Ionin.pdf - восстание меньшинств

Идеология меньшинств

По этим двум причинам креативный класс оказывает на общество влияние гораздо более сильное, чем можно было бы предположить, исходя из его численности и распро- страненности. Но есть и еще один важный для нас момент, обусловливающий влияние креативного класса. Он пред- ставляет собой, так сказать, авангард процесса индивидуа- лизации и стилистической дифференциации, характерного, как я старался показать в этой главе, для времени поздне- го модерна, или постмодерна. Сам по себе это объективный процесс, основное направление которого было разъяснено Ф.Тённисом в его концепции «общности» и «общества», а за- тем уточнено в самого разного рода исседованиях, из кото- рых мы особо выделили концепцию слабых и сильных связей М.Грановеттера.

Именно этот процесс и порождает меньшинства. Мень- шинство — понятие не статистическое. Меньшинства возни- кают в процессе индивидуализации. Когда происходит распад типического, среднего, в среднем ожидаемого, возникают не только индивидуальные характеристики, но возникают и меньшинства. Когда, например, конфессия, или этнос, или пол, или досуговое поведение, или даже способ одеваться на- чинают проявляться в связях менее сильных, чем это харак- терно для «нормальной» среды (для нормы, в чем бы она ни состояла), растет вероятность того, что некоторое число инди- видов начнут воспринимать себя как меньшинства в этих на- званных отношениях. Другими словами, еще раз: есть устой- чивые, в определенном смысле традиционные связи. Лишь когда в ходе вызываемых индивидуализацией изменений про- исходит ослабление традиционных связей, возникает широко распространяющееся и не относящееся только к чужакам или маргиналам ощущение принадлежности к меньшинствам во многих аспектах жизни. Креативный класс оказывается, как уже сказано, впереди всех этих изменений потому, что имен- но ему свойственно улавливать происходящие ослабления традиционных связей и провоцировать их дальнейшее осла- бление и распад, организуя группы меньшинств и придавая им активный и даже агрессивный характер.

61

***

Наше рассмотрение показало, что представление о модерне за время, прошедшее с возникновения этого понятия, суще- ственно изменились. Первоначально суть его состояла в го- сподстве принципа рациональности, противопоставлявше- гося иррациональности традиционных морали, верований и институтов. Рациональность оказалось воплощенной в науке, капиталистической экономике и политической демократии. Но почти одновременно с рационалистическими концепция- ми модерна возникла связанная прежде всего с именем Валь- тера Беньямина концепция модерна как вечного возвраще- ния нового. Беньямин мастерски вскрыл капиталистическое сознание и обнаружил, что оно не то, что недостаточно ра- ционально (вопреки его собственным представлениям о себе самом), но что его рациональность — это миф, легитимирую- щий его существование наподобие того, как мифы древних народов легитимируют свойственный им жизненный уклад.

Главной чертой этого «фантасмагорического модерна», ка- ким увидел его Беньямин, является одержимость новизной. Он подметил еще много характерных черт: подмена опыта переживанием, рассказа — информацией, копирование как уничтожение подлинности предмета и др., — на всех этих аспектах модерна у нас еще будет причина остановиться при анализе групп меньшинств. Но, конечно, главное в его по- нимании модерна — это новизна как руководящий принцип осмысления и организации мира. Со времен Беньямина эти два столпа модерна, которые можно обозначить как прин- цип рациональности и принцип новизны шли и продолжа- ют идти рука об руку в нашей социокультурной реальности, взаимно обусловливая и взаимно поддерживая друг друга. Но все в большей и большей степени на передний план выходит новизна. Новое становится важнее, чем рациональное. Мы стремимся получить новые вещи, новые гаджеты, например, не потому, что они функционируют лучше, чем старые, а по- тому, что они новы, а причастность к новому повышает наш социальный статус. Новое престижнее, чем рациональное, разумное. Одержимость новизной проникает постепенно во все сферы и области нашей жизни, становясь все более и бо-

62

Идеология меньшинств

лее важным, а иногда даже основным критерием суждения о жизни и мире.

Когда-то, примерно в середине ХХ столетия в мире го- сподствовал функционализм в самом широком понимании этого термина. Престижным было то, что функционально, то есть наилучшим образом приспособлено к нашим потреб- ностям и к среде и в этом смысле рационально, например, функциональная мебель. Функциональное было тождествен- но современному. Теперь все изменилось: сказать о чем-то, что это современно, значит, сказать, что это ново. А новое, как это само собой предполагается, значит, лучшее. Таким об- разом, констатация современности чего-либо — это уже не просто констатация, а приписывание ценности.

