Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
27-02-2013_13-15-08 / истмеждотн2 / истмеждотн2.doc
Скачиваний:
33
Добавлен:
21.05.2015
Размер:
974.34 Кб
Скачать

6.4.3. Англо-аргентинский конфликт и его последствия

Вступая в вооруженный конфликт с Лондоном по поводу принадлежности Фолклендских (в аргентинской версии – Мальвинских) островов, Южных Сандвичевых о-вов и о-ва Южная Георгия, военное правительство Аргентины во главе с генералом Л. Гальтиери стремилось продлить свое пребывание у власти путем мобилизации националистических чувств населения. Решительно заняв 1 апреля 1982 г. спорные острова с помощью десантной операции, оно не проявило, однако, элементарной политической прозорливости. Его расчет на помощь или, хотя бы, на нейтралитет США в "благодарность" за участие Аргентины в подготовке контрповстанческих сил в Сальвадоре был основан на той посылке, что идейный антикоммунизм пришедшего к власти Р. Рейгана носил столь же самодовлеющий характер, как и озабоченность правами человека его предшественника на этом посту. Однако на республиканскую администрацию, выдвинувшую на передний план понятие "национального интереса", не произвели особого впечатления рассуждения Аргентины и поддерживавших ее латиноамериканских стран о необходимости "борьбы с колониализмом". После провала миссии госсекретаря А. Хейга, безуспешно попытавшегося примирить обе стороны, США недвусмысленно поддержали Великобританию – своего союзника по НАТО, от которого, к тому же, зависели в тот период перспективы размещения американских ракет средней дальности и крылатых ракет в Европе. Несколько позже США объявили о введении против Аргентины экономических санкций.

В ходе скоротечных боевых действий британскому флоту и авиации, подтянутым к островам, удалось, понеся определенные жертвы, высадить на Фолкленды десант и нанести поражение размещенным там аргентинским войскам. Сам факт, что правительство Л. Гальтиери послало на острова новобранцев, не сумевших правильно организовать оборону, мог свидетельствовать о том, что оно не готовилось к серьезному конфликту с Англией в надежде на морально-политическую поддержку Вашингтона.

Эти события получили сильный отзвук в Латиноамериканском регионе. В ходе кризиса подавляющее большинство латиноамериканских стран поддержало Аргентину как жертву "внеконтинентальной агрессии", а некоторые (в том числе и Куба) высказали готовность послать на помощь ей добровольцев. Нейтральную позицию заняли лишь Чили (имевшая территориальный спор с Аргентиной в проливе Бигль), Колумбия, отвергавшая саму возможность решения территориальных споров силой, а также Гайана и островные англоговорящие карибские мини-государства – члены Содружества Наций.

В ходе всего конфликта военное правительство Аргентины получало морально-политическую и информационную поддержку со стороны СССР и стран "социалистического содружества", поскольку, вопреки всем своим предшествующим антикоммунистическим декларациям и соответствующей политике, оно оказалась в положении страны, противостоящей "передовому отряду международного империализма". Кроме того, отношения с Аргентиной, не разрывавшиеся СССР даже в период "пика" репрессий против левых сил в этой стране (в отличие от отношений с другим диктаторским режимом – Чили), были важны для Москвы еще и потому, что Аргентина стала альтернативным источником поставок зерна в условиях объявленного администрацией Дж. Картера в 1980 г. эмбарго на поставки сельхозпродукции в Советский Союз.

Результатом конфликта в Южной Атлантике явилось то, что Межамериканский договор о взаимной помощи, существовавший с 1947 г., доказал в глазах латиноамериканцев свою полную несостоятельность. Ведь единственный гарант их безопасности по этому договору – США, отказались поддержать своих союзников в имевшем место случае "внеконтинентальной" агрессии. В конечном итоге "Протокол Сан-Хосе" ратифицирован так и не был, а сам Межамериканский договор остался в силе лишь чисто формально (в старой редакции 1947), не будучи при этом официально денонсирован.

Однако Соединенные Штаты, авторитет которых в Латинской Америке упал в результате до самой низкой отметки, казалось, не собирались "комплексовать" по этому поводу. Администрация Р. Рейгана, осуждавшего ранее Дж. Картера за "мягкотелость" и "заигрывание" с латиноамериканцами, вознамерилась восстановить уважение к США старым, испытанным путем – демонстрацией силы. Для этого под надуманными предлогами ("защита жизней" американских студентов, обучавшихся на острове, участие кубинцев в строительстве аэродрома, объявленного Вашингтоном "стратегическим") была развязана агрессия против островного карибского государства Гренада, правительство которого во главе с премьер-министром М. Бишопом было обвинено в "марксизме" (октябрь 1983). Продолжалось нагнетание напряженности в отношениях с Никарагуа. Антикубинская кампания в США достигла в этот период накала, уступавшего по своей интенсивности, пожалуй, лишь временам карибского кризиса.

