auzan_111014_01.doc

Время

Описание

00:00

Я бы на вашем месте задал очень простой вопрос, с которого я и начну сегодняшнюю лекцию – а вам-то это все зачем? Потому что институты – это мой предмет, а ваш предмет – не институты, а скорее технологии, потому что вы скорее интересуетесь преобразованием природных объектов с помощью некоторой системы правил, что собой представляет технология. А я же говорю об институтах как системах общественных правил. Связка какая-то тут есть или нет? Поэтому в сегодняшней лекции, начиная с этого вопроса, я дальше попробую пройти цепочкой к одному из самых главных положений новой институциональной экономической теории, а именно, к теореме Коуза. К теореме, которая меняет представление о том, как устроен социальный мир вообще, потому что она основана на открытии такого явления, как силы трения в экономике. А из этого последует изменение постановки проблемы выбора. Поэтому я бы назвал сегодняшнюю лекцию, если бы нужно было называть их литературно, «Усилить трение в экономике и разнообразие альтернатив». На языке институциональной экономической теории это называлось бы скорее «Трансакционные издержки и дискретные институциональные альтернативы». Но, в общем, в человеческом языке, когда мы говорим о силе трения в экономике и разнообразии альтернатив никакого греха в отношении теоретической точности пока не наступает. Поэтому я таким образом обозначаю предметы и задачу двух сегодняшних лекций, но, повторяю, хотел бы начать от той точки, которая, мне кажется, должна была возникнуть у вас, некоторая такая проблемная. Институты, которые интересуют меня и о которых я вам рассказываю, и технологии, которые, вообще говоря, должны интересовать вас. Вот тут взаимодействие-то какое-то существует или нет? Я начну с двух примеров, исторических, но таких, которые подвергались очень тщательному анализу, потому что они составляли немалую проблему. Как вы полагаете, когда была паровая машина изобретена, дамы и господа?

[ответ из зала:] – Начало 19-го века.

– Ну, вообще-то считается, что конец 18-го, если говорить о машине Уатта, но это ошибка. Паровая машина неоднократно создавалась до Уатта, причем два весьма известных случая принадлежат к античности. Паровая машина была сделана Архимедом в Сиракузах, причем, более того, он поставил ее на галеру, и, строго говоря, не Фултон изобретатель парохода, а Архимед. Но Сиракузы – город не очень большой, поэтому, ну смотрели они на такой пародвижущийся корабль, ну мало что. А вот на два века позже то же самое сделал Герон Александрийский, а население Александрии полмиллиона человек к тому моменту, это второй город мира по населению, и модель, такая, действующая, созданная Героном стояла на одной из центральных площадей Александрии. Сказать, что об этом не знал мир того времени, нельзя. Теперь спрашивается, а почему, собственно, неоднократно изобретенная паровая машина, не совершала тех многочисленных технологических изменений, не создавала новой промышленности, не вела к промышленной революции, а могла ведь это сделать за 1800 лет, за 1900 лет до того, как возникла машина Уатта. Четкого ответа на этот вопрос нет, есть разные интерпретации. Кстати, можно брать не машину Уатта, можно брать вододействующих роботов, Лев-математик делал вододействующих роботов при дворе византийских императоров, там довольно много было такого рода механизмов, но никакого экономического применения они не находили. Наверняка вы знаете у Леонардо да Винчи, который вплоть до чертежа вертолета и так далее, и так далее, причем, как показывает нынешний анализ, это вполне действующие могли быть модели, но они почему-то не применялись, почему? Похоже, что у технологий существует институциональная граница, потому что с античностью довольно достоверно известно, почему не применялись сложные механизмы – понятно, что сложный механизм нельзя доверить рабу, но его можно доверить свободному человеку, если свободный человек согласен работать. Но, в соответствии с неформальными институтами античности, повторяю, теми, которые поддерживало сообщество, свободный человек может заниматься только философией, политикой и искусством, все, остальное относится к риску достоинства человека. Недостойно свободного человека делать что-либо, кроме искусства, философии, политики, все. Значит, фактически возникает то, что позднее была названо эффектами блокировки, locking effect, когда очевидно эффективная технология не может быть применена, пока существует вот этот вот институт.

Я могу привести второй хорошо исследованный пример такого парадоксального взаимодействия институтов и технологий, он относится уже к 19-му веку, причем к экономическому развитию в Соединенных Штатах Америки, и скорее представляет собой такой, зеркально обратный пример. Дело в том, что, как вы понимаете, Америка – страна эмигрантов, она всегда была страной эмигрантов, и поэтому с конца 18-го века в США действовал homestead rule, закон о праве человека, получить землю. Каждый эмигрант имел право получить от правительства Соединенных Штатов участок земли. Но если в начале 19-го века это было достаточно дешево, фактически это сводилось к стоимости той бумаги, которую, того акта, который правительство Соединенных Штатов предоставляло человеку, удостоверяя его права собственности на эту землю, то к середине 19-го века резко выросла цена земли. Почему? Можно предположить, что земель стало меньше, но земель стало намного больше, намного больше, потому что Соединенные штаты именно в этот момент распространяются вплоть до тихоокеанского побережья, в 1846 году, напомню, присоединилась Калифорния. Может быть, людей стало намного больше? Нет, приток не стал больше, потому что в начале 19 века приток людей был значительнее из-за того, что в Европе шли практически непрерывные войны, это революционная Франция, наполеоновская Франция и так далее, континентальная блокада. В чем дело-то? Соотношением спроса и предложения это объяснить нельзя. Это объясняется, друзья мои, технологиями. Здесь нельзя найти экономического объяснения, если не знать, что к середине 19 века именно в США произошли два очень важных технологических переворота, которые изменили ценность земли, два параллельных изобретения. Был изобретен кольт, то есть многозарядный револьвер, и колючая проволока. А причем здесь ценность земли? Казалось бы, на ценность земли должны воздействовать спрос и предложение, да? И правительство должно фиксировать это и каким-то образом, скажем, поднимать цену предоставления земли, а здесь воздействует нечто иное. По-человечески это объяснить очень легко. Вам дали участок земли где-нибудь в Иллинойсе, вы возделываете, например, кукурузу, потом наступает время сбора урожая, и происходит одно из двух возможных событий: первое, через ваше поле проносится стадо диких мустангов, урожая нет, или он значительной степени пострадал, второй вариант – вы собрали урожай, но к вам явились мрачные джентльмены, от которых пахнет плохим виски, и забрали ваш урожай. Появление колючей проволоки и кольта решает эту проблему. Один человек в состоянии эффективно обороняться против шестерых (шестизарядный кольт), да? А колючая проволока тогда была средством не против людей, не для концентрационных лагерей, а для защиты полей от мустангов. Технологические подвижки меняют ситуацию с эффективностью института земельной собственности. Значит, оказывается, что институты и технологии живут в каких-то симбиозах, они друг другу открывают какие-то возможности или наоборот, перекрывают такие возможности. При этом, если в технологиях предметом движения известно, давно признано, является природное вещество и издержки связаны с преобразованием природы, то что движется в институтах, можем ли мы сказать, что в этих системах предмет?

