3. Внешнеполитический курс 1907-19014гг.

Поражение в русско-японской войне и с трудом преодоленный революционный кризис 1905—1907 гг. ограничили возможности царизма в сфере внешней политики. Пра­вительство вынуждено было в первую очередь заниматься внут­ренними проблемами. Серьезно пострадал престиж царской России как великой державы. Обнаружилось, что позиции самодержавия внутри страны непрочны, финансы расстроены, боеготовность армии низка, потерян почти весь военный флот.

На Дальнем Востоке сохранялась напряженность в отношени­ях с Японией. На Ближнем Востоке (в XIX — начале XX в. в это понятие включали и территорию Балкан) нарастали противоречия между Россией и австро-германским блоком. Германский и зависимый от него австрийский капитал успешно проникал в Османскую империю, причем в области, наиболее близкие к российским грани­цам — в балканские владения Турции, в район черноморских про­ливов, в Анатолию. Экономическая экспансия шла рука об руку с усилением политического влияния Германии и Австро-Венгрии на Порту. В Берлине и Вене все громче раздавались голоса в пользу активной, наступательной политики для обеспечения своих инте­ресов в восточном вопросе. Австро-Венгрия по существу уклони­лась от совместных действий в Македонии, предусмотренных рус­ско-австрийским соглашением 1903 г. в Мюрцштеге, что в Петер­бурге восприняли как серьезное предупреждение.

На перепутье находились и русско-французские отношения. Во время русско-японской войны Франция занимала нейтральную позицию. Во многом это объяснялось начавшимся англо-француз­ским сближением. В апреле 1904 г. Великобритания и Франция достигли соглашения по главному разделявшему их вопросу — о коло­ниальных владениях. Державы урегулировали взаимные интересы в Западной Африке, Индокитае, Египте и Марокко, причем догово­ренности по последнему пункту означали совместное противодей­ствие германским притязаниям на Марокко.

Англо-французское соглашение 1904 г. предвещало серьезные изменения в системе международных отношений. Великобритания. поворачивала от многолетней политики неприсоединения к группировкам европейских государств к сотрудничеству с противника­ми Германии. Однако объединить наметившееся англо-французское сближение с русско-французским союзом было непросто. Если на Балканах и отчасти в вопросе о черноморских проливах русско-английские противоречия постепенно отходили на второй план в сравнении с русско-австрийскими и русско-германскими, то почти по всему периметру российских границ в Азии острое соперничест­во между Россией и Англией продолжалось.

Характерной чертой формирования внешнеполитической стра­тегии России в 1905—1914 гг. было отсутствие в правительствен­ном лагере единства мнений по поводу международной ориентации страны. В дискуссиях на эту тему тесно переплетались вопросы внутренней и внешней политики.

По мнению сторонников германской ориентации, прочные ди­настические связи, известная схожесть традиций государственного управления обеспечивали благожелательное отношение Германии и Австро-Венгрии к ужесточению политического режима в России и помощь с их стороны в случае нового революционного кризиса. В свою очередь, поборники сближения с Францией и Великобритани­ей надеялись, что оно будет противодействовать дальнейшему уг­лублению реакции и "защитит" Думу.

Прогерманскими симпатиями отличались придворное окру­жение Николая 2, часть высшего генералитета, консервативное крыло Государственного совета, политические организации крайне правого толка и их фракции в Думе. В области внешней политики "германофилы" обычно оправдывали необходимость сближения с Германией интересами безопасности западных российских границ и продолжением соперничества России с Великобританией на Сред­нем и с Японией на Дальнем Востоке.

Идеи русско-франко-британского согласия пользовались по­пулярностью среди умеренно-правых, октябристов, прогрессистов, кадетов. Помимо политических пристрастий позиция этих партий отражала обеспокоенность большой части торгово-промышленных кругов состоянием российско-германских экономических отноше­ний. Об этом неоднократно заходила речь в Московском биржевом комитете, на всероссийских Съездах представителей промышлен­ности и торговли.

Наибольшие противоречия существовали во внешней торгов­ле, где Германия являлась главным партнером России. Защищая германских производителей, Берлинский кабинет ограничивал ввоз сельскохозяйственных продуктов из России. В свою очередь, рос­сийские фабриканты требовали от правительства оградить их от конкуренции импортных германских промышленных товаров. Не­довольство российского делового мира вызывали также успехи ав­стро-германской экономической экспансии на Балканах, в азиат­ских владениях Османской империи, в Иране, что закрывало эти рынки для российских товаров и капиталов.

Приверженцы англо-французской ориентации российской внешней политики много выступали в печати, воздействуя на об­щественное мнение. Современникам особенно запомнилась программ­ная статья П. Б. Струве под заглавием "Великая Россия", опубли­кованная в 1908 г. в журнале "Русская мысль". Струве считал, что главные усилия нужно направить на подчинение российскому влия­нию стран черноморского бассейна, который имеет для России осо­бо важное значение с точки зрения экономики, военной стратегии, культурных и исторических традиций. Но на этом пути неизбежно столкновение со стремительно усиливавшимся здесь австро-гер­манским блоком. Поддержку в противостоянии с ним надо искать в Париже и Лондоне, всемерно укрепляя русско-французский союз и добившись соглашения с Великобританией.

