VII Оплата «самого невыносимого»

«Нет ничего невыносимей гири», говорит японская пословица. Человек должен, как и гиму, оплатить гири, но это — группа обя­занностей иного рода. Возможного английского эквивалента ему нет, и из всех известных антропологам в мировой культуре кате­горий моральных обязанностей эта — одна из самых любопытных. Она - специфически японская. Что касается тю и ко, то Япония разделяет их с Китаем, и, несмотря на внесенные ею изменения, в этих понятиях сохраняется известное родовое сходство с при­вычными для других восточных народов моральными императи­вами. Но категорией гири Япония не обязана ни китайскому кон­фуцианству, ни восточному буддизму. Это — японская категория, и, не приняв ее в расчет, нельзя понять стиль поведения япон­цев. Ни один японец не может говорить о мотивах поведения, или о хорошей репутации, или о проблемах, с которыми сталкивают­ся люди в его стране, не обращаясь постоянно к гири.

На взгляд западного человека, гири включает очень разнород­ные обязанности (см. Таблицу - схему японских обязанностей и их оплаты) — начиная с благодарности за проявленную в прошлом доброту и кончая дол­гом мести. Неудивительно, что японцы не пытались объяснить значение гири людям Запада; их полным словарям японского язы­ка с трудом удается определить его. Один из них передает его (в моем переводе) как «справедливый путь: путь, которого должны придерживаться люди; нечто, совершаемое человеком недобро­вольно во избежание оправдания перед миром». Это объяснение не позволяет западному человеку понять, что такое гири, но сло­во «недобровольно» передает его отличие от гиму. Независимо от тяжести для личности гиму, это, так или иначе, группа дол­гов, связанных с близким кругом тесных семейных отношений и с императором — символом ее страны, ее образа жизни и ее патриотизма. Это долг людям, с которым личность тесно связа­на с самого рождения. Сколь бы ни были недобровольными отдельные акты уступчивости в гиму, его никогда не определяют как «недобровольный». Но оплата гири очень болезненна. Как тяже­ло быть должником, в полной мере ощущается в «круге гири».

У гири два совершенно различных подразделения. То, которое я буду называть «гири миру» — буквально «гири оплата», — это обя­занность человека оплатить он сотоварищам, а то, которое я буду называть «гири своему имени», — это долг сохранять незапятнан­ными свое имя и репутацию, что-то вроде немецкой «чести». В общем, гири миру можно представить как реализацию договорных отношений — в отличие от гиму, воспринимаемому как выполне­ние внутреннего долга перед предками. Поэтому к гири относят­ся все долги перед семьей мужа или жены, к гиму — перед своей семьей. Слова «отец по гири» означают свекра или тестя, «мать по гири» — свекровь или тещу, а «брат по гири» и «сестра по гири» — шурина и золовку. Этой терминологией пользуются применитель­но к сиблингам¹⁵³ супругов или супругам сиблингов. В Японии брак представляет собой непременно сговор между семьями, и выполнение обязанностей по сговору в отношении другой се­мьи — это «работа из-за гири». Она очень тяжела для организато­ров этого сговора, т. е. для родителей, тяжелее всего для молодой жены в ее отношениях со свекровью, поскольку невеста, как го­ворят японцы, пришла жить в неродной дом. Иные обязанности перед тестем и тещей у мужа, но он их также опасается, потому что ему, возможно, придется дать им денег, если их настигнет горе, и он должен выполнять другие обязанности по сговору. Как сказал один японец, «если взрослый сын делает что-то для своей матери, это из любви к ней и поэтому не может быть гири. Делая что-то от всей души, вы не работаете из-за гири». Но человек ак­куратно выполняет свои долги перед его тестем и тещей, потому что любой ценой должен избежать пугающего осуждения: «чело­век, не знающий гири».

