Причины
различий
Мы уже говорили, что
видим основной причиной различий
эволюций Украины и Белоруссии разный
исторически обусловленный уровень
развития национальных идентичностей
и самосознаний, создающий базу для
построения современной нации и
государства. Степень развития
национального самосознания определяет
степень возможной мобилизации
общества для достижения независимости
и преодоления неизбежных трудностей
перехода к независимости (в бывшем
СССР осложнявшихся тем, что переход
этот одновременно был переходом к
демократии от тоталитаризма и к
рынку от плановой экономики). Чем
выше самосознание, тем легче переход,
ибо этот фактор, фактор воли народа,
готовности «перетерпеть» оказывается
важнее «объективных» факторов. Не
случайно, что наиболее легким в
странах бывшего СССР переход оказался
в странах Балтии - не потому, что у
них были какие-то особые экономические
ресурсы и другого рода объективные
преимущества, а прежде всего потому,
что это - страны с очень развитой
национальной идентичностью, где
народы сознательно шли на трудности
и не боялись их. И Украина, и Белоруссия
значительно уступают в этом отношении
балтийским странам. Но национальное
самосознание украинцев все же
значительно более развитое, чем
белорусское, и, хотя на Украине,
особенно в восточных регионах,
трудности перехода также привели
к разочарованию в независимости,
достигшему, очевидно, своего пика
к 1994 году, году президентских выборов,
Украина смогла пройти через эту
критическую точку, Белоруссия же -
сорвалась, «не выдержала испытаний».
Рассмотрим теперь более подробно
отдельные проявления и следствия
этого главного различия между
Украиной и Белоруссией, а также
некоторые дополнительные факторы,
влиявшие на постсоветскую трансформацию
этих государств.
Территории, границы и роль столиц.
Украинская СССР после 1939 и 1945 годов
получила от Польши, Румынии и
Чехословакии Галицию, Волынь,
Северную Буковину и Закарпатье,
Белоруссия - свои западные земли.
Но политика СССР в отношении
украинских земель, бывших ранее не
в составе Российской империи, а в
составе Австро-Вен-грии, и
западнобелорусских земель была
очень разной. В Западной Украине,
арене мощного антисоветского
партизанского движения, продолжавшегося
до 50-х гг., советская власть действовала
с большой осторожностью. Средства
массовой информации в советское
время здесь практически все были
украиноязычные, что способствовало
дальнейшей консолидации уже
достаточно развитого здесь
национального сознания (8). И именно
Западная Украина стала мотором
украинского движения за независимость
в 1989-1991 гг. Громадную роль при этом
сыграл Львов - город, имеющий на
Украине значение культурной столицы,
близкое к значению Кракова в Польше.
(Для Белоруссии в свое время
аналогичную роль играла Вильна-Вильнюс,
ставший после присоединения к СССР
и Восточной Польши и Литвы столицей
Литвы. И белорусские национал-демократы,
и белорусские коммунисты неоднократно
заявляли, что Вильнюс-«белорусская
этнографическая территория», и были
близки к территориальным претензиям
к Литве.)
Перечисляя различные факторы,
влиявшие на постсоветское развитие
Украины и Белоруссии, надо указать
и на роль столиц. В отличие от Минска,
Киев-бывшая столица Киевской Руси,
город, который в 19S2 году праздновал
свое 1500-летие и, хотя эта дата может
считаться сомнительной, во всяком
случае, лет на 500 старше Москвы. И
этим Киев помогает Украине в ее
стремлении отбросить роль «младшей
сестры» России и добиться равенства
в российско-украинских отношениях.
Для некоторых украинцев речь идет
даже не о равенстве, а о том, что это
они, а не русские, - «старшие братья»
(радикально-националистическая
Украинская Национальная Ассамблея
даже выдвинула идею создания
(великого восточнославянского
государства, но с центром не в Москве,
а в Киеве, «матери городов русских»)
(9).
Киев не только город с великим
прошлым. Он смог также в значительно
большей степени, чем Минск, сохранить
свое национальное лицо. Русское
преобладание в Киеве - относительно
позднее (до польского восстания
1863 года господствующий класс в Киеве
был польским или полонизированным),
а в последние десятилетия советского
правления Киев стал даже более, а
не менее, украинским. Поддержка
национал-демократии в Киеве была
значительно больше, чем в Минске, и
национал-демократизм имел на Украине
две базы - Западную Украину и Киев.
