Вопрос № 63: Внутренняя и внешняя политика государства.

Взаимосвязь внутренней и внешней политики.

Проблема взаимосвязи и взаимовлияния внутренней и внешней поли­тики — одна из наиболее сложных проблем, которая была и продолжа­ет оставаться предметом острой полемики между различными теоре­тическими направлениями международно-политической науки — тра­диционализмом, политическим идеализмом, марксизмом и такими их современными разновидностями, как неореализм и неомарксизм, тео­рии зависимости и взаимозависимости, структурализм и транснационализм. Каждое из этих направлений исходит в трактовке рассматри­ваемой проблемы из собственных представлений об источниках и дви­жущих силах политики.

Так, например, для сторонников политического реализма, внешняя и внутренняя политика, хотя и имеют единую сущность, которая, по их мнению, в конечном счете, сводится к борьбе за силу, тем не менее, составляют принципиально разные сферы государственной деятель­ности. Но убеждению Г Моргентау внешняя политика опре­деляется национальными интересами. Национальные интересы объек­тивны, поскольку связаны с неизменной человеческой природой, гео­графическими условиями, социокультурными и историческими тра­дициями народа. Они имеют две составляющие: одну постоянную — это императив выживания, непреложный закон природы; другую пере­менную, являющуюся конкретной формой, которую эти интересы при­нимают во времени и пространстве. Определение этой формы принад­лежит государству, обладающему монополией на связь с внешним миром. Основа же национального интереса, отражающая язык народа, его культуру, естественные условия его существования и т.п., остается постоянной. Поэтому внутренние факторы жизни страны (политичес­кий режим, общественное мнение и т.п.), которые могут меняться и меняются в зависимости от различных обстоятельств, не рассматрива­ются реалистами как способные повлиять на природу национального интереса: в частности, национальный интерес не связан с характером политического режима. Соответственно, внутренняя и внешняя политика обладают значительной автономией по отно­шению друг к другу. Напротив, с точки зрения представителей ряда других теоретичес­ких направлений и школ, внутренняя и внешняя политика не просто связаны друг с другом, но их связь детерминирована. Существует две версии их детерминации. Согласно ортодоксальному марксизму, внешняя политика является отражением классовой сущности внутриполитического режима и зависит в конечном счете от определяющих эту сущность экономических отношений общества. Отсюда и международ­ные отношения в целом носят «вторичный» и «третичный», «перенесенный» характер.

Согласно версии сторонников геополитических концепций, теорий «богатого Севера» и «бедного» Юга», а также неомарксистских теорий зависимости, «мирового центра» и «мировой периферии» и т.п., исключительным источником внутренней политики являются внешние при­нуждения. Так, например, чтобы понять внутренние противоречия и политическую борьбу в том или ином государстве, И. Валлерстайн считает необходимым рассматривать его в более широком контексте; в контексте целостности мира, представляющего собой глобальную империю, в основе которой лежат законы капиталистического способа производства — миро-экономика». «Центр империи» — небольшая группа экономически развитых государств, - потребляя ресурсы «мировой периферии», является производителем промышленной про­дукции и потребительских благ, необходимых для существования со­ставляющих ее слаборазвитых стран. Таким образом, речь идет о существовании между «центром» и «периферией» отношений несимметричной взаимозависимости, являющихся основным полем их внешнеполитической борьбы. Развитые страны заинтересованы в со­хранении такого состояния (которое, по сути, представляет собой со­стояние зависимости), тогда как страны «периферии», напротив, стре­мятся изменить его, установить новый мировой экономический поря­док. В конечном счете, основные интересы тех и других лежат в сфере внешней политики, от успеха которой зависит их внутреннее благопо­лучие. Значение внутриполитических процессов, борьбы партий и движений в рамках той или иной страны, определяется ролью, которую они способны играть в контексте «миро-экономики».

Для представителей таких теоретических направлений в междуна­родно-политической теории, как неореализм и структурализм (приобретающий относительно самостоятель­ное значение), внешняя политика является продол­жением внутренней, а международные отношения - продолжением внутриобщественных отношений. Однако решающую роль в опреде­лении внешней политики, по их мнению, играют не национальные ин­тересы, а внутренняя динамика международной системы. При этом главное значение имеет меняющаяся структура международной систе­мы: являясь, в конечном счете, опосредованным результатом поведения государств, а также следствием самой их природы и устанавливающихся между ними отношений, она в то же время диктует им свои законы.Таким образом, вопрос о том, детерминируется ли внутренняя поли­тика государства его внешней политикой или наоборот, решается в пользу внешней политики.

Представители концепций взаимозависимости мира в анализе рас­сматриваемого вопроса исходят из тезиса, согласно которому внутрен­няя и внешняя политика имеют общую основу — государство. Для того чтобы получить верное представление о мировой политике, следует, как считает, например, профессор Монреальского университета Л. Дадлей, вернуться к вопросу о сущности государства. Любое суве­ренное государство обладает двумя монополиями власти. Во-первых, оно имеет признанное и исключительное право на использование силы в рамках своей территории, во-вторых, обладает здесь легитимным правом взимать налоги. Таким образом, территориальные границы го­сударства представляют собой те рамки, в которых осуществляется первая из этих властных монополии ~ монополия на насилие — и за пределами которых начинается поле его внешней политики. Здесь кон­чается право одного государства на насилие и начинается право дру­гого. Поэтому любое событие, способное изменить то, что государство рассматривает как свои оптимальные границы, может вызвать целую серию беспорядков и конфликтов. Пределы же применения силы в рамках государства всегда обусловливались его возможностью контро­лировать свои отдаленные территории. Эта возможность зависит от уровня развития военных технологий. Поскольку современный уро­вень развития транспорта и вооружения позволяет значительно сокра­тить государственные издержки по контролю над территорией, по­стольку увеличились и оптимальные размеры государства. Таким образом, для сторонников описанных позиций вопрос о пер­вичности внутренней политики по отношению к внешней или наобо­рот не имеет принципиального значений: по их мнению, и та, и другая детерминированы факторами иного, прежде всего, технологического характера.

Еще дальше в этом отношении идут сторонники школы транснационализма. По их мнению, в наши дни отношения между государствами уже не являются основой мировой политики. Многообразие участников (межправительствен­ные и неправительственные организации, предприятия, социальные движения, различного рода ассоциации и отдельные индивиды), видов (культурное и научное сотрудничество, экономические обмены, родственные отношения, профессиональные связи) и «каналов» (межуни­верситетское партнерство, конфессиональные связи, сотрудничество ассоциаций и т.п.) взаимодействия между ними вытесняют государст­во из центра международного общения, способствуют трансформации такого общения из «интернационального» (т.е. межгосударственного) в «трансна­циональное» (т.е. осуществляющееся помимо и без участия госу­дарств). Для новых акторов, число которых практически бесконечно, не существует национальных границ. На наших глазах возникает гло­бальный мир, в котором разделение политики на внутреннюю и внеш­нюю теряет всякое значение.

Значительное влияние на подобный подход оказали выдвинутые Дж. Розенау еще в 1969 г, идеи о взаимосвязи внутренней жизни об­щества и международных отношении, о роли социальных, экономических и культурных факторов в объяснении международного поведения правительств, о «внешних» источниках, которые могут иметь чисто «внутренние», на первый взгляд, события.Розенау был и одним из первых, кто стал говорить о «раздвоеннос­ти» мира: современность характеризуется сосуществованием, с одной стороны, поля межгосударственных взаимоотношений, в котором дей­ствуют «законы» классической дипломатии и стратегии; и с другой — поля, в котором сталкиваются «акторы вне суверенитета», т.е. него­сударственные участники. Отсюда и «двухслойность» мировой по­литики: межгосударственные отношения и взаимодействие негосударственных акторов составляют два самостоятельных, относительно не­зависимых, параллельных друг другу мира «пост-международной» политики.

Продолжая эту мысль, французский политолог Б. Бади останавли­вается на проблеме импорта странами «Юга» западных политических моделей (в частности — государства как института политической ор­ганизации людей). В широком смысле можно, считает он, констатиро­вать явный провал универсализации западной модели политического устройства.

Выводы:

Во-первых, детерминистские объяснения соотношения внутренней и внешней политики малоплодотворны. Каждое из них - идет ли речь о «первичности» внутренней политики по отношению к внешней или наоборот — отражает лишь часть истины и потому не может претен­довать на универсальность, более того, уже сама продолжительность подобного рода полемики — а она длится фактически столько, сколько существует политическая наука, — свидетельствует о том, что на самом деле в ней отражается тесная связь эндогенных и экзогенных факторов политической жизни. Любые сколь-либо значимые события во внутриполитической жизни той или иной страны немедленно отражаются на ее международном положении и требуют от нее соответствующих шагов в области внешней политики. Верно и об­ратное: важные решения, принимаемые в сфере внешней политики, влекут за собой необходимость адекватных мероприятий во внутриполитической сфере. Так, намерение РФ стать членом Совета Европы потребовало от ее руководства изменения своего отношения к проблеме прав человека, которые в постсоветской России, по свидетельству международных и отечественных правозащитных организаций, повсеместно нарушались.

Во-вторых, в современных условиях связь между «внутренней» и «внешней» политикой становится настолько тесной, что иногда теряет смысл само употребление этих терминов, оставляющее возможность для представлений о двух отдельных областях, между которыми существуют непреодолимые границы, в то время как действительности речь идет об их постоянном взаимном переплетении и «перетекании» друг в друга.

В свою очередь, приоритеты в области внешней политики диктуются необходимостью продвижения по пути объявленных режи­мом внутриполитических целей — политической демократии, рыноч­ной экономики, социальной стабильности, гарантий индивидуальных прав и свобод, или, по меньшей мере, периодического декларативного подтверждения приверженности курсу реформ.

В-третьих, рост числа акторов "вне суверенитета» не означает, что государство как институт политической организации людей уже утра­тило свою роль или утратит ее в «обозримом будущем. Внутренняя и внешняя политика остаются двумя неразрывно связанными и в то же время несводимыми друг к другу «сторонами одной медали», одна из которых обращена внутрь государства, другая — воине.

В-четвертых, усложнение политических ситуаций и событий, одним из источников и проявлении которого выступает рост числа и многообразия акторов (в том числе таких, как мафиозные группиров­ки, преступные кланы, амбициозные и влиятельные неформальные ли­деры и т.п.), имеет споим следствием то обстоятельство, что их дейст­вия не только выходят за рамки национальных границ, но и влекут за собой существенные изменения в экономических, социальных и политических отношениях и идеалах и зачастую не вписываются в привычные представления.

2. Критерии и структура национального интереса

В основе всякого интереса лежат объективные потребности, нужды субъекта или социальной общности, обусловленные экономической, социальной, политической и т.д. ситуациями, в которых они находят­ся. Процесс познания социальных потребностей - это процесс форми­рования интересов людей. Таким образом, интерес — категория объективно-субъективная. При­чем объективным в своей основе может быть не только истинный, но и ложно понятый интерес.

Существуют также мнимые и субъективные национальные интере­сы. Примером мнимого национального интереса может служить такая ситуация, когда идея становится национальным мифом, овладевает умами людей, и доказать им эту мнимость чрезвычайно трудно. Хрестоматийный пример субъективного интереса — поступок Герострата, добившегося бессмертной «славы» поджогом храма. Пример субъективного «национального интереса» в современных международ­ных отношениях — мотивы, которыми руководствовался Саддам Хусейн при вторжении Ирака в Кувейт в 1991 г.

Наряду с основными (коренными, постоянными) и неосновными (второстепенными, временными), объективными и субъективными, подлинными и мнимыми интересами различают также интересы со­впадающие и взаимоисключающие, пересекающиеся и непересекаю­щиеся и т.д.

Исходя из сказанного, понятие «интерес» можно определить как осознанные потребности субъекта (социальной общности), являющие­ся следствием фундаментальных условий его существования и дея­тельности. Но интерес — это и отношение потребности к условиям ее реализации. Соответственно, национальный интерес — осознание и от­ражение в деятельности его лидеров потребностей государства. Это относится и к многонациональным и этнически неоднородным госу­дарствам: фактически под национальным интересом подразумевается национально-государственный интерес.

Р. Арон (и ряд его последователей) считал понятие национального интереса слишком многозначным и потому малооперациональным для анализа целей и средств международных отношений. Б. Рассет и X.Старр предложили выйти за рамки «туманного восприятия национального интереса», а К. Холсти использует в этой связи понятие «внешнеполитические задачи».

В основе традиционного понятия коренного национально-государ­ственного интереса лежат географические, культурные, политические и экономические факторы. Национально-государственный интерес включает следующие основные элементы: военная безопасность, пред­усматривающая защиту государственного суверенитета (националь­ной независимости и целостности), конституционного строя и системы ценностей; благосостояние страны и ее населения, подразумевающие экономическое процветание и развитие, безопасное и благоприятное международное окружение, предполагающее свободные контакты, об­мены и сотрудничество в регионе и за его пределами.

Исходя из этого, Дональд Нойхтерляйн говорит о том, что долго­срочные составляющие американских национальных интересов обу­словлены следующими потребностями: 1) защиты США и их консти­туционной системы; 2) роста экономического благосостояния нации и продвижения американских товаров на зарубежные рынки, 3) созда­ния благоприятного мирового порядка; 4) распространения за рубе­жом американских демократических ценностей и системы свободного рынка.

Указанная классификация отражает содержание официальной Стратегии национальной безопасности США. Национальные интересы США подразделяются в этом документе на три категории: «Первая включает жизненно важные интересы». Вторая категория предполагает ситуации, в которые затрагиваются важные национальные интересы.

Третья категория - это интересы в гуманитарной и других облас­тях.

Подобным же образом эксперты СВОП считают, что «интересы России в отношении стран бывшего СССР подразделяются на 1) жиз­ненно важные — в защиту которых государство должно быть готово применить все средства, в том числе силовые, 2) важные, и 3} менее важные». При этом к первой категории они относят такие интересы, как обеспечение свободы, роста благосо­стояния россиян, территориальной целостности и независимости Рос­сии, предотвращение доминирования, особенно военно-политическо­го, иных держав на территории бывшего СССР; предотвращение фор­мирования в мире враждебных России коалиций, в том число в ответ на те или иные действия России на территории бывшего СССР и др. Во вторую категорию авторы включают обес­печение доступа к сырьевым, трудовым и товарным рынкам государств бывшего СССР, особенно к нефти прикаспийского региона; создание для этого необходимых политических, экономических и правовых ус­ловий, совместное использование границ, территорий и части военных потенциалов соседних государств для предотвращения возникновения военной угрозы России, ее дальнейшей внутренней дестабилизации в результате притока и транзита преступников, наркотикой, оружия, контарабанды сырья, ядерных материалов и изделий «двойного назначения»; использование полити­ческого, экономического, военного и иного потенциала государств бывшего СССР для укрепления (в случае налаживания с ними близ­ких союзных отношений) международных политических позиций и России, и этих государств. Наконец, в третью категорию попадают такие интересы, как: «Обеспечение демократичес­кого развития сопредельных государств. Укрепление многосторонних структур СНГ» и т.п.

В отличие от этого документа, официальная Концепция националь­ной безопасности России не содержит столь четкого разделения ос­новных категорий интересов, которые формулируются с учетом их субъектов и сфер общественной жизни: «Национальные интересы Рос­сии — это совокупность сбалансированных интересов личности, обще­ства и государства в экономической, внутриполитической, социальной, международной, информационной, военной, пограничной, экологичес­кой и других сферах. Они носят долгосрочный характер и определяют основные цели, стратегические и текущие задачи внутренней и внеш­ней политики государства».

В наши дни составные элементы и содержание национального ин­тереса в целом претерпевают существенные изменения под давлением новых фатов и обстоятельств. Бурное развитие производительных сил, средств массовой коммуникации и информации, новые достиже­ния научно-технической революции, усиливающаяся интернациона­лизация всех сторон общественной жизни, возникновение и обостре­ние глобальных проблем, растущее стремление людей к демократии, личному достоинству и материальному благополучию — все это транс­формирует интересы участников международных отношений, ведет к переформулированию целей их взаимодействия.

В таких условиях национальный интерес не может быть обеспечен без таких условий существования государства, как внутренняя стабильность, экономическое благополучие, моральный тонус общества, безопасность не только военно-стратегическая, но экологическая, бла­гоприятное внешнеполитическое окружение, престиж и авторитет на мировой арене. Следует иметь в виду, что обеспечение национального интереса достигается лишь при сбалансированности указанных условий, представляющих собой открытую систему взаимозависимых и взаимодополняющих элементов. Полное обеспечение каждого из них возможно лишь в идеале. В реальной же практике нередки случаи от­сутствия каких-либо элементов и условий и их недостаточного разви­тия, что компенсируется более интенсивным развитием других. В обес­печении подобного баланса — сущность и искусство международной политики. Особое место в структуре национального интереса занимает так называемый бессознательный элемент.

Глобализация и национальный интерес.

Международная политика представляет собой процесс столкновений и борьбы, переговоров и компромиссов различ­ных типов власти, которые стремятся навязать друг другу свои пред- почтения. Сегодня в эту борьбу все чаще вторгается, привнося в нее свои отличительные особенности и преодолевая сопротивление традиционных акторов, многообразная и пестрая совокупность безличных рыночных сил. Рост движения капиталов и инвестиций создаст усло­вия для все более глубокого взаимопроникновения национальных эко­номик и более прямолинейной конкуренции между предприятиями. Расширение межгосударственных торговых обменов сопровождается существенным увеличением числа и объема трансграничных финансо­вых потоков. То, что мировая экономика приобретает общую основу, становится все очевиднее. Формирующаяся глобальная финансовая система и единое информационное пространство, транснациональное производство и сеть мировой торговли влекут за собой стирание на­циональных границ и трансформацию государственного суверенитета. В мире произошли кардинальные перемены, среди которых выделяет­ся процесс экономизации политики, продолжающий набирать силу. Все это не может не оказывать сущест­венного влияния на содержание национальных интересов. Каков ха­рактер этого влияния?

Одни считают, что, по существу, ничего принципиально нового не происходит. Государства остаются главными участниками международных отношений, и по-прежнему, как во времена Фукидида, им не­обходимо уметь выживать и развиваться. Усложнение мира, появление новых глобальных вызовов ведет не к солидарности и единству чело­вечества, а к обострению межгосударственных противоречий. Следствием сокращения мировых сырьевых ресурсов становится борьба за доступ к ним с применением все более изощренных средств и техно­логии, борьба, в которой неминуемо сталкиваются национальные ин­тересы различных стран. Причиной столкновений остается и продолжающееся перераспределение мировых рынков сбыта, которое сопровождается гонкой вооружении и продолжающейся политикой военно-политических союзов и коалиций. Понятия «жизненные инте­ресы», «зоны влияния», «принципы государственного суверенитета» и т.п. остаются центральными понятиями, отражающими суть миро­вой политики в эпоху глобализации.

Другие исследователи, напротив, говорят о полном размывании со­держания национальных интересов, поскольку «новые субъекты ми­ровой политики уже идут на смену государствам-нациям». По их мнению, глобализация не оставляет места для национальных интересов, заменяет их интересами мирового граждан­ского общества. Главным элементом этих интересов становится обес­печение прав и свобод личности, до сих пор подавляемых государст­вом, особенно в странах с авторитарными политическими режимами. При этом некоторые представители данной точки зрения настолько «разводят» национальные и государственные интересы, что даже предлагают отказаться от части государственных интересов в пользу нацио­нальных, утверждая, например, что «политика удержания суверените­та и территориальной целостности в долгосрочной перспективе ника­ких шансов не оставляет».

Однако реальность намного сложнее. Под влиянием глобализа­ции государственные структуры, так же как и традиционные соци­альные институты действительно испытывают разрушительные по­трясения. Новые акторы подрывают традиционные приоритеты государственного суверенитета. Некоторые исследователи говорят о «детерриторизации» или о «конце территорий», чтобы подчеркнуть обесценивание национального государственного правительства. Кризис государства — объективная данность. Государство испытыва­ет давление «сверху», «снизу» и «извне»,

«Сверху» государственный суверенитет подрывается наднацио­нальными организациями и институтами, которые все чаще вмешива­ются в его прерогативы. Миротворческие операции под эгидой ООН в самых различных частях света — « война в Заливе» в 1991г., интер­национализация югославского конфликта в 1991—1995 гг. и т.п. Кроме того, встречается и добровольное огра­ничение своего суверенитета государствами. Это так называемый трансферт суверенитета, т.е. передача его части в распоряжение коммунитарных структур интегрирующихся государств. Наиболее показательный пример в этой области — Европейский союз.

«Снизу» государственный суверенитет подвергается эрозии со сто­роны внутригосударственных структур и структур гражданского об­щества. В развитых странах в сфере политики это выражается, в част­ности, и описанном канадским специалистом Пьером Сольдатосом фе­номене «парадипломатии», т.е. параллельной (по отношению к государственной) дипломатии.

Объективные причины размывания суверенитета «снизу» заклю­чаются в том, что государство является слишком маленьким субъектом по отношению к глобальