MYaTEZh_NOMENKLATUR
.pdfнаглая сила, готовая растерзать любого, кто не согласен продолжать дело Ленина-Сталина. Эти люди, не приспособленные к власти и ответственности, могут делать, как и "ельцинисты", только одно - разрушать. Только-только начавший выдыхаться импульс разрушения анпиловцы смогли бы оживить, поднять на новую высоту.
С. Говорухин в своей книге "Великая криминальная революция"
говорил про анпиловцев: "Они оказали много услуг Власти, должны были оказать последнюю - решающую. Когда люди видели эти перекошенные от злобы лица, слышали эти крики: "Назад, в прошлое!", они говорили себе:
"Тьфу, тьфу! Лучше кто угодно, хоть воры, но не эти!"
Последнюю услугу властям анпиловцы оказали 2 и 3 октября. Лучшего подарка Ельцину, чем вот этот - устроить беспорядки на улицах, пойти штурмом на телецентр - они сделать не могли".
Получается, что анпиловцы и ельцинисты - суть одно и то же. Их цели и действия настолько переплелись, стали однотипными, что и результат от победы одной из этих сил был бы одинаков.
КТО ВИНОВАТ?
Традиционный русский вопрос в последнее время стал казаться некоторым мастерам публицистических баталий каким-то порочным. Будто задавать его - значит обострять конфронтацию, уходить от сути проблем, стоящих перед обществом. Все это пустые рассуждения для красного словца. Пока мы не поймем, кто виноват в национальной трагедии, мы не найдем пути выхода из нее. Тут бессмысленно посыпать голову пеплом - все, мол, виноваты! - или кокетничать в самобичевании - я, мол, тоже виноват вместе со всеми! После этого только и возможно забивать читающей публике головы новыми схоластическими упражнениями.
Вина конкретна и лежит на определенных лицах, определенных общественных слоях, определенных мировоззренческих комплексах. В следующем разделе мы поговорим о мировоззрении. А пока необходимо предъявить в сжатой форме обвинение режиму Ельцина и сформированному вокруг него в 1990-1993 гг. номенклатурному слою.
Итак, на протяжении длительного времени Б. Ельцин и его команда демонстрировали циничное пренебрежение к закону. Видимость правомерности действий правительства оформлялась юридической казуистикой, агитпроповскими лозунгами о благе народа и тотальной ложью. Общество сносило все это только потому, что было дезорганизовано сначала коммунистическим режимом, а потом радикальным произволом либералбольшевиков.
Вместо помощи замордованному и потерявшему ориентиры народу "ельцинисты" воспользовались ситуацией, чтобы организовать безнаказанное разграбление страны. Сфабриковав в избирательную кампанию фальшивый образ мученика за идеи Свободы и Здравого Смысла,
захватив парламент России, навязав большинству мифологические представления о важнейших нравственных и политических ценностях, номенклатура второго эшелона подняла мятеж и завоевала абсолютную власть в стране.
Одряхлевшие конкуренты "ельцинистов" из партхозэлиты КПСС попытались противостоять распаду государства, но испугались решительных мер и человеческих жертв. Испугались не только нравственной ответственности за кровь, но и ответственности за страну, которой управлять были уже не в состоянии. В конечном итоге эта недееспособность обернулась распадом СССР, экономической катастрофой, постыдной нищетой народа, тотальным произволом и криминализацией власти.
Особый вклад в разложение общества и государства и в подготовке прихода к власти уголовников сделал российский парламент, павший в конечном итоге жертвой собственной интеллектуальной заносчивости. Как и большевики, депутаты решили разрушить "весь мир насилья до основанья", но только путем законотворческой деятельности. И разрушили заодно с государством, выпустив на волю самые отвратительные проявления человеческой низости.
Главным увечьем, которое нанесли российские парламентарии российскому обществу - это внедрение принципа разделения властей. Реализовав на практике рожденный воспаленным мозгом миф, российские депутаты добровольно отдали власть в руки Гайдара, Шумейко, Чубайса...
По инерции они продолжали сражаться в правовом поле, не замечая, что это поле уже давно стало заповедником для замечтавшихся политиков. Романтики обкладывались законами, отгораживаясь от реальной жизни, аргументировали статьями из Конституции, стыдили "неверных"... А в жизни утверждались те, кто презирал закон, честь, совесть, справедливость. Депутаты не замечали, как легко разрушалось доверие народа к его собственным избранникам, полагали, что низкий уровень доверия к ним - это такое же нормальное явление, как и в любой "цивилизованной" стране. Только на пороге катастрофы тотальная ложь телевидения и радио начала разбавляться контрпрограммами парламента.
Депутаты "сделали" Ельцина, фактически одобрив переворот еще в 1991 г. В 1993 году они получили только несколько отложенный последний шаг номенклатурного мятежа. Именно депутаты дали Ельцину чрезвычайные полномочия, которые забрать обратно уже было невозможно. Именно депутаты дали жизнь законам, разрушающим экономику. Именно они пустили государственное строительство на самотек, не заботясь о системе представительной власти на местах, не обращая внимание на плачевный опыт применения наштампованных ими законов, отдав "в виде эксперимента" столицу России на разграбление...
Обе противоборствующие команды - номенклатурная уголовщина и парламентская оппозиция - пытались навязывать обществу свою монополию на легитимность, свою роль "спасителей Отечества"...
Предъявим же основные пункты обвинения.
КОМАНДЕ ЕЛЬЦИНА:
1.Превращение власти в самоцель.
2.Защита интересов иностранных государств, противостоящих интересам России.
3.Работа по законам уголовной шайки.
4.Организация системы тотальной лжи.
5.Личное обогащение и участие в преступном разграблении национального богатства.
6.Подготовка и проведение антигосударственного переворота.
7.Клятвопреступление.
ПРАВИТЕЛЬСТВУ ГАЙДАРА-ЧЕРНОМЫРДИНА:
1.Генетическое пренебрежение к закону, воспитание чиновничества в духе верности лицам, а не Конституции.
2.Разрушительная, хозяйственная политика и обман по поводу "признаков экономической стабилизации".
3.Разложение нравственных основ общества путем распространения мифов о смысле экономической свободы и
принципах свободного общества. Использование разложения общества в целях укрепления личной власти чиновничества на местах.
4.Мафиозность в реализации власти, формирование кланов, сращивание администрации с уголовным миром, превращение работников правоохранительных органов в лакеев режима.
5.Беспомощность в борьбе против коррупции, имитация решительных мер против преступности, подчинение уголовным элементам.
6.Покорность проходимцам, внедренным Ельциным в правительство через депутатский корпус.
ДЕПУТАТСКОМУ КОРПУСУ ЕЛЬЦИНА-ХАСБУЛАТОВА:
1.Разрушение единого государства (Декларация о суверенитете России, ратификация беловежского сговора, утверждение Федеративного договора).
2.Создание законодательной базы для "разделения" властей, позволившего узурпировать власть группировке, добившейся контроля над Ельциным. (В Москве - грубейшее нарушение Конституции введением поста мэра, нового административного деления столицы.)
3.Игнорирование симптомов диктатуры (10 декабря 1992, 20 марта 1993, 1 мая 1993 и др.) и вялость попыток противостоять ельцинским фабрикам лжи.
4.Соучастие в "создании" Ельцина: предоставление ему чрезвычайных полномочий, которые уже невозможно было отнять, благосклонность к собственным лидерам, легко идущим на сговор с "ельцинистами".
5.Отсутствие внимания к системе представительных органов власти на местах, которые были брошены Верховным Советом на произвол судьбы.
6.Эгоизм, ставший нормой поведения депутата, мелочные интриги в депутатской среде, отсутствие ответственности за свою профессию, безнаказанность грубейших нарушений закона и нравственных норм со стороны отдельных депутатов.