Взгляды Струве были характерны, прежде всего, для руково­дства кадетской партии, членом ЦК которой он в то время состоял. По мере обострения русско-германских противоречий с позицией кадетов все больше сближалась позиция октябристов, прогресси­стов и умеренно-правых, но первоначально они были более осто­рожны в суждениях. Представители этих политических сил опаса­лись последствий слишком глубокого разрыва с Германией и на­деялись найти компромисс между сближением с Англией и Фран­цией и дружественными отношениями с Берлином.

Внешнеполитическая программа А. П. Извольского

В апреле 1906 г. Министерство иностранных дел возглавил А. П. Извольский. Отставка В. Н. Ламздорфа должна была успокоить общественное мнение, находившееся под впечатлением катастрофических неудач дальневосточной политики, хотя Нико­лай II был повинен в них гораздо более своего послушного мини­стра.

Преемник В. Н. Ламздорфа имел богатый опыт дипломатиче­ской службы на различных должностях и в разных странах, вклю­чая Румынию, Сербию, США, Италию, Германию, Японию. Будучи с 1902 г. посланником в Дании, А. П. Извольский стал хорошо из­вестен императорской фамилии вследствие тесных родственных уз датского королевского дома с Романовыми и приобрел доверие вдовствующей императрицы Марии Федоровны и Николая II. В то же время симпатии Извольского к идеям конституционной монархии помогали ему устанавливать деловые контакты с Думой.

Извольский видел, что у России нет возможностей для актив­ной внешней политики одновременно на нескольких направлениях. Поэтому он настаивал на сохранении статус-кво на Дальнем Восто­ке, в Средней и Центральной Азии ради сосредоточения всех сил на защите интересов России в Европе и на Балканах, где назревали серьезные конфликты.

Русско-французский союз Извольский считал достижением российской дипломатии. Союзные связи с Францией были важны для сохранения европейского равновесия, для взаимодействия в восточном вопросе и, наконец, для решения финансовых проблем царского правительства. Франция уступала Германии по общему объему вложенных в России капиталов, но безусловно первенство­вала в сфере государственных займов. В 1909 г. Министерство фи­нансов вновь было вынуждено для обслуживания государственного долга прибегнуть к французскому займу на сумму свыше 500 млн. рублей.

Извольский прекрасно понимал, что в свете наметившегося англо-французского сближения русско-французское партнерство окажется малопродуктивным без англо-русского соглашения. Без него нечего было и думать о стабилизации обстановки на азиатских и дальневосточных рубежах России.

Заботясь о налаживании сотрудничества с Францией и Вели­кобританией, Извольский стремился при этом избежать втягива­ния России в конфликт с Германией. Переговоры по интересовав­шим российскую дипломатию вопросам как с Парижем и Лондо­ном, так и с Берлином и Веной были характерной чертой курса Извольского. В известной мере это примиряло различные точки зрения по поводу внешнеполитической ориентации, существовав­шие в правящих кругах и общественном мнении России.

Едва заняв министерское кресло, А. П. Извольский начал переговоры о разграничении интересов России с Японией на Дальнем Востоке Великобританией в Средней и Центральной Азии.

18(31) августа 1907 г. Извольский и британский посол в Пе­тербурге А. Николсон подписали конвенции об Иране, Афганиста­не и Тибете. Иран делился на три зоны: северную — сферу влия­ния России, юго-восточную — сферу влияния Англии и промежу­точную между ними — нейтральную. Участники соглашения обя­зались не добиваться концессий в "чужой" зоне и не вмешиваться в проводимые там другой стороной экономические и политические мероприятия. В нейтральной зоне обе державы имели равные права.

В целом граница между сферами влияния в Иране отвечала пожеланиям российской дипломатии. На серьезные уступки ей при­шлось пойти в отношении Афганистана, признав его областью ис­ключительных интересов Великобритании. Россия должна была поддерживать политические отношения с Афганистаном только через посредство британского правительства, которое со своей сто­роны гарантировало целостность афганских владений. В отношении Тибета стороны договорились о неприкосновен­ности его территории, невмешательстве в его внутренние дела и об уважении сюзеренных прав китайского правительства на Тибет. Таким образом, Лондону пришлось отказаться от планов широкой экспансии в этом районе.

В ходе переговоров Извольский попытался затронуть и про­блему режима черноморских проливов. Глава Форин оффис Э. Грей обещал, что в будущем Лондон поддержит Россию в вопросе об открытии проливов для русских военных судов. Однако подтвер­дить это обещание письменно, в виде официального документа Грей отказался. Дальнейшие события показали, что реального поворота в английской политике в отношении проливов не произошло.

Русско-британское соглашение 1907 г. не имело общеполити­ческого характера. Однако оно урегулировало наиболее спорные вопросы и тем самым расчистило почву для дальнейшего сближе­ния. Между Россией, Францией и Великобританией сложились отношения "Тройственного согласия" или Антанты (от француз­ского entente — согласие), хотя в виде союзного договора они оформ­лены не были.

Успешная подготовка русско-британского соглашения способ­ствовала прогрессу на одновременных переговорах между Россией и Японией. Под давлением Англии и Франции японское правитель­ство умерило свои претензии. Не последнюю роль сыграло и согла­сие Петербурга предоставить Японии крупные льготы в области рыболовства вблизи Тихоокеанского побережья России.

15 (28) июля 1907 г. между Россией и Японией были подписа­ны торговый договор и рыболовная конвенция, а два дня спустя — русско-японское соглашение по политическим вопросам. Оно состояло из гласной и секретной части. В последней предусматривался раз­дел Маньчжурии на русскую (северную) и японскую (южную) сфе­ры влияния. К русской сфере влияния была отнесена также Внеш­няя (Северная) Монголия, а к японской — Корея.