1989 год ознаменовался интервенцией США в Панаме. Это была первая интервенция после второй мировой войны, которая осуществлялась не под знаменем "борьбы с коммунизмом", а под предлогом "восстановления демократии" и "противодействия наркоторговле". Арест генерала М. Норьеги, узурпировавшего власть в Панаме и обвиненного в контрабанде наркотиков, не имел, однако, ничего общего с международным правом, будучи произведен по решению американского суда. В дальнейшем внутреннее законодательство США станет шире использоваться Вашингтоном для юридического "обоснования" своих действий в странах Латинской Америки.

В целом же 80-е гг. продемонстрировали растущее расхождение интересов США и государств Латинской Америки как в Западном полушарии, так и в целом на международной арене. Итоги конфликта в Южной Атлантике не ограничились временным свертыванием Аргентиной военного сотрудничества с США и странами Западной Европы и общим ослаблением межамериканских военно-политических связей. Более долгосрочным результатом стала растущая реинтеграция испано- и португалоязычного пространства в Латинской Америке, способствующая преодолению разрыва в культурно-исторической самоидентификации населяющих его народов. Поворот Аргентины "лицом" к Латинской Америке вследствие этого конфликта стал важным фактором снижения традиционного аргентино-бразильского соперничества в "южном конусе" и первым шагом к новому этапу субрегиональной интеграции, оформившейся в виде блока четырех государств Меркосур – Аргентины, Бразилии, Уругвая и Парагвая (Асунсьонский договор, 1991).

Особо следует отметить влияние конфликта в Южной Атлантике на уход от власти военного правительства и демократизацию Аргентины в 1983 г. Он стал фактором, несомненно ускорившим демократизацию, но никак не предопределившим ее. Демократизация, разворачивавшаяся по всему региону (кроме Кубы), имела в своей основе изменение представлений правящих элит о национальной безопасности своих стран, усугубившееся политикой репрессий и экономическими провалами военных режимов.

Меркосур – "Общий рынок стран Южного конуса" – субрегиональное интеграционное объединение в составе Аргентины, Бразилии, Уругвая и Парагвая. Учрежден Асунсьонским договором 1991 г. На совещании в Оуру-Прету (Бразилия) в 1994 г. предприняты шаги в направлении таможенного союза четырех стран. В 1996 г. в режиме "разноскоростной интеграции" к объединению на правах ассоциированного членства примкнули Боливия и Чили. Стратегическая цель – создание к 2010 г. зоны свободной торговли государств Южной Америки (ЮАЗСТ) на основе объединения всех существующих в регионе интеграционных группировок, самостоятельное и равноправное вхождение в проект всеамериканской зоны свободной торговли (АЗСТ), образование "трансконтинентальной" ЗСТ с ЕС.

6.4.4. Контадорский процесс и становление региональной политики

 

Достаточно жесткая автаркическая политика и "закрытие" целых отраслей промышленности для иностранного капитала, свойственные большинству из латиноамериканских военных режимов (за исключением Чили), вначале способствовали некоторому ускорению промышленного развития Бразилии, Аргентины, Боливии и Перу. Однако уже к началу 80-х гг. стратегия импортозамещающей индустриализации обернулась застоем промышленного производства, усилением научно-технической зависимости и колоссальным ростом внешнего долга. Последний всего за два года – с 1980 по 1982 – возрос на 43 % (с 220 до 316 млрд. долл.). "Потерянное десятилетие восьмидесятых" принесло с собой усиление технологической отсталости латиноамериканских стран, рост безработицы и нищеты, кризис систем образования и здравоохранения и, в конечном счете – фрустрацию распространенных еще в 70-е гг. надежд на их скорое приближение к экономическим показателям "первого мира". В конечном итоге это нанесло ущерб национальной безопасности региона, которую многие представители латиноамериканского академического мира и общественности, а с середины 80-х гг. – и правительственных кругов, стали связывать не с вопросами "внешней" или "внутренней" агрессии, а с параметрами экономического, экологического, социокультурного и гуманитарного развития латиноамериканских наций. Таким образом, была признана самоценность безопасности отдельной личности, ранее игнорируемой военно-авторитарными режимами, в качестве основы, гарантирующей комплексную, "интегративную" безопасность нации и государства, а отсюда – и демократической формы государственного устройства, воспринимавшейся ими как нечто "внешнее" либо "угрожающее национальной безопасности".

