Антропология / Мосс М. Социальные функции священного. 2000

Ibid, формула 4, с. 244, talanta, terenta — это суффикс количества. Следует отметить метрическое равновесие обеих частей формулы: пять последних слогов в них идентичны как по звучанию, так и по смыслу.

338 тт ..

Действительно, она может выражать пожелание, но точно так же может описывать определенное количество меда, символически представленное чурингой (ср. интичиума цветка хакеа, N.T., р. 184, камень, представляющий массу цветов), или количество меда, существовавшее в прошлом (ср. ниже о множественных смыслах формулы). 39 Ibid, п. 3, р. 244. Формула непонятна, и перевод неясен; неизвестна не только птица, о которой идет речь; непонятен и перевод «mountain-sized water» — в составном слове мы узнаем корень laia, «озеро» (ср. озеро душ, р. 239, 249; ср. Strehlow. Ar. St., I, p. 3), irbmana «гора» (см. словарь Кемпе, ad verb.), но форму intji (вспомогательная ?) нам не перевести. Да и английский вариант можно понимать и как «воду, находящуюся на горе», и как «воду размером с гору». Мы приняли первый вариант, поскольку, как нам кажется, формула ссылается на миф о тотемическом центре, «яме с водой» в горе.

320

Две другие, которые входят в чуринга праздника эму, выражают существование в настоящем чего-то из прошлого, но прошлого совсем близкого и конкретного, как следы, найденные охотником. Они описывают звериную тропу, то есть место, по которому только что прошло животное; оно едва ушло, и это было настолько недавно, что еще можно почувствовать, что оно рядом, словом, на этом пути наверняка можно настигнуть его.

Tiiatitiana iala romana

44(1

Большие эму много следов Magatjagatjana werilankana Несметное количество эму были здесь341

Эти два стихотворения явно перекликаются: мало того, что они постоянно повторяются; их метрические паузы и равновесие задают ритм произнесения. Шульце говорил по их поводу342: «Эти праздники относятся только к еде и ее добыче; в них описывается, где находятся различные предметы питания — эму, рыбы и т. д.; сколько их было раньше и каких были они размеров. Все это образует рефрен праздничных песен. Кроме того, они служат для запоминания и прославляют прошлое, сохраняя свою связь с молитвами, в которых просят, чтобы животные и т. д. вновь появились в тех же количествах и снова стали такими же большими». Переход от мифического прошлого к ритуальному будущему постоянен, легок и непосредствен. Момент интичиума, формулы, сопровождающей здесь танец или ритуал, таковы, что мы незаметно переходим от простого описания прошлого или настоящего к пожеланию непосредственной действенности, демонстрации указанного результата, словно он уже достигнут.

Последняя характерная черта формул заключается, согласно Шульце, в их темноте, непостижимости343. По крайней мере, все члены племени, кроме владельца формул, не понимают их смысла344. Действительно, язык, на котором они фиксируются, отличается от профанного языка женщин, детей, мужчин поселения; в основном используются слова в устаревших и архаичных формах, «частично заимствованные из других диалектов». Шульце кратко указывает причину: они «исходят от предков»345. Естественно, предки говорили на другом языке. Так в нашей картине появляется новый штрих: язык, на котором произносят формулы — это не обыденный, повседневный язык; формулы принадлежат предкам и являются молитвами; обращаясь к ним, люди произносят фразы на их языке.

Формула 1, р. 243. Мы не понимаем дательного падежа в titja titja и rama. Формула 2, р. 247. Дательный падеж здесь столь же непонятен, сколь и в предыдущей формуле. Обе они не входят в полную чуринга эму, которую мы опишем ниже.

342

Ibid, p. 243. Шульце очень плохо пишет по-английски, поэтому иногда нам приходится интерпретировать его слова. 343

Ibid, p. 244.

344

Считается, что владелец формул понимает их благодаря знанию или изначальному вдохновению, р. 242. 345 Ibid, p. 244.

321

340 341

I Зак. 3106

Мы целиком принимаем положения анализа, проведенного Шульце много лет назад. Уже сейчас можно указать общие черты не только формул интичиума, но и системы австралийских религиозных ритуалов в целом.

Все формулы, которые мы встретим далее, являются:

I. В том, что касается ритуальной формулы: 1) музыкальными, то есть мелодическими и ритмическими; 2) направляющими движения, пантомимы или танцы; 3) поющимися

коллективно; 4) предназначенными для монотонного повторения, даже если они независимы от танца346.

П. В том, что касается словесной структуры формул: 1) простые, могут сводиться к крику или состоять из короткой фразы; 2) непременно описательные: идет ли речь о прошлом,

сливающемся с настоящим или с будущим, или, точнее, о желаемом результате; 3) как правило, слагаются на языке, непонятном публике, не посвященной в таинства ритуала; 4) наконец, как в силу собственного значения, так и связей с праздником, часть которого они составляют, формулы действенны в том смысле, о котором мы говорили относительно молитвы, понимаемой предельно широко.