Боснийский кризис 1908—1909 гг.

Свидание в Бухлау . Улучшение отношений с Англией и снижение напряженности на российских границах в Азии и на Дальнем Востоке создали, по мнению Извольского, необходимые предпосылки для активных действий России на балканском направ­лении и в вопросе о черноморских проливах. При этом Извольский надеялся договориться не только с Францией и Великобританией, но и с австро-германским блоком.

В 1908 г. на Балканах разразился очередной кризис в связи с революцией в Турции. Абсолютистский режим султана Абдул-Хамида II был свергнут и к власти пришли военные — сторонники турецкой буржуазно-националистической организации "Единение и прогресс" (в Европе их называли "младотурками"). Они провоз­гласили введение конституционного правления, но в то же время не собирались признавать за угнетенными народами Османской им­перии права на самоопределение и развязали новую кампанию ре­прессий против национальных движений.

Внутренними затруднениями Турции решила воспользовать­ся Австро-Венгрия для аннексии Боснии и Герцеговины с много­численным сербским и хорватским населением. Австрийская адми­нистрация и войска находились в этих провинциях по решению Берлинского конгресса 1878 г., но номинально они оставались под суверенитетом султана. Аннексия должна была стать демонстра­цией силы, прежде всего в отношении Сербии. Это балканское госу­дарство, стремившееся проводить независимую от Вены политику, претендовало на Боснию и Герцеговину, а в более широком пла­не — на объединение под своим главенством южных славян как Османской империи, так и империи Габсбургов.

Извольский полагал, что планы Австро-Венгрии следует ис­пользовать в русских интересах, договорившись с Венским кабине­том о компенсациях в обмен на признание Россией присоединения Боснии и Герцеговины к Австро-Венгрии. Сугубо негативное отно­шение к аннексии министр считал ошибочным: России пришлось бы либо ограничиться бесплодным протестом, либо прибегнуть к угрозам, чреватым войной.

2—3 (15—16) сентября 1908 г. в замке Бухлау Извольский встре­тился с министром иностранных дел Австро-Венгрии А. Эренталем. Устно они условились о том, что Россия одобрит аннексию Боснии и Герцеговины, а Австро-Венгрия поддержит открытие про­ливов для военных кораблей России и других черноморских госу­дарств. Момент для объявления об аннексии и о пересмотре режи­ма проливов на встрече в Бухлау установлен не был. Извольский надеялся решить эти вопросы на международной конференции, для предварительной подготовки которой он немедленно отправился в поездку по европейским столицам.

Германия и Италия в самой общей форме согласились на от­крытие проливов, но потребовали компенсаций. Франция обуслови­ла свою позицию мнением Лондона. Однако на берегах Темзы Из­вольского ждало разочарование. Великобритания пыталась исполь­зовать смену власти в Константинополе для усиления собственного влияния в Турции и искала расположения младотурок. Грей опа­сался, что пересмотр режима проливов осложнит положение ново­го турецкого правительства. Он заявил Извольскому о несвоевре­менности подобного шага и о необходимости, во всяком случае полу­чить предварительное согласие Турции. Кроме того, британские го­сударственные деятели дали понять, что предпочитают открытие проливов для военных судов не только черноморских, но и других стран. Подобное решение было бы на руку Англии, располагавшей сильнейшим флотом в Средиземноморье, и британская дипломатия отстаивала этот вариант вплоть до начала первой мировой войны.

ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ЦУСИМА

Неудача в Лондоне серьезно ослабила позиции Извольского, который оказался под огнем острой критики со стороны коллег по правительству. Идя на переговоры с Эренталем, глава российского дипломатического ведомства не по­свящал в свои планы Совет министров, на что формально имел право, отвечая непосредственно перед императором. Однако как только П. А. Столыпину стало известно о результатах встречи в Бухлау, он выступил против действий Извольского.

Сделка с Австро-Венгрией неизбежно подрывала авторитет России у славянских народов Балкан. Российская дипломатия мог­ла лишиться важной опоры в осуществлении своих планов в этом регионе. Русско-австрийское соглашение не снискало бы популяр­ности и в общественном мнении России. Традиционно оно сочувст­вовало балканским славянам. Такой настрой еще более усилился в результате настойчивой пропаганды "объединения славянства" против "наступления германизма", которую повели в печати во время Боснийского кризиса кадеты, октябристы, прогрессисты, умеренно-правые.

П. А. Столыпин не сомневался, что аннексия Боснии и Герце­говины вызовет недовольство в большинстве балканских государств и в Турции. Тогда Россия получит хороший шанс сплотить их под своим руководством на основе общего непризнания аннексии. В ре­зультате расстановка сил на Балканах коренным образом изменится в пользу России, а улучшившиеся отношения с Турцией позво­лят договориться с ней о пересмотре режима проливов.

Замысел Столыпина был заманчив, хотя имел немало слабых мест. Политическая ориентация правительств балканских государств и Турции была неустойчива, они конфликтовали между собой, вдо­бавок Россия не могла позволить себе балансировать на грани вой­ны с Австро-Венгрией.

Столыпин привлек на свою сторону большинство министров, однако Извольский продолжал настаивать на соглашении с Веной. Николай II от ответственного решения уклонился. Он одобрил пред­ложения Столыпина и в то же время разрешил Извольскому про­должать усилия по реализации договоренности в Бухлау.