7.Законотворчество без контроля за его эффективностью.
8.Отсутствие сопротивления навязанному депутатам образу сторонников коммунистических сил.
Из дневника автора:
"Я не с теми, кто под видом законодательной деятельности разрушал страну и способствовал диктатуре. Я, тем более, не с теми, кто это разрушение и эту диктатуру осуществлял, штурмуя Белый Дом. Я с теми, кто встал между ними и пытался отстоять Конституцию. Точно так же, как в августе 1991 г ".
ДЕМО-СОВЕТИКУС
ПРАВО НА НАСИЛИЕ
Начиная с самых первых шагов демократического движения, принцип ненасилия постоянно декларировался в десятках документов. Лидеры демдвижения то и дело урезонивали радикалов, готовых перенять опыт большевистского подполья. Например Г. Попов осенью 1989 г. говорил на 2-й конференции Московского объединения избирателей:
"...растерявшаяся часть нашей интеллигенции стала говорить о том, что она готова поступиться демократией ради каких-то новых вариантов революционной или "демократической" диктатуры, тех или иных способов, вариантов и т. д. Мне лично представляется, что призывы к любой форме, к любым вариантам диктатуры по существу означают конец перестройки. Весь исторический опыт нашей страны показывает, что какой бы ни была диктатура - самой революционной, самой народной и т. д. - она обязательно заканчивается одним. Тут никакой другой логики в развитии диктатуры не существует. Начиная с французской революции они всегда кончали войной с собственным народом, с собственными массами, с теми, кто их выдвинул. Будет ли это диктатура Лигачева, Горбачева, Рыжкова, будет ли это диктатура Ельцина, Попова или Гдляна - любые из этих диктатур кончают одним. " ("Наш выбор", № 2, 1989).
Но вот ресурс идеологического постулата выработан, и "демократы" начинают грезить о прелестях "сильной исполнительной власти" и разгоне ставших ненавистными Советов. Принцип ненасилия был прочно забыт, а Г. Попов говорил уже о необходимости долгих лет авторитаризма.
Для ельцинской пропаганды, славящей "сильную власть", весьма соблазнительно было провести аналогию между кровавыми событиями 1993
г. и введением военно-полевых судов в августе 1906 г. В первые восемь месяцев действия Указа о военно-полевых судах было казнено 1100 человек, что дало правительству Столыпина возможность без введения военного положения пресечь волну террора, захлестнувшую Россию. Расстрел Белого Дома также преподносится, как "хирургическая операция", пресекшая гражданскую войну.
Вот что говорил П. А. Столыпин 13 марта 1906 г. в своем выступлении перед Государственной Думой: "Мы слышали тут обвинения правительству, мы слышали о том, что у него руки в крови, мы слышали, что для России стыд и позор, что в нашем государстве осуществлены такие меры, как военно-полевые суды. <...> Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада. Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна. Когда человек болен, его организм лечат, отравляя ядом. Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете. Этот порядок признается всеми государствами. Нет законодательства, которое не давало бы права правительству приостанавливать течение закона, когда государственный организм потрясен до корней, которое не давало бы ему полномочия приостанавливать все нормы права. Это, господа, состояние необходимой обороны... Бывают, господа, роковые моменты в жизни государства, когда необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостностью теорий и целостностью государства. …такого рода временные меры не могут принимать постоянного характера; когда они становятся длительными, то, во-первых, они теряют свою силу, а затем они могут отразиться на самом народе, нравы которого должны воспитываться законом. Временная мера - мера суровая, она должна сломить преступную волну, должна сломить и уродливые явления и отойти в вечность..." (пит. по "Интервью", № 4, 1994).