Эти черты применимы ко всем речевым обрядам тотемических или племенных ритуалов, о которых пойдет речь в этой и двух следующих главах. Мы отметим редкие явные исключения; однако реальных исключений из только что установленного правила мы не знаем. К нему мы больше возвращаться не будем, хотя позднее (гл. III) оно по необходимости должно играть заметную роль в наших попытках объяснения.

Мы видим, насколько далеки мы от мысленной и индивидуальной молитвы: в обсуждаемых обрядах нет ничего такого, что не было бы практическим, непосредственным, конкретным, не соответствовало бы материальной потребности и не было бы ни коллективным, ни банальным, ни стереотипным, ни механическим. Как, если примитивная молитва не была ничем большим, могли зародиться другие типы молитвы на ее основе? Она должна содержать и другие элементы, однако бедность документов Шульце заставила нас пренебречь ими. Под внешней оболочкой вербальных форм и ритуальных условий должны находиться иные верования и чувства, нежели эта грубая сила слов. Их нам помогут найти более подробные описания Спенсера и Гиллена, с одной стороны, и Штрелова, с другой. В то же время мы сможем обнаружить образование других видов молитвы; мы увидим, как образуются типы, и сумеем предвидеть направление, в котором они эволюционируют.

К картине интичиума, данной Шульце, Спенсер и Гиллен добавили лишь две основные черты347.

346 Здесь мы узнаем все черты примитивного хоровода (ср. ниже, кн. III, II, гл. IV в конце).

Впрочем, Спенсер и Гиллен перечисляют те же самые условия интичиума, что и Шульце: они обладают непосредственной действенностью и влияют исключительно на тотемический вид: обеспечивают его существование и умножение, если речь идет о животном или растении, N.T.C., р. 288, N. Т., р. 167, 81, 169, 170 (ср. ниже

322 1. Будучи исключительной собственностью клана, для остальной части племени интичиума

остаются тайной посвященных. На церемонии не допускают иных зрителей, кроме членов клана и фратрии, в которую этот клан входит. В данном пункте Спенсер и Гиллен формально противоречат Шульце: тот не делал различия между интичиума и священными церемониями клана, чуринга, а потому не указал этого

ол о

условия .

2. Затем, интичиума регулярны, ежегодны и повторяются каждый сезон349.

Однако можно не обращать внимания на эти характеристики. Практически, они свойствены лишь интичиума у арунта. Напротив, определенное число черт, в некоторой степени присущих самым разным интичиума, поможет нам дополнить общее описание формул и их значения.

Ради удобства нашего объяснения, а также по той причине, что такое разделение соответствует фактам, мы разобьем церемонии на три группы в соответствии с родом используемых в них формул. В первую войдут интичиума с формулами, во вторую — с гимнами, третья же, самая многочисленная группа будет состоять из интичиум, представляющих собой смесь первых двух типов.

1. Формула. Одна из наиболее развитых известных нам интичиума принадлежит клану гусеницы вичетти™ из группы Элис Спрингс351, одной их самых важных в племени352.

Впрочем, нам известны не только словесные и операциональные ритуалы этой группы353, но и миф354.

критику этой теории). Интичиума принадлежат локальной части клана (N. Т., р. 11), изменяются в зависимости от локальной группы, а двух идентичных интичиума быть не может (N.T., р. 119, N.T.C., р. 267). Так, интичиума группы гусеницы вичетти из Улатерка (Ulatherka) отличается от интичиума группы из Элис Спрингз; точнее, интичиума принадлежат вождю, alatunja, p. 11.

ш N.T., р. 11, р. 169. N.T.C, р. 257, 315. Ср. «President's Address», Austr. Ass. Adv. Sc., 1904, p. 165. По поводу секретности

интичиума у племен арунта и илпирра (Ilpirra) см. ниже.

349

N. Т., loc. cit, ср. N.T.C, р. 315, 316. О повторяемости ср. ниже.

'!5° Гусеницу или насекомое в стадии гусеницы, то есть вичетти (арунта прекрасно знают историю этого животного) называют udnirringita (N.T.), udnirringita (N.T.C., p. 289, 290): согласно Спенсеру и Гиллену, она приходит с кустов udnirringa, на которых насекомое откладывает яйца и в которых живут личинки. Ср. Strehlow, Ar. Lor. St. I, p. 84,

353ЛГ.Т, р. 170, 179, ср. N. Т. С., р. 289 и далее.

354 JY.T.? p. 423 и далее: миф восточной группы этого тотема (из Ulaterka-Ulathurqua, Sp. G.) приведен Штреловым, I, n. 55. Он ведет основателей группы Улатерка до Эмил Гап, где они слышат пение Antaljiuka (p. 85 по. 4), а он слушает их.

323

Единственный пробел в наших данных — это незнание текста используемых формул. Нам известен только их смысл.