Обе аналогичные базы в Белоруссии
были или крайне слабы, или просто
фактически отсутствовали.
Религия. В Белоруссии нет церкви, в
которой доминировал бы белорусский
язык. В католической преобладает
польский, в православной - русский.
Есть попытки воссоздать не
существовавшее на территории
Белоруссии с 1839 года униатство,
которое рассматривается многими
белорусскими национал-демократами
как единственная «истинно белорусская
церковь», но успех их - очень скромен.
Голоса же в пользу православной
автокефалии звучат совсем глухо.
Митрополит Филарет, глава Белорусской
Православной Церкви, находится под
юрисдикцией Московской патриархии
и поддерживает лукашенковский
панславизм на православной основе.
На Украине, напротив, в западных
областях существовало мощное
униатское «подполье», сыгравшее
большую роль в гальванизации
национализма и сепаратизма в
горбачевский период и с 1989 года
«вышедшее на поверхность». Кроме
того, Русская Православная Церковь
потеряла много приходов, перешедших
под юрисдикцию двух православных
автокефальных церквей, различия
между которыми - скорее личного, чем
идеологического плана. В трех
национальных церквах (униатской и
двух автокефальных) - больше приходов,
чем в Украинской Православной
Церкви, оставшейся под московской
юрисдикцией.
Диссидентство. В Белоруссии был
только один настоящий диссидент. В
70-е гг. здесь не было создано никакой
хельсинкской группы, в то время как
на Украине в это время была самая
многочисленная хельсинкская группа
в СССР. К началу 80-х гг она была
ликвидирована, но в 1987-1998 гг. была
воссоздана как Украинский Хельсинкский
союз. в 1990 году ставший ядром
Украинской республиканской партии.
Выпущенные из лагерей украинские
диссиденты влились в ряды оппозиции
горбачевской эпохи, и в Рухе произошло
их объединение с либеральной
интеллигентской оппозицией. В
Белоруссии же отсутствие таких
диссидентов было одним из факторов,
способствовавших относительной
слабости БНФ.
Национал-коммунизм. Громадную
роль в достижении Украиной
независимости сыграли украинские
национал-коммунисты во главе с
Кравчуком, основывавшиеся на
исторической традиции, уходящей
корнями в период Гражданской войны
и 20-е годы. Национал-коммунизм всегда
поднимал голову на Украине в эпохи
советских либерализаций, и последним
перед горбачевским периодом его
значительным проявлением была
деятельность лидера украинской
компартии Петре Шелеста, снятого в
1972 году за «национал-уклонизм».
После снятия Шелеста в рядах
украинской компартии была произведена
суровая чистка и одновременно начата
кампания против диссидентов.
В Белоруссии некоторые элементы
национал-коммунизма можно усмотреть
в позициях «партизанской группировки»
белорусского партийного руководства,
доминировавшей в 50-е - 60-е гг.,
представители которой при всей
своей лояльности к СССР носили
национальные костюмы и демонстративно
говорили публично по-белорусски.
Но к 80-м гг. эта группировка сошла
на нет. В какой-то мере можно сказать,
что в 1990-1991 гг., до распада СССР, к
национал-коммунистическим позициям
был близок Лукашенко, но к 1994 году,
когда он пришел к власти, его флирт
с национал-коммунизмом давно уже
кончился.
Роль личностей. 3.Позняк, лидер
БНФ, жаловался, что среди белорусских
лидеров нет «политиков и личностей
масштаба Кравчука» (10). Кравчук -
опытный политик, великолепно знавший
«византийский» мир партийных
номенклатурных кланов, сам
принадлежавший к этому миру и умело
использовавший свой опыт. В декабре
1991 года он, фактически узурпировавший
к этому времени программу Руха,
становится президентом, а другой
политик, также национал-коммунистического
направления, Иван Плющ при поддержке
национал-демократов - главой
украинского парламента. Эти два
человека доминировали в украинской
политике в 1991-1994 гг., в трудный период
государственного строительства, и
сделали очень много, чтобы к 1994 году
украинская независимость стала
необратимой.