Обоснование более, чем разумное. Прямиком перенося ту же интонацию, те же доводы на октябрь 1993 г., "ельцинисты" делают чудовищную подмену. Ведь государственное насилие в октябре было направлено отнюдь не против уголовного насилия, которое разрасталось в стране, вовсе не против политического террора, который как раз после ельцинского путча стал повсеместным явлением. Насилие было направлено против законно избранного органа власти, против безоружных людей, пришедших к своему парламенту. Во времена Столыпина революционный террор терзал страну, в 1993 г. ничего подобного не было.
Одно из оправданий насилия пытался дать некий кандидат богословия игумен Иннокентий (Павлов) - типичный демо-советикус, продолжатель дела Глеба Якунина. Он пишет ("НГ", 05.02.94), что Указ № 1400 был актом "не столько политическим, сколько нравственным". По его мнению, этим Указом был положен конец "абсолютно нелегитимной власти Советов". (Ельцин, пришедший к власти под лозунгом "Вся власть Советам!", тоже в августе 1993 г. объявил, что "Советы не легитимны с 1917 года".)
Вполне логичен такой вывод, если принять две установки игумена Иннокентия:
1)"Последний Съезд нардепов есть прямой генетический наследник того самого съезда, который стал инструментом узурпации власти большевиками".
2)"...звериный оскал коммунистического "болота" присутствовал на нем всегда, и в 89-ом, и после "путча", и на СССР-овском и на РФ-ешном Съездах".
Дальше можно клеймить, притягивая за уши ситуацию 1917 г., предавая анафеме "извергов рода человеческого", будто бы идя вслед за Св. Патриархом Тихоном. Вполне самостоятельно, без всяких экскурсов в историю, не замечая саморазоблачительных слов про узурпацию власти и развязывание неслыханного террора против своего народа.
Аргументацию о. Иннокентия, как выяснилось позднее, поддерживают и некоторые "христианские" партии. Например, НТС, лидеры которого ничуть не смущаются тем, что их предшественники замарали себя сотрудничеством с гитлеровцами. Теперь они готовы сотрудничать с либерал-фашистами, лишь бы уничтожить "Советскую власть". Уничтожили, что дальше? Теперь оглядываются, что бы уничтожить еще? НТС многократно призывал Ельцина "не оглядываться на "советскую" Конституцию", а после расстрела Белого Дома склонял режим к продолжению репрессий: "Не имеет никакого значения, что среди путчистов были, наряду с коммунистическим большинством, нацисты, "соборяне", "кадеты", "христианские демократы" и т. д. - все они - за власть "Советов", советчики, то есть коммунисты, их организации необходимо безусловно запретить, печатные органы - закрыть, а лидеров - посадить" ("За Россию",
05.10.93).
Вот что интересно. Люди, оправдывающие насилие в той форме, в которой оно было применено в октябре 1993 г., как-то очень кучно расселены в своем особом мире. Так, отец Иннокентий (Павлов) оказывается среди авторов заказанной группой "Мост" книги "Национальная доктрина России". Какую доктрину для России выдумали кормящиеся от Лужкова и Ельцина бизнесмены и интеллектуалы, мы видели по делам их. Когда выгодно - они признают необходимость применения силы государством, когда невыгодно - они любое применение силы называют насилием.
Доказательством того, что в вопрос о силе и насилии "демократы" всегда разрешают, только исходя из своих шкурных интересов, показала общественная ситуация в России во время ликвидации бандитского режима Дудаева в Чечне. Все силы и лица, поддержавшие вооруженное насилие в центре Москвы в октябре 1993 г., теперь, почувствовав свою полную ненужность властям и скорые перемены на политическом Олимпе, восстали против применения армии в Чечне. Это не мешало мясистым лицам "демократов" мелькать на новогодних балах, когда в столице Чечни шли кровопролитные бои.
ОСОБЫЙ ТИП НРАВСТВЕННОСТИ
Нравственные нормы всегда остаются в зоне внимания чиновников и тех, кто озвучивает их блестящие и перспективные планы. Вот выступает известный в будущем политик Г. Попов из породы демо-советикусов ("Эти четыре года", с. 292):
"В религии есть вневременные, вечные заповеди: не убивать, не воровать и т. д. Свою положительную роль в развитии человечества христианский кодекс нравственности сыграл, да и сейчас играет.
