Раздел 3. Траектория развития россии

Глава 8. Особенности. Экономического развития россии

Эти бедные селенья, Эта скудная природа — Край родной долготерпенья, Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит Гордый взор иноплеменный, Что сквозит и тайно светит В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной, Всю тебя, земля родная, В рабском виде Царь небесный Исходил, благословляя.

Ф.И. Тютчев 13 августа 1855 года

Россия велика но неустроена, она не имеет уложения, управляется по случаю; и на злоупотребления слишком приметные довольно считается выдать указ. Зло остается в своем корени.

B.C. Малиновский

Размышление о преобразовании государственного устройства в России

§1. Истоки. Европа и Русь

С начала XI в., в Европе началось медленное, с отступлениями, войнами, катастрофами, но существенное (по сравнению и с предшествующим тысячелетием, и с большей частью остального мира)1 ускорение экономического роста. Все наиболее развитые тогда европейские регионы лежали вдоль линии, которую можно провести от Венеции и Милана к устью Рейна (см. карту 1).

И к западу, и к востоку от этой линии эффективные инновации (троеполье, водяные и ветряные мельницы и т.д.) распространялись медленнее, чем вдоль нее. В европейские страны, удаленные от этой географической оси подъема, технологические новшества приходили много (одним — тремя веками) позже.

Россия XI — начала XIII в., удаленная от центра европейских инноваций и потому относительно малоразвитая, была тем не менее со всей очевидностью европейской страной2.

Славяне-индоарии — один из основных этнических элементов этой обширной территории. Многие славянские институты имели общие корни с установлениями, характерными для западноевропейских индоариев3.

Правящие династии здесь, как и в Англии, и в странах Северной Европы, имели норманнское происхождение и были тесно включены в систему отношений между европейскими королевскими домами. Со времен, по которым сохранились письменные свидетельства, видно, что обычное право, писаное право, система налогообложения были основаны на переплетении славянских и норманнских традиций4.

Н.П. Павлов-Сильванский пишет: «Арийское родство русского древнейшего права с германским в наше время достаточно ясно. В области уголовного права, судопроизводства и права гражданского древнейшие русские порядки отличаются разительным сходством с правом германским. По части уголовного права мы находим в "Русской Правде" не только кровную месть, свойственную всем первобытным народам, в том числе и неарийского корня, но и всю систему наказаний, известную германским варварским "Правдам": и виру, и денежные пени за телесные повреждения. В судопроизводстве находим у нас, одинаково с Германией, и ордалии (испытание водой и железом), и судебный поединок (поле), и свод, и послухов-соприсяж-ников... В гражданском праве — и одинаковые брачные обряды, покупку и умыкание жен, и рабство неопытного должника, и родовое владение землею. Систематик арийского права Лейст, ознакомившись с "Русскою Правдою", в своем исследовании о "Праарийском гражданском праве" выражает изумление пред особенною близостью древнерусского права к германскому. Мы выясним ниже, например, что наша средневековая община не только была одинакова по существу своего устройства с германской, но и называлась одинаково с нею миром — universitas, что выборный представитель ее назывался у нас и в Германии одинаково сотским — centenaries»5.

Обычай полюдья, регулярных объездов контролируемой территории для кормления дружины на Руси X—XI вв.6, сходен с аналогичными нормами, характерными для Скандинавских государств. Полюдье лишь немногим отличается от скандинавской вайциллы7.

Специфика природных условий России — малопродуктивные почвы8, краткость сезона, пригодного для земледельческой деятельности9, наряду с обилием земли и малочисленностью населения. Это объясняет более поздни^ чем в Западной Европе, переход от подсечно-огневого земледелия (с характерной для него непрочной оседлостью) к пашенному и замедленное формирование государства10.

Однако российская община начала 2-го тысячелетия н.э. похожа на современную ей европейскую марку, включает элементы частного землепользования, неравенства в земельных долях. В литературе нет свидетельств о регулярных переделах земли в это время.