Японское отношение к этому долгу семье мужа или жены очень ярко видно в феномене «мужа-примака» — мужчины, всту­пающего в брак «по-женски». Его имя вычеркивается из регист­ра его родной семьи, и он принимает фамилию тестя. Он входит в дом своей жены, вступает в отношения гири со своими тестем и тещей, а после смерти его хоронят на их кладбище. Во всем этом точно воспроизводится образец поведения женщины в обычном браке. Основанием для примачества может послужить не просто отсутствие в семье своего сына: часто это сделка, от которой обе стороны надеются выгодать. Это так называемые «политические браки». Семейство девушки может быть бедным, но хорошего рода, молодой же человек может принести в семью деньги, а сам продвинуться по классово-иерархической лестнице. Или семейство девушки может быть богатым и в состоянии дать образова­ние мужу, который, в свою очередь, ради этого отрекается от сво­ей семьи. Или отец девушки благодаря ее браку может привлечь в свою компанию преуспевающего партнера. В любом случае гири мужа-примака особенно тяжело, собственно говоря, потому, что сам акт переноса имени в другой семейный регистр связан для мужчины в Японии с серьезными последствиями. В феодальной Японии он должен был проявить себя в новой семье, приняв уча­стие в сражении на стороне приемного отца, даже если бы это означало убийство родного отца. В современной Японии «поли­тические браки» с мужьями-примаками обращаются к мощной санкционирующей силе гири, чтобы связать молодого мужа самы­ми прочными из возможных у японцев узами с делом его тестя или с будущим семьи. Особенно в эпоху Мэйдзи это было выгод­но иногда для обеих сторон, но у мужа-примака его положение обычно вызывает сильное раздражение, и популярная японская пословица говорит: «Если у тебя есть хотя бы три го¹⁵⁴ риса (око­ло пинты), никогда не становись мужем-примаком». Японцы ут­верждают, что это раздражение возникает «из-за гири». Они не говорят, как сказали бы, вероятно, американцы, имей мы подоб­ный обычай, «из-за невозможности играть мужскую роль».

Гири - не только долги перед тестем и тещей; к этой же кате­гории относятся долги перед дядьями и тетками, племянниками и племянницами. Одно из самых значительных различий в семей­ных отношениях Японии и Китая состоит в том, что в Японии долги даже перед этими сравнительно близкими родственника­ми не принадлежат к категории сыновней почтительности (ко). В Китае многие из таких родственников, как и значительно бо­лее далеких, пользовались бы общими правами, в Японии же они родственники по гири, или по «сговору». Японцы отмечают, что подчас эти люди лично ничего (никакого он) не сделали для че­ловека, от которого ждут помощи, помогая им, тот оплачивает он их общим предкам. Здесь действует та же санкционирующая сила, что и при заботе человека о своих детях, относящаяся, конечно, к гиму, — но, несмотря на то, что санкционирующая сила одна и та же, помощь этим довольно далеким родственникам относится к категории гири. Когда человеку приходится помогать им, как и тогда, когда он помогает родственникам своей жены (или мужа), он говорит: «Меня обязывает гири».

Самыми важными традиционными отношениями гири, поме­щаемыми большинством японцев даже выше отношений с род­ственниками мужа или жены, являются отношения вассала с его владетельным князем и сотоварищами по оружию. В основе их - верность человека чести своему сеньору и своим братьям по классу. Во многих произведениях традиционной литературы воспет этот долг гири. Он тождествен самурайской добродетели. В ста­рой Японии, до токугавского объединения страны, его считали более высокой и важной добродетелью, чем тю — в те времена долг перед сёгуном. Когда в XII в. сёгун Минамото потребовал от одного из даймё выдачи враждебного ему князя, которому тот пре­доставил убежище, даймё ответил письмом, сохранившимся до наших дней. Он был глубоко обижен тем, что на его гири броше­но пятно, и отказывался даже во имя тю нарушить долг гири. «Контроль за государственными делами, — писал он, — мне лич­но малодоступен, но гири между людьми чести — вечная истина», находящаяся вне власти сёгуна. Он отказывался совершить веро­ломный поступок в отношении чтимых им друзей»¹⁵⁵. Этой транс­ценденталистской самурайской добродетелью старой Японии пронизаны многие исторические предания, известные сегодня всей Японии и положенные в основу сюжетов драм но, театра кабуки и танцев кагура^[56.

Одним из наиболее известных среди них является предание о великом и непобедимом ронине (лишившемся своего князя и живущим самостоятельно самурае) Бэнкэе— герое XII в.¹⁵⁷. Не имея никаких материальных средств, но обладая недюжинной силой, он терроризирует монахов, когда укрывается в их мона­стырях, и убивает каждого случайно встретившегося ему саму­рая, чтобы собрать коллекцию мечей для своей феодальной эки­пировки. В конце концов он вызывает на сражение хрупкого и щеголеватого князя, показавшегося ему простым юношей. Но в нем он находит достойного соперника и обнаруживает, что этот юноша — отпрыск из рода Минамото, замысливший вернуть своему роду сёгунскую власть. Действительно, это любимый японцами герой, которого зовут Ёсицунэ Минамото¹⁵⁸. Бэнкэй со всей пылкостью посвящает свой гири ему и ради него совер­шает сотню подвигов. Однако в конце концов превосходящие силы врага вынуждают их скрываться. Они маскируются под монахов-пилигримов, странствующих по Японии для сбора де­нег на храм, и, во избежание разоблачения, Ёсицунэ одевается как простой член группы монахов, а Бэнкэй прикидывается ее главой. Они наталкиваются на выставленную врагом на их пути заставу, и Бэнкэй сочиняет ей на месте длинный список «пода­телей» на храм, делая вид, что считывает его со своего свитка. Враги готовы пропустить их. Но в последний момент аристок­ратическое изящество Ёсицунэ, которое невозможно скрыть даже в одежде простого монаха, вызывает у них подозрение. Они отзывают группу назад. Бэнкэй тут же совершает поступок, ко­торый полностью избавляет Ёсицунэ от подозрений: он бранит