9:59

Посмотрим на два крайних случая с институтами. Финансовые институты. Смотрите, парадоксальная вещь, зерновая биржа, например, самая большая в мире биржа – это Chicago Board of Trade, это, прежде всего, торговля зерном. Сейчас вы можете на чикагской бирже купить опцион или фьючерс на зерно, например, урожая 2013-го года, потом продать, закрыть сделку. Сделки будут совершены, завершены, а будет ли урожай в 2013 года – неизвестно. Он может не возникнуть, по разным причинам, ну не знаю, саранча, мор, глад, холод, а не важно, что-то все равно движется, даже если не движется зерно, хотя сделки вроде бы по поводу зерна. А что движется? Права собственности движутся, свободы движутся, ваши возможности движутся. Мы можем взять гораздо более близкий нам пример, я регулярно был на судебном процессе по второму делу «Юкоса», и по первому был, но и по второму. На втором процессе по делу «Юкоса» Ходорковский делал такие очень грамотные доклады для суда про экономические аспекты добычи и продажи нефти. И в одном из этих докладов, кстати, я думаю, что это будет скоро публиковаться в «Новой газете», потому что «Новая газета» заключила соглашение с Михаилом Борисовичем Ходорковским, он будет выступать с экономическими и ценностными лекциями в «Новой газете», но дело не в этом. Дело в том, что объяснение, что такое хищение нефти, очень важное для суда, оно исходило как раз из того, что есть нефть физическая, нефть, разбавленная, например, водой, так называемая нефтяная жидкость, для того, чтобы ее выдавить, но хищение нефти физической совершить в нормальных российских условиях практически невозможно, потому что вся эта нефть с момента скважины движется по трубопроводам «Транснефти» либо для экспорта, либо в направлении нефтеперерабатывающих заводов. То есть хищение нефти как физически можно совершить? Сделать дырку в нефтепроводе, и оттуда качать и из этого делать бензин. Так делали в Ичкерии во время Первой Чеченской войны, но на территории Российской Федерации сделать это практически невозможно. Физически хищение нефти совершить нельзя. Но нефть же движется еще и так называемая документарная нефть. Нефть, которая поднялась только в виде нефтяной жидкости на скважине, уже может быть продана, потому что в земле она не может принадлежать никому, потому что недра не являются объектом частной собственности Российской Федерации. А вот как только она поднялась, она может оказаться, в виде документов, собственностью того или иного лица, субъекта в Москве или в Лондоне или в Бонне, Мадриде, Нью-Йорке, при том, что физически нефть еще пока движется в направлении ближайшего нефтеперерабатывающего завода, например. Два разных движения. Когда физические объекты движутся, и движется нечто еще. Что движется? Права собственности и свободы. Вот это, собственно говоря, и есть то, что 80 лет назад прекрасный экономист Джон Коммонс назвал трансакцией. Трансакция – это движение прав собственности и свободы, независимо от того, движется физический объект или не движется, они могут двигаться вместе, они могут двигаться раздельно, могут двигаться просто в противоположном направлении. Но мы понимаем, что есть такие странные атомы в экономике, которые не связаны никак с природным веществом, они могут, повторяю, как-то сочетаться, совпадать в движении, но это другое. Я недаром Джона Коммонса назвал таким замечательным экономистом, у нас ведь очень любят говорить об успехе нового курса президента Рузвельта, а кто автор нового курса Рузвельта? Их не знают. Я вам могу назвать несколько имен, и это институциональные экономисты, это Джон Коммонс, это Митчел, Гамильтон. Несколько людей, которые имели странные для 30-х годов 20-го века взгляды, но в частности, эти взгляды оказались очень продуктивными. Они создали новый вариант экономической политики. И связано это было с тем, что Коммонс по-другому увидел устройство мира. Научная школа Коммонса и сейчас существует, это Wisconsin Madison University, Университет Висконсин Мэдисон на Среднем Западе, там довольно сильные институциональные школы. Например, Дэниел Бромли, один из видных современных американских экономистов, он себя причисляет к линии Коммонса, хотя я бы сказал, что он научный внук или правнук Джона Коммонса, но научная школа жива. Что довольно редко в англо-саксонском мире, потому что там научные школы живут не так, как в Германии или в России. Так вот, возвращаясь к тому, что же удалось сделать Коммонсу, открыв явление трансакции. Поняв, что права собственности и свободы движутся как-то отдельно от материальных объектов, Коммонс сначала написал очень изящную статью, в которой впервые, между прочим, название было institutional economics применено, это статья 1931 года. А потом не удержался и в течение 15 лет написал огромный труд, который объясняет мир с точки зрения трансакции. Так возник трансакционный подход. Основа трансакционного подхода – понимание того, что есть разные типы трансакций. Во-первых, есть само явление трансакция, а во-вторых, разные типы трансакций. И если бы не было сопоставления институтов и технологий, вряд ли были бы открыты трансакции, потому что нужно было понять, что в технологиях содержанием движения, процесса является не то, что в институтах. В институтах движется вот это, вот эти атомы. После этого возникла идея, что трансакции бывают разных типов.

Сам Коммонс открыл три типа трансакций, потом более сложные типы открывались уже впоследствии, в частности, Дэн Бромли один из разработчиков нового понимания типов трансакций, и я сегодня же, во второй лекции, буду говорить о том, что именно благодаря этому Бромли открыл удивительное явление, несобственность. Вот есть собственность, а есть несобственность как отдельный режим. Экономисты до этих работ, до появления трансакционного подхода не могли объяснить некоторые вполне часто встречающиеся в экономике вещи. Но это опять к предмету сегодняшней второй лекции.

Итак, три типа трансакций по Коммонсу. Это, говоря геометрически, горизонтальные трансакции, трансакции сделки, bargain transaction, как выражался Коммонс. Это вертикальные трансакции или трансакции управления. И это особый тип трансакций рационирования, который я бы назвал диагональными трансакциями. Причем здесь геометрия? Вот эта геометрия очень важна, потому что когда мы начинаем смотреть, как устроены трансакции, вот ровно там начинают обнаруживаться какие-то странные силы, которые эту трансакцию перекашивают. Вот смотрите, берем обычный первый случай трансакции сделки, это очень просто, любая торговля, любой договор поставки, если вы посмотрите на гражданское законодательство, то гражданское законодательство вам скажет, что это отношение равных сторон, которые имеют абсолютно равные права, что это отношение абсолютно симметрично в данном смысле, да? Потому что права сторон равны. Теперь давайте посмотрим на любую трансакцию сделки, любую горизонтальную трансакцию немножко внимательнее. Предлагаю начать с вашего личного опыта. Вы приходит, например, в Сбербанк, взять кредит на обучение, хорошо, проще, перевести деньги, не знаю, положить деньги на депозит, вас замучило большое количество денег, вы решили положить их на депозит. Скажите, пожалуйста, вы приходите туда со своим договором? Нет. А откуда появляется договор?