На фоне сумятицы в российских правительственных сферах Венский кабинет действовал быстро и решительно. Чтобы избе­жать обвинений в одностороннем нарушении Австро-Венгрией ста­тус-кво на Балканах, Эренталь побудил болгарского князя Ферди­нанда провозгласить полную независимость Болгарии, прежде счи­тавшейся вассалом Османской империи. А через день, 24 сентября (7 октября) 1908 г., Вена официально возвестила о присоединении Боснии и Герцеговины.

Извольский был поставлен перед свершившимся фактом, при­чем Эренталь не преминул публично заявить о полученном в Бух­лау согласии российского министра иностранных дел. Извольский поспешил разъяснить в печати, что был готов признать аннексию только при условии созыва международной конференции, на кото­рой следует договориться о компенсациях для Турции и балкан­ских государств. О проливах он теперь умалчивал, помня о реакции Лондона. Такая программа конференции была поддержана Англи­ей и Францией, но отвергнута Австро-Венгрией и Германией. Они соглашались только на формальную санкцию великими державами произошедшей аннексии.

Планы Извольского терпели окончательное крушение. В кон­це октября 1908 г. Столыпин убедил царя провести специальное заседание Совета министров для определения дальнейшего курса балканской политики и добился на нем одобрения своей линии. Было решено воздержаться от признания аннексии Боснии и Герцегови­ны и сделать основную ставку не на переговоры с Австро-Венгри­ей, а на сближение с Турцией, Сербией, Черногорией, которые рез­ко протестовали против действий Вены.

Однако и на этом пути российская дипломатия успеха не дос­тигла. В начале 1909 г. произошли серьезные перемены в составе младотурецкого правительства. Новые руководители считали стра­тегическим союзником Османской империи австро-германский блок. Они прекратили переговоры с Россией, зато быстро достигли со­глашения с Австро-Венгрией об отказе Турции от прав на Боснию и Герцеговину в обмен на денежную компенсацию.

Уладив дела в Константинополе, Венский кабинет под угрозой войны потребовал безоговорочного признания аннексии от Сербии и Черногории. Австрийские военные приготовления были демонст­ративно поддержаны Германией. Чтобы противодействовать авст­рийской политике, царское правительство пыталось заручиться помощью английской и французской дипломатии, но Великобрита­ния и Франция не были готовы к конфликту с Германией и совето­вали пойти на уступки.

8 (21) марта 1909 г. Германия в ультимативной форме предло­жила России немедленно одобрить присоединение Боснии и Герце­говины к Австро-Венгрии и принудить к тому же Белград. В про­тивном случае австрийские войска были готовы напасть на Сербию. Положительный ответ Петербургского кабинета означал очевидное и серьезное внешнеполитическое поражение, "дипломатическую Цусиму", как говорили современники. Однако выбора не было. Рус­ская пресса, не скупившаяся в начале кризиса на решительные заявления, заметно сбавила тон. И правительство, и поддерживав­шие его политические силы — от кадетов до правых — были едины во мнении, что война (а по другому защитить Сербию было невоз­можно) несвоевременна и опасна для России. Германский ультима­тум был принят. Россия и по ее совету Сербия признали австрий­скую аннексию на Балканах.

Потсдамское соглашение 1911г.

После Боснийского кризиса отставка Извольского была предрешена, причем "германофилы" связывали с ней надеж­ды на коренной поворот в российской политике в сторону Берлина и Вены. Боснийский кризис, по их мнению, обнаружил несостоя­тельность опоры на Великобританию и Францию и продемонстри­ровал могущество Германии и Австро-Венгрии. Однако Столыпин при поддержке большей части министров и октябристско-кадетского большинства Думы решительно воспротивился передаче МИД в руки сторонников восстановления австро-русско-германского союза.

Столыпин убедил Николая II избрать в преемники Извольско­му посланника при Папском престоле С. Д. Сазонова. Сазонов пре­жде не занимал видных постов в МИДе, зато хорошо знал Столы­пина (они были женаты на сестрах) и пользовался его доверием. Столыпину нужен был министр, который проводил бы его линию.

Назначенный в 1909 г. товарищем министра, а на следующий год — министром С. Д. Сазонов оказался способным и деятельным руководителем. Он довольно быстро приобрел необходимый опыт в управлении министерством и авторитет в глазах императора и выс­ших правительственных чиновников. Из креатуры Столыпина Са­зонов превратился в самостоятельную политическую фигуру. Он не только сохранил за собой министерское кресло после убийства Сто­лыпина, но и сыграл важную роль во внешней политике страны накануне и в ходе первой мировой войны.

Новый министр был осторожнее своего предшественника в постановке ближайших задач, однако общий курс в первые годы министерства Сазонова оставался неизменным. Сохранялись приоритет ближневосточного направления, опора на "Тройственное согласие" с Францией и Англией. Но при этом Сазонов, в полном согласии с мнением Столыпина, старался избежать опасной кон­фронтации с австро-германским блоком.

Во время очередного острого столкновения между Францией и Германией летом 1911 г. из-за Марокко Россия приложила нема­лые усилия, чтобы помочь конфликтующим сторонам достичь ком­промисса. Были также предприняты меры по стабилизации ситуа­ции на Балканах после Боснийского кризиса. В начале 1910 г. Рос­сия и Австро-Венгрия выступили с совместной декларацией о со­хранении в дальнейшем статус-кво в этом регионе. В Петербурге не слишком верили австрийским обещаниям, но рассматривали подписанный документ как необходимую обеим сторонам передышку.