Отсюда следует важность и ценность институтов, которые исполняют функцию обеспечения нашего мира новизной как таковой. Это, прежде всего, модернизация, которая есть те- перь больше, чем технический процесс: она теперь институт. Считается, что что-то модернизировать (образование, здание, фабрику, закон, пенсионную систему) — значит довести до лучшего возможного в настоящий момент состояния. Мо- дернизация — это обновление, но не ремонт, ремонт мы уже не делаем, а делаем модернизацию, в результате которой все вокруг становится современным, то есть новым. Другой, еще более важный институт обновления — это реформа. Совре- менность, в отличие от прошлых времен, для которых харак- терна была власть традиции, — период, когда подчеркивается важность именно изменения и развития. Поэтому представ- ления о реформе и реформируемости входят в понятийное ядро модерна. Если новое — это самоцель, а чаще всего в наше время дело так и обстоит, то реформа не только жела- тельна, но и необходима. Поэтому мы не вылазим из реформ, нам никогда не покончить с реформами и модернизацией. За реформой электроэнергетики пришла реформа пенсионной системы, чуть позже началась модернизация образования, по- том идет здравоохранение, космос и т.д. Скоро опять придет пора реформировать электроэнергетику. То же самое с боль- шей или меньшей интенсивностью, с большим или меньшим размахом происходит повсюду. При описании идеологии ре-

63

форм в разделе, посявященном реформистам и революцио- нерам (глава IV), я пользовался, в частности, материалами немецкого журналиста и социолога Юргена Каубе. Удиви- тельно, до какой степени его описания реформы школьного образования в Германии и психологические портреты рефор- маторов похожи на то, что происходит у нас. Иногда кажет- ся, что убери фактуру (имена, места, названия дисциплин), а оставь методологию и психологию, и описания можно будет почти без изменений печатать в обеих странах

Но для нас в данный момент важнее другое: важно то, что точно так же, как люди реформируют институты, они рефор- мируют сами себя. Об этом, собственно, и шла речь в по- следних двух разделах: поиск и принятие новых идентифика- ций — это и есть модернизация и реформирование человеком самого себя. Далее, мы постарались показать, что именно мо- дернизация и обновление индивидов — разумеется, в общем контексте меняющихся обстоятельств модерна — ведет к по- явлению групп меньшинств. В следующих главах мы постара- емся охарактеризовать этот процесс подробнее.

64

II.Индивиды,категории,группы

Вконце предыдущей главы мы старались показать, как в ходехарактерногодляпозднегомодерна,илипостмодерна процесса индивидуализации возникают сначала индиви- дуальные особенности личности, которые могут воспри- ниматься окружающими как отклонения и которые далее ока- зываются основанием, по которому человек может причислить себяилибытьпричисленокружающимикгруппеменьшинств.

Нормальноеисреднее

Именно в последние десятилетия происходит подъем мень- шинств в разных сферах жизни, который по аналогии с на- званием опубликованной в 1930 г. испанским философом Х. Ортега-и-Гассетом книгой «Восстание масс» мы назвали восстанием меньшинств. Постепенно принадлежать к мень- шинствам становится модой, а потом и нормой. Кроме того, относиться к меньшинствам становится престижно, потому что это ново: меньшинства только появляются в том смысле, что начинают выходить на широкую общественную арену. Еще предполагается, что меньшинства живут как-то иначе, что они не совсем такие же люди, как все остальные. И не только че- ловек, вызывающе модно одетый, но и тот, кто несет на себе опознаваемые знаки принадлежности к меньшинству — будь это субкультурное, этническое, сексуальное или любое другое меньшинство! — ловит на себе если не завистливые, то заинте- ресованные взгляды окружающих, потому что эти знаки ука- зывают на иной внутренний мир и вообще иную форму жиз- ни, недоступную простому, среднему, нормальному индивиду.

Здесь необходимо некоторое уточнение понятий: что озна- чают термины «простой», «средний», «нормальный». С «про- стым» дело вроде бы ясное. Простой — это не сложный, легко доступный, охватываемый взглядом или мыслью сразу и цели- ком во всех деталях, не имеющий скрытых, недоступных сразу

65

моментов или аспектов. Но, в таком случае, можно ли проти- вопоставлять человека меньшинства как такового простому человеку? Ведь тот факт, что он демонстрирует несоответствие нормальному или среднему в какой-то сфере, на самом деле не усложняет организацию его личности или его жизни. Эта организация сложна в той степени и до тех пор, пока мень- шинство ведет непризнанное, запрещенное, подпольное су- ществование (как, например, гомосексуализм до его декрими- нализации).Признаниечеловекаменьшинстваполноправным членом общества именно как человека меньшинства упрощает его жизнь и личность. Он уже такой же простой, как и любой другой простой человек. Особенности его половых практик не делают его жизнь и личность более сложными, чем у человека традиционной сексуальной ориентации.

