Белорусская идеология: функционализм и тюнинг

27.03.07

Алексей Пикулик

http://nmnby.org/pub/0703/27m.html

В стране Беларусь нет ни демократии, ни капитализма. Зато есть Батька, социально-ориентированная рыночная модель (sic!), одиозная риторика в государственных СМИ и целая библиотека в форме алмаза. А еще в стране Беларусь есть государственная идеология Республики Беларусь. По крайней мере этот феномен заявляет о себе как об идеологии. Цель данной статьи – ответить на ряд вопросов: зачем Беларуси идеология, почему она именно такая и кто в этом виновен? На мой взгляд, следует отделять зерна от плевел: с одной стороны, идеология является вторичным, поддерживающим особый белорусский курс институтом, с другой – она подвержена определенной персонализации, доработке и интерпретации (того, что я буду далее называть тюнингом) главы государства и других представителей «суперэлиты».

Постсоветские гибридные режимы, зачастую являясь авторитарными, включают в себя некоторый набор демократических институтов, изначально появившихся в связи с потерей управляемости и дестабилизацией полного авторитаризма. В дальнейшем демократические институты зачастую использовались для снижения стоимости авторитарной политики (уменьшая, например, давление Запада). Вторым механизмом снижения стоимости генезиса и консолидации авторитаризма является институт идеологии. О ней и пойдет речь.

***

Всякий пишущий о политике так или иначе касается проблемы структуры, агента и процесса. Даже если об этом и не подозревает. Каждый подозревающий об этой проблеме в лучшем случае из Энтони Гидденс превращается в лорда Гидденса, в худшем – обречен любые свои статьи и книги называть одинаково: «мир очень сложен, и все взаимосвязано». Что-то приходится принимать за основу. Любой социальный порядок состоит из определенных асимметрий, большинство из которых становятся формальными институтами. В историческом процессе времена акторов (когда старые институты теряют свою способность загонять агентов в коридоры правил) сменяются временами структур. Интеракции между агентами и структурами выкристаллизовывают определенный путь развития с различными дистрибутивными результатами. Среди институтов возникает и эффект дополнения. Так, консолидация политического авторитаризма и нерыночных институтов в Беларуси детерминирует возникновение вторичных, «вспомогательных» институтов. Цель последних может заключаться в легитимации развития «первичных» институтов как ex ante, так и ex post. Одним из таких институтов является идеология. Мой основной аргумент состоит в следующем: белорусская потребность в государственной идеологии, как и ее основная логика, детерминированы самой траекторией развития страны, в то время как ее стиль и наполнение являются во многом случайными и зависят в основном от характеристик акторов, которые участвуют в ее создании. Этому разделению идеологии на ее функциональные аспекты и «персональный тюнинг» и посвящена данная статья.

Каждый размышляющий об идеологии, по мнению Жижека, попадает в ее символический плен, а возможность критической дистанции по отношению к ней ею самой и предусмотрена. Мол, критика идеологии происходит на языке самой идеологии, в том и цинизм. Иначе говоря, борьба за власть в консолидированной демократии все равно будет идти в рамках демократических институтов. «Из Жижека» сразу возникает вопрос о позиции говорящего субъекта в дискурсе и о роли критического интеллектуала в неравной борьбе со злом госаппаратов.

Однако в этой статье речь пойдет о белорусской идеологии с несколько иных позиций. Поэтому здесь и будет лишь необходимый минимум Жижека, «дискурса» и марксизма. Дело в том, что всерьез говорить о «белорусской идеологии» означает принимать какпостмарксистскую парадигму(теория идеологии практически не развивалась вне рамок марксизма), так и то, что в Беларуси в полной мере существует государственная идеология (именно идеология, а не, скажем, пропаганда). Некоторое сомнение связано вот с чем: казалось бы, на самом деле в Беларуси существуетинститут, который называет себя идеологией.Действительно введены позицииспециалистов по идеологии.Какие-то люди периодически пишут учебники, создавая «государственную идеологию Республики Беларусь». Кто-то даже преподает ее в высших учебных заведениях. Наконец, неадекватно злобные дядьки тратят весь свой природный яд на то, чтобы кого-то ругать с экранов.Является ли этот мессидж «идеологией»,консолидируется ли он в идеологию, способен ли он влиять на акторов (став их коллективным ресурсом)? – вопрос открытый и неоднозначный. Более того, данная статья выносит за скобки и оставляет открытыми следующие вопросы: насколько изменяется действие данного мессиджа на белорусское общество с течением времени? В какой мере в идеологию «верят» представители различных групп и классов; способен ли данный дискурс быстро и адекватно перестраиваться под влиянием внешних шоков (любовь к России – цена на газ – нелюбовь к России) и каким он становится, приземлившись в обществе? Наконец, являются ли альтернативные дискурсы (скажем, идеология белорусской оппозиции) действительно либеральными и демократичными и зависят ли они от господствующей государственной идеологии? Игнорирование этих бесспорно важных вопросов связано с тем, что ответы на них можно получить лишь посредством тщательной исследовательской работы в поле и проведения масштабных исследований.