Удаленность от удобных для мореплавания морей, сухопутностъ, — вот главное отличие России от мира Западной Европы, вся история которой была сначала связана со Средиземноморьем, а затем с Атлантическим океаном11. В VIII—XII вв. торговый путь «из варяг в греки», интерес к которому возник после того, как арабские завоевания усложнили условия средиземноморской торговли, сыграл значительную роль в формировании первого русского государства.

Но с конца XII — начала XIII в. значение этого пути, связывавшего юг и север, запад и восток, падает, с одной стороны, под влиянием давления кочевников, с другой — благодаря походам крестоносцев, захвативших Константинополь и открывших прямые и удобные морские каналы европейской и евроазиатской средиземноморской торговли12.

С этого времени на протяжении веков российские княжества оказываются отделенными от морских коммуникаций, отрезанными от больших торговых путей. Даже Новгород и Псков, активно вовлеченные в процесс балтийской торговли, интенсивно взаимодействовавшие с Ганзейской лигой, из-за географического положения, отсутствия собственных морских портов оказываются в положении младших партнеров в этой торговой деятельности. Они редко сами организуют морские торговые предприятия.

Западноевропейские инновации постепенно доходят до России, но с заметным, охватывающим несколько веков опозданием. Троеполье, широко распространенное в Северо-Западной Европе в X—XI вв., становится в России доминирующей формой организации земледелия лишь в XVI—XVII вв. Урожайность зерновых 1:3 — 1:3,5 (соотношение посеянного зерна и полученного урожая) остается обычной в России вплоть до второй половины XIX в. В Северо-Западной Европе такая урожайность была нормой в XII—XIII вв.13 Эволюция социальных институтов также следует за западноевропейской, но с заметным отставанием14.

В России домонгольского периода, по меньшей мере на Северо-Западе, очевидно сильное влияние европейского опыта развития городов. Эволюция институтов Новгорода и Пскова, их становление как крупных центров торговли и ремесла, участвующих в европейской системе хозяйственных связей, сближает эти города с городской Европой XII—XIII вв. В начале XII в. княжеская власть в Новгороде стала ослабевать: место посадника (ежегодно сменяемого главы исполнительной власти в городе) стало выборным. Если до того посадник был ставленником и правой рукой князя, то теперь он избирался городским вече из числа новгородских бояр. Тем самым он превратился из орудия княжеской воли в потенциальную помеху его власти. Вече добилось права назначать архиепископа, впоследствии стало назначать и тысяцкого, воеводу местного ополчения. Новгород избавился от зависимости от Киева, который уже не мог назначать новгородских правителей. Начиная с 1136 года, когда восстание граждан закончилось изгнанием сына прежнего киевского князя, Новгород пользовался правом самостоятельно выбирать себе князя из любого княжеского рода15.

Хотя князь и являлся приглашенным главой новгородской администрации, его права были ограничены традиционными установлениями. В XII в. он не имел права суда без участия посадника, не мог содержать свой двор вне территории новгородских земель, не имел права назначать местных администраторов без согласия посадника, не мог сместить избранное должностное лицо без публичного разбирательства. Права князя в области налогообложения были жестко ограничены. Он получал доходы с определенных территорий, но имел право делать это лишь при посредничестве коренных новгородцев. Даже права князя на охоту, рыбную ловлю, занятие пчеловодством были детально регламентированы16. Ограничение прав князя в Новгороде вызывает естественные ассоциации с подобным же регулированием прав приглашенного главы администрации — подеста — в городах Северной Италии того же времени17.

Характерная черта установлений Новгорода и Пскова — отсутствие постоянного войска. Здесь, как и в городах Западной Европы, каждый горожанин при необходимости воин18. Однако после подчинения Новгорода и Пскова Москве при Иване III и физического уничтожения большей части новгородского населения при Иване TV города в России лишены самоуправления и играют лишь ограниченную роль в торговле и ремесле19.