Но марксизм показал недостаточность нравственного подхода.
Будь он верен, то только мерами нравственного воспитания можно было бы изменить общество, без революции... Дело в том, что сами нравственные отношения определены экономикой.
Все, конечно, не без греха. Но для чего вся эта добровольная гнусность, которую нет душевных сил даже скрыть?! Например, так: "На Ученом совете мы лишали ученой степени парня только за то, что он уезжает в Израиль. Я председатель этого совета. Что мог сделать? Заявить протест? В той системе были свои законы" (Г. Попов, "АиФ", № 14, 1992). Что же это, если не стремление жить именно по этим законам - законам безнравственным и подлым?
Спайка новой и старой номенклатуры бесспорно основана на единстве интересов. Это интересы пауков, временно покинувших банку для того, чтобы совместными усилиями растерзать строптивую жертву. Их нравы по отношению друг к другу отражает одно лишь сравнение.
В 1987 г., когда каждый партийный подлец пинал Ельцина за его "экстремистские" выходки (в общем-то весьма осторожные), Г. Попов писал в "Московских новостях":
"... самое необходимое сегодня - единство всех сил, мобилизация всех возможностей для решения основных задач. Ясно, однако, что понимание этой необходимости, имеющееся у руководящего ядра партии, не стало еще всеобщим убеждением. В противном случае, не было бы попытки Б. Ельцина противопоставить Пленуму ЦК свою "особую позицию".
... когда выясняется, что нужны годы тяжелой работы, нужны глубокие знания, нужно умение работать в условиях демократии - тогда кое у кого появляются панические настроения, возникают авантюристические рекомендации, начинаются запугивания всяческими издержками...
"Нам истерические порывы не нужны" - писал Ленин, предостерегая от такого рода рецептов преодоления трудностей... Именно поэтому я одобряю решение МГК партии (решение об отстранении Ельцина от поста первого секретаря МГК - А. К.)."
А всего через 4 года тот же заступник номенклатурного дела на митинге потребовал присвоить звание Героя Советского Союза тому же Б. Ельцину.
Памятный Пленум ЦК КПСС 1987 г. особо интересен паучьей грызней будущих "демократов": А. Яковлева, Э. Шеварднадзе, Г. Арбатова. Остальная свора, терзавшая отщепенца Ельцина, менее интересна. Она, в основном, осталась на прежних позициях. Поскольку к паучку А. Яковлеву, старательно разыгрывающему (подобно Г. Попову) роль эдакого
Винни-Пуха, мы имеем особый интерес, приведем выдержки только из его высказываний ("Известия" ЦК КПСС, № 2, 1989).
«Вероятно, Борису Николаевичу кажется, что он выступил здесь, на Пленуме, смело и принципиально. На самом деле, на мой взгляд, ни то, ни другое. А если это так, то выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Политически неверно потому, что он исходит из неверной оценки обстановки в стране, из неверной оценки тех принципиальных позиций, которые занимает Политбюро, Секретариат Центрального Комитета, из неверной оценки того, что на самом деле происходит в стране. А безнравственно, на мой взгляд, потому, что он поставил свои личные амбиции, личные интересы выше общепартийных, как говорят, завел речь не в то время и не по делу. <...> Борис Николаевич, на мой взгляд, перепутал большое дело, которое творится в стране, с мелкими своими обидами и капризами, что для политика, на мой взгляд, совершенно недопустимо, особенно когда он занимает такой высокий пост, и партия ему доверила такое дело. Это, конечно, очень печально, что один из руководителей впал в элементарную панику. Такой, я бы сказал, произошел мелкобуржуазный выброс настроений, которые имеют место в обществе. Но приходится только сожалеть и недоумевать, что глашатаем этих настроений мелкобуржуазного свойства явился руководитель Московской организации. Конечно, здесь сыграли роль и амбиции, тщеславие, но это все-таки внешняя оболочка. А по существу, как мне показалось и как послышалось, - прямое несогласие с курсом перестройки, с ее практикой, с ее темпами, с ее назначением и существом, и это, видимо, самое главное. Если Борис Николаевич по этому вопросу будет упорствовать или ставить вопрос, как сегодня, то, знаете, его это очень далеко заведет и политически, и нравственно. <...> Ему кажется это революционностью, на самом деле это глубокий консерватизм. В конечном счете, здесь у нас прозвучало, к большому сожалению, самое откровенное капитулянтство перед трудностями, с которыми человек встретился, самое откровенное выражение этого состояния, когда человек решил поставить свои амбиции, личный характер, личные капризы выше партийных, общественных дел. (Аплодисменты)».