Под предводительством алатунджа (alatunja)355, то есть вождя локальной тотемической группы, владельца церемонии, полностью обнаженные люди тотема тайно и молча покидают поселение без орудий какого бы то ни было рода. Они не едят до конца церемонии356. Так они приходят к ущелью Эмили, мифическому центру тотема, главному обиталищу душ и тел, предков, душ-зародышей, ростков животных и людей, готовых к воплощению в телах самок мотыльков или в телах женщин357. Там они проводят ночь358. На следующий день они уходят оттуда с ветвями камедного дерева в руках, причем алатунджа359 несет маленький плоский деревянный сосуд, как великий предок360. Они идут по следам, оставленным предводителем гусениц — основателей поселения, Интивайльюка (Intiwailiuka), который родился или, скорее, явился в мир, лежащий к северу от ущелья361. Точно так же паломничество всегда состоит в посещении различных мест, связанных с памятью святого. В конце этой прогулки по миру мифов прибывают в большую пещеру или яму362 с кварцитовой глыбой, окруженной круглыми камнями. Глыба представляет маэгва (maegwa), взрослое насекомое363. Ударяя по камню своей апмара, деревянной плошкой, алатунджа начинает петь. Остальные подхватывают песню, ударяя связками ветвей по скале364, рефрен песни приглашает насекомое отложить яйца365. Это продолжается некоторое время, затем точно так же и, возможно, с теми же песнями бьют по маленьким камням, представляющим яйца, которыми были полны предки (люди-гусеницы)366. Впрочем, то же самое делал Инти-

359N.T., р. 425.

360JVT, р. 427.

361JV.T., р. 425.

362N.T., р. 172, oknira ilthura (большая яма, ср. р. 650). N. Т., fig. 25, ср. N.T.C., р. 267.

363JV.T., p. 652.

364Ср. N.T.C., р. 289. Ритуал пропущен, а формула не упомянута.

365JV.T., р. 172.

JV.T., р. 424. Предки назывались churinga unchima (священные яйца, яйца чуринга; о чуринга см. ниже, гл. V, выводы, ср. кн. III, ч. II гл. II, условия ритуала). Мы пропускаем ритуал, включающий формулу: алатунджа поочередно берет каждый камень и бьет им в желудок человека, присутствующего на церемонии, приговаривая: ungwa raura oknirra (ошибка записи, то же, что oknira) — «Вы (ты, ср. Штрелов, Планерт, unta) съели много (knira, Штрелов) пищи». На самом деле эта церемония является сложным ритуалом, и мы вернемся к ней (кн. III, ч. II гл. II, ментальные состояния): это простая ритуальная формула, описывающая выход из ритуала (потому что это есть здесь atnita ulpilima, развязывание внутренностей, связанных

324

вайльюка в том же самом месте, на этих же самых камнях, поскольку интичиума выполнял и он367. Затем люди переходят к Алкналита (Alknalita), скале с глазами368, у подножия которой глубоко в песок зарыто другое взрослое насекомое-камень, маэгва чуринга (maegwa churinga). Алатунджа еще раз ударяет о камень своей апмара, а другие имитируют это же ветвями, «в то время как старики с воодушевлением вновь поют

приглашения: пусть они (насекомые) придут со всех сторон и отложат яйца»369. Интивайльюка развлекался в этом месте тем, что подбрасывал в воздух вдоль скалы священные яйца чуринга, и они снова скатывались к его ногам. Алатунджа имитирует этот

но, видимо, фразу, описывающую это деяние предков». Первый акт литургии закончен. Взрослое насекомое заговорено; оно снесло яйца. Декорации и сюжет изменяются. Люди возвращаются в лагерь371.

Мы следуем одновременно мифической и естественной истории вида животных, странным образом фантастической и при этом реалистической. Теперь очередь подошла к личинке, к хризалиде. На обратной дороге люди на манер гусениц, передвигающихся очень медленно, идут цепочкой, останавливаясь по очереди примерно у десяти ям, илтура (ilthura), в каждой из которых под слоем песка и перегноя лежит по одному или два больших камня. Их выкапывают; они представляют хризалиды или яйца насекомого372. В то время как достают каждый из этих священных предметов, алатунджа «поет монотонную песню о хризалиде». Когда камни извлечены из ям, «поются песни373, также относящиеся к учаква» (имя хризалиды и священного камня). Их трут друг о друга; их чистят, производят

благочестивых паломников374. И песни — это все те же песни,

в комок религиозной эмоцией, ср. JV.T. p. 562, 564, церемония солнца, ср. р. 647; ср. JV.T.С., р. 182, 184), которая заключает первую часть сложного ритуала; но она стала, возможно, действенной формулой (имитация обрюхачивания женщин? Имитация переполнения брюха после пира?). 367 JV.T., p. 425, 430.

JV.T., p. 426, ср. р. 172 «decorated eyes» (украшенные глаза), первый перевод не стоит второго «eyes painted around» (глаза, обведенные вокруг). Что точно, так это смысл слова alkena, глаз. La fig. 132, p. 632, кажется, воспроизводит точно этот рисунок.

369

Спенсер и Гиллен придают этим весьма интересны формулам так мало значения, что даже не упоминают их в своем

отчете N.T.C., р. 290.

3711 JV.T, p. 427.

Этот момент ритуала хорошо обозначен только в JV.T.C, р. 290.

Churinga uchaqua, JV.T., p. 173. Шлифовка, имеет ли она смысл только культа яйца гусеницы, или также некоторого рода миропомазания, совершаемого над телом предка? Мы не знаем. Возможно, оба этих смысла.

Ответы ли это на песни alatunja, или те же песнопения, повторенные хором?

325

которые пел предок, вождь клана, а слушали их другие предки того же тотема, но из другой местности375.

Последний, третий акт, это возвращение в лагерь. Мужчины украшают себя, но алатунджа меньше, чем другие. На тело каждого участника церемонии наносится священный рисунок — герб, идентифицирующий людей с тотемом, отдельного человека — с предком, человеком и одновременно животным, воплощением которого он является и который носил некогда тот же герб3'6. На этот раз в руках все аборигены держат ветви кустарника; они постоянно размахивают ими в течение всего шествия, двигаясь гуськом377. В то время как они ушли в свою мистическую экспедицию, один старик построил в стороне от поселения длинную хижину из тесно поставленных ветвей, которую называют по имени хризалиды умбана и которая должна, как мы считаем, представлять кокон. Все люди из поселения, включая женщин, собираются возле хижины, по-разному украшенные378. Как только вдалеке показывается группа исполнителей ритуала, старик начинает петь формулу, смысла которой мы не знаем:

Ikna pung kwai, Yalaan nik nai,

Tu mulk la, Naantai yaa lai379.

Группа приближается и, подобно тому, как Интивайльюка в прежние времена останавливался и смотрел на женщин, алатунджа также делает остановку и бросает на них взгляд. Затем все входят в умбана. «Тут все начинают петь, воспевая животное в различных его состояниях,

камень Алналита и большую маэгва в его основании»380. Мужчины и женщины из другой фратрии рядами лежат ничком, уткнувшись лицом в землю: во время этих ритуалов они должны сохранять неподвижность и молчать. Пение продолжается. Алатунджа, однако, ползком, неслышно, извиваясь по выметенной земле покидает умбана. Остальные подражают ему, и вскоре все оказываются снаружи и поют историю маэгва и, особенно, ее оболочки, умбанаш. Далее люди тем же образом, то есть

374 „

См. выше.

N.T., р. 431. Само имя Интвайлькжа, Антальюка (Штрелов) означает «что они были настороже и слушали» (песнопения).

Ar. St., I, p. 84, п. 4.

!7Й

О гербе, см. далее, III, часть II, III, условия ритуала.

Этот ритуал состоит, вероятно, в имитации шума полета насекомого, возможно, даже самого этого полета; в культе кустарника, который дает свое имя насекомому; и в приглашении насекомых начать воспроизводиться на всех кустарниках этого пространства.

Здесь, очевидно, идет речь о тех, кто, принадлежа к другим тотемам, носят в этот день свои собственные украшения. N.T., р. 176. Смысл не указан. Но метрическая форма достаточно чиста, кроме 3-го стиха. Возможно, что здесь не что иное, как форма спасения: ilkna ср. ilknia, тотемический рисунок (приветствие в адрес украшенных людей!?) Yaalan = jala (Strehlow): lai (императив от la — идти?).

376 377

38()ЛГ.Т., р.178.

381 т, . ,

Ibid.

326

ползком, возвращаются в шалаш и пение прекращается. Только в этот миг, впервые за долгие часы, им разрешается есть и пить382.

Последний ритуал этой серии можно рассматривать как своеобразный эпилог. Однако для нас он не менее интересен, поскольку в целом посвящен песням, речевым ритуалам, чья действенность проявляется наилучшим образом. Всю ночь люди клана сидят с другой стороны умбана у большого костра и «воспевают личинку вичетти» (witchetty), оставаясь невидимыми для людей из другой фратрии, по-прежнему лежащих на земле. С восходом солнца пение внезапно, в один момент, прекращается, алатунджа гасит огонь, а люди из другой фратрии оказываются свободными383. Далее следуют ритуалы тотемического таинства и выхода, но в настоящее время в их рассмотрении у нас нет необходимости384.

Прежде всего, мы видим, что эти речевые обряды соответствуют установленному нами общему типу: это монотонные ритмические песни, связанные с операциональными обрядами (танцами или коллективными действиями)385, хотя иногда они отсоединяются и функционируют автономным образом, но ритм их не изменяется. Два из них состоят лишь из сольной партии вождя, которому отвечают хоры386, они выражают чувства и идеи, не несущие в себе ничего индивидуального — это грубое и явное переложение нужды, ожидания. Кроме того, рассмотренные ритуалы, за исключением двух или трех, состоят из формул: формулы эти либо приказывают тотемическому животному387, либо описывают его несколькими простыми фразами, равно применимыми как к настоящему, так и к будущему или прошлому, ибо действия животных некоторого вида повторяются извечно. Трудно вообразить большую одержимость одним видом деятельности, чем бесконечное повторение на протяжении сорока восьми часов388 малопоэтических предложений и однообразных музыкальных тем — песен, в которых, в целом, очень мало артистического и вообще ничего сентиментального. Сама реальность представляет нам ритуал, столь пространно и столь систематически составленный из формул, что даже самые смелые гипотезы не позволили бы нам предположить ничего похожего. Поэтому, при том что этот ритуал содержит две или три формулы, которые относятся к данному типу389, его все же можно считать показательным с точки зрения религиозных формул.