На этом фоне, одновременно с разочарованием в межамериканском военно-политическом сотрудничестве в результате войны в Южной Атлантике, произошел пересмотр латиноамериканскими правящими элитами их традиционных взглядов на причины кризисов и конфликтов в странах Западного полушария. Отныне таковыми стали считаться не "вмешательство международного коммунизма" или "продажность и коррумпированность гражданских (либо военных) администраций" и т. д., а причины, порожденные низким уровнем экономического развития, образования и культуры и усугубляющиеся внешней зависимостью, отсутствием демократических прав и свобод и провалом планов субрегионального экономического и внешнеполитического сотрудничества. В полной мере это отразилось на трактовке причин и последствий продолжавшего развиваться в 80-е гг. ЦАК.

Все эти новые подходы сказались на отстранении ОАГ от участия в урегулировании кризиса и создании "механизма Контадоры". В ОАГ США уже не располагали ни моральным авторитетом (после войны в Южной Атлантике), ни доктринальным лидерством (после пересмотра доктрины безопасности Западного полушария). Мирное решение столь сложного конфликта, в который были косвенно вовлечены и обе сверхдержавы, объективно требовало создания независимых, чисто латиноамериканских органов вне рамок этой организации.

В январе 1983 г. четыре страны Западного полушария – Мексика, Панама, Колумбия и Венесуэла (Контадорская группа), выступили с совместной инициативой в деле урегулирования кризиса. Уже в первом акте Контадорской группы (сентябрь 1984) говорилось о сугубо внутренних причинах возникновения ЦАК, содержался призыв к ликвидации иностранного (прежде всего американского) военного присутствия в субрегионе и к его демилитаризации и демократизации, декларировалась необходимость отказа от тактики дестабилизации. Как отмечалось аналитиками, "ни одна из этих стран не хотела бы иметь революционных правительств у себя в тылу, но еще менее они были склонны приветствовать американскую интервенцию в своем субрегионе, которая неизбежно втянула бы их в противоборство Восток – Запад".

Отныне процесс координации внешнеполитической активности латиноамериканских государств пошел по нарастающей. Развитие демократического процесса в странах "южного конуса" предопределило присоединение к "Контадоре" в августе 1985 г. Бразилии, Аргентины, Перу и Уругвая (Группа поддержки Контадоры). Органичность формирования теперь уже "восьмерки" миротворцев облегчалась наличием особой, латиноамериканской цивилизационной общности, способствующей быстрому и одновременному распространению новых идей и соответствующих им политических институтов в масштабах всего региона.

Создание "Контадоры" и Группы поддержки вызвали позитивный отклик во всем мире. Миротворческая деятельность "восьмерки" была поддержана Генеральной Ассамблеей ООН и ее генеральным секретарем – Х. Пересом де Куэльяром, а также Движением неприсоединения, Социнтерном и рядом других общественных организаций. В резолюции ХVI конгресса Социнтерна (апрель 1983) отмечалось, что "политика США в Центральной Америке в экономической, военной и политической областях серьезно ухудшила и без того трудную и опасную ситуацию". Конгресс приветствовал мирную инициативу латиноамериканских стран. С приходом к власти правительств социалистов во Франции (1981) и в Испании (1982) открылись новые возможности для проведения на государственном уровне внешнеполитических акций в поддержку мирного и демократического выхода из кризиса, соответствовавших воззрениям европейской социал-демократии. Позднее к Франции и Испании, поддержавшим процесс мирного урегулирования ЦАК, присоединились правительства Австрии, Голландии, Ирландии, Норвегии и Швеции. Эти же страны плюс Япония осудили факт минирования Соединенными Штатами никарагуанских портов как "вопиющее нарушение международного права". Более "сдержанную" позицию заняли правительства Великобритании и ФРГ. В июне 1983 г. о "полной поддержке" усилий Контадоры заявил Европейский Совет.

Результатом возросшей дипломатической активности западноевропейских стран на центральноамериканском направлении стало проведение трех встреч в рамках так называемой "инициативы Сан-Хосе" с участием министров иностранных дел десяти государств Европейского Совета, Испании, Португалии, пяти центральноамериканских республик, а также стран-членов Контадоры, проходивших в столице Коста-Рики г. Сан-Хосе (сентябрь 1994), Люксембурге (ноябрь 1985) и столице Гватемалы г. Гватемала-Сити (февраль 1987). Представитель США в этих встречах не участвовал.