Характерные словечки "мелкобуржуазный" и "консерватизм" раскрывает А. Яковлева с головой. Также как раскрывают Шеварднадзе ярлыки "примитивизм", "безответственность", "клевета", восхищение перед "кристальнейшим человеком" Е. Лигачевым. Если Шеварднадзе покинул паучью банку российской политики, перевалив через Кавказский хребет, то А. Яковлев сумел найти с Б. Ельциным общую "нравственную платформу". А для того, чтобы эта платформа не выглядела той самой паучьей банкой, Яковлеву пришлось написать книжку "Горькая чаша", сдобренную душещипательными оборотами ("это мое покаяние, свидетельство, мои надежды"). Пришлось трактовать свое выступление на злосчастном Пленуме, как критику Лигачева и Секретариата ЦК.
Стоит тут вспомнить и самого забитого (словесно, конечно же!) в 1987 г. до полуобморочного состояния правдолюбца, его невнятнее бормотание после основательной порки на Пленуме ЦК КПСС, а также покаянную речь на Пленуме МГК. В своем покаянии Ельцин говорил, путая слова так:
"... честное партийное слово даю, конечно, никаких политических умыслов я не имел и политической направленности в моем выступлении не было.
... именно в этот период, то есть в последнее время, сработало одно из главных моих личных качеств - это амбиция, о чем сегодня говорили. Я пытался с ней бороться, но, к сожалению, безуспешно...
Мне сегодня было особенно тяжело слушать тех товарищей по партии, с которыми я работал два года, очень конкретную критику, и я бы сказал, что ничего опровергнуть из этого не могу. И не потому, что надо бить себя в грудь, поскольку вы понимаете, что я потерял как коммунист лицо руководителя. Я очень виновен перед Московской партийной организацией, очень виновен перед горкомам партии, перед вами, конечно, перед бюро и, конечно, перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок в нашей организации, в нашей стране и во всем мире." ("МП", 13.11.87).
Впоследствии Ельцин постоянно подчеркивал, что покаянная его речь была связана с болезнью и жестоким действием препаратов, которыми его напичкали врачи. Реально же это было просто проявление уровня его сопротивляемости режиму, уровня его нравственного потенциала. Когда партийная номенклатура показала свои коготки, "правдолюбец" начал молить о пощаде и потом еще долго осторожничал в своих высказываниях.
Например так: "Нельзя же 70-летний опыт отбросить! Много сделано и народом, и партией, и комсомолом, от этого нельзя отмахнуться. <...> Но не торопимся ли мы некоторые процессы перевести на демократические рельсы, которые пока без шпал? Мое мнение: торопимся. <...> Вот тут проглядывается либерализация и даже опасная. Надо постепенно переходить к процессам демократизации, по мере готовности, в первую очередь людей, да и средств производства, условий труда. Помните, еще Ленин говорил, что митинговать митингуй, но требовательность должна быть даже больше, чем у капиталистов".
("Пропеллер", 21.02.89).
Пожалуй, это яркий пример политического перевертыша.
Личности некоторых деятелей "демократического движения" замечательны тем, что на них видны те родовые пятна номенклатуры, которые она обычно стремится скрывать.
Номенклатурные политики любят поговорить о нравственности, прикрывая свои интересы белым покрывалом (обычно с кровавым подбоем). Иногда родимые пятна все-таки просвечивают.
Мы уже приводили слова А. Яковлева, который громил Ельцина в 1987 г. и предъявлял ему претензии с позиций партийной нравственности. Цена такого рода нравственности очевидна.
А вот интервью "Аргументам и фактам" (апрель 1992 г.), где Г. Поповым на вопрос о нравственности в политике было заявлено напрямик:
"Если я политик, то имею право маневрировать для достижения цели." Тут же декларируется особый тип нравственности, которым политики могут пользоваться как подручным инструментом. Мы уже приводили в других главах утверждение Г. Попова о том, что государственные чиновники могут брать взятки в размере 10-20% от стоимости сделки, назвав это "дополнительной оплатой хороших услуг". Уж не реализация ли этого принципа дает Г. Попову и его соратникам средства для частных инвестиций?
Подобного рода пример подает уже упоминавшийся певец ельцинского насилия отец Иннокентий (Павлов), который приходит к объявлению совершенно неуместными всяческих миротворческих попыток предотвратить кровопролитие: "...нынешние всхлипывания просто оскорбительны для здорового нравственного сознания, поскольку ставят на одну доску бандитов, засевших в БД, и их жертв. Во-вторых, они оскорбляют память десятков миллионов жертв семидесяти-с лишним-летнего режима, прикрытого "властью Советов". Вот такими словами игумен ставит диагноз самому себе, а заодно и своим нравственным изысканиям. Нашел же нравственную задачу святой отец по себе - "не прощать ничего,
никому и никогда"!
И все-таки это слишком грубо - почти не отличается от попыток изыскания нового типа нравственности. Б. Ельцин делает подмену с меньшей натужностью и потому более естественно вводит свое понимание нравственности.
Вответ на принятое в феврале 1994 г. решение Государственной Думы об амнистии участников сопротивления антиконституционному перевороту (именуемых официозом "участниками мятежа") Ельцин высказался: "Считал и считаю, что здесь были допущены нарушения Конституции, закона и норм нравственности". Если отвлечься от ситуации, то простое вплетение в политическое заявление сносок на нравственность может вызвать уважение. Это и есть достижение "топорной" (а не натужной интеллигентской, как у отца Иннокентия) подмены. А на неофициальном уровне из недр Администрации Президента шли инструкции Генеральному Прокурору Казаннику о том, что следствие по октябрьским событиям следует закончить в течение нескольких дней и вынести смертные приговоры сидящим в тюрьме защитникам Конституции. ("Общая газета", № 15, апрель 1994 г.).
Всвоих воспоминаниях Ельцин лицемерно предлагал помянуть погибших "без дележки на наших и не наших". Красивые слова, в которые многим захотелось уверовать вплоть до желания подписать весной 1994 г. Договор об общественном согласии, разошлись с жизнью радикальным образом. Денежные пособия и почести получили лишь те, кто штурмовал парламент, и жертвы собственного любопытства. Вся лояльность Ельцина к погибшим защитникам Конституции состояла лишь в том, что он не сразу ликвидировал мемориальное место их гибели.
Если все-таки не позабыть недавнюю предысторию, всех этих разговоров о нравственности, они в устах людей, умывших Россию кровью и растоптавших своих оппонентов (даже если они были не очень-то привлекательны), выглядят омерзительно.
Отсюда и резкое размежевание общества. Те, кто видит всероссийский погром и не осознает мерзости своей службы "демократии", те, кто забывает предысторию красивых слов своих любимцев, становятся послушными орудиями номенклатуры и соучастниками ее преступлений. Те