В Белоруссии ситуация была совершенно
иной. Президента не из-бирали до
1994 года, председателем же Верховного
Совета в сентябре 1991 года стал
Шушкевич. Шушкевич так же, как и
Кравчук и Плющ, стремился к построению
нации и государства. Но, в отличие
от них, он был не представителем
номенклатуры, а интеллигентом,
психологически чуждым большинству
парламентариев и чиновников, и не
имел никакого советского
номенклатурно-политического опыта.
Вместе с тем он отнюдь не был
диссидентом и позиции его всегда
были относительно умеренными. До
августовского путча он был членом
КПСС и, в отличие от Кравчука и Плюща,
никогда не возражал против подписания
нового союзного договора и вступления
в таможенный союз СНГ. И рядом с ним
не было близкого ему по духу
руководителя исполнительной власти.
Различие личностей и положения
украинского и белорусского
руководителей ясно видно в их роли
в беловежских переговорах 7-8 декабря
1991 года. Кравчук, имея за собой
поддержку 90% избирателей, высказавшихся
за независимость, чувствовал себя
достаточно уверенным, чтобы предложить
план, согласно которому Союзный
договор 1922 года расторгается и СССР
заменяется СНГ. не имеющим руководящего
центра. Поскольку такой план
подразумевал отстранение Горбачева
и прекращение противостояния
российских и союзных органов власти,
Ельцин с радостью поддержал Кравчука.
Шушкевич, который играл в переговорах
небольшую роль, только сказал при
этом: «Мы - маленькая страна и примем
то, на чем согласятся Украина и
Россия. Но вы, большие, вы-то продумали
все до конца?» (11).
Язык, культура история. Советская
перепись 1989 года показала, что 20%
этнических белорусов считают родным
языком русский (на Украине - 12%
этнических украинцев). Но эти цифры
не дают представления о реальных
масштабах русификации. Специальные
исследования дают иные цифры. Так,
опрос 1997 года показал, что пользуются
в повседневной жизни прежде всего
белорусским менее 10% населения
Белоруссии (12). Это - самый низкий
уровень «языковой лояльности» в
республиках бывшего СССР.
Естественно, что в этих условиях
закон о языке, принятый 26 января
1990 года, несмотря на усилия Шушкевича
и Кебича, выполнялся с большим трудом
или вообще не выполнялся. Лукашенко
мог публично говорить о белорусском
языке как о «бедном» языке и
практически не использовать его в
своих выступлениях, предпочитая
русский, на котором он, однако,
говорит с сильным белорусским
акцентом. На референдуме 15 мая 1995
года 83,1% высказались за равный статус
белорусского и русского языков, чем
и был положен конец слабой попытке
белорусизации.
На Украине позиции украинского
языка в конце советского периода
были значительно крепче. В Западной
Украине украинский господ-
ствовал,
а в целом в повседневной жизни
говорят в основном на украинском
более 40% населения. При опросе 1997
года опрашиваемым было предложено
выбрать язык анкетирования. Украинский
выбрали 41,6%, русский -43,4%, остальным
было все равно (13). Разумеется, это
тоже очень высокий уровень русификации,
но все же значительно более низкий,
чем в Белоруссии. Неудивительно,
что и судьба белорусского и украинского
языков в постсоветский период была
разной. Если Лукашенко отказался
от белорусского, то плохо знавший
украинский Кучма, наоборот, выучил
его и стал использовать в публичных
выступлениях как родной язык. И если
в горбачевский период в Киеве менее
чем в трети школ преподавание было
на украинском, то теперь -в 90%. Опрос
украинской элиты, проведенный в
конце 1996 года, показал, что только
17,2% поддерживают равный статус
украинского и русского (как в
Белоруссии после 1995 года). Более
трети представителей элиты высказались
вообще против какого-либо официального
статуса русского языка, а больше
половины - за то, чтобы дать ему
статус одного из официальных (но не
государственного языка) (14).
В период между 1991 и 1994 годами в
Белоруссии была предпринята слабая
попытка переинтерпретации национальной
истории и преподавания национальной
истории. Академия наук и видные
общественные деятели пропагандировали
«белорусский дух». Вводились новые
исторические герои, которые боролись
уже не только с тевтонскими рыцарями,
поляками и татарами, но и с русскими
(московитами). Упор делался на
белорусских культурных и политических
связях с Западом, и всячески
подчеркивалось (и преувеличивалось)
национальное своеобразие белорусов
и их отличие от русских. В 1991 году
был переиздан впервые вышедший в
1926 году «Краткий очерк истории
Белоруссии» В. Игнатовского,
пытавшегося, как это сделал М.
