от иностранного вмешательства. Мы должны сыграть свою роль в разрушении барьеров и создании функционального и экономического сотрудничества.

[с.356]

Если мы сейчас сдадим позиции, у нас не будет возможности для торговли, и мы вернемся к тому, что имели, – а политически это неприемлемо. Отступить можно лишь в том случае, если бы обе стороны признали, что готовы согласиться со значительными различиями в том, как каждая из наших стран представляет себе мир на Ближнем Востоке. Наконец, создание нормальных отношений откроет путь для осуществления демобилизации, разоружения и совместного развития. Альтернатива этому – сохранять обеим сторонам ракетные базы и иметь возможность превентивного удара, чего ни одна из сторон не может себе позволить из-за возрастающих требований собственного развития». Эта информация не была воспринята Президентом Насером, другими арабскими лидерами и всеми арабами, поскольку она не согласовалась с публичными заявлениями, из которых следовало, что оккупация территории будет продолжаться, и это подтверждало подозрения арабов в агрессивных намерениях Израиля. В споре или при обмене военными акциями каждая из сторон убеждена, что она передает позитивную информацию, тогда как другая сторона агрессивна и не предлагает никаких конструктивных идей. Недоверие и подозрения в агрессивных намерениях взаимны. В рассмотренной ситуации взаимное непонимание препятствовало установлению прямой дискуссии. Поведение каждой из сторон укрепляло выработанные по отношению к ней стереотипы и делало диалог все менее и менее возможным. Рано или поздно другие соображения должны были выйти на первый план; например, Арабской Республике Египет было необходимо любым образом прекратить противостояние, чтобы не допустить повторного удара, а насущная потребность для Израиля – обеспечить собственную безопасность, которую не гарантируют договоры с арабами и иностранное вмешательство.

Сила и угроза как средства общения использовались издавна, однако история свидетельствует, что средства неэффективны, в частности в результате дезинформации. Чтобы послания были получены адресатом и были восприняты именно так, как подразумевалось отправителем, нужно установить канал вербальной или визуальной коммуникации. Но противоборствующие стороны обычно не имеют в своем распоряжении таких каналов, а если и имеют, то пользуются ими без всяких правил… Прямая и непрямая вербальная коммуникация в ситуациях, аналогичных рассмотренной, не используется из опасения взаимного недопонимания реакции общественности в своей стране.

В связи с этим каналы прямой и непрямой вербальной коммуникации устанавливает дипломатия. Однако эта форма общения не сильно отличается от военной, поскольку действует в рамках силовых структур и дает возможность существованию множества интерпретаций. По дипломатическим каналам передаются информация, угрозы и условия [с.357] сотрудничества, а также дезинформация, или «шумы». Разведывательные службы обеспечивают правительство информацией, которая интерпретируется в свете господствующих идеологий, теорий или стереотипов и поэтому являются источниками дезинформации. В качестве каналов коммуникации выступают репортажи, статьи и дискуссии в печати, официальные заявления; но при этом передаваемая информация зачастую искажает реальное отношение или реальную политику; она еще больше искажается, при ее интерпретации получателем. В официальных отношениях между государствами коммуникация редко бывает эффективной. Более того, дипломатическая коммуникация функционирует согласно общепринятой традиции, т.е. не может рассматривать возможности, альтернативные официальной политике. Системный подход к конфликту в Нигерии или к спору между Сомали, Эфиопией и Кенией2 вызывает множество вопросов по проблемам легитимизации и урегулирования спора посредством политических соглашений… То, насколько эффективной и открытой может быть дипломатическая коммуникация, не играет роли, так как она ограничена изначально. Даже дипломатическое восприятие государственных отношений строго регламентировано:

политические деятели стараются вложить поступающую информацию в рамки существующих теорий и образов. Коммуникация эффективна только тогда, когда есть гибкость и контроль над процессами восприятия и обсуждения ответов.

Разрешение конфликта достигается при эффективной коммуникации, поэтому оно возможно только благодаря самим участникам конфликта. При этом необходимо учитывать различные восприятия ситуации противостоящими сторонами, а не третьей стороной. Процесс разрешения конфликта в основном заключается в подтверждении того, что отправленная информация получена в исходном виде, а сообщение послано осознанно и содержит точную информацию. Это – самый сложный момент в конфликтной ситуации. Действительно, предрасположенность государств, вовлеченных в конфликт, к непониманию обусловливает неэффективность самых простых способов коммуникации, и в этих условиях единственным адекватным способом установления взаимоотношений может быть контролируемая прямая дискуссия. Различие между обществами и общностями состоит в уровне и целях коммуникации: в первых она является средством мирного сосуществования, а в последних это ценность сама по себе. Контроль над коммуникацией между участниками конфликта представляет собой попытку повысить ее уровень, что позволило бы превратить отношения конкуренции [с.358] и противоборства в поиск общих ценностей. Для этого необходимо представить неизвестные ранее альтернативы, предлагаемые нетрадиционными моделями и концепциями.

Установление эффективной коммуникации

Установление эффективной коммуникации между сторонами конфликта, которая подтверждалась бы точностью получаемой информации, само по себе является проблемой. Инициативы каждой стороны могут сдерживаться из опасения, что они будут расцениваться другой стороной как проявление слабости или поражения. Уже предпринятая инициатива нередко воспринимается как уловка противника. Публичные заявления могут ослабить решимость сторон, участвующих в конфликте. Более того, желание вести переговоры может означать готовность к компромиссу, а лидеры конфликтующих сторон редко бывают расположены демонстрировать подобную готовность. Иногда полезны такие процедурные средства преодоления подобного рода трудностей, как посредничество третьей стороны или неформальная и секретная коммуникация между противниками. Стоит заметить, что даже существование конфронтации между государствами не препятствует некоторым отношениям, например США и КНР имеют прямые связи через дипломатических представителей. Однако подобная коммуникация может одинаково легко изменять отношение и усиливать напряженность.

В одном из проектов, в котором мы участвовали, стороны непримиримого конфликта были приглашены к участию в разработке общей программы. Поскольку предполагалось, что дискуссия будет секретной, в ней не поднимались серьезные политические проблемы. И даже если бы о ней стало известно, это не смогло бы принести большого вреда, так как правительства сотрудничали только в рамках академического диспута. Ни одна из сторон не проявляла готовности к разрешению конфликта, не считала возможным его разрешение, не допускала существования позиции, альтернативной своей, и не верила, что участники дискуссии будут в состоянии сделать нечто большее, чем просто интерпретировать официальную политику и заявления, уже прозвучавшие публично.