Активность Старого Света в стремлении обеспечить латиноамериканское решение ЦАК без участия США вызывало беспокойство Вашингтона. Чтобы как-то снизить ее, в турне по странам Западной Европы в феврале 1987 г. был отправлен специальный представитель президента США в странах Центральной Америки Ф. Хабиб. Ему, однако, не удалось навязать западноевропейцам американское видение проблемы.

В поддержку Никарагуа выступали Советский Союз и страны "социалистического содружества", видевшие в сандинистском правительстве своего "естественного союзника". Никарагуа получала из СССР, ГДР и Кубы существенную материальную и финансовую помощь, в том числе и поставками вооружений (стрелковое оружие, артиллерия, бронетанковая техника, боевые вертолеты). В Никарагуа работали советники из этих стран. В то же время, Советский Союз стремился не допустить перерастания кризиса в полномасштабную войну в Центральной Америке, в которой потенциально могли бы быть задействованы США и Куба. Кроме того, продолжавшаяся война в Афганистане не позволяла СССР наращивать свое присутствие в этом отдаленном регионе. В условиях нараставшего структурного кризиса Москва вряд ли стремилась получить там для себя "вторую Кубу" со всеми вытекавшими из этого последствиями. Выход, предлагавшийся "Контадорой", полностью устраивал Советский Союз. В конце 1985 г. Политбюро ЦК КПСС приняло решение не поставлять в Никарагуа истребители "МиГ–21", на чем настаивали сандинисты, чтобы не нарушить баланс вооружений, сложившийся к тому времени между Никарагуа и Гондурасом.

Реакция США на "Контадорский процесс", несмотря на формальное признание ими его "полезности", была вначале достаточно негативной. Госдепартамент не согласился с призывом запретить военные маневры и сократить американское военное присутствие в субрегионе. Отказался он и от прекращения поддержки "нерегулярных вооруженных сил" ("контрас"). В дальнейшем, по мере роста числа участников миротворческого процесса в Латинской Америке, его позиции стали постепенно смягчаться. Р. Рейган так и не решился на военную интервенцию в Никарагуа, очевидно, отдавая себе отчет в том, что давние антиамериканские настроения в этой стране, связанные с долгой и кровавой историей американских интервенций в 20 – 30-е гг., могут сплотить всех никарагуанцев для отпора агрессору. Не хотел он и осложнений в отношениях с большинством государств региона, принципиально отвергавших возможность американской интервенции. Кроме того, "контрас", несмотря на помощь США, так и не удалось завоевать себе никакого плацдарма на никарагуанской земле, где они могли бы заявить о сформировании собственного "правительства". К тому же, после 1986 г., когда в США была разоблачена сделка "Иран-контрас", поддержка последних республиканской администрацией оказалась весьма затруднительной.

Процесс демократизации, начавшийся в государствах Южной Америки, столь же органично распространился и на Центральноамериканский регион. В 1985–1986 гг. в Сальвадоре и Гватемале удалось усадить за стол переговоров бывших противников, привыкших до этого отстаивать свои идеалы только с оружием в руках – партизан и проправительственные силы. Во многом этому содействовала совместная франко-мексиканская декларация (август 1981) о признании Фронта Национального освобождения им. Фарабундо Марти (ФНОФМ) в качестве "представительной политической силы" в Сальвадоре и, следовательно, законной участницы переговоров по урегулированию кризиса в этой стране. Декларация была поддержана европейской социал-демократией и многими латиноамериканскими странами. Встреченная вначале враждебно США и авторитарными режимами Южной Америки, она впоследствии сыграла определенную роль в процессе мирного урегулирования в Сальвадоре (январь 1992).

Установление демократической формы правления в Гватемале и консолидация демократического правительства в Гондурасе обусловили появление в центральноамериканском субрегионе в мае 1986 г. особого механизма политических консультаций в составе Коста-Рики, Гватемалы, Гондураса, Никарагуа и Сальвадора ("Группа Эскипулас"), что означало самостоятельное включение в поиск выхода из кризиса государств, ранее почти полностью полагавшихся на идейно-политическое лидерство Соединенных Штатов. План мирного урегулирования ЦАК, предложенный президентом Коста-Рики О. Ариасом (впоследствии лауреатом Нобелевской премии мира), впитал в себя все рациональное, что было предложено "Контадорской группой" и "Группой поддержки".