Однако подробный анализ выявит и другие элементы, до сих пор не отмеченные нами. Действительно, помимо уже указанных характеристик, мы можем выделить еще пять тем ритуалов, которые превратят

382 .-,

См. выше. 383JV.T., p. 178.

384 См. далее, ритуальная формула. L. III, часть I, глава III. 5 Ритуалы ilthura oknira и т. д. См. выше.

6Текст, цитируемый выше.

7Текст, цитируемый выше.

388

См. JV.T., р. 173. «low, monotonous chant».

См. текст, цитируемый выше.

327

бесформенную груду коротких магических и религиозных баллад в небывало богатый, несмотря на внешнюю простоту, бревиарий.

1. Как заметил Шульце390, отмечен молитвенный характер этого ритуала. Мы видим призыв к божественному животному, тотему, в разных состояниях: насекомых просят отложить яйца, воспевают яйца — чтобы родить гусениц, гусениц — сделать коконы, хризалид — превратиться в бабочек391. Тотемический вид понимается не только как нечто инертное и пассивное; он состоит из индивидуумов; призыв, приглашение, аналогичное тому, как обращаются к людям, собирает этот вид отовсюду и склоняет к тому, чтобы удовлетворить пожелания клана, представляющего племя. Когда в других интичиума тотем призывают просто по имени, без каких бы то ни было околичностей, как обычно окликают человека, или когда просто издают его крик, результат, который должен произвести такой призыв, приравнивается к действию, оказываемому голосом животного или пением птицы на сородичей этого животного392.

2. Этот призыв не воспринимается как молитва, от которой данный тотем мог бы и уклониться393. Это что-то вроде приказа, повелительное указание, которому приходится подчиняться. Пришла пора для гусениц вичетти вылупляться из яиц, и все верящие в них арунта могут есть их394, но некоторые члены клана гусеницы, которые являются родственниками и союзниками насекомых, их почитают и не едят их кроме как в процессе тотемического таинства395. Надо, чтобы подобно первым гусеницам, подчинявшимся приказам вождя, и актуальным братьям по тотему, они смирились и делали то, что им велят — регулярно рождались, откладывали яйца, превращались в бабочек, как им показывают люди в своей ритуальной драме396. Даже когда формулы не имеют вида

опп

приказа, они все равно занимают место священного предписания .

390 ~

См. выше.

391 ._,

См. текст, цитируемый выше.

392

Об этом см. далее книга III, И, глава IV.

393

Мы не можем иначе выразиться, чем ставя определенный артикль перед словом «тотем». Но такой способ выражения неточен. Потому что в то представление, которое мы обозначаем «этот тотем», включены несколько элементов: не только представления о соответствующих животных в их разнообразных формах, но еще и представления о великом предке, о других предках, о душах мертвых, о двойнике присутствующих индивидов, представления о зародышах душ будущих индивидов, людей и животных. Отсутствие артикля в австралийских языках и вообще в языках, где отражен тотемизм, допускает эту постоянную путаницу, которую было бы неосмотрительно упускать из виду (см. далее, кн. III, часть II, глава II, ментальные состояния).

394

Слово «приглашение», используемое Спенсером и Гилленом не должно быть понято в этом смысле. N.T., р. 172.

395 _.

В этом важнейшем для тотемизма понятии уступки видом животного своего тела см. далее. Мы встречаем это понятие в превосходно отчетливом виде в мифе Зуни, см. Melange d'histoire des religions, p. 12, n. 3.

О тотемическом таинстве см. далее, гл. 5, параграф 4.

О ритуальной драме, аналогичной обряду интичиума, см. гл. 5, заключение.

328

Но помимо этих данных, добытых, так сказать, изнутри текста формул, есть и другие не менее необходимые элементы, выявить которые можно лишь в процессе изучения отношений формулы с мифом.

3. Прежде всего эти формулы обычно не являются фразами из повседневной речи. Они имеют силу, какая не может быть им дана даже магической силой живых, которые произносят формулу, поскольку сила живых всегда слаба и подчинена таинственным капризам и тайным соображениям, приводящим в движение животных и господствующим над неустойчивой участью вещей398. Так что песня не выражает de piano (впрямую) исключительно желания, «волю» исполнителей ритуала, действующих от имени племени. У нее более высокое происхождение, более высокая внутренняя ценность, она обладает большей действенностью,

она обладает куда большим достоинством. Слова, входящие в нее, употреблял вождь-предок, их повторяли другие создатели тотема в мифологические времена единства людей и животных, когда гусеницы

399

вичетти путешествовали, откладывая яйца , чуринги, принимающие души мертвых, души детей человеческих и субстанции животных400. Эти формулы имеют мифическую ценность, ибо они использовались у самых истоков происхождения вида; именно они вызвали рождение душ животных и людей. Их ценность доказана на опыте, ибо время, как бесконечное, так и измеренное исторически401 , отделяющее настоящее от той сказочной эпохи, увидело их действенность, подтверждаемую каждый сезон, когда рождаются гусеницы.