Несколько сложнее обстоит дело с понятиями «средний» и «нормальный». Средний — понятие статистическое. Средняя величина чего-то — это обобщающая характеристика множе- ства индивидуальных характеристик какого-то признака. При этом, как считает статистика, средняя величина должна вы- числяться для совокупностей, состоящей из большого числа единиц. В этом случае индивидуальные отклонения взаимно погашаются. Если же мы говорим о среднем человеке, то мы должны отвлекаться от его индивидуальных особенностей, которые тоже статистически «взаимно погашаются».

Любопытно, что, судя по всему, впервые словосочетание «средний человек» появилось в книге «Социальная физика» (1835) бельгийского статистика Адольфа Кетле (1796—1874). По теории Кетле, «носителем всех средних качеств, которые могут встречаться у людей», является «средний человек». Этот «сред- ний человек», воплощающий в себе все типичные, усреднен- ные качества (физические, нравственные, интеллектуальные) данного общества, является неизменным его типом. Сохра- нение его поддерживается мировыми законами, над которы- ми человечество не властно. Всякие отклонения от «среднего человека», или, по теории Кетле, искажения этого типа, явля- ются «ошибками природы»1. Если перевести эти соображения

1 URL: <http://www.bibliotekar.ru/encSlov/17/175.htm>.

66

Индивиды, категории, группы

Кетле на наш нынешний язык, то можно сказать, что отклоне- ния от среднего типа человека противоестественны и тем более противоестественны агрессивные меньшинства, усугубляющие «ошибки природы». Но это по Кетле. Вообще же выражение «средний человек» стало означать сейчас просто среднестати- стического человека (потребителя, избирателя и пр.).

Иное дело — термин «нормальный человек». Нормаль- ный — значит соответствующий норме или действующий со- ответственно норме. Откуда берется норма — это совершенно другой вопрос. Норма может быть традиционной нормой (на- пример, нормой обычая или нормой морали), а может уста- навливаться законодательно, тогда это уже норма закона. Но в любом случае «нормальный» не означает «средний». Если норма, например, норма обычая или норма этикета, запреща- ет вытирать нос рукавом, а из десяти человек девять вытирают нос рукавом, а только один использует платок, то «средний человек» вытирает нос рукавом, а «нормальный человек» — пользуется платком.

Другое дело, что эти понятия в обыденной жизни и в обы- денном языке перемешиваются, и «простой» воспринимается как «нормальный», «нормальный» как «средний» и т.д. Все это потому, что семантические поля этих терминов в обыденном языке не соответствуют этим же полям, более строго опреде- ляемым в научном языке. Действительно, ведь меня же пре- красно поймут, если я скажу, что как простой человек я выти- раю нос рукавом («простой» здесь будет понят в социальном смысле — без претензии на аристократизм, простолюдин), или что как нормальный человек я вытираю нос рукавом (в смыс- ле: мол, оставьте эти церемонии, мы же нормальные люди!).

Кроме того — и здесь таится опасная ловушка для теорети- ков — норма часто складывается как норма практики, то есть какой-то способ действия или способ выражения начинает приобретать характер нормы именно в силу своего статисти- ческого преобладания. Так, мол, поступают все, и именно поэтому поступать так «нормально». Следующее поколение всегда будет поступать именно таким вот образом. Это путь формирования обычая и, соответственно, нормы обычая. Да- лее на основе обычая могут начать складываться нормы так

67

называемого обычного права, которые затем в процессе ко- дификации могут стать полноценными правовыми нормами. Так статистика может становиться нормой, среднее — нор- мальным, средний человек, как у Кетле, — нормальным че- ловеком. Если пофантазировать, не трудно представить себе ситуацию, когда в результате эволюции нормирования прак- тик будет строго предписано правилами этиката вытирать нос рукавом.

Важно, что эти противоречия и двусмысленности в пони- мании терминов иногда воспроизводятся и в научном язы- ке. В следующем параграфе мы рассмотрим некоторые рас- пространенные определения меньшинств и увидим, что, как правило, меньшинства определяются статистически, то есть пишут примерно так: «меньшинство — это группа, меньшая по численности…., чем…» и т.д. Причем таковы, практически, все определения меньшинств, даже те, что приводятся в доку- ментах международных организаций, ставящих своей задачей борьбу за права меньшинств. Это приводит к множеству несо- образностей. Например, издавна ведется энергичная борьба за права женщин. Значит ли это, что женщины — меньшинство? Если да, то как совместить это с часто встречающимся количественным преобладанием женщин в обществах, в частности, таких, где вопрос о правах женщин особенно актуален? Если нет, то как объяснить, что женщины неизменно фигурируют в ситуациях борьбы за права меньшинств? Можно привести

идругие примеры противоречивого характера определения меньшинств путем ссылки на статистику.

