4. Историческая основа и идейный смысл.

Историческая основа обеих комедий ясна без всяких комментариев. Это изображение быта средних и низших слоев, которых уже не интересует политика и которые далеки от древней мифологии и от героизма периода классики. Это - люди, исключительно преданные своим узко личным интересам. Однако идейный смысл в этих комедиях вовсе не такой мелкий, как это иной раз себе представляют.

Конечно, комедии эти вполне аполитичны, как и другие произведения эллинистической литературы. Созданные вскоре после смерти Александра Македонского, в атмосфере грандиозных событий мирового масштаба, они ровно ничем на них не откликаются. Тем не менее, изображая мелкого и среднего человека, Менандр все же проводил здесь некоторые свои принципы, и принципы эти, несомненно, были прогрессивными.

Менандр, во-первых, стоит за нормальную семейную жизнь. Он явно осуждает мизантропа Кнемона, который осыпает руганью и всех близких людей, и чужих, вечно раздражен и даже ни с кем не хочет иметь никакого дела. В уста своего Харисия Менандр вкладывает такую покаянную речь, которая заставляет видеть в нем незаурядного и благородного человека, несмотря на допускаемые им глубокие жизненные ошибки. Во-вторых, в презренных и маленьких людях Менандр склонен видеть часто человеческие и даже благородные чувства. Пасынок Кнемона Горгий, всегда терпящий от него, первый бросается спасать его, когда тот попадает в колодец. Этот же Горгий, видя любовь и честные намерения Сострата, помогает и ему, несмотря на постоянную разгневанность и злобность Кнемона. В гетере Менандр тоже видит человека с благородными чувствами, а не относится к ней с холодным и безусловным осуждением, как это делает общество, которое само же ее порождает. В-третьих, женщина у Менандра вполне равноправный член общества, иной раз даже превосходящий мужчину по своим душевным качествам. В-четвертых, рабы для него тоже люди, и притом самого разнообразного склада, то эгоистического, а то и мягкого, доброго, отзывчивого. В-пятых, просветительство у Менандра сквозит и в его деистических мотивах, несомненно, заимствованных у Эпикура.

Из комедий Менандра сама собой вытекает мораль, хотя он и никого не бичует и никого не принуждает к добродетели каким-нибудь строгим авторитетом. Мораль эта заключается в том, что все люди имеют разного рода слабости и совершают разного рода погрешности, но что у всех людей есть и хорошие стороны. Есть мягкость и доброжелательность, сознание своих погрешностей и желание от них избавиться. Мы едва ли ошибемся, если назовем эту мораль гуманизмом или гуманностью.

К этому необходимо прибавить, что Менандр глубоко чувствует и общественные язвы настоящего времени. В "Человеконенавистнике" имеются целые монологи, посвященные тяжкой участи бедных людей, критике стяжателей богатства, обездоленности крестьянина. Да и сам Кнемон обрисован не просто как мизантроп, но как человек, которого довела до такого озлобления его неудачная, бедная и тяжелая трудовая жизнь.

Хозяйство этого свободного земледельца, автурга, как он именуется в пьесе, ничтожно. На холме, где он собирает на топливо коряги, у него есть несколько грушевых деревьев, там же на каменистом склоне он копошится со своей мотыгой (99-102). Есть у него, видимо, лучший участок у дороги, но там ему мешают прохожие, и старику приходится забираться все выше по холму (162- 166). Этот, по словам раба Геты, настоящий аттический крестьянин, хотя и оценивает свои владения в два таланта (что в 12 раз превышало минимальный имущественный ценз свободных граждан в конце V в. до н.э.), не имеет ни раба, ни поденщика, ни помощника-соседа, предпочитая брать с собой в поле дочь (328-334) и обходясь услугами рабыни-старухи Симихи. Вот как о нем говорит пронырливый и наглый раб Гета:

Несчастный! Злополучный! Жалкую он жизнь

Ведет... Типичный пахарь он аттический,

Всю жизнь воюющий с скалой бесплодною,

С полынью горькой и колючей,

Терпя мученья и не зная радостей (603-607).

Сам Кнемон признается (328-332):

Таким-то бессердечным стал я, увидав,

Что у людей всего одна лишь в жизни цель -

Любой ценой добиться выгоды своей.

Казалось мне: ни одного средь всех них нет,

Кто б захотел помочь кому-нибудь в беде. (С. Л.)