Именно из этого обстоятельства логически проистекает следствие, которое подметил Шульце, состоящее в том, что сама форма формулы чаще всего непонятна если не для владельца, то, по крайней мере, для обычных членов племени. Она слагается не на всеобщем языке; мистическая галиматья, на которой она произносится — это необычный, странный, чуждый язык древних основателей клана402. Либо некоторые формулы были взяты готовыми у чужого племени, либо другие были сложены их профанных слов, искаженных так, что их смысл стал недоступен403; либо они действительно произносятся на архаичном языке

f и <->404

или были испорчены дурной передачей , но считается, что они пришли

398 О нестабильности вида животных, см. NT., p. 520-521. Когда животные появляются вне сезона, это означает что Iruntarinia, души (мертвых и тотема), сами провели ритуал интичиума.

399JV.T., р. 430.

400N.T., р. 431, 432, ср. N.T., р. 156

403

См. примеры ниже. Вполне вероятно, по нашему мнению, что одна из причин этих обычно встречающихся деформаций слов часто действует с самого момента изобретения формулы. Все эти формулы поются, и естественно что в пении, особенно если имеются вариации на определенную музыкальную тему, произведение искажается.

404 Именно так их интерпретируют Спенсер и Гиллен, N.T., р. 172, 177, ср. далее. Но они преувеличивают эту невозможность понимания формул, либо потому что они

329

от алчеринга, предков алчеринга. Их чудесная сила осталась той же, что в прошлом, но они могут быть могущественны лишь благодаря своей загадочной форме.

4. Однако эти формулы повторяются лишь при определенных обстоятельствах и в определенном месте. Их поют только над чурингами в священных местах4"5, над всеми и над каждым в отдельности священным камнем4"6. Таким образом, они состоят из заклинаний. Они производят магические действия, влагают душу в неподвижные бездушные камни: эти благословения, эти славословия, все это пение делает их живыми — яйцами, хризалидами, гусеницами и бабочками. К неизменности камня добавляется мощь дыхания, звука, голоса407. Формула — это средство для оживления мифических предков, живущих в камнях. Более того, поскольку последовательные метаморфозы животного связаны с его размножением, хорошо известным арунта путем, можно понять, что эти описания мифических превратностей вида и эти увещевания их воспроизвести подталкивают тела и души чуринга к размножению гусениц, к которому стремится ритуал. Подобно тому как эротические песни воздействуют на человеческие желания, формулы подталкивают все существа животных, людей и богов, возвращенных к жизни обрядом, голосом, к успешному исполнению их участи — развитию. У арунта, согласно Штрелову, действие в обрядах, направленных на чуринга таковой408: в

глубине земли, в огромных пещерах, калъпараш, живут эринтарингаш>, или, как их называют в...411

были плохо информированы не понимающими слов ритуала арунта, либо потому что они не продвинулись достаточно далеко в своих опросах, чтобы открыть секреты архаичного и архаизированного языка, на котором говорят участники ритуалов и на котором говорили предки Алчеринга.

я Которые сами называются словом «чуринга», являются чурингами, ср. N.T., р. 155, ch. VII, ср. р. 637. Смешение «чуринга» и нанджа»

406 _

Ср. тексты выше.

Предполагается, что churinga говорит. См. далее, ср. JV.T., р. 436.

См. Штрелов в ответ на «The religious Ideas of the Arunta», Folk-Lore, 1905, p. 430. Strehlow. Ar. St., I, c. 5.

Okalpara Спенсера и Гиллена, JV.T., p. 524, слово неточно выбранное для имени собственного вполне определенной пещеры; ralpara, Ar. St., p. 5 п. 3., kalpara, p. 8.

Идея их красного цвета, вероятно, связывается с цветом охры, которой обмазываются закапывемые в песок чуринги.

[Здесь текст «Молитвы» обрывается.)

КОЛЛЕКТИВНЫЕ

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

И

МНОГООБРАЗИЕ

ЦИВИЛИЗАЦИЙ

ВНУТРЕННЯЯ КРИТИКА ЛЕГЕНДЫ ОБ АВРААМЕ

(1926)1

Ни господин Юбер, ни мы2 никогда не были приверженцами того излишне критического метода, рационального и субъективного, влияние которого критики библейского текста возвели в ранг традиции, в то время как она казалась правдоподобной лишь для них самих. Итак, естественное и загадочное движение маятника возвращает нас к этому методу. Многочисленные авторы3 теперь единодушны в признании исторических основ в важных частях традиции, даже применительно к Книге бытия (после гл. X). Работы А. Т. Клэя4 особенно служат восстановлению престижа подобных мнений. Даже такие сверхкритичные работы, как гипотезы Р. Вейля, подкрепленные некоторыми египетскими документами об освоении евреями Палестины, косвенно отдают дань уважения этой историчности.