Однако для упрощения своей задачи я всё же сознательно «куплюсь» на то, что «идеология» в Беларуси существует, и добровольно попаду в капкан своего же собственного замечания – во что-то же надо верить.

Применение постмарксистского анализа идеологии к Беларуси дает следующую картину. Авторитарный режим Беларуси для сохранения статус-кво и для репродукции власти определенных элит во времени использует идеологические и репрессивные аппараты. С одной стороны, идеологические аппараты (СМИ, школа, университет, церковь) формируют у граждан страны «воображаемые отношения к реальным условиям жизни», с другой – репрессивные аппараты расчищают для них поле (закрывают вражеские СМИ, плохие лицеи, нелояльные университеты и тлетворные секты). Подобная трактовка с определенными девиациями выводится из Маркса, Грамши, Альтюссера, Пулантцаса и Миллибанда. Об этом же открытым текстом говорит и академик-идеолог Рубинов (2006), полагая целью белорусской идеологии:

– обоснование белорусской модели развития и определение места Беларуси в современной цивилизации;

– развитие идеи белорусского народа как единой общности в рамках суверенного белорусского государства;

– историческая непрерывность развития общества и определение концептуальных позиций истории Беларуси.

В этой достаточно карикатурной и наивной модели есть сверхумное и безмерно хитрое государство (властная элита, исполнительный аппарат буржуазии или просто президент), которое эту самую идеологию придумывает, транслирует, отслеживает и неустанно следит за выполнением. И безмерно глупое общество, которое этот мессидж получает, инкорпорирует и безропотно подчиняется. Подобная модель совершенно упускает из виду следующий вопрос: каким образом идеология как структура способна влиять на акторов (скажем, открывать перед ними новые возможности или налагать на них определенные ограничения)? Более того, игнорируется вопрос влияния идеологии и ее сочетания с институциональным дизайном и longue-duree факторами (скажем, антизападные настроения хорошо ложатся на почву памяти о войне). Кроме всего прочего подобная картинка не способна объяснить изменения. Предположим, что определенные идеи, возведенные в статус идеологии, способны как генерировать, так и блокировать процессы социальных изменений. Во времена экстремальной политики акторы могут выбирать свою стратегию на основе тех когнитивных и нормативных фреймов, в которые они вписаны. Вера в правильность белорусского пути помогает деактивировать общество, снизив вероятность артикулированного протеста.

Велика роль идей и в трансформации режимов. Именно идея, время которой наставало, зачастую изменяла логику репродуцирования социальной реальности, выступая как бы совершенно особым экзогенным шоком. Идея могла вступать в противоречие с институциональным дизайном и зачастую выступала двигателем изменений. Например, идея возврата в Европу для многих стран Центральной и Восточной Европы помогла изменить дизайн автократических институтов. В моей предыдущей статье речь шла о том, что консолидированный статус-кво (авторитаризм и отсутствие капитализма в Беларуси) несет в себе угрозу того, что суммарная социальная стоимость прерывания этого паттерна может стать выше, чем его продолжение. Идея в некоторых моментах способна выступать фактором преодоления данного тупика: требуется либо сильное влияние экзогенных факторов (скажем, кондициональность ЕС), либо обучаемость акторов. Если последние поймут, что в далекой перспективе их прибыль будет выше, чем потери в перспективе короткой, возможно «размыкание» пути. Отлично иллюстрирующий это пример – всенародная поддержка политики правительства в Польше, достигающая своего пика во время самого страшного экономического кризиса начала 1990-х. Адам Пшеворски (1998) объясняет это тем, что идея возврата в Европу для Польши предполагала то, что данный путь лежит через «долину слез» (остроумный термин Бальцеровича) и любое ухудшение, связанное с экономическими реформами, означает больший разрыв с советским прошлым и неминуемое улучшение в будущем.