Русь приняла христианство от Византии20. Учитывая тесные экономические связи с ней и ее культурное влияние, такое развитие событий логично. Тогда еще не произошло разделения церквей, хотя слабеющая Восточная Римская империя и разделенная на сотни осколков, но соединяемая универсальной латынью ушедшего Рима Западная Европа уже шли разными историческими путями. Византийский выбор оказался фундаментально важным для специфики эволюции российского общества и государства по сравнению с западноевропейской21 .

Россия оказалась культурно, религиозно, политически и идеологически отделенной от того центра инноваций, которым во все большей степени становится Западная Европа, воспринимает ее и сама воспринимается ею как нечто чуждое, инородное. Следствие — нарастающее ограничение культурного обмена, возможностей заимствования нововведений, подозрительность, изоляционизм.

Независимая церковь как центр влияния, отделенный от светской власти, нередко и успешно противостоящий ей, — важнейший институт, сдерживавший экспансию государственной власти на протяжении веков, в течение которых подготавливался подъем Европы. В России такой традиции не существовало. Для нее не стало характерным то сочетание культурной и религиозной общности европейского мира при отсутствии его политического единства, которое стимулировало конкуренцию городов и государств и делало неизбежным использование эффективных инноваций.

Еще одна точка расхождения траекторий развития России и Западной Европы — близость Большой степи, монгольские завоевания XIII в.

Постепенно в доходах князей Киевской эпохи возрастает роль дани, сокращается значение полюдья, усиливается специальный аппарат чиновников, ответственных за сбор дани. Механизмы налогообложения, основанные на сочетании регулярной переписи и круговой поруки, к началу 1-го тысячелетия н.э. были широко распространены в аграрном мире. Они применялись и в Византии, оказавшей сильное влияние на формирование российской государственности22. Однако до монгольского нашествия в источниках нет сведений о подобной системе налогообложения на Руси23. Здесь ее развитие скорее следует европейским традициям.

Именно монголы, которые к тому времени хорошо освоили и приспособили к своим нуждам китайскую налоговую систему, существовавшую со времен Шан Яна и включавшую регулярные переписи населения, круговую поруку в деревне при сборе налогов, приносят в Россию податную общину, увеличивают объем изымаемых государством у крестьян ресурсов24.

Ко времени свержения монгольского ига ключевым экономико-политическим вопросом на Руси стал вопрос о наследнике татарской дани25. С. Соловьев пишет: «Со времен Донского обычною статьею в договорах и завещаниях княжеских является то условие, что если Бог освободит от Орды, то удельные князья берут дань, собранную с их уделов, себе и ничего из нее не дают великому князю: так продолжают сохранять они родовое равенство в противоположность подданству, всего резче обозначаемому данью, которую князья Западной Руси уже платят великому князю Литовскому»26.

После стояния на реке Угре московские князья решают присвоить ее себе, отказываясь от традиционных представлений о том, что в случае ликвидации зависимости от Орды дань, подлежащая уплате в Орду, достанется удельным князьям. В духовной грамоте Ивана III уже нет традиционной фразы о том, что если «переменит бог Орду» и плата «выхода» в Орду будет отменена, то удельные князья могут взять «выход» со своих уделов в свою казну27..

Сохранение введенной монголами системы налогообложения в руках московских князей после сокращения выплат Золотой Орде стало важнейшим фактором финансового укрепления Москвы. Именно это позволило в первые десятилетия после краха монгольского ига в массовых масштабах привлечь итальянских архитекторов и инженеров, развернуть масштабное строительство крепостей и храмов. Как справедливо пишет Ч. Гальперин: «Монгольская система налогообложения была более обременительная, чем любая известная до этого в России. Приняв монгольскую модель, московские великие князья оказались способными извлекать больше доходов, чем когда бы то ни было раньше, и использовать завоеванные земли, максимизируя извлекаемые доходы и соответственно власть. Москва продолжала собирать полный объем монгольских налогов в России даже после того, как она перестала передавать их Золотой Орде»28.