его по какому-то пустячному поводу и бьет по лицу. Враги убеж­даются: если бы этот пилигрим был Ёсицунэ, невозможно, что­бы один из вассалов поднял на него руку. Это было бы немыс­лимым нарушением гири. Нечестивый поступок Бэнкэя спас жизни членам маленькой группы. Как только они оказываются в безопасном месте, Бэнкэй бросается в ноги Ёсицунэ и просит убить его. Господин милостиво прощает.

Для современной Японии эти старые предания времен, ког­да гири был искренним и не имел следов унижения, — грезы о золотом веке. Тогда, согласно этим преданиям, в гири не было «недобровольности». Если у человека возникал конфликт с тю, он мог, не теряя достоинства, полагаться на гири. Гири в те вре­мена был излюбленной формой межличностных отношений со всеми аксессуарами феодальной поры. «Знать гири» означало быть пожизненно верным князю, проявлявшему, в свою очередь заботу о своих вассалах. «Оплатить гири» означало отдать даже свою жизнь за князя, которому человек обязан всем. Конечно, в реальной жизни было не так. История феодальной Японии повествует о многих вассалах, чья верность была куплена враж­дебным даймё. Как мы увидим в следующей главе, более важно то, что любое пятно, оставленное князем на чести его вассалов, могло заставить их по установленному ритуалу и в соответствии со сложившейся традицией бросить службу у него и даже всту­пить в сговор с его врагом. Тема мести смакуется в Японии с таким же большим удовольствием, как и верность до смерти. И то и другое считалось гири: верность была гири своему князю, а месть — гири за оскорбление своего имени. В Японии это две стороны одной медали.

Тем не менее, старые предания о верности — грезы, милые сердцу сегодняшнего японца, ведь «оплата гири» в наши дни — это уже не верность своему легитимному главе, а выполнение все­возможных обязанностей перед различного рода людьми. В посто­янно используемых сегодня японцами фразах много раздражения и сетований на давление общественного мнения, стремящегося вопреки воле человека заставить его нести гири. Японцы говорят: «Я устраиваю эту свадьбу лишь из-за гири»; «лишь из-за гири я вынужден дать ему работу»; «лишь из-за гири я должен повидать его». Они постоянно твердят, что «их обязывает гири». В словаре эта фраза переводится как «я должен это сделать». Они говорят: «Воспользовавшись гири, он заставил меня»; «воспользовавшись гири, он загнал меня в угол», и эти, как и другие подобного рода выражения, означают, что кто-то, поставив вопрос об оплате он, заставил говорящего поступить так, как тот не хотел и не соби­рался. В деревнях, при заключении сделок в мелких лавочках, в высших кругах дзайбацу и в кабинете министров Японии людей «заставляют что-то делать, используя гири», их «загоняют в угол с помощью гири». Соискатель руки девушки может совершить нечто подобное, напомнив своему будущему тестю о каких-то былых отношениях или делах между двумя семьями, или человек может воспользоваться аналогичным средством для приобрете­ния крестьянской земли. «Загнанный в угол» сам поймет, что должен уступить; он скажет: «Если у меня нет поддержки от моего человека он (человека, от которого я получил он), то у моего гири плохая репутация». У всех этих выражений, как отмечает японский словарь, есть подтекст нежелания и уступки «только приличия ради».

Строго говоря, правила гири — это правила обязательной оп­латы, а не набор моральных норм, подобно Десяти Заповедям. Когда, используя гири, человека заставляют сделать что-то, то предполагается, что ему, возможно, придется пренебречь спра­ведливостью, и японцы часто говорят: «Я не мог поступить спра­ведливо (ги) из-за гири». И правила гири не имеют ничего общего с любовью к вашему ближнему как к себе самому; они не обязы­вают вас к благородному, чистосердечному поведению. Человек должен выполнять гири, говорят они, «поскольку, не поступи он так, люди назовут его «человеком, не знающим гири», и ему бу­дет стыдно перед всеми». Поэтому нужно соглашаться, а иначе услышишь эти слова. «Гири миру» действительно часто переводят на английский язык как «conformity to public opinion» («конфор­мизм к общественному мнению»), а словарь японского языка выражение «этому нельзя помочь, поскольку это - гири миру» толкует так: «люди не примут никакого иного поведения».