Грушевский для Украины, извлечь из
русской истории белорусскую.
Но не говоря уже о том, что в досоветской
истории Белоруссии было мало реальных
точек опоры для создания национальных
мифов и легитимизации государственной
независимости, у национал-демократов
оказалось слишком мало времени для
того. чтобы их переинтерпретация
истории проникла в массовое сознание
большинства. В нем продолжали
доминировать советские мифы о
республике-партизанке и славной
эпохе послевоенного восстановления.
И при Лукашенко происходит возвращение
к советской конструкции истории
(которая сама базировалась с 1934 года
на русской имперской историографии)
и советским школьным учебникам, как
источникам исторической легитимизации
его «панславизма» и курса на
объединение с Россией.
На Украине и задача была проще и
успехи в ее реализации - больше.
Школа Грушевского, рисующая Украину
прямой наследницей Киевской Руси,
а истоки русского этноса - во
Владимиро-Суздальском княжестве и
Московском государстве и утверждающая,
что Россия так же не может претендовать
на все киевское наследие, как, скажем,
Франция (Галлия) - на наследие Рима,
стала на Украине господствующей.
Экономическая трансформация и
энергетическая зависимость.
Разный уровень массовой поддержки
независимости повлиял также на
разное отношение Украины и Белоруссии
к экономической реформе. «Сравнивая
экономическое развитие Украины и
Белоруссии, нельзя не заметить роль
идеи независимости. Сильное
присутствие этого фактора на Украине
мобилизовало в 1994 году, когда кризис
стал угрожать единству и независимости
Украинского государства, элиту на
борьбу с этим кризисом на путях
экономической реформы. Напротив,
белорусские лидеры - премьер Кебич
до июля 1993 года и затем президент
Лукашенко на аналогичный кризис
реагировали иначе - как замену
экономической реформе они стали
искать денежного и экономического
союза с Россией»(15). Украинский
парламент отказался приватизировать
стратегически важные сферы экономики
- индустрию нефти и газа и, таким
образом, сделал невозможным их
приобретение российскими компаниями.
(Россия в отношениях с Украиной
всегда стремилась проводить принцип,
согласно которому украинские долги
должны погашаться нефтепроводами,
нефтеочистительными предприятиями
и Черноморским флотом, чему Украина
всегда сопротивлялась.) Напротив,
в Белоруссии «Лукойл» приобрел 51%
акций мозырского, а «Юкос» -74% акций
новополоцкого нефтеочистительных
заводов (16).
Правда, при объяснении этих различий
надо учитывать и ряд чисто экономических
и географических преимуществ Украины
перед Белоруссией. Энергетическая
зависимость Белоруссии от России
- больше, чем Украины (17). Кроме того,
у Белоруссии нет такого средства
давления на Россию, как контроль
над нефтяными и газовыми трубопроводами,
по которым российские энергоносители
поставляются на Запад. Есть у Украины
и еще один рычаг давления - более
300 тыс. украинцев. работающих в нефте-
и газодобывающих предприятиях в
Тюмени, которые не стали бы поддерживать
уж слишком жесткую политику по
отношению к своей стране. Поэтому
Россия стремится провести новые
трубопроводы через Белоруссию,
минуя Украину.
Украинские атомные электростанции,
хотя на Чернобыльской АЭС и произошла
самая страшная катастрофа в мировой
истории, также оказались преимуществом
Украины. В течение зимы 1995/96 г. они
произвели 50% необходимой энергии.
Для обеспечения энергетической
независимости Украина планирует
расширить мощности своих АЭС.
Преимуществом
Украины является и ее географическое
положение, позволяющее ей искать
альтернативные российским источники
энергии. В Одессе Украина строит
новый нефтяной терминал для обогащения
импортной азербайджанской и иранской
нефти (хотя не очень ясно, как она
будет за нее расплачиваться). Она
очень упорно стремится наладить
прямые связи с Туркменистаном, своим
вторым по значению поставщиком
газа, а также с Азербайджаном и
Грузией-для обеспечения поставок
азербайджанской нефти через
грузинские порты. Турция, с подозрением
смотрящая на деятельность России
в Черноморском регионе, поддерживает
грузинский маршрут для азербайджанской
нефти (в то время как Россия продвигает
маршрут через Грозный и Новороссийск).
|