Мы не претендуем на представление других аргументов в этом смысле, но хотели бы проверить в свете социологических и археологических сравнений и на основании простых исторических представлений, правдоподобна ли классическая картина жизни евреев до Моисея, созданная критическими школами, на которых лежит отпечаток романтического рационализма и которые уверены, что их филологическая диалектика могла воссоздать историческую правду. Евреи до прихода в Египет, как и во время исхода из него, были, думается, кочевниками пустыни, бедуинами, почитающими своего Бога единственным в противоположность тысяче идолов городов. Известны прекрасные романтичные страницы, которые Ренан5 написал по этому поводу. И даже Н. А. Мейе в своей недавней работе о лингвистическом консерватизме семитов возвращался к этой отправной точке6. Нет ничего более без-

333

основательного, чем эта гипотеза о семитах, живших исключительно вне большой цивилизации. Мы хотели бы простым изучением внутренней критики представить другую сторону фактов7.

Жизнь Авраама проходит между Уром Халдейским, очень большим городом, где он родился, откуда он вышел, Харраном, где умирает его отец Терах (Фарра «Септуагинты»), и Ханааном, куда он возвращается в 75 лет и откуда он вновь отправляется со всем своим добром — с военным снаряжением, в частности, с лошадьми (по-ассирийски Рукузу), с Лотом, сыном его брата, со своей сестрой и женой Сарой и т. д. Они направляются в Египет вместе с Лотом, возвращаются с богатством (скотом и рабами). Страна слишком мала для них. Они разделяются. Авраам остается в шатре в окрестностях Бетэля и оазиса Мамре. В то время Лот обустраивается в «городах равнины» (так в «Септуагинте»), или скорее «у ворот» Содома, где,

согласно первому преданию, он взят в плен царем Эламским и т. д.8, откуда его освободил Авраам со своими тремястами восемнадцатью слугами, «родившимися в его доме». Лот остается в Содоме, история которого достаточно хорошо известна. Тем временем Авраам, не живший в пустыне постоянно, с Авимелехом, филистимлянином из Герары, совершил тот же обман, который он уже совершил по отношению к фараону, когда выдал Сару, которая была его сестрой и женой, лишь за сестру9. В Хевроне Хеттском он покупает место для собственной гробницы для себя и Сары и платит за него четыреста сиклей, денег, бывших в обращении среди бродячих торговцев10. Позже он посылает своего преданного слугу, чтобы найти Ревекку. Последняя, дочь Нахора, брата Авраама (брак между двоюродными братом и сестрой, ортокузенный брак), живет в одном городе в Месопотамии, и посланец преподносит ей великолепные драгоценности.

То же самое происходит в легендах об Исааке и об Иакове и Иосифе: среди египтян, филистимлян, хеттов, жителей Месопотамии, из города в город постоянно упоминается о богатствах, которые перевозят патриархи, как, например, о ста сиклях из алтаря Сихема или о тех, которые они потом награбят в этом городе.

Нам хорошо известно, что это не были сикли серебра высокой пробы, которые были в ходу в Хевроне и Сихеме, — их начали чеканить лишь много позднее, и надо отдать «редакторам» должное: они допустили

7 Было бы несложно написать книгу относительно многочисленных комментариев всякого рода к тем нескольким документам, которые мы собираемся изучать. Библейская эсхатология и предание о патриархах являются одними из самых богатых тем. Мы благодарим нашего мэтра, Израиля Леви, за библиографию к словарям Библии.

история повторяется по поводу Исаака и Ревекки с тем же царем Авимелехом. Сара — сестра отца, а не матери Авраама, Ребекка, племянница отца Исаона, в еврейской номенклатуре родства также обозначается как сестра отца.

10 Кн. Бытия, XXIII, 16: ober lasober.

334

большей анахронизм. Впрочем, может быть, не такой большой, как кажетс^; и может быть, они скорее сохранили традицию, о которой идет ре^ь. С точки зрения внутренней критики во всем этом нет ничего неправдоподобного.

Среда, которую описывает предание, несомненно, та самая, где зародилось общество, которое приняло имя Израиля, даже до «перехода» через Иордан. Когда? Дата не имеет значения. Сделать ли Авраама современником той или иной династии Месопотамии или Египта, соотнести ли его образ с легендарными династиями, чей исторический характер подтверждается в результате раскопок в Кисе или Уре Кас-димском, или сопоставить его со временем конца эпохи Среднего царства, в любом случае группа, которую он ведет в то время, как он носит последовательно два своих имени, группы, которые ведет его сын и его внуки, даже мифические, все путешествуют в одной и той же среде, живут в одной, вполне определенной, обстановке. Предки Израиля образуют огромные семьи, многочисленные, как кланы. Их глава — своего рода князь, пастырь и воин, сопровождаемый слугами, родившимися от его же слуг. Глава, сыновья и слуги гонят свой скот к нужным пастбищам. Но в то же самое время они входят в города; покинув один, они направляются в другой; они возвращаются туда, сохраняют там семью, разбивают лагерь у ворот или в выгодном положении на дорогах и тропах. Союзники или враги хеттов, филистимлян, египтян и т. д., они сражаются за них в качестве наемников или вассалов; позже они будут сражаться сами по себе. Снабженные лошадьми и верблюдами, они так же торговцы и погонщики верблюдов, как бедуины и туареги в наше время или как Магомет. Географическое пространство огромно; но оно опоясано городами, основанными уже в начале третьего, а возможно, и четвертого тысячелетия, укрепленными с третьего тысячелетия на севере, на юге и на востоке. Внутри, на богатых пастбищах, мишпохах, большие семьи активных потомков по мужской линии основывают племена, кланы и становятся то здесь то там главами и предками определенных сообществ. Предание простирает их влияние от Аравии до Южной Армении и до границ Египта и Месопотамии. Их двоюродные братья, дети хорусов и аккадцев, уже завоевали эти страны. Эти патриархи вовлечены во всевозможные политические и материальные дела и интересы, которые уже вполне можно назвать финансовыми11.