Именно в этом «круге гири» сравнение с американскими сан­кциями относительно возвращения взятых в долг денег поможет нам лучше понять японское поведение. Мы не считаем, что че­ловеку при получении письма или подарка или при своевремен­ной словесной поддержке следует расплачиваться так же строго, как и при регулярной уплате процента и возмещении банковской ссуды. В этих финансовых операциях банкротство - наказание за несостоятельность, тяжелое наказание. Японцы же считают че­ловека банкротом тогда, когда он не в состоянии оплатить любой контакт в жизни, который, вероятно, так или иначе, влечет за собой гири. А это значит, что американцам нужно принимать в расчет незначительные слова и поступки, которые они легко, без всякой мысли о связи их с последующими обязанностями произ­носят и совершают.

Между японскими представлениями о гири миру и американ­скими о возвращении денег есть еще одно сходство. Оплата гири мыслится как абсолютно эквивалентная. В этом смысле гири яв­ляет полную противоположность гиму, который, независимо от сделанного, не может быть даже приблизительно оплачен. Но гири не безграничен. Плата по нему, на американский взгляд, фантастически непропорциональна оказанной милости, но не так это воспринимается японцами. Нам представляется также странной их практика одаривания¹⁵⁹, когда дважды в год каждая семья заворачивает какую-нибудь вещь на церемониальный ма­нер и относит как обратный дар за полученный шестью месяца­ми ранее подарок или когда семья служанки из года в год при­носит подарки в знак благодарности за прием той на работу. Но японцы табуируют расплату более крупными дарами. Ответный подарок «чистым бархатом» не приносит чести. Возможные в этой ситуации слова, что даритель «заплатил за мелкую рыбу морским лещом (крупной рыбой)», — одно из самых пренебре­жительных замечаний о таком подарке. Это же относится и к оплате гири.

Каждый раз, по возможности, цепочки обмена в трудовой ли, предметной ли сферах, фиксируется письменно. В деревнях не­которые из них записываются старостой, некоторые — одним из участников совместного труда, некоторые отмечаются в семей­ных или личных записях. На похороны обычно приносят «похо­ронные деньги». Родственники также могут принести цветную ткань для похоронных полотнищ. Соседи придут на помощь: женщины - на кухне, а мужчины — при выкапывании могилы и сколачивании гроба. В деревне Суё мура староста вел книгу записей всех подобного рода дел. Это ценный документ для се­мьи покойного, потому что в нем отмечались коллективные дары ее соседей. Это также и список тех, кому семья обязана ответными дарами, приносимыми ею тогда, когда смерть при­ходит в другие семьи. Эти взаимообмены — из разряда долго­срочных. Но на любых деревенских похоронах, как и на любом празднике, осуществляются также и краткосрочные обмены. Помогающих при сооружении гроба кормят, и поэтому они приносят с собой потерявшей человека семье меру риса как ча­стичную плату за их кормление. Этот рис также записывается старостой. На большинство праздников гость также приносит немного рисовой водки как свою плату за участие в совместной выпивке. При любом событии — рождении или смерти, посад­ке риса, строительстве дома или коллективном социальном мероприятии — обмен гири тщательно регистрируется для пос­ледующей расплаты.

У японцев есть и другой, связанный с гири обычай, похожий на западные обычаи при возвращении денег. Если оплата затягивается дольше положенного срока, ее размеры увеличиваются, как если бы брали процент. Доктор Экштейн¹⁶⁰ рассказывает об истории, которая имела место в его отношениях с японским фаб­рикантом, финансировавшим его поездку в Японию для сбора материалов к биографии Ногути¹⁶¹. Доктор Экштейн вернулся в Соединенные Штаты для продолжения работы над книгой и по завершении ее отослал рукопись в Японию. В ответ ему не при­слали ни уведомления о ее получении, ни писем. Естественно, он начал беспокоиться, что, возможно, в книжке японцу что-то не понравилось, но на его письма ответа так и не приходило. Через несколько лет фабрикант позвонил ему сам. Он приехал в Соеди­ненные Штаты и сразу же посетил дом доктора Экштейна, при­везя с собой много вишневых деревьев. Подарок был щедрым. Приличия требовали, чтобы только из-за столь долгой задержки он был щедрым. «Наверняка, - сказал доктору Экштейну его благодетель, - Вам не хотелось бы, чтобы я быстро расплатился с Вами».

«Загнанный из-за гири в угол» человек часто вынужден распла­чиваться по возросшим со временем долгам. Человек может об­ратиться за помощью к мелкому торговцу, потому что он — пле­мянник учителя, у которого тот мальчиком учился. Так как молодой человек, ученик, не мог оплатить свой гири учителю, долг за прошедшие годы накапливался, и теперь торговцу при­ходится оказывать помощь «недобровольно во избежание оправ­дания перед миром».