Вопрос 8-й: в каких формах осуществляется свобода?

Если иметь в виду все разнообразие конкретно-исторических условий, свойственных различным типам и видам обществ в различных точках их развития, таких форм, очевидно, будет очень много. Их анализ мог бы позволить со всей полнотой описать великий плюрализм путей и перепутий свободы. Однако нас, на мой взгляд, должны интересовать прежде всего не эти -конкретные формы, а некоторые всеобщие модели

реализации свободы, которые воспроизводятся в различных исторических обстоятельствах, демонстрируя как раз определенную независимость от них. С помощью такого подхода мы получаем еще одну возможность проникнуть в само существо, в саму природу обсуждаемого феномена.

Не претендуя теперь на какую-либо полноту ряда, скорее лишь в целях пояснения того, о чем идет речь, назову четыре таких модели, широко распространенных в пространстве и времени:

• органическая модель, связанная с ситуациями, когда интересы и цели социального субъекта, так сказать, изначально, естественно совпадают с интересами и целями господствующих в обществе сил, так что реализация его «Я» (являющегося частью господствующего «Мы») происходит в «нормальных» (от слова «норма»), узаконенных обществом (па уровнях идеологии, морали, права и т. д.) формах;

• страглистская модель (от англ. struggle — борьба),связанная с ситуациями, когда социальный субъект для достижения своих целей вступает в открытый конфликт со стоящими па его пути силами и обстоятельствами и преодолевает их, доводя свою деятельность до победного конца любой ценой;

• эскапистская модель (от англ. escape — бегство, побег), связанная с ситуациями, когда социальный субъект, сталкиваясь со стоящими на его пути силами и обстоятельствами, находит способ «абстрагироваться», сбежать от них, скрыться «в скит» или «в себя», чтобы в тех или иных латентных, «внутренних» формах реализовать свои «Я»;

• адаптивная модель, связанная с ситуациями, когда социальный субъект так или иначе приспосабливает, модифицирует (в том числе сознательно меняя) свое «Я» к окружающим обстоятельствам, осуществляя его именно в этой "модифицированной форме.

Поскольку во всех этих случаях мы имеем дело с миром, где свобода по определению относительна, сопряжена с несвободой, все формы реализации, осуществления свободы тут, естественно, неизменно связаны с борьбой, а следовательно, и с огромной важности (рассмотренной в свое время Г. Уолличем) проблемой цены, выплачиваемой в том или ином случае за свободу. В прейскуранте этого безумно дорогого пока «товара» мы находим и человеческую жизнь (в том числе самого субъекта свободы), и несвободу других людей, и измену собственному «Я», отказ от него во имя иных, действительных и эфемерных, ценностей...

Вопрос 9-й: Чем отличается свобода подлинная от свободы мнимой? (или иначе: Что собой представляет истинная свобода?)

Сказав об измене субъекта свободы самому себе, мы подошли, наконец-то, к центральному и наиболее сложному пункту во всей обсуждаемой проблематике — к вопросу о том, что есть, в сущности, человеческое «Я», какие именно его интересы и цели имеются в виду, когда — в случае их осуществления ■— говорят о свободе как свершившемся факте? До сих пор мы довольствовались абстрактным представлением о любом, всяком «Я», уверяя, что нам не важно, насколько это «Я» детерминировано внешними обстоятельствами, какие оно реализует интересы — свои собственные или навязанные извне, так называемые подлинные, истинные или принимаемые за таковые, иллюзорные. Однако в действительности же все это, конечно, предельно важно. Еще бы! Если бы свободой называлось, как мы приняли в самом начале, просто осуществление субъектом его (тех или иных) интересов, достижение (тех или иных) целей, число свободных людей и общностей в современном мире мгновенно увеличилось бы на много-много порядков. Помимо всех прочих, среди них очутились бы и бедняк, сумевший найти заработок, достаточный, чтобы прокормить себя и свою семью, и преступная банда, удачно провернувшая очередную операцию и увильнувшая от возмездия, и философ-апологет, однажды решивший продать свой талант за 30 серебреников, а получивший 30 золотых.

