Б.А. Грушин. Возможность и перспективы свободы.

Вопросы философии. 1988, № 5

Вопрос 1-й: О чьей свободе — каких социальных субъектов —- может в принципе идти речь? (или иначе: Кто может считаться субъектом так называемого свободного действия?) При всей кажущейся неожиданности именно этот вопрос, на мой взгляд, является логически первым, Устойчивая традиция судит иначе: начинать надо с самого определения свободы, с раскрытия существа, основных признаков обсуждаемого феномена. Но в том-то и дело, что это определение, это существо и эти признаки будут каждый раз различными в зависимости от того, чья именно свобода, каких типов социальных субъектов будет иметься в виду.

Решая данный вопрос, та же традиция, особенно классическая (в том числе в тех или иных ее современных вариантах), едва ли не все сто процентов своего внимания уделяет, как известно, индивиду, личности. Это вполне можно понять. Вместе с тем индивид, личность — отнюдь не единственный тип социального субъекта, действующий на историческом поприще. Наряду с ним в подобном качестве, как угадывали еще Геродот и Фукидид и как убедительно свидетельствует новое и новейшее обществоведение, широко представлены разнообразные множества, совокупности, объединения индивидов — так называемые социальные общности. В самом простом своем варианте это многочисленные малые (формальные и неформальные) группы и массы. В варианте более сложном это разнообразные большие группы (социальные слои, классы, нации и т. д.), а также те или иные конгломераты, не имеющие собственно группового характера (например, гигантские аудитории современных средств массовой коммуникации или заключенные в границах отдельных государств те или иные общества). Наконец, в самом сложном случае это глобальная общность, представленная родовым существом homo sapiens и совпадающая с человечеством в целом.

Спрашивается, имеем ли мы основания утверждать, что подобно индивидам все эти социальные общности также представляют собой субъекты, жизнедеятельность которых может быть описана (помимо прочего) в терминах «свободы — несвободы»? На мой

взгляд, вне всякого сомнения. Коль скоро все эти общности, по данным социологии, социальной психологии, этнографии, обладают собственным сознанием и самосознанием, стало быть, они могут строить те или иные «жизненные планы» и либо преуспевать, либо не преуспевать в их осуществлении. Ведь говорим же мы без каких-либо специальных оговорок о свободе (или несвободе) различных (например, национальных) меньшинств в тех или иных обществах, о свободе (или несвободе) народов самостоятельно выбирать пути своего развития, наконец, о свободе (или несвободе) человечества в целом отстаивать свое право на существование в преддверии потенциальной глобальной катастрофы.

Замечу при этом, что рассмотрение социальных общностей в качестве субъектов свободы получает особенно широкое развитие в социальной философии и политэкономии К. Маркса, открывшего глубинную связь между свободой индивида и свободой общества, свободой человечества в целом. Причем последнему предмету — как фундаментальному основанию решения проблемы свободы — Маркс уделил особенно большое внимание.