[реплика из зала] – Банк дает.

– Совершенно верно. Вы получаете оттуда договор, кстати, если вы приходите, например, в химчистку или в прачечную, вы тоже не со своим договором туда приходите, там он уже готов. Если вы будете читать договор, который вы получили, то там очень подробно перечислены права той стороны и ваши обязанности. Несколько хуже, иногда заметно хуже перечислены ваши права и их обязанности. И это нормально, если бы вы писали договор, получилась бы такая же асимметрия. Поэтому уже с первого шага, у кого первый ход, кто составил проект договора, вы уже получаете не равные положения. Теперь представьте себе, что у вас начались переговоры, не важно, со Сбербанком, с химчисткой, не знаю, с магазином, который торгует музыкальными центрами, что-то такое по поводу качества того, что вы покупаете. С той стороны появляется некоторая команда профессионалов: юрист, товаровед, кто-то еще, может быть даже психолог. С вашей стороны кто? Вы. Замечательный человек, но вряд ли обладающий специальными знаниями в названных областях. Значит, каждый шаг, который мы будем таким путем просматривать, у нас будет появляться все более и более сильная асимметрия, и выяснится, что то, что в праве является абсолютно горизонтальным явлением, трансакция сделки, отчего-то начинает перекашиваться, причем все время в одну сторону. Вы можете идти следующей фазой доводить до судебного конфликта и так далее, и так далее, там, где еще будут возникать факторы, которые как будто вздыбливают вот это самое горизонтальное отношение. Поэтому выясняется, что трансакция сделки, будучи формально по всем признакам, и Коммонс исходит, как экономист, первоначально из того, что она симметричная, горизонтальная, равная, что там два одинаковых субъекта. Как только начинается анализ экономический, который учитывает то, что институциональные экономисты называют переговорной силой, издержки, которые вы вынуждены приложить к изменению, выясняется, что сразу начинается вот этот перекос. Какая-то сила давит и меняет равновесность вот этой самой трансакции.

21: 46

Хочу сказать, что мы, в общем, можем понять, что это за сила, если будем говорить более детально. Давайте уйдем от Коммонса и посмотрим на нынешние российские реалии. Сейчас один из самых острых и тяжелых вопросов дискуссии в бизнес-мире в экономическом, в правительстве называется 94-й ФЗ. Кто знает, что такое 94-й ФЗ?

[реплика из зала] – Федеральный закон.

– Ну да, 94-й федеральный закон про что?

[реплика из зала] – Про госзакупки.

– Про госзакупки, совершенно верно. Про то, как государство закупает, как за средства бюджета что-то такое закупать. И там установлены, вообще говоря, в 94-м федеральном законе очень, на первый взгляд, очень правильные разработанные технологичные процедуры – как это должно объявляться, сколько дней должно пройти, что обязательно должны быть конкуренты, должны быть заявки, что выигрывает тот, кто дал меньшую цену и так далее, и так далее. А теперь давайте вот пример, вот как обустроена правильно горизонтальная трансакция, трансакция сделки. А теперь давайте посмотрим, а в чем же проблема, почему столько криков, почему попытка министерства экономики сейчас – сделать совершенно другой сейчас закон, о федеральной контрактной системе. Вот они столкнулись. Антимонопольные ведомства, федеральные антимонопольные службы защищают 94-й Федеральный закон и говорят, ну посмотрите, ну там же действительно самые прозрачные и ясные вещи написаны, благодаря этому Алексей Навальный может в интернете бомбить ведомства и говорить, а почему купили золоченый кабинет министру здравоохранения и социального развития, потому что все открыто, вот там установлены такие порядки. А с другой стороны, почему такой крик и почему неочевиден результат? Давайте посмотрим только на один вид издержек, то, что называется «издержки измерения». Вы же когда что-то покупаете, вам нужно понять, что вы покупаете. Если вы пришли покупать огурцы на рынок, то вы делаете просто – вы берете один огурец, надкусываете, да, и даже если вы хотите купить три килограмма, вы не будете пробовать каждый огурец из этих килограммов, да, вы попробовали какой-то огурец и после этого, да, выбрали и купили три килограмма огурцов. Это так называемые исследуемые блага. Но дело-то в том, что исследуемых благ много в мире, но не так много, как кажется. Кстати, в российской правовой истории был анекдот, который связан с исследуемыми благами, потому что в 1994 году было принято постановление правительства типовое о торговле, где было утверждено право любого гражданина, потребителя, потребовать попробовать продукт, если он с ним ранее не сталкивался. Бомжи блаженствовали – они приходили и говорили: «я эту водку никогда раньше, а вот у вас висит примерное положение, налейте рюмку». Потом оно было изменено, потому что понятно, да, исследуемых благ много, это не может относиться ко всем исследуемым благам. Но вообще есть еще два вида благ, кроме исследуемых. Это опытные блага, experience goods так называемые, да, как в прошлой лекции я уже говорил, подержанные автомобили, но не только подержанные автомобили, любое благо, качество которого не можете понять в момент покупки, вам нужны либо специальные исследования, либо опыт эксплуатации. А есть еще один вид благ – доверительные, качество которых вы в принципе не можете понять. Можно я сначала про опытные, и покажу, как тяжело в этом смысле работать с 94-м Федеральным Законом? Вот представьте себе, вот объявлен тендер по государственным средствам, например, на реставрацию церкви. По какому признаку вы определяете, могут эти люди отреставрировать церковь или нет? По неким внешним признакам, вот они заявляют: «мы беремся реставрировать» и цену предлагаем низкую, а кто-то говорит «мы беремся реставрировать», и цену ставит высокую. Вы обязаны по 94-му Федеральному закону выбрать тех, кто низкую цену дал. Потом выясняется, что они вообще не умеют реставрировать, но аванс они получили, попробуйте с них этот аванс вернуть и так далее, и так далее. Вы не в состоянии в данном случае оценить, могут они это делать или не могут. Есть такие блага и услуги, которые достаточно легко оценить прямо на берегу, а есть такие, которые очень трудно.

В отношении опытных благ уже тяжело работает обычные конкурсные схемы 94-го Федерального закона. Когда же глава антимонопольного ведомства, очень умный и опытный человек, очень яркий, Игорь Юрьевич Артемьев говорит: «ну послушайте, просто надо тщательно описывать требования, вы можете подробно описать требования к тому, кто может и не может участвовать в этом конкурсе», это правильно. Только давайте вспомним, кто это должен сделать, кто это должен тщательно описать требования? Люди, которые сидят, например, в муниципальном отделе закупок местного небольшого городка, это не специалисты из центрального аппарата антимонопольного ведомства. Господа, ограниченная рациональность, ее никто не отменял, поэтому чиновник в данном случае, когда он не может этого сделать, он и не делает этого, он описывает кратко, и в итоге тендер выигрывает тот, кто не может сделать эту работу.