Русско-германские переговоры.

С Германией Столыпин и Сазонов надеялись наладить нормальные отношения, заключая соглашения по отдельным спорным вопросам без ущерба для общей внешнеполитической ориентации России. Среди таких вопросов российских государственных деятелей особенно беспокоило поло­жение дел с железнодорожными концессиями в Иране.

Германское правительство добивалось строительства желез­нодорожной линии до Тегерана от сооружаемой Германией в пре­делах Османской империи Багдадской дороги. Этот проект задевал российские интересы. Германский капитал мог в перспективе со­ставить серьезную конкуренцию на иранском рынке, тем более что новая железная дорога привела бы к невыгодным для России изме­нениям в направлениях ввоза и вывоза товаров в Иран. Нельзя было исключать и вмешательства Германии в бурные политиче­ские события в Иране ради распространения своего влияния на эту страну. В 1909 г. в ходе антифеодальной по характеру революции был свергнут шах Мохаммед-Али, которому покровительствовала Россия.

Переговоры глав внешнеполитических ведомств России и Гер­мании были приурочены к встрече Николая II с Вильгельмом II в Потсдаме в ноябре 1910 г. Замыслы сторон изначально были раз­личны. Сазонов настаивал на том, чтобы не заключать никаких об­щих соглашений, а договариваться конкретно по Ирану. Герман­ский канцлер Т. Бетман-Гольвег, напротив, разрабатывал проекты общеполитического договора, который неизбежно расшатал бы ос­нования англо-русско-французского сотрудничества. Россия долж­на была принять обязательство не поддерживать антигерманскую политику Великобритании. В обмен Германия давала аналогичное обязательство в отношении экспансии Австро-Венгрии на Бал­канах.

Начатые в Потсдаме переговоры продолжались вплоть до се­редины 1911 г. Сазонов нашел благовидный предлог, чтобы откло­нить первоначальные германские предложения. С согласия Нико­лая II он заявил, что облекать их в форму какого-либо договорного акта нет нужды, поскольку в Потсдаме императоры уже обещали устно друг другу не проводить враждебную политику.

Прекратив тем самым общеполитическую дискуссию, Сазонов сумел перевести переговоры в русло обсуждения иранских про­блем. Достигнутое в августе 1911 г. соглашение вошло в историю под названием Потсдамского, хотя окончательный текст был под­писан в Петербурге. Обе стороны пошли на уступки. Германия дек­ларировала исключительно коммерческий характер своих целей в Иране, причем обязалась не домогаться концессий в русской сфере влияния. Россия согласилась не препятствовать сооружению Ба­гдадской железной дороги в целом и участвовать в строительстве ее ответвления до Тегерана. Германия строила первую очередь линии до ирано-турецкой границы, а Россия должна была получить у иран­ских властей концессию на продолжение дороги до Тегерана и при­ступить к работам не позже двух лет после ввода в действие гер­манского участка.

Российской дипломатии удалось достичь своей цели в отноше­ниях с Германией. Они были улучшены, при этом российская сто­рона не позволила связать себя какими-либо обязательствами, спо­собными в дальнейшем воспрепятствовать сотрудничеству с Фран­цией и Великобританией.

Соглашение по поводу строительства железной дороги на Те­геран имело компромиссный характер, но все-таки сохраняло пре­грады для германского проникновения в северные иранские про­винции. Урегулирование спорных вопросов с Германией помогло царскому правительству организовать интервенцию для подавле­ния иранской революции. В конце 1911 г. русские войска заняли Северный Иран. Совместно с английскими интервентами, действо­вавшими на юге страны, они привели к власти послушное России и Великобритании правительство.

Дальневосточная политика России в 1907—1914 гг.

Проект Нокса и русско-японское сближение

Переместив основные усилия на Балканы и в область черноморских проливов, российская дипломатия на других направлениях стремилась по возможности избегать осложнений.

Особенно трудно было выполнить эту задачу на дальневосточ­ных рубежах, где ситуация не отличалась стабильностью из-за глубокого внутреннего кризиса цинского Китая и активной экспансии Японии и США. Внешнеполитический курс Извольского, а затем Сазонова предполагал признание итогов русско-японской войны 1904—1905 гг., но противодействие дальнейшему ослаблению пози­ций России.

Важной мерой по укреплению российских границ стало строи­тельство в 1908—1916 гг. железнодорожной линии из Забайкалья на Дальний Восток вдоль Амура. В отличие от КВЖД Амурская железная дорога проходила только по российской территории.

В конце 1909 г. государственный секретарь США Ф. Нокс пред­ложил России и Японии проект "коммерческой нейтрализации" железных дорог в Маньчжурии. Формально их выкупал Китай, а фактически они должны были перейти в руки международного финансового синдиката с большим участием американского капи­тала. Такое решение означало бы уничтожение раздела Маньчжу­рии на сферы влияния и соответствовало американской доктрине "открытых дверей" в отношении Китая.

Американская дипломатия надеялась получить поддержку России, сыграв на "японской угрозе". Американский посол в Петер­бурге убеждал Извольского, что установление международного кон­троля над Маньчжурией положит предел захватническим устрем­лениям Японии в северном направлении и что США готовы помо­гать России против японской экспансии.

Действия Вашингтона заставили Токио немедленно принять контрмеры. Япония предложила России заключить конвенцию о взаимной гарантии ранее установленных сфер влияния друг друга. При этом японская сторона настаивала на признании за ней права аннексировать Корею.