7 августа 1987 г. в г. Эскипулас (Гватемала) на втором совещании президентов центральноамериканских стран было подписано соглашение "Эскипулас-II", которое называлось "Меры по установлению прочного и длительного мира в Центральной Америке". Оно предусматривало национальное примирение, внутриполитическую амнистию и диалог с оппозицией, дальнейшую демократизацию центральноамериканских обществ и проведение свободных выборов, разоружение незаконных вооруженных формирований, запрещение тактики дестабилизации, дальнейшие переговоры по вопросам безопасности и сокращения вооружений, помощь беженцам и перемещенным лицам, налаживание субрегионального сотрудничества. Соглашение было расценено как важный прорыв в деле урегулирования региональных конфликтов и стало образцом для разработки в 90-е гг. рекомендаций по укреплению мер доверия в отношениях между латиноамериканскими государствами.

Проведение свободных президентских выборов под международным контролем в Никарагуа в феврале 1990 г. и победа на них кандидата от демократической оппозиции – В. Чаморро, фактически положили конец ЦАК. В течение еще некоторого времени предстояло полностью нормализовать ситуацию, осуществить мирную передачу власти, разоружить "контрас" и т. д. Этому способствовало решение Совета Безопасности ООН от 27 марта 1990 г. об отправке в Никарагуа 800 военнослужащих для укрепления контингента наблюдателей за реализацией мирного процесса в Центральной Америке.

Следует отметить, что разблокированию ЦАК, его распаду на локальные конфликты разной степени глубины, а затем и окончанию способствовали прекращение поддержки Соединенными Штатами никарагуанских "контрас" и приостановка советских военных поставок сандинистам, ставшие возможными после начала политики перестройки в СССР. Свою позитивную роль сыграла также широкая международная поддержка миротворческих усилий в Центральной Америке. Тем не менее решающая роль в урегулировании ЦАК принадлежала, несомненно, латиноамериканской дипломатии.

Острота и интенсивность ЦАК, война в Южной Атлантике и выход на новые "этажи" общерегионального внешнеполитического взаимодействия в странах Южной и Центральной Америки серьезно облегчили процесс создания самостоятельных латиноамериканских политических консультативных органов, к чему страны региона безуспешно стремились начиная с 1826 г. (Панамский конгресс). Результатом этих событий стало преобразование "Контадоры", "Группы поддержки", а также "механизма Эскипулас" из органов, созданных для решения сугубо конкретной ситуации, в постоянно действующие механизмы. Параллельно с этим начался процесс оживления "старых" (Андский пакт, КАРИКОМ) и появление новых (Меркосур) субрегиональных экономических интеграционных объединений.

В Центральной Америке удалось подписать новый рамочный договор о субрегиональной безопасности, предусматривающий периодические консультации пяти государств – Гватемалы, Сальвадора, Никарагуа, Коста-Рики и Гондураса, по интересующим их вопросам. "Протокол Тегусигальпы", подписанный в декабре 1991 г., создал взамен давно не функционировавшей Организации центральноамериканских государств (ОЦАГ, 1951). Систему центральноамериканской интеграции (СЦАИ). В ее ведение, помимо чисто экономических вопросов, перешли проблемы безопасности и конфликторазрешения, ранее рассматривавшиеся в Центральноамериканском совете обороны (ЦАСО, 1965).

В Южной Америке на основе слияния в декабре 1986 г. "Контадорской группы" и "Группы поддержки" была создана "Группа Рио-де-Жанейро" ("Группа Рио"), экономическим и политическим "мотором" которой в 90-е гг. начал постепенно становиться Меркосур. Характерно, что при создании новых латиноамериканских политических консультативных органов не ставился вопрос об упразднении и замене ими ОАГ – организации, которая была призвана служить для поддержания контактов с Соединенными Штатами. Однако начиная примерно с 1989 г. инициатива в разработке перспективных направлений регионального и межамериканского сотрудничества все больше начинает исходить именно от этих органов, и в первую очередь от Меркосур и "Группы Рио", а не от ОАГ, в то время как последняя начинает играть чисто "витринную" роль в их принятии. Учредители "Группы Рио" с самого начала предусматривали, что в ней a priori будут рассматриваться наиболее актуальные вопросы, касающиеся положения дел в Латиноамериканском регионе перед их передачей на рассмотрение ОАГ.

Так, уже на первой встрече в верхах в мексиканском городе Акапулько (1987) страны-члены "Группы Рио" сумели очертить тот круг проблем, которым им предстояло заниматься. Это выдвижение совместных инициатив в области региональной и международной безопасности и ограничения вооружений; совершенствование региональных мер доверия и практики мирного разрешения споров; содействие развитию демократических институтов; расширение политического диалога с внерегиональными государствами; стимулирование интеграционных процессов внутри региона и проведение совместной политики в целях дальнейшей демократизации международных отношений; развитие сотрудничества в деле борьбы с преступностью, контрабандой наркотиков и терроризмом; борьба с абсолютной бедностью и обнищанием.

На последующих встречах в рамках "Группы Рио" эти направления сотрудничества уточнялись и дополнялись, параллельно с ростом числа ее членов и совершенствованием структуры. На встрече в верхах в перуанском городе Ика (1989) к повестке дня добавилась тема регионального сотрудничества в деле борьбы с контрабандой оружия. В Каракасе (1990) было принято решение, открывающее двери "Группы" для всех испаноговорящих центральноамериканских и карибских государств (за исключением Кубы) и для одного представителя англоговорящих Карибов (всего 19 государств), что давало ей возможность выступать от имени латиноамериканского цивилизационного ареала в целом. На встрече в Картахене (Колумбия) в 1991 г. обсуждался проект декларации об объявлении Латинской Америки "зоной мира" и о ее отказе от производства, приобретения и хранения всех видов ОМП.

Возрастающая активность латиноамериканских стран на международной арене, интенсификация их контактов со странами Западной Европы, Канадой, Японией, государствами бассейна Тихого океана не могли не беспокоить США, привыкших рассматривать все, что расположено к югу от Рио-Гранде в качестве традиционной сферы влияния. К окончанию пребывания Р. Рейгана на посту президента США стало ясно, что силовая политика в странах региона доказывает свою контрпродуктивность, ибо не только не препятствует складыванию латиноамериканского единства, а наоборот, поощряет его. Это сказалось на смене тактики республиканцев: она, как и почти 30 лет назад, решила сменить "кнут" на "пряник", задумав, по примеру своих оппонентов – демократов (программа "Союз ради прогресса" президента Дж. Кеннеди, 1961), выступить с инициативой налаживания общеконтинентального экономического сотрудничества.

6.4.5. Попытки пересмотра латиноамериканского курса США

 

Первый шаг в этом направлении был предпринят Р. Рейганом еще в феврале 1982 г., когда он, выступая в штаб-квартире ОАГ в Вашингтоне, выдвинул так называемую "карибскую инициативу" для стран Карибского бассейна и Центральной Америки. Ближайшей целью этой инициативы было стремление максимально упрочить влияние США в карибском и центральноамериканском субрегионах и разорвать растущее внешнеполитическое взаимодействие между латиноамериканскими государствами и англоговорящими странами Карибского бассейна. Р. Рейган обещал карибским и центральноамериканским странам открытие американского рынка для их товаров и услуг и установление преференциального режима в торговле с ними к началу 2000 г. В конце 1982 г. конгресс США ассигновал 350 млн. долл. на реализацию этого плана, получившего наименование "мини-план Маршалла". С начала 1984 г. президентским решением был введен в действие второй элемент "карибской инициативы" – режим беспошлинной торговли с карибскими странами, и было объявлено о льготах тем американским ТНК, которые ведут с ними торговлю. На деле, однако, эти предложения были не столь уж альтруистичны. Во-первых, размеры предлагавшейся помощи были далеко не достаточны для преодоления тяжелого социально-экономического кризиса и обеспечения "самоподдерживающегося" развития центральноамериканских и карибских стран. Во-вторых, помощь оговаривалась крайне жесткими экономическими и политическими условиями: она предназначалась лишь "друзьям" и "будущим друзьям" США и заранее исключала страны, намеревавшиеся проводить самостоятельную внешнюю политику. И, наконец, в-третьих, ее экономическая эффективность была в целом низка, поскольку 80 % экспортных товаров стран региона и без того уже ввозились в США беспошлинно, а исключение из системы торговых преференций текстиля, швейных изделий, обуви, одежды из кожи, нефтепродуктов и других товаров вызвало разочарование местных предпринимателей, так как именно эти отрасли начинали играть возрастающую роль в развитии карибских и центральноамериканских государств.

Неудивительно, что достаточно кратковременный внешний пропагандистский эффект "карибской инициативы" постепенно сошел на нет. Однако настоятельная потребность США в создании новых союзнических отношений в традиционной, но постоянно размываемой сфере влияния осталась. Эта потребность стала еще более настоятельной в конце 80-х гг. в связи с укреплением экономических "мегаблоков" в других регионах земли, в первую очередь в Западной Европе и Азиатско-Тихоокеанском регионе. Постепенная утрата Вашингтоном своего неоспоримого экономического и научно-технологического превосходства в мире, становившаяся все более очевидной, вынуждала его искать пути к формированию собственного "мегаблока" континентальных масштабов, однако такого, где его экономическая роль и политическое влияние никогда не могли бы подвергнуться эрозии. Так родилась "инициатива Буша" – идея создания "всеамериканской зоны процветания и благополучия от Аляски до Огненной Земли" с включением Канады, США, стран Латинской Америки и Карибского бассейна.

Выступая 27 июня 1990 г. в Белом доме перед представителями дипкорпуса латиноамериканских стран, Дж. Буш изложил основные положения своего плана, которые сводились к созданию континентальной зоны свободной торговли, обеспечивающей беспрепятственное передвижение товаров и услуг, рабочей силы и технологий на всем пространстве Западного полушария. На основе Межамериканского банка развития (МБР) предполагалось создать специальный фонд в 1,5 млрд. долл. для обеспечения притока капиталовложений в Латиноамериканский регион. Одновременно было объявлено о намерении США "простить" Латинской Америке четвертую часть ее долга США, составлявшего к 1990 г. 48 млрд. долл., и добиться реструктурирования остальной части через МВФ и Всемирный банк.

Необходимо отметить, что "инициатива Буша" попала на благоприятную почву. Конец 80-х – начало 90-х гг. были связаны с "пиком" популярности неолиберальной модели развития в странах Латинской Америки, многие из которых, покончив с кошмарами военного авторитаризма и выйдя с колоссальным внешним долгом из тупика государственно-бюрократического развития, с энтузиазмом отдались идее воплощения в сугубо своих специфических цивилизационных и исторических условиях классических канонов представительной демократии и свободного рынка англо-американского образца. Этому способствовало и торжественное шествие либеральных идей по всей планете, когда казалось, что системной связке "представительная демократия – свободный рынок" нет и не может быть никакой реальной исторической альтернативы.

Укреплению влияния американской модели развития и образа жизни в Латинской Америке способствовали и радикальные перемены в политике СССР в период 1990–1991 гг., поставившие латиноамериканские правящие элиты перед перспективой безальтернативности политического, экономического, военного и масс-культурного лидерства США.

Несмотря на то что экономические и военно-технические связи СССР со странами Латинской Америки (за исключением Кубы, Никарагуа и Перу) были развиты не настолько, чтобы можно было говорить о "соперничестве" там с Соединенными Штатами (в период 1986–1990 гг. товарооборот СССР со странами Латинской Америки за исключением Кубы составлял всего 1 % от общего объема его внешней торговли), тем не менее для многих этих стран принципиально была важна морально-политическая поддержка Советским Союзом в ООН таких их инициатив, как, например, объявление ООН Южной Атлантики "зоной мира и сотрудничества" (1982), усилий латиноамериканской дипломатии в деле урегулирования ЦАК в 1979–1987 гг., предложений Латинской Америки по перестройке международных экономических отношений на разнообразных мировых экономических форумах, конференциях ЮНКТАД, ГАТТ, в диалоге "Север-Юг" и т. д. Отнюдь не случайно, что впоследствии ряд видных политических деятелей стран региона, которых трудно заподозрить в симпатиях к "реальному социализму", публично высказывали свое сожаление по поводу распада СССР.

Добровольный (а фактически, под нажимом США) уход СССР с Кубы осенью 1991 г., сопряженный с выводом с острова всех советских специалистов и 11 тыс. военнослужащих, прекращение, вопреки договоренностям, достигнутым в ходе визита М. С. Горбачева на Кубу в 1989 г., всей экономической и финансовой помощи острову и "замораживание" в одностороннем порядке более 600 незавершенных там народнохозяйственных объектов не только поставили под вопрос выживание страны, долгие годы являвшейся единственным союзником СССР в далеком от него регионе. Они нанесли сильный удар по престижу Советского Союза, заставив многих усомниться в его способности (а также и способности новой России) проводить ответственную политику на латиноамериканском направлении.

Поражение СССР в холодной войне означало также усиление тех крайних направлений экономической и политической мысли, в том числе и в странах Латинской Америки, представители которых отвергали всякую регулирующую деятельность государства в экономике вообще, сводя ее до минимума в политике. Они выступали в целом с проамериканских позиций, настаивая на приоритете "глобальных", "общечеловеческих" интересов над национальными, подчиняя государственный суверенитет и независимую внешнюю политику меркантильным соображениям.