На самом деле, как уже было сказано выше, меньшин- ство — не статистическое понятие. Меньшинство складыва-

ется из индивидов, демонстрирующих отклоняющееся, не соответствующее норме поведение. Поэтому, как мы отмечали,

формирование меньшинств есть следствие побуждаемого идеологией модерна и постмодерна процесса индивидуали-

зации. Меньшинство — это не те, кого меньше, чем других, а

те, чье поведение (или внешний облик, или способ одеваться, или сексуальная ориентация, или этническая идентификация

ит.д.) отличается от нормального, как бы мы ни определяли понятие нормы.

68

Индивиды, категории, группы

В результате этих несоответствий (статистическое мень- шинство и меньшинство как группа отклонения) возникает ощущение, что научные данные не могут дать полное и точ- ное представление о реальном месте меньшинств в обществе, об их значимости и перспективах развития. Причем эта не- достаточность привычного научного подхода проявляется в двух отношениях. Прежде всего — и эту сторону дела очень точно фиксирует упоминавшийся уже в первой главе немец- кий исследователь Ю. Каубе1 — статистика постоянно дает нам сведение к среднему. Это касается и социологических, и медицинских, и экономических, и демографических и лю- бых других данных. Но возникают вопросы. Что, собственно, представляет собой это среднее? Как оно соотносится с ре- альным поведением? Насколько оно затушевывает реальные процессы индивидуализации и формирования меньшинств? И образуют ли эти средние норму и в этом случае играют ре- гулирующую роль в социальном поведении, или же они — не- кая нематериальная цифра, пустая абстракция, за которой ничего не стоит? Если они — не норма, то есть не в состоянии регулировать общественную жизнь, то мы можем столкнуться с огромной глубиной отклонений, угрожающих стабильно- сти общества, но самим обществом не замечаемых. Если они близки к тому, что реально происходит в обществе, имею- щиеся отклонения вроде бы могут нас не тревожить. Поэтому желательно знать ответы на эти вопросы, которые только на основании статистики получить трудно.

Возьмем, к примеру, проблему гомосексуализма и однопо- лых браков. Считается, что от поколения к поколению гомо- сексуалисты составляют приблизительно 2-4% от популяции. Петербургские социологи приводят данные об отношении рос- сийскихгражданводнополымбракам.Приблизительно73%их отвергают, и лишь приблизительно 10% их поддерживают2. То есть средние цифры дают вполне утешительное представление

1Kaube J. Otto Normalabweicher. Der Aufstieg der Minderheiten. Springe: Klam- pen Verlag, 2007. S.15.

2Божков О.Б., Протасенко Т.З. Однополые браки — сюжет, который навязы- вается обществу. Кому-то это надо? / Социологический журнал, 2012, № 2. С. 162.

69

о состоянии общества в его семейно-половой сфере и о состоя- нии общественной морали. Но не нужно изучать прессу и спе- циально отсматривать ТВ, чтобы увидеть, насколько реальное поведение — и отмечу: публичное, в смысле экранное, то есть в определенном смысле демонстративное поведение! — отлича- ется от средней цифры. И это уже вселяет тревогу, и указанные петербургские социологи не без оснований подозревают, что весь этот гомосексуализм вместе с однополыми браками нам кто-то «вбрасывает» (Горбачев говорил «подбрасывают»). Ссы- лаясь на американский опыт, они высказывают обоснованное опасение, что через полтора-два десятилетия количество при- емлющих однополые браки может достичь примерно 50%.

Тема гомосексуализма и однополых браков — лишь одна из популярных на нынешнем ТВ тем. Раньше на ТВ царила норма, а уж «за» нормой — например, в детективах, где пре- ступление полагалось «раскрыть», — царило то самое рас- крываемое, а, следовательно, искореняемое ненормальное, то есть отклонение. Теперь там отклонение господствует: вам- пиры, киллеры, зомби, убийства, расчленения… Печально наблюдать, как это телевизионное отклонение расширяется на все новые телевизионные жанры, то есть из триллеров по- степенно перекочевывает в новости. Это означает, что сюже- ты фильмов ужасов (расчленения, например, и массовые рас- стрелы) перестают быть сочиненными для щекотания нервов зрителей пугалками, а становятся реальными сюжетами жиз- ни. Отклонения становятся жизнью.

Все это вместе есть свидетельство реального увеличения веса и ценности этнических, сексуальных, религиозных и других меньшинств.

Еще одно обстоятельство, говорящее о недостаточности средних цифр для описания состояния общества и определения перспектив развития. Дело в том, что у человека меньшинств его«меньшинственная»характеристиказахватывает,какправи-

ло, лишь какую-то одну часть или сторону его личности и его по-

ведения, которые в целом могут соответствовать и, как правило, в большей или меньшей степени соответствуют норме. Это «бо- лее или менее» очень важно, потому что может служить одним из главных критериев классификации меньшинств.

70