Мы далеки от того, чтобы представлять их дикарями, как Мак-Леннан, или грубыми мужланами, как их понимал Ренан. К тому же, по нашему мнению, с того момента, как они вошли в историю, даже с момента появления самых древних записей на семитском языке, даже в том пласте этого языка, который можно возобновить, все в семитской цивилизации отмечено высокой степенью движения вперед. Богатый тех-

11 Мы рекомендуем прочитать работы Гольдштейна, большей частью появившиеся в Глобусе в период с 1904 по 1908, по этнографии древних евреев, а также прочитать прекрасные главы Е. Мейера в Histoire de I'Antiquite, § 320 и далее.

335

нический словарь, относительно быстрое изнашивание слов, кЪторое дойдет до трех согласных и на этом остановится, чрезмерная простота используемого весьма заметно эволюционировавшего синтаксиса на территории, которая от Элама до Библоса и от Библоса до Абидоса выступает как одна из самых древних, богатых вещами, людьми и культурой и которая до сих пор изобилует вечными руинами, показывает, что семиты, даже жившие в шатрах, всегда были цивилизованными.

Значит ли это, что они в то же время не сохранили важных следов предшествующих состояний культуры? Они были бесконечно консервативны во всем, как и в лингвистическом отношении.

Согласно замечательному открытию Б. Селигман, не только некоторое число современных семитских12, или, скорее, очень давно семитизиро-ванных племен долины Тигра сохранили, в частности, классификационную номенклатуру родства, несомненный признак примитивности (где родственники классифицируются по группам, а не индивидуально) — важные следы этой номенклатуры продолжают существовать во всех семитских языках и в большинстве правовых норм: например, мы помним, что Лот — брат Авраама, как Милка — его сестра, как Ребекка — сестра Исаака. Кроме того, из своеобразной назидательной баллады, каковой является предание о патриархах, мы можем достаточно хорошо представить себе другие черты достаточно примитивной жизни, которую еще не изменила жизнь в городах или вблизи городов. В частности, их пастушеская жизнь13 прекрасно описана устной традицией, а позднее и письменной.

Евреи до их легендарного возвращения или прихода в Египет и еще более после их столь же легендарного исхода были, как и их двоюродные братья из Моава и Эдома, пастухами. У всех этих народов такой образ жизни более чем профессия: это что-то вроде веры. Евреи создали закон и моральные правила. Они гордятся этим, они пренебрегают другой едой, пищей.

Охотники Исава, отца их соседей, они питают отвращение к рептилиям и многим рыбам и предохраняют молоко и мясо от любого нечистого смешения или контакта даже в желудке. Искали также остатки тотемизма в именах Рахиль-овца и Лия-телка — двух матерей Израиля, Иуды и Вениамина14. Естественно было также

12Studies on Semitic Kinship (London School of Oriental Studies), vol. Ill, vol. IV.

13Даже шумеры, основатели Киса, все еще считают себя пастухами: тому свидетельства — прекрасные расписанные медные пластинки и выгравированные дощечки с изображением коров, которых люди доят и т. д. (III тысячелетие, по крайней мере).

14В целом признают, что Израиль •— это искусственное имя. См. статью «Израиль» в Cheyne. Encyclopaedia Biblica. Последняя работа по этому вопросу принадлежит перу Sachse: «Der Ursprung des Namens Israel» Zeitschr. f. Semitistic,

видетьу в этом просто имена пастухов и культ животных, которых они разводит. Мы не знаем ни полных форм культа, ни даже ритуалов, объектами которых были животные15. Нам известно лишь использование в жертвоприношении мяса и крови животных, а также об использовании рогов на алтаре и о правилах убоя скота. Поклонение тельцу достоверно не установлено. Но нам известен негативный культ, объектами которого были животные, в частности многочисленные запреты, связанные с ними: например, знаменитое предписание: «Не вари агнца в молоке матери его». Здесь стоило бы воспроизвести длинный отрывок из Май-монида16 с комментариями Мунка. По древним сабейским традициям, о существовании которых Маймонид знает, но текст которых найти не может, обычай Израиля, возможно, противостоял обычаю полуязычников Моава и Эдома. Они не боятся оскорбить мать-овцу, принося в жертву его ягненка в один день с ней, и мясо у них приготовлялось в молоке. Это древнее толкование кажется мне правдоподобным. Приведена еще одна деталь: Израиль,