"Инициатива Буша" была призвана в этой связи по максимуму использовать проамериканские симпатии новых, либерально-настроенных представителей латиноамериканских властных элит – К. Салинаса (Мексика), Ф. Коллора (Бразилия), К. Менема (Аргентина) для долгосрочного закрепления выгодных для США основ межамериканских отношений. Вашингтон тут же поспешил реанимировать стагнировавший процесс реформы ОАГ, которая оказалась оттесненной на второй план инструментами коллективной дипломатии латиноамериканских стран.

Действительно, после принятия в 1985 г. "Протокола Картахены" – новой редакции Устава ОАГ 1948–1967 гг., где удалось зафиксировать многие требования, на которых традиционно настаивали латиноамериканские страны (акцент на обеспечение интегрального развития, положение об экономическом, политическом и культурном невмешательстве и т. д.), весьма остро встал вопрос о будущей роли этой организации в системе межамериканских отношений и ее способности быть активным участником процессов конфликторазрешения в Западном полушарии. Ведь после отстранения ОАГ от участия в решении ЦАК ее роль была низведена до сугубо технического уровня – наблюдения за проведением президентских выборов в Никарагуа, Гайане, Парагвае, Сальвадоре и Перу. В условиях практически "зависшего" с 1982 г. Межамериканского договора о взаимной помощи, межамериканская система была de facto лишена инструментов, а самое главное – философии обеспечения миротворчества, поскольку главная угроза безопасности региона – угроза международного коммунизма, уже не существовала.

На проходившей в апреле 1991 г. в столице Чили г. Сантьяго XXI сессии Генеральной ассамблеи ОАГ была принята резолюция 1080, которая устанавливала связь между демократией и безопасностью и должна была послужить основой для новой статьи Устава этой организации. Демократическое государственное устройство и соблюдение основных прав и свобод человека провозглашались в ней в качестве одной из основных предпосылок обеспечения безопасности развития. При этом документ, озаглавленный "Обязательство Сантьяго в области соблюдения демократии и обновления межамериканской системы", постулировал представительную демократию американского образца как единственно возможную форму правления, предполагая обеспечение ее беспрепятственного функционирования "первоочередной обязанностью всех стран-членов ОАГ". На следующей сессии резолюция была оформлена в качестве ст. 9 Устава ОАГ, где предусматривалось исключение из организации любой страны, нарушающей нормы представительной демократии ("Вашингтонский протокол", 1992).

Комментарии по поводу принятия резолюции 1080 были далеко неоднозначны. Многие международные аналитики воспринимали ее как признак окончательного утверждения демократии в странах Латинской Америки, прошедших весьма драматический путь развития своих политических систем начиная с середины ХIХ в. Другие же, справедливо полагая, что ОАГ стала первой организацией, устав которой предусматривал санкции за действия, ранее входившие исключительно во внутреннюю компетенцию государства, отвергла, таким образом, принцип невмешательства, закрепленный в ее документах еще в 30-е гг. ХХ в.

Действительно, казалось, что под предлогом разговоров о "глобализации" и "примате общечеловеческих ценностей" ОАГ вновь пытались отбросить к тому периоду, когда ею санкционировалось вмешательство в Гватемале и интервенция в Доминиканской Республике, а также незаконное исключение Кубы из ОАГ под предлогом "несовместимости марксизма-ленинизма с принципами межамериканской системы". В то же время складывалась довольно парадоксальная ситуация, когда одни и те же государства на региональном уровне ("Группа Рио") отстаивали одно понимание демократии, акцентирующее параметры интегрального развития и безопасности, а на другом – межамериканском, другое, основанное на формальных признаках и стандартах североамериканского образца.

Как показали последующие события, принятие резолюции 1080 и ст. 9 Устава ОАГ ознаменовали собой отнюдь не "торжество демократии", а начало нового этапа идеологического противоборства в Западном полушарии, противоборства менее явного, чем это имело место ранее между коммунистической и капиталистической идеологиями, однако не менее значимого. Оно оказалось связано с различным, основанным на цивилизационной, исторической и социально-экономической специфике разных стран, пониманием таких, казалось бы, "общих" ценностей, как "демократия", "права человека", "развитие", "прогресс" и т. д. Этому противоборству в условиях складывающегося параллелизма латиноамериканских – "Группа Рио", Меркосур, СЦАИ и межамериканских – ОАГ, "саммиты Америк" и тому подобных структур, суждено было постепенно набирать силу уже в следующем десятилетии 90-х гг. и вместе с ними перекочевать в ХХI в.