Теперь берем гораздо более тяжелый случай. Доверительные блага. То есть такого рода блага, качество которых вы вообще не в состоянии достоверно оценить. Чтобы быть кратким, я приведу пример очень простой – высшее образование. Вот вы уже скоро получите второй диплом по высшему образованию в одном из, несомненно, лучших учебных заведений. Теперь, можно предсказать, что ваша карьера будет, здесь ли или не здесь, в Москве или в Новосибирске, в Нью-Йорке или в Цюрихе, но скорей всего будет успешной. Теперь скажите, пожалуйста, это результат того образования, которое вы получили? Один вариант. Второй вариант – это результат того, что вы уже талантливые люди собрались, что Физтех набирает людей таких, талантливых. Третий вариант – это результат того, что те физтеховцы, которые уже работают в Цюрихе, предпочтут набрать себе в отдел людей из Физтеха, третий вариант. Четвертый вариант – вы, может быть, не в результате того, что вам хорошие лекции читали или там семинары или лаборатории, а результат того, что вы хорошо взаимодействовали друг с другом, вот собрать в одной комнате талантливых людей, они начинают друг друга учить, ставить друг другу планку более высокую. Каждая из этих версий имеет право на существование. Ни одна из них не может считаться окончательной. Вот это и есть доверительные блага, то есть блага, которые мы предполагаем, что оно такого качества, что оно высокого качества. Значит, фактически мы говорим о том, что во всех трех случаях есть издержки измерения качества. В одном случае они низкие, вы откусили огурец и поняли, что это такое, во втором они довольно высокие, опытные блага, а в третьем случае они запретительно высокие. Вы, даже проведя специальные исследования, не обязательно получите достоверный результат. Это к чему? Я мог говорить о других издержках, например, об издержках поиска агента, поиска информации, но ведь мы пытаемся понять природу тех сил, которые перекашивают трансакцию, трансакцию сделки. И вывод – издержки, некоторый вид издержек, издержек, которые возникают в трансакции, трансакционные издержки, издержки, связанные с движением прав собственности и свободы.

30:39

Давайте взглянем на второй тип трансакции, на вертикальную трансакцию, трансакцию управления. Формально как она выглядит? Формально это асимметричная трансакция, там есть некто, кто выступает как субъект, он нанимает себе подчиненных, объекты, которыми он намерен управлять. Здесь никто не говорит, и гражданское право не говорит о равенстве прав, ни в коей мере, нет, что вы. Она на вид практически вертикальна, и вроде бы получается, что заключая трудовой контракт, вы отчуждаете, продаете часть своих свобод, и даже не вроде бы. Вот конституция вам гарантирует свободу передвижения, это конституционное ваше право, теперь вы пришли в офис, и выясняется, что вы с 9 до 18 должны находиться на территории офиса, это ограничение вашего права? Да. Вы отдали свое право свободы передвижения, у вас же конституционное право, вы не навсегда, правда, его отдали, это довольно важно. Поэтому, да, на первый взгляд это практически вертикальные отношения, а вот как только мы начинаем анализировать, выясняется, что издержки возникают в реализации вот этой самой вертикали у того, кто эту вертикаль строит, у того, кто управляет. Какие издержки? Ну, во-первых, посмотрим на трудовой договор, на сам контракт, вы что, все права и свободы отдали своему работодателю? Ну, например, дали ли вы ему право делать подушки из ваших волос, производить мыло из вашего жира и использовать ваше тело для мелких сексуальных надобностей, не было такого? Нет такого. Вы эти права не отчуждали, не передавали, значит, есть довольно существенные границы, но дело не только в этих границах, дело в том, что издержки работодателя возникают потому, что… чем сложнее ваша работа, тем выше у него издержки контроля за этой работой. Да, вы сидите за монитором с 9 до 18, а где вы находитесь? В «одноклассниках», порносайте, не, у вас монитор горит, вы работаете. Можно, конечно, ввести ограничение, там, сисадмина и прочее, прочее, прочее. Но начинаются дополнительные издержки контроля, издержки на организацию самого процесса и, в конце концов, де факто работодатель приходит к какому варианту – можно, конечно, пытаться увеличивать издержки и ставить наблюдателя за работниками, контролера за наблюдателями и так далее, и так далее. Понятно, это рост издержек. А есть другой вариант. Пойти на сделку в рамках трансакции управления, и сказать: «слушай, ты ведь, наверное, был бы не против в пятницу не выходить на работу? Давай так, ты эту работу, которая мне нужна, заканчиваешь к вечеру четверга, а я не замечаю, что ты в пятницу не вышел на работу». Это что? Это трансакция первого типа, это трансакция сделки, здесь люди действуют как абсолютно равные и симметричные в правовом смысле, но вам это говорит кто? Тот, кто стоит во главе маленькой, но вертикали. Тот, кто вроде бы должен использовать асимметрию ваших отношений. Он понимает, что у енего издержки нарастают и ему с этим надо что-то делать. Поэтому он начинает заключать сделки. И это начинает как-то перекашиваться, это уже пизанская башня, а не вертикаль управления.

Поскольку вертикаль управления – выражение, которое в России в течение ряда лет было очень популярно, оно, пожалуй, последние пару лет меньше употребляется, то давайте действительно поговорим не о в простом виде трансакции управления, как это существует, например, в фирме, а о трансакции управления в том варианте, как это существует в организации более крупного масштаба, в организации организаций – государстве. Там, надо сказать, возникают тоже вполне известные виды издержек при реализации вот этой самой вертикали, из-за чего вертикаль начинает корежиться, распадаться, в общем, вести себя не так. Там начинают действовать те же самые вроде бы неизвестные силы, которые связаны с двумя известными нам источниками проблем – ограниченной рациональностью и оппортунистическим поведением.