Между тем, как свидетельствует опыт, названные субъекты вряд ли чувствуют себя свободными. А если это даже и происходит, то речь тут должна идти все же не об их объективной свободе, а всего лишь о некоторой иллюзии свободы. Скрывающие под собой то откровенную нужду, то погоню за призрачным счастьем, то жажду власти над вещами и людьми, то самое примитивное тщеславие, все эти и бессчетные подобные им ситуации при строгом подходе никак не могут быть занесены в каталог истинно свободных деяний: ведь реализуемые тут интересы диктуются отнюдь не внутренней природой человеческого «Я», а, напротив, разного рода сугубо внешними обстоятельствами, не стремлением этого «Я» раскрыть свои подлинные сущностные силы, а его стремлением удовлетворить некоторый поверхностный, частный, текущий интерес, порождаемый теми же внешними обстоятельствами.

Другое дело, что выдержать до конца такой строгий подход, то есть суметь провести вполне надежные, четкие границы между «внутренним» п «внешним», «подлинным» и «мнимым»,— задача чрезвычайной трудности. В чисто теоретическом плане она предполагает решение двух фундаментальных проблем: во-первых, ответа на вопрос, каким образом, на каком основании могут оцениваться в качестве внутренних те пли

иные свойства субъекта (его потребности, интересы, стремления, целя деятельности и т. д.), если все они в конечном счете неизменно детерминированы естественными и социальными (то есть как раз, так сказать, внешними) условиями его существования, являются продуктом жизнедеятельности других людей, более широкого социального целого; во-вторых, определение критериев, с помощью которых среди всех внутренних свойств человека можно было бы различить «овец» и «козлищ»,—- интересы и цели, соответствующие истинной природе, истинному назначению человеческого «Я» и, напротив, не соответствующие им, демонстрирующие разнообразные исторические отклонения от них, а то и их прямые искажения.

Наиболее перспективные решения обоих этих проблем, на мой взгляд, а мы находим у Маркса. «...Сущность человека — утверждал он, —не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» ", А это значит, что, кто самое «социальное», которое по традиции неизменно рассматривалось в качестве внешнего по отношению к любому субъекту (будь то индивид или какие-либо общности), на самом деле заключено не вне, а в самом этом субъекте, причем не просто заключено, а составляет естественную базу развертывания его витальной активности в широком диапазоне рефлективных отношений ко всем поступающим извне, от других людей и общностей импульсам — начиная с их полного отторжения, неприятия для себя, когда внешнее так и остается внешним, чуждым по отношению к данному субъекту), включая их некритическое усвоение, простое репродуцирование (когда внешнее хотя и становится своим, внутренним, но своим-неорганическим, своим-заимстаованным) и кончая их критической переработкой, творческим продуцированием собственных, новых импульсов (когда внешнее трансформируется в свое-органическое, свое-внутреннее). Таким образом, собственно свободными, или свободными в строгом смысле этого слова, следует признать прежде всего те способы жизнедеятельности субъекта, которые диктуются не нуждой, внешней целесообразностью, стремлением всего лишь сохранить и воспроизвести свою жнзнь, а единственно желанием удовлетворить внутренние потребности и интересы, формирующиеся в структуре самого действующего «Я». Вместе с тем этого мало. Необходимая для свободы независимость от внешнего мира, чужого давления достигается лишь тогда, когда эти внутренние потребности и интересы не имеют заимствованного, а тем более вынужденного характера, когда они не случайны, а выражают главное, что есть в человеке, —его творческую натуру, его изначальный и неистребимый дар постоянно менять окружающий мир и самого себя в этом мире.

Конечно, понимаемая таким образом свобода оказывается гораздо менее распространенной в минувшей и нынешней жизни людей, нежели нам этого хотелось бы. Но что поделаешь! Слишком уж велико и слишком значимо в истории человечества это слово «СВОБОДА», чтобы его можно было «снашивать» по будням...