Российская дипломатия оказалась перед выбором. Извольский выступал за отклонение проекта Нокса и за русско-японское согла­шение. В противном случае, учитывая резко негативную реакцию Токио, России пришлось бы забыть о приоритете балканского на­правления внешней политики и вновь вступить в противостояние с Японией в еще более худших с военной точки зрения условиях, чем в 1904 г. Всецело полагаться на обещания действенной помощи со стороны США Извольский считал рискованным занятием. К тому же заявления американских политиков о партнерстве с Россией не могли замаскировать конечных целей проекта Нокса. Под прикры­тием рассуждений о предоставлении всем странам "равных воз­можностей" в развитии экономических и политических связей с Китаем США хотели прочно обосноваться в Маньчжурии и вытес­нить оттуда конкурентов.

Такая перспектива не радовала торгово-промышленные кру­ги России. Военные, со своей стороны, не хотели оставлять выгод­ную передовую позицию — под видом "охранной стражи" в полосе КВЖД находилось свыше 20 тыс. русских войск. На политической сцене эти взгляды отстаивали правые, прогрессисты и октябристы. Они развернули мощную кампанию в печати за сохранение "осо­бых прав" России в районах, прилегавших к русско-китайской гра­нице от Джунгарии до Маньчжурии.

Идея сближения с Японией, чтобы воспрепятствовать проник­новению в Маньчжурию третьих держав, получила поддержку Николая II и большинства министров. В январе 1910 г. американ­ским послам в Петербурге и Токио демонстративно в один и тот же день были вручены ноты, отвергавшие "нейтрализацию" маньчжур­ских железных дорог.

Полгода спустя Россия и Япония заключили конвенцию, усло­вия которой свидетельствовали об установлении между двумя го­сударствами отношений сотрудничества в дальневосточных делах. Стороны не только подтвердили условия предыдущего соглашения 1907 г. о разграничении сфер влияния, но обязались сообща отстаи­вать это разграничение перед лицом других держав, и не мешать друг другу "укреплять и развивать" свои "специальные интересы" на оговоренных в конвенции территориях. Тем самым Россия в за­вуалированной форме дала согласие на японскую аннексию Кореи.

В 1912 г. Россия и Япония договорились продолжить разграни­чение взаимных интересов в китайских владениях. К сфере рос­сийского влияния была отнесена западная часть Внутренней (Юж­ной) Монголии, в восточной части признавалось преобладание Японии.

Российский протекторат над Монголией

Причины особого внимания к Монголии объяснялись начавшейся в 1911 г. в Китае буржуазной революцией. Цинская династия была низложена и провозглашена республика. Падение Цинов не­медленно отозвалось на национальных окраинах бывшей Цинской империи. Феодалы Внешней (Северной) Монголии объявили о не­зависимости и обратились за поддержкой к России.

Царское правительство было не против использования благо­приятной обстановки для расширения экономического и политиче­ского влияния на Внешнюю Монголию, граничившую с Россией. Но при этом российская дипломатия стремилась избежать прямого столкновения с Китаем. В результате ее посредничества между монгольскими и китайскими властями в 1912—1913 гг. Внешняя Монголия формально осталась в составе Китайского государства, но приобрела широкую автономию. Китайская администрация и вой­ска были удалены с монгольской территории. Управление Внешней Монголией и ее хозяйственная жизнь фактически оказались под контролем России, являвшейся гарантом монгольской автономии. В 1914 г. в ответ на прошения местной феодальной знати российским протекторатом была объявлена Тува, прежде находившаяся в вассальной зависимости от Китайского государства.

Балканы и проливы во внешней политике России в 1911—1914 гг.

Демарш Н. В. Чарыкова Нападение Италии на Турцию в 1911 г. возвестило об очередном обострении восточного вопроса. Не дожидаясь распада Османской империи, итальянское правитель­ство решило вооруженным путем осуществить свои колониальные притязания на Триполитанию и Киренаику.

Временно замещавший заболевшего Сазонова во главе МИД А. А. Нератов и посол в Константинополе Н. В. Чарыков полагали, что военные неудачи Турции и ее заинтересованность в поддержке следует использовать для новой попытки утвердить российское влияние на берегах Босфора. Чарыков передал турецкому прави­тельству проект соглашения, который предусматривал открытие черноморских проливов для русских военных судов в обмен на по­мощь в защите проливов с прилегающей территорией и предостав­ление Турции большей свободы в строительстве железных дорог в направлении российской границы на Кавказе.

Одновременно российские дипломаты обратились к великим державам за получением необходимой санкции на изменение ре­жима проливов, но снова, как и три года назад во время Боснийско­го кризиса, успеха не добились. Официальные ответы оказались благожелательными по форме и уклончивыми по существу. К воз­можному усилению России на Босфоре особенно болезненно отне­слись Германия, Австро-Венгрия и Великобритания. По диплома­тическим каналам они сообщили турецкому правительству о своей негативной оценке российских предложений.

Первоначальный интерес турецких государственных деятелей к соглашению с Россией угас. Им стало ясно, что оно может лишить Турцию поддержки других держав при мирном урегулировании с Италией. К тому же Россия была связана достигнутыми еще Из­вольским в 1909 г. секретными договоренностями с Италией в отно­шении Триполитании и Киренаики. Они предусматривали призна­ние Россией итальянских интересов в этих областях в обмен на поддержку Италией позиции России по черноморским проливам.