Ограниченная рациональность состоит в том, что вы имеете много звеньев передачи команды, например, у вас информация будет теряться, искажаться. Твердо известно, сколько нужно звеньев, это психологи выяснили, для того, чтобы слово поменяло смысл на противоположный. Восемнадцать, восемнадцать звеньев. Тогда слово кошка превращается в слово сова, например. Ну, если вы играли в детстве, я забыл, как это называется, колечко-колечко, нет, испорченный телефон, ваше поколение уже не играет в испорченный телефон? Ну, вам понятно, как возникают такого рода вещи, которые связаны, опять-таки, с ограниченностью ваших способностей восприятия, калькуляции, интерпретации и прочее, прочее, прочее, т.е. с ограниченной рациональностью. Но есть еще оппортунистическое поведение, ведь эта вертикаль состоит из субъектов со своими интересами, и интерес агента может не совпадать с тем интересом, который есть у принципала, у заказчика. Это дополнительный источник искажений и издержек. Для контроля, для того, чтобы получилось исполнение той команды, которая спущена сверху. Для меня классическим примером такого рода является ситуация с административными барьерами для малого и среднего бизнеса. В 2000-2003 году я вместе с тогдашним министром экономики Германом Грефом занимался так называемой программой дебюрократизации в рамках реформы Грефа. Мы провели тогда, в общем, первый пакет, три закона о дебюрократизаии, новый закон о регистрации юридических лиц, о проверках, так называемый, 134-й закон, и эффект был, издержки снизились, но было видно, как это трудно достигается, несмотря на усилия президента и правительства. И в те годы была очень удачная карикатура, я ее много раз вспоминал, потому что, находясь вот прямо в этой работе, когда нужно провести законодательное решение сверху вниз, я прямо вот видел, как точно эта карикатура выражает, точнее говоря, комикс, выражает реальную ситуацию. Комикс, не помню, в какой газете, выглядел так. Президент говорит премьеру: «У нас плохо развивается малый и средний бизнес, слишком высокие административные барьеры, нужно снижать административные барьеры». Премьер говорит министру внутренних дел: «с малым и средним бизнесом в стране проблемы, надо что-то делать». Министр внутренних дел говорит начальнику управления внутренних дел: «Там сверху говорят, что что-то не в порядке с малым и средним бизнесом, вы примите меры». Начальник управления говорит начальнику отделения: «Значит так, там малый и средний бизнес создает проблемы, гони его к чертовой матери!». Вообще говоря, количество звеньев, да, достаточно для того, чтобы… и главное, интересов, потому что, как вы понимаете, на самом деле, административный барьер – это ведь кому издержки, а кому рента, да? Скажем, милиция, не только милиция, санитарная инспекция, торговая инспекция и так далее, и так далее, они получатели дохода благодаря тому, что существует административный барьер, такие рентоуловители. Поэтому количество звеньев, различие интересов – все это ведет к нарастанию издержек трансакции, которые приводят к искажению внутри самого типа трансакции. Опять действуют внутренние силы. Хочу заметить, что…Я потом еще вернусь к вопросу о неоднозначности этих самых решений с административными барьерами, потому что это очень непростой вопрос, тут с разных точек зрения решение будет выглядеть по-разному. Но общий вывод такой: как только мы начинаем анализировать, что происходит внутри вертикали, вертикаль начинает как-то корежиться, размываться, и заменяется вопросом о том, в бытовом языке, где зелень в схеме. Вот где интересы тех или иных агентов, через которых проходит эта самая коммуникация.

40:27

Теперь берем трансакцию №3, третий тип трансакции, и надо заметить, что вот эта диагональная трансакция, мне ее не очень легко пояснять на российских примерах, но я это сделаю. Потому что, как, в принципе, казалось бы, что еще может существовать кроме отношений равных, которые обмениваются между собой правами, собственностью и свободами и управления, где по замыслу это исполнение команды? Есть довольно часто встречающаяся схема, когда движение устроено сложнее. Во-первых, это схема, как правило, трехзвенная, там не две стороны, а три. Во-вторых, там нередко, почти всегда коллегиальное принятие решения. Ну, например: скажите, пожалуйста, кто по российскому законодательству имеет право подготовить проект бюджета Российской Федерации, государственного бюджета, кто?

[реплика] – Министерство финансов (неразборчиво)

– Правительство Российской Федерации. Заметьте, не принять, а подготовить проект. А принимать будет парламент, Государственная Дума. Это примерно как с судом. Суд не может по своей инициативе рассмотреть какой-то вопрос, кто-то должен туда обратиться, кто-то обладает правом иска, скажем, гражданского, или возбуждения уголовного дела. Сам суд не может возбудить уголовное дело, он не может рассмотреть спор между гражданами, которые туда не обращались. Тем не менее, если обращение произошло, суд становится способом решения этого самого спора. Поэтому вот эта более сложная конструкция, она встречается в государстве, она встречается в фирме, скажем, совет директоров компании. Ну, не совет директоров готовит проект сметы и план развития компании, готовит менеджмент, а решение принимает коллегиальный орган, совет директоров. Поэтому вот эта схема была названа Джоном Коммонсом трансакцией рационирования. Как видите, она такая, она не вертикальная и не горизонтальная, она скорей такая, диагональная, она сложно устроена. Как здесь дело обстоит с издержками, она-то на каких условиях работает? Действуют тут вот эти силы трения или тут как нарисовано, так все и происходит? Я обещал это на российских примерах показывать, хотя судебные примеры всегда удобнее показывать на примере, скажем, Англии или, в крайнем случае, Таиланда. Если вы заметили, летом прошлого года потрясающая была история, когда в Таиланде были волнения, друг против друга стояли демонстранты, которые палаточный городок в Бангкоке построили, и армия, которой был отдан приказ ликвидировать палаточный городок. Но поскольку демонстранты обратились в суд, насколько законно это решение правительства, то неделю друг против друга стояли две эти силы и ждали решения суда. Не в Англии, в Таиланде. Кстати, тогда суд решил, что правительство имело право дать это распоряжение, армия разогнала демонстрантов, а через полгода именно лидеры демонстрантов победили на выборах, на парламентских выборах и теперь образовали правительство. Но суд тогда принял решение, хотя симпатии были на стороне демонстрантов очень многих в Таиланде, суд принял решение, что по закону право правительства, можно разогнать эту демонстрацию. Но опять, я обещал примеры российские. Есть сфера деятельности, которую я довольно хорошо знаю, где в России вот эта вот диагональ работает нормально, именно потому, что там выстроены правильно структуры трансакционных издержек. Я имею в виду судебную практику по защите прав потребителя. Давайте, я расскажу о том как это устроено и почему работает и из этого будет видно, почему не очень хорошо работает или почти не работает остальное. Законодательство о защите прав потребителей было принято в мае 1991 года в СССР и по этому образцу в феврале 1992 в Российской Федерации. Главная его особенность состоит в том, что основной инструмент защиты был связан не с административным действием, а с возможностью каждого гражданина обратиться в суд. Но ведь обратиться в суд – это ведь издержки, ну, надо либо знать законы, либо нанимать адвокатов, это занимает время, исход неизвестен и так далее, и так далее. Так вот, спроектировано это все было так, что трансакционные издержки именно в этой сфере были очень низкими. Как это было сделано? Первое, пошлина судебная не взимается за иски по защите прав потребителя. Второе, транспортные издержки минимальны, потому что вы имеете право обратиться в суд по месту жительства своего или по месту пребывания ответчика, вы можете выбрать в качестве ответчика торговца, а можете выбрать производителя, как вам удобнее, если, например, торговец исчез, будете судиться с производителем. Третье, вам не нужен адвокат, потому что это был закон прямого действия, вы пришли с этим законом, где было, по-моему, 34 статьи, вот до сорока, и непосредственно себя защищаете. Так было в первой половине 90-х, теперь это гармонизировано, гражданский кодекс, все сложнее. Но издержки тогда минимизировались. А выгоды? А выгоды, потому что время же, риски, выгоды были весьма значительны, потому что есть возмещение материального вреда, материального ущерба, причем сверх этого было введено 3% неустойки за каждый день просрочки законного требования потребителя, это было очень важно, потому что в начале 90-х инфляция была, знаете какая? Вот, как вы думаете, в 92-м году сколько процентов была инфляция в России?

[реплика из зала] – Пятьсот, наверное?