Итак, изначальная цель того, что принято называть «белорусской государственной идеологией», состоит в снижении рисков (и отчасти стоимости) консолидации и репродуцирования режима. Данный парадокс требует определенных разъяснений. В системе демократического капитализма введение института государственной идеологии было бы попросту «избыточным» и неоправданно дорогим (например, сложно представить себе американских налогоплательщиков, поддерживающих создание новых позиций политруков на предприятиях).

Авторитарный режим, однако, работает в другой логике: рациональное поведение диктаторов состоит, с одной стороны, в попытке максимизации и удержании власти (игнорируя практически любые правила игры) при относительном снижении рисков и, по возможности, затрат. С другой стороны, стоимость авторитарных политик может возрастать в связи с желанием диктатора «застраховать» свои риски, особенно в момент наступающего кризиса. Дело в том, что дилеммой любого диктатора является незнание реальной народной поддержки – и подобный правитель может только наугад усиливать работу идеологических и репрессивных аппаратов, «закручивая гайки». Иначе говоря, президент, который понимает, что резиденцию вполне вероятно придется сменить на куда менее комфортное и куда более изолированное помещение, бесконечно повышает ставки и может играть ва-банк, ведь при неминуемом проигрыше рациональным решением становится откладывание этого момента до последнего. Вторым важным фактором является то, что любой авторитарный режим (в идеале) неминуемо полагается на оптимальный баланс кнута и пряника (согласия и принуждения в терминах Грамши). Увеличение эффективности идеологического аппарата может позволить некоторое ослабление репрессивного аппарата. Из этого, естественно, не следует напрямую, что принятие на работу одного идеолога означает сокращение одного бойца спецназа, речь идет о том, что их сосуществование ведет к снижению риска для Лукашенко лично, но никак не для общества, которое всю эту махину оплачивает.

Идеология снижает стоимость имплементации (реализации, осуществления – С.Р.) авторитарных политик за счет выравнивания (alignment) всех игроков по отношению к коллективному фрейму (Сноу и Бенфорд), что, с одной стороны, минимизирует возможности протестной мобилизации, а с другой – создает определенный ценностный базис, ретроактивно подгоняемый под реальные изменения. Иначе говоря, вера в правильность белорусского курса либо просто введение в заблуждение (размывание нормативных ценностей и позиций) повышает эффективность режима и снижает риск дестабилизации.

Как уже было сказано, я делаю различие между функционализмом белорусской идеологиии персональным тюнингом. Первое – функционализм – заключается в следующих основных аспектах:а) легитимация политического режима (нелиберальный авторитаризм); b) легитимация экономического режима; c) принятие упредительных мер против тех факторов, которые могут пошатнуть белорусский режим: будь то роль МВФ или зарождение гражданского общества; d) демонстрация преимущества выбранной модели.

Повторю, вышеперечисленные функции как бы предусмотрены самой логикой развития страны – как, скажем, покупка билета на самолет предусмотрена необходимостью переместиться из Москвы в Нью-Йорк. Но вот какой авиакомпанией, каким рейсом и каким классом лететь – зависит уже от личностных предпочтений пассажира.

«Тюнинг» и персонализация данного функционализма белорусской идеологии коррелирует с личностными характеристиками белорусской элиты – их происхождением, встроенностью в социальные сети, уровнем образования, психологическими особенностями. Иначе говоря, под влиянием президента и политической элиты четыре функциональные характеристики окрашиваются в цвета 1) патернализма, 2) символического реванша, 3) ксенофобии. Славой Жижек писал о том, что идеология состоит из означающих, которые могут сочетаться совершенно произвольным способом (free-floating signifiers) (нецелеустремленный, плывущий по течению – С.Р.): так, феминизм может быть экологическим, левым или радикальным. Данная метафора может быть легко применена к тому, что я называю тюнингом (настройка, регулировка – С.Р.), например, функция d (демонстрация конкурентных преимуществ режима) может выражаться как в строительстве библиотеки-алмаза, так и небоскреба-овощехранилища – зависит от личных предпочтений и вкусов того, кто эту идеологему воплощает в жизнь.

Справедливости ради надо упомянуть вот еще о чем: мессидж белорусской идеологии создает побочные эффекты: она мутирует под влиянием определенных социальных конструктов и идей, так как накладывается на определенные формальные и неформальные общественные структуры (коллективная память, национальная идентичность, социальный капитал). Кроме того, идеология отчасти корректирует будущую траекторию страны, замыкая некоторые возможные выборы акторов, в связи с тем общим пулом ресурсов и интерпретаций, которые она содержит. Так, можно предположить, что удавшаяся дискредитация слова «демократия» в белорусском медиаполе вполне может снизить электоральную поддержку демократической партии на первых демократических выборах.