Вернувшийся в декабре 1911 г. к делам Сазонов понял, что никакой надежды на успех нет, и немедленно приказал отозвать проект соглашения с Турцией. Попутно ответственность за очевид­ный просчет была полностью снята с центрального аппарата МИД и возложена на Чарыкова, обвиненного в превышении данных ему полномочий.

Первая Балканская война Параллельно с попытками улучшить русско-турецкие отношения российская дипломатия не ос­тавляла надежд добиться сплочения под эгидой России балканских государств. Речь шла о плане, который неудачно пытался выпол­нить Столыпин в дни Боснийского кризиса 1908—1909 гг.: объединить балканские государства и Турцию в союз, с помощью которого Россия могла бы влиять на положение дел в этом регионе и проти­водействовать австро-германской экспансии.

В марте 1912 г. при активном участии российских диплома­тов был заключен секретный союзный договор, а затем и военная конвенция между Сербией и Болгарией. Они договорились совмест­но выступить против любой державы, которая посягнула бы на бал­канские владения Турции. Это условие было направлено, в первую очередь, против Австро-Венгрии. В случае возникновения конфликта с Турцией Сербия и Болгария обязались не начинать войну без предварительного одобрения России. Стороны условились также о долях при возможном разделе балканских земель Османской импе­рии, причем спорные территории в Македонии предусматривалось передать на верховный арбитраж России.

В Петербурге создание сербско-болгарского союза, к которому вскоре присоединилась и Греция, было расценено как несомненная удача, однако сближение нового Балканского союза с Турцией ока­залось делом совершенно несбыточным. Неудачная война с Итали­ей снова подорвала внутреннюю стабильность Османской империи. Младотурецкое правительство было свергнуто. В балканских про­винциях вспыхнули вооруженные выступления против турецкой администрации. Порта ответила жестокими карательными мерами, вызвавшими на Балканах всеобщее возмущение. Балканские госу­дарства считали момент благоприятным для окончательного осво­бождения полуострова от турецкого господства.

Российская дипломатия делала все возможное, чтобы предот­вратить войну, которая неизбежно вела к новому международному кризису с малопредсказуемыми последствиями. После безуспеш­ных усилий склонить Порту к предоставлению широкой автономии ее балканским владениям Сазонов попытался организовать давле­ние на Турцию со стороны всех великих держав, но было слишком поздно. Пока Сазонов вел переговоры в европейских столицах, 25 сентября (8 октября) 1912 г. начались военные действия между Турцией и Черногорией, которая фактически примыкала к Балкан­скому союзу, хотя формально его членом не являлась. Десять дней спустя войну Турции объявили Сербия, Болгария и Греция, проиг­норировав все обращенные к ним предостережения России.

В течение месяца турецкая армия была разгромлена. Сербы вышли к Адриатическому морю, а. болгары — к укрепленным пози­циям у селения Чаталджи всего в 45 км от Константинополя. На этой линии фронт стабилизировался, и некоторое время противни­ки вели переговоры о мире. В январе 1913 г. под лозунгом продол­жения войны власть в Константинополе вновь захватили младо­турки. Военные действия возобновились. Греческие и болгарские войска нанесли туркам еще несколько поражений, но прорыв чаталджинских позиций снова не удался, и в апреле 1913 г. стороны вернулись за стол переговоров.

Известие о перемирии в российских правительственных кру­гах встретили с нескрываемым облегчением. В случае прорыва к Константинополю следовало ожидать неминуемой интервенции ве­ликих держав для обеспечения их интересов в зоне проливов. Вскоре после начала войны Великобритания уже выступила с неприемле­мым для российской дипломатии проектом установления над ними международного контроля. Россия вынуждена была готовить чер­номорский флот к военно-морской демонстрации на Босфоре, что­бы при необходимости воспрепятствовать нежелательным решени­ям по поводу статуса Константинополя и проливов.

В мае 1913 г. в Лондоне при посредничестве великих держав Турция и балканские государства подписали мирный договор. Тур­ция уступила на Балканах все свои владения к западу от линии Энос — Мидия вблизи Константинополя, остров Крит и Эгейские острова, признала независимость Албании, провозглашенную в 1912 г. в результате антитурецкого восстания. Не был однако ре­шен принципиально важный вопрос — о распределении террито­рий между победителями.

Распри по этому поводу начались еще в ходе войны. Углубле­нию противоречий между балканскими государствами способство­вало вмешательство великих держав, искавших пути усиления сво­его влияния на Балканах. Едва сербские войска заняли часть адриатического побережья, Австро-Венгрия потребовала передать эти районы Албании, правительство которой придерживалось проавстрийской ориентации. Выход к морю означал для Сербии уменьше­ние экономической зависимости от Австро-Венгрии и расширение контактов со славянскими народами империи Габсбургов, что осо­бенно пугало Вену.

Свои требования австрийское правительство подкрепило ши­рокими военными приготовлениями, которые в свою очередь под­держала Германия. В 1912—1914 гг. австро-германский блок не­редко шел на обострение обстановки, прибегая к военным демонст­рациям и угрозам для решения внешнеполитических задач. К это­му времени Германия добилась крупных успехов в гонке вооруже­ний. Германские и австрийские военные считали, что их армии пре­восходят по оснащению и боеготовности вероятных противников. Политики в Вене и Берлине торопились использовать это преиму­щество, пока его не свело на нет выполнение аналогичных военных программ в России, Франции, Великобритании.

Давление на Сербию являлось очевидным вызывом российско­му влиянию на Балканах. В ноябре-декабре 1912 г. Совет минист­ров России неоднократно обсуждал возможную реакцию на дейст­вия Австро-Венгрии. Военные выступали за принятие аналогич­ных по масштабу мер по мобилизации армии. Но председатель Со­вета министров В. Н. Коковцов и С. Д. Сазонов горячо возражали, ссылаясь на слабую готовность войск и флота к войне, напряжен­ное внутриполитическое положение, недостаточную сплоченность с возможными союзниками — Францией и, особенно, Великобрита­нией.

Председатель Совета министров и министр иностранных дел настояли на продолжении дипломатических усилий по урегулиро­ванию австро-сербского конфликта ценой уступок со стороны Бел­града. В результате русско-австрийских и русско-сербских перего­воров Сербия согласилась ограничиться "коммерческим доступом" к морю, т. е. правом беспошлинного транзита грузов через террито­рии прибрежных государств.

Росийская дипломатия пошла навстречу и требованиям Вены присоединить к Албании город Скутари (Шкодер), на который пре­тендовала Черногория. Однако черногорский король Никола не под­чинился такому решению, хотя оно было одобрено всеми великими державами. Австро-Венгрия получила хороший предлог для войны против Черногории, и Сазонову стоило большого труда выиграть время для новых уговоров черногорского монарха. В последний момент тот уступил, отказавшись от Скутари за денежную компен­сацию.

Вторая Балканская война После заключения мира с Турцией, когда исчез общий противник, разногласия между участни­ками Балканского союза превратились в открытую вражду. Ябло­ком раздора стала Македония. Болгария требовала ухода грече­ских войск из Салоник и с Эгейского побережья. В свою очередь, сербское правительство поставило вопрос о ревизии сербско-болгарского договора 1912 г., настаивая на расширении своей зоны в Македонии. Положение еще больше осложнилось после выступления Румынии, которая решила воспользоваться трудным положением Болгарии для предъявления претензий на Южную Добруджу.

Поставив перед собой цель окончательно разрушить Балкан­ский союз, Австро-Венгрия обещала болгарскому царю Фердинан­ду помощь в войне против Сербии. Россия, со своей стороны, доби­валась сохранения единства балканских государств. Царское пра­вительство предложило свой арбитраж и было готово организовать в Петербурге переговоры премьеров Сербии, Болгарии, Черного­рии, Греции. Большую настойчивость проявила российская дипло­матия и в урегулировании болгаро-румынских отношений. При этом Сазонов полагал, что ради предупреждения в будущем новых кон­фликтов и привлечения Румынии к союзу балканских государств надо частично удовлетворить претензии Бухареста.

Однако амбиции балканских правительств взяли верх над ми­ротворческими усилиями. 17(30) июня 1913 г. по приказу царя Фердинанда болгарские войска атаковали сербские и греческие позиции в Македонии. Началась вторая Балканская война. Внезап­ности болгарам достичь не удалось. Их противники столь же актив­но готовились к войне под прикрытием переговоров об арбитраже. Сербские и греческие части перешли в успешное контрнаступ­ление.

Надежды болгарского царя на обещанную австрийскую по­мощь не оправдались. Германия удержала Австро-Венгрию от на­падения на Сербию. В Берлине хотели закончить ряд мероприятий по дальнейшему укреплению армии, к тому же считали, что глав­ное достигнуто — Балканский союз развалился, а поражение Бол­гарии позволит австрийским и германским дипломатам с успехом играть в отношениях с Софией на весьма чувствительной струне реванша.

Видя, что Болгария изолирована, в войну против нее вступили Румыния и Турция. 9 (22) июля 1913 г. царь Фердинанд капитули­ровал и обратился к России с просьбой о посредничестве. На мир­ных переговорах болгарская делегация согласилась уступить Ру­мынии Южную Добруджу, Сербии и Греции — почти всю Македо­нию, но попыталась вернуть занятый греками порт Кавалла на Эгей­ском море и Адрианополь (Эдирне), которым вновь овладели турки. Сазонов считал необходимым поддержать Болгарию. Тем самым он надеялся сохранить ее в сфере влияния России и несколько осла­бить реваншистские настроения в болгарском правительстве, кото­рые перечеркивали возможность нового сближения балканских го­сударств. Однако позиция остальных великих держав заставила российскую дипломатию отступить. По договору 29 июля (10 авгу­ста) 1913 г. Адрианополь перешел к Турции, а Кавалла — к Гре­ции. Франция и Великобритания просьбы России о поддержке иг­норировали, не пожелав рисковать ради них своими интересами в Афинах и Константинополе.

В конце 1913 г. Германия предприняла попытку подчинить своему полному контролю турецкую ар­мию, а заодно прочно утвердиться в районе черноморских проли­вов. В ноябре 1913 г. было подписано германо-турец­кое соглашение о направлении в Турцию новой германской военной миссии. Германские военные инструкторы и ранее находились в Турции, но теперь их права были значительно расширены. Несколько десятков немецких офицеров получили назначения на важные по­сты в аппарате турецкого Военного министерства и Генеральном штабе. Глава военной миссии генерал О. Лиман фон Сандерс стал командиром турецкого корпуса.

Эти события вызвали бурные протесты царского правитель­ства. С большим трудом российской дипломатии удалось в начале 1914 г. добиться от Германии и Турции перемещения Лимана фон Сандерса на другую должность. Сам Лиман фон Сандерс был повышен в звании и стал гене­рал-инспектором всей турецкой армии, правда без прямого под­чинения ему турецких воинских частей.