– Две тысячи. В 93-м была тысяча процентов. А когда в 94-м до 400 процентов упала инфляция, возник банковский кризис, она слишком быстро снижалась. Поэтому, ну понятно, банки не были приспособлены к такому быстрому, они рассчитывали проценты, исходя из высоких темпов инфляции. Действительно, банковский кризис в 94-м возник из-за слишком быстрого снижения инфляции с 1000 до 400 процентов годовых. Так вот, фактически была компенсация в виде вот этих трех процентов за день просрочки, такие антиинфляционные деньги. И, наконец, главное, возмещение морального вреда. Этот закон – один из двух российских законов, который ввел возмещение за, как сказано в законе, за физические или нравственные страдания лица. И суд очень долго не мог определиться, как это все считать. Попробовали сначала к зарплате присоседиться, да, сказать, что это какая-то доля зарплаты, верховный суд сказал: «это неправильно». Попробовали к стоимости вещи, верховный суд сказал: «это неправильно». Действительно, физические и нравственные страдания могут быть велики при том, что вещь стоит недорого, а, скажем, доходы низкие. Ну, скажем, телевизор сломался у пенсионера-инвалида, или у богатого человека, у которого один телевизор в спальне, один на кухне, один в гостиной. Вот для инвалида в этом случае это окошко в мир, это большие физические и нравственные страдания, поэтому суды довольно долго вырабатывали вот этот самый уровень, но в итоге получилось что. Есть мотив, возможность получения компенсации, при этом индексированной по инфляции и с дополнительным вот этим бонусом, и есть пониженные издержки. И судебная система неожиданно заработала. Количество исков по закону о защите прав потребителей превышало все остальные законы вместе взятые. Ну, пожалуй, только по имущественным спорам по разводу была довольно большая судебная статистика, а так – закон быстро вышел в лидеры. Почему? Оказывается, для того, чтобы работала вот эта диагональ, важно, как выстроены издержки. В частности, там была гениальная находка. Я честно скажу, я участвовал в проектировании этого закона, но мы не понимали, что мы сделали. Вот я горжусь, что мы сделали тогда, хотя честно скажу, какие мы ошибки допустили, хотите? Когда инфляция резко упала, нам самим нужно было убирать трехпроцентные, вот эти три процента в день, мы это не сделали, не предложили изменить закон. В итоге, суды стали сами корректировать сумму, и получилось не очень хорошо. Нам нужно было вводить пошлину, когда начались финансовые волны, и люди судились за 100 тысяч долларов на депозите, не внося ни рубля пошлины, а пропускная способность судов ограничена, да? Если бы подняли пошлину, то уравновесили бы возможность использования. Судебная система просто встала в условиях финансового кризиса. Поэтому ошибки-то мы делали, но одну гениальную вещь сделали, даже не понимая, что мы сделали работающую диагональ, трансакцию рационирования в Российской Федерации. Какую именно? Вот этот принцип, что обращаться можно в разные суды, создал конкуренцию между судами. И когда в 98-м году грянул системный финансовый кризис, дефолт, о чем мечтал каждый олигархический банк? Только об одном – сосредоточить рассмотрение всех дел против себя в одном суде, почему? Один суд купить можно. Судебную вертикаль купить дорого, трудно, но можно, купить всю судебную горизонталь – нельзя. Понятно, да? Потому что это еще и конкурентная покупка. Поэтому, в зависимости от того, как структура издержек работает, вы имеете либо осуществляющуюся трансакцию рационирования, либо не работающую трансакцию рационирования, либо плохо работающую трансакцию рационирования. Потому что там издержки обращения высокие, или издержки рассмотрения, слишком длительное время, и так далее, и так далее. Поэтому опять тот же эффект трансакции рационирования как и в двух других типах трансакций, а именно – действуют силы трения, выраженные в том или ином типа издержек трансакций, трансакционных издержек.

52:30

Хочу заметить, что именно экономисты сами стали употреблять вот это выражение, «силы трения», есть известный такой американский экономист Чен, который сказал: «Открытие Рональда Коуза...», а именно Рональд Коуз сформулировал понятие трансакционных издержек в статье 1937 года, он их тогда называл «О значении социальных издержек», потом он их назвал издержками трансакции, по работам Коммонса, да? Так вот, Чен сказал: «Фактически открыты силы трения в экономике». В результате этого интересные вещи происходят, сразу вся картина меняется. Значит, смотрите, что получается, вот я опять пройду ту цепочку, по которой мы двигались с начала лекции. Институты и технологии показали, что там, вообще говоря, есть взаимодействие, они не только взаимодействуют между собой, институты и технологии, но что там движется разное содержание. В одном случае это преобразование материального объекта, в другом случае движутся права собственности и свободы. Движение прав собственности и свободы и есть трансакция, основа всего трансакционного подхода. В разных типах трансакций мы видим одно и то же. Они устроены по-разному, но они все, в них действуют силы, которые не были учтены, силы трения, издержки трансакций, разных видов: измерения, поиска контрагента, осуществления контроля и так далее, и так далее, и так далее. Вообще говоря, все это потребует разного рода институтов уже для того, чтобы снижать и организовывать трансакции. Пример с законодательством о защите прав потребителей и с ошибками в этом законодательстве и с достоинствами этого законодательства как раз в том и состоит, что вы институтами можете уменьшать или увеличивать трансакционные издержки и в итоге у вас трансакция либо будет работать, как это задумано, либо не будет.

Но в принципе, открытие факта трансакционных издержек, оно имеет целый ряд последствий, к характеристикам которых я сейчас и попробую перейти.

Начнем, давайте, с человека, вот для меня, для вас, что означает существование факта трансакционных издержек? Возьмем такую вещь, как стояние в очереди. В очереди, потеря времени в очереди. Это хорошая иллюстрация, потому что она показывает, что трансакционные издержки, в отличие от издержек трансформационных, то есть тех, которые связаны с трансформацией, преобразованием природного объекта, материального объекта, они субъективны. Вы можете издержки стояния в очереди воспринимать, как такие высокие издержки, что вы не стоите в очередях и воздерживаетесь от покупки. Зато люди, скажем, старшего возраста, одинокие, лишенные общения, они могут это воспринимать по-другому. Знаете, когда в 2004-05 году, когда после успехов в снижении трансакционных издержек в экономике в ходе дебюрократизации, мы занялись социальными сферами, мы немедленно сделали ошибку. Мы стали исходить из того, что в социальных учреждениях не должно быть очередей. И вдруг оказалось, что, ну да, не должно быть такого, что люди часами стоят в коридоре, не могут сесть и так далее, но когда выяснилось, что пенсионеры теряют возможность общения, посидеть полчасика-часочек, поговорить друг с другом, они воспринимают устранение очередей как минус. Потому что то, что трансакционная издержка для одного, то может оказаться, по субъективному восприятию, не издержкой для другого. Поэтому с человеческой точки зрения трансакционные издержки довольно эластичны. Здесь есть эффект субъекта.

Теперь о бизнесе. Открывает ли бизнесу что-нибудь новое факт трансакционных издержек, сил трения в экономике? И да, и нет. Потому что часть этих издержек по легализации, не так, по изучению издержек легализации крупных торговых сетей… Вот что можно сделать и нужно сделать и возможно ли сделать для того, чтобы крупные торговые сети, а это очень быстро растущий сектор экономики, до сих пор быстро растущий, по 300-400% в год, там колоссальный рост этого сектора, именно поэтому три года назад был принят очень неудачный закон о торговле, потому что захотелось получить часть ренты с этого сектора, экономисты дружно выступали против этого закона. Так вот, а мы изучали, как можно перевести его полностью в белый оборот, легализовать, и много общались с топ-менеджерами и владельцами крупных успешных торговых сетей. Так вот, считают ли они взятки, которые платят чиновникам, в качестве издержек? Конечно, конечно, считают, безусловно. Причем, хочу заметить, что как учитывать взятки в качестве издержек, это предмет международной большой дискуссии. Еще 15 лет тому назад три ведущие страны мира занимали разную позицию по поводу того, рассматривать ли взятки в качестве элемента издержек. Соединенные Штаты Америки по своему законодательству преследуют взятку, независимо от того, совершена она на территории Соединенных Штатов или за пределами, это уголовное преступление. Франция рассматривает взятку как уголовное преступление на территории своей страны, но не рассматривает как уголовное преступление за границей. Германия, так было, повторяю, 15 лет назад, сейчас это не так, рассматривала взятку как уголовное преступление на территории своей страны и как элемент издержек компании, когда речь идет об операциях за границей, то есть основание для уменьшения налоговой базы. Кстати, из-за этого возникла организация TI (Transparency International), которую основал человек, работавший, немец, работавший на очень высоких позициях во Всемирном банке, Вольфганг (Питер?) Айген, потому что важно было гармонизировать это отношение и исключить признание взятки в качестве издержек, уменьшающих налоговую базу. Это было сделано. Такая унификация подхода стран. Но я к чему говорю, конечно, российский бизнесмены рассматривали взятку как элемент трансакционных издержек. Но когда я задал вопрос «скажите, а сколько времени ваши топ-менеджеры тратят, например, на хождение в баню с чиновниками?». Они говорят: «Много». «А сколько стоит час вашего топ-менеджера?». И тут они схватились за голову и сказали: «Боже мой, это же дико дорогая баня!». Надо же считать, потому что понятно, сколько получает топ-менеджер большой компании, и понятно, что он туда ходит по деловой необходимости, что это элемент издержек компании, вот эта коммуникация с чиновниками. Поэтому для бизнеса открытие сил трения, отчасти они это осознавали, они только не понимали, что это некоторый особый вид, в экономических категориях особый вид издержек, а вот то, что не все явно издержки они учитывали, например, издержки времени, которое монетизируется другим путем, не учитывались, это факт.

61:08

Теперь для страны. Ну, вообще-то, есть знаменитый расчет. Даглас Норт и Джон Уоллес, один из них нобелевский лауреат-экономист, второй очень известный историк, они сделали расчет динамики издержек в своей родной стране, то есть в США за период с 1870 по 1970 год. Они считали двумя методами, считали размеры так называемого трансакционного сектора, то есть, например, те, кто обслуживает трансакцию, разного рода консалтинг, бухгалтерия, юридическое сопровождение и так далее, и считали долю издержек в компаниях. По отраслевому принципу и по анализу издержек. Вывод оказался ошеломляющим. Важно было понять, что происходит в исторической динамике, выяснилось, что с одной стороны, трансакционные издержки в США за сто лет колоссально выросли, но это ровно те сто лет, в течение которых аграрная и не очень сильная страна превратилась в первую экономику мира. Как же так? Они пришли к очень важному выводу. Считать надо полные издержки, то есть сумму трансакционных и трансформационных издержек. Потому что если вы делаете сложную экономику, у вас благодаря продвинутым технологиям, падают трансформационные издержки, но при этом могут расти трансакционные. Важно, чтобы трансакционные, они могут расти, росли в меньшей степени, чем падают трансформационные издержки. Потому что вообще обслуживание институтов, сложные институты, – дорогая вещь. Но если эта дорогая вещь оправдывает себя, вы получаете внедрение широких и тонких технологий, выигрыш на полных издержках. Поэтому открытие силы трения, трансакционных издержек, для анализа страновой экономики, международное сопоставление дало вот такие эффекты. Оказалось, что важен расчет полных издержек.

Теперь я несколько слов скажу об экономике, которую обычно не выделяют, а я хочу выделять, особенно здесь, говоря с физтеховцами, об экспериментальной экономике. Дело в том, что в экономике есть своя экспериментальная часть, есть свое моделирование, свои попытки создания или привития новых институтов или переноса из одной среды в другую. И я как раз хочу привести пример из области экспериментальной экономики, с которым тоже имел дело. Я вот не знаю, в те времена, когда я еще учился физике, а это было в школе, наш замечательный физик говорил нам о проблемах аэродинамики, может, это сейчас не так выглядит, про парадокс майского жука, сейчас его, наверное, не существует, да? Объяснение, тогда не получалось объяснить, как летает майский жук, потому что у него площадь крыльев очень мала, вес значителен, а то, как он летает каждый май, и с какой скоростью, и какой массой он бьет в лоб, это мы можем наблюдать, да? Так вот, не знаю, решен ли в аэродинамике парадокс майского жука, но то, что без трансакционных издержек в финансовой экономике существует целый ряд парадоксов, это факт. Я как раз приведу пример с экспериментами, в которых принимал участие. Есть такое явление, на английском оно называется credit unions, а по-русски, в терминах русского, российского законодательства называется кредитные потребительские кооперативы граждан. Что это такое? Это означает, в очень многих странах мира существует, есть, скажем, люди, у которых образовались сбережения, а с другой стороны, есть их знакомые, которые хотели бы получить кредит. Ну, зачем в банк идти, можно же это все сделать между собой, если люди знают друг друга. Вот когда объединяются люди, знающие друг друга, это и называется «объединение физических лиц в кооператив» для того, чтобы сбережения превращать в кредиты и возвращать, соответственно. Это и называется «кредитные союзы». Но дело в том, что до открытия эффекта трансакционных издержек считалось, что кредитные союзы не могут существовать. Сейчас скажу, почему. Потому что в финансовой экономике существеннейшим фактором конкурентоспособности является экономия на масштабе. Но он же маленький, кредитный союз. А банк большой. Каким образом может получиться ситуация, когда 20% потребительских кредитов в Соединенных Штатах Америки обслуживается кредитными союзами, не банками, 90% потребительских кредитов в Ирландии, в Республике Ирландия, 99% потребительских кредитов в провинции Квебек в Канаде. Потребительские кооперативы, они обыграли банки, они вытеснили банки, как это? В чем дело? Друзья мои, считать надо полные издержки. Пока мы не понимаем, что существуют трансакционные издержки, мы не можем объяснить, почему вот эти маленькие, они вполне конкурентоспособны. А они конкурентоспособны вот по какой причине. Смотрите, банку для того, чтобы собрать деньги, нужно: публиковать рекламу, проверять, скажем, платежеспособность заемщика, узнавать кредитные истории, а их вообще может не быть. А если это люди, которые вместе живут или вместе работают, которые вместе рыбу ловят или ходят в сигарный клуб и знают друг друга 20 лет, то у них нет этих издержек, они эту информацию имеют в себе, они знают, у них эти трансакционные издержки близки к нулю, все. Вот это сопоставление позволяет рассчитывать на то, что продвинется кредитный институт маленький рассредоточенный, неконкурентоспособный с банком, а он продвигается. Хочу сказать, если говорить об экспериментальной экономике, мы его продвинули в России, причем там было все как положено в эксперименте. Первый кредитный союз мы, естественно на себе, на экономическом факультете в МГУ, в 92-м году, и он умер, кролик умер, он не выдержал гиперинфляции. Второй кредитный союз мы создали на автозаводе имени Лихачева, и он выжил, он жил плохо, долго, и умер вместе с автозаводом имени Лихачева, лет через 12, наверное. Третий кролик был сделан в городе Суздаль как городской кредитный союз, и он оказался не только жизнеспособным, но он начал дико плодиться, пошло по городам Владимирской области, по Уралу и прочее, прочее. Поэтому после этого возник проект закона о кредитных союзах, он был дважды ветирован президентом, вето было дважды преодолено, такая борьба, что вы, два президента ветировали этот закон, и в конце концов он только в 2002 году был принят. То есть оказалось, что это все живет, это может внедряться, потом семь лет министерство финансов не принимало на себя роль регулятора этой сферы. Поэтому есть сферы, которые запущены экспериментальным образом в России, это возможно, если мы понимаем такие вещи, например, как в данном случае ситуацию с кредитными союзами.

69:35

Теперь последний вопрос, который составляет, строго говоря, мостик от первой лекции ко второй. А для теории-то в целом открытие этой силы трения какое имеет значение? А, вот на открытии трансакционных издержек основана самая, на мой взгляд, важная теорема в новой институциональной экономической теории, теорема Коуза. Теорема Коуза имеет несколько формулировок, но если совсем просто, она гласит: «Парето-оптимальное распределение ресурсов будет достигнуто независимо от их первоначальной аллокации, если трансакционные издержки равны нулю, и мы отвлекаемся от эффекта дохода». Вот вопрос, как формулировать теорему. Из-за того, что в этой теореме предполагается, что издержки равны нулю, из-за этого в экономической литературе появилось выражение «мир Коуза» и под «миром Коуза» понимается тот экономический мир, где сила трения отсутствует, где трансакционные издержки равны нулю. Строго говоря, это странно, потому что ровно Коуз открыл трансакционные издержки, естественно его именем решили назвать мир, где трансакционные издержки отсутствуют, мир Коуза – это мир с отсутствующим трением. На самом деле, теорема Коуза имеет массу последствий и приложений. Дайте, я сначала объясню, например, как это можно понимать, смотрите. Есть старая русская поговорка «гладко было на бумаге, да забыли про овраги», это, правда, даже не поговорка, это на самом деле из рассказов Льва Толстого фраза, насколько я помню про Крымскую войну. Так вот, мы чертим планы, не учитывая наличие сил трения в экономике, исходим из того, что поскольку совершается переток ресурсов, конкуренция и так далее, и так далее, то произойдет выравнивание, и в итоге будет достигнуто оптимальное, Парето-оптимальное распределение. Ну, это вы, наверное, знаете, что такое Парето-оптимальное распределение, да? Парето-оптимальность – это когда вы не можете произвести дальше улучшение, не ухудшая положение кого-либо из участников. То есть это точка оптимальности для всех, чтобы ухудшения не было. Все бы так и происходило в мире с нулевыми трансакционными издержками. Но дело-то в том, что мы пока не знаем случаев с нулевыми трансакционными издержками, они всегда положительны. Они могут быть низкими, высокими, запретительно высокими, но они всегда положительны. Плюс к тому, есть такое явление, как эффект дохода. Это, я думаю, вы тоже знаете, поскольку распределение неравномерно, то тот, кто обладает большим активом, вообще говоря, в большей степени дальше может влиять на следующие принимаемые решения, и в этом смысле начнет отклоняться распределение от оптимального. Вообще, как специально рассказано про истории реформ, любых реформ, но например, истории с реформой российской приватизации, потому что на что была рассчитана либерализация, проведенная правительством Гайдара? Там было три элемента, как вы, наверное, помните, макроэкономическая стабилизация, либерализация цен и приватизация. Расчет был на то, что не важно, в общем, принципиально не важно, по теории так и было, по всей другой теории, кроме новой институциональной, к кому попадают активы. Потому что, если неэффективен собственник, дальше происходит смена его на более эффективного и переток активов в сторону более эффективных собственников. Понимаете, какая штука? Трансакционные издержки положительные. Практически, это выражается как? Ну, например, что такое наблюдаемые трансакционные издержки в области собственности? Вот количество охранников, ВОХРы, если их много, это означает, что у вас нет признания легитимности собственности, вам приходится много тратить на то, чтобы эту собственность защищать. Но это можно делать при наличии такой вещи, как эффект дохода. Эффективность, там же смещенная эффективность. Если люди получили некий дорогой актив путем, который для них являлся дешевым, например, они имели доступ к информации, асимметрия информации, низкие информационные издержки, да? Или у них низкие издержки ведения переговоров, они имели контакты с теми людьми, которые распределяли, то получается, что для них эффективно использовать актив это не то же самое, что эффективно использовать актив с общественной точки зрения, там смещенное понятие эффективности. Поэтому мы получаем ситуацию, когда закрепляется так называемое плохое равновесие, неоптимальное равновесие и вот это все начинает приобретать стабильность. Оно не приходит к точкам оптимума, тем более к Парето-оптимальности. Повторяю, прежде всего, благодаря тому, что есть силы трения и положительные трансакционные издержки. По-человечески я бы выразил такое глобальное последствие теоремы Коуза словами нашей великой соотечественницы, моей подруги Людмилы Михайловны Алексеевой. Людмила Михайловна Алексеева любит повторять… Она блестящий человек, выпускник МГУ, археолог по образованию, сильный литератор, вообще мудрейшая женщина, я завтра, послезавтра, надеюсь ее опять увидеть, ей 84 года, один из мудрейших людей, кого я встречал. Вот она любит повторять: «Все рано или поздно устроится более или менее плохо». Я понимаю, что это и есть человеческая версия теоремы Коуза. Потому что теорема Коуза и говорит: равновесия будут достигнуты, обязательно, но они будут субоптимальны при наличии положительных трансакционных издержек. И чем выше трансакционные издержки, тем сильнее от оптимумов будут отклоняться эти равновесия. Все рано или поздно устроится более или менее плохо. А вот можно ли на основе этой теоремы понять, как могут происходить улучшения ситуации? Да. И это будет темой следующей сегодняшней лекции, когда мы будем говорить о новой постановке вопроса о выборе возможных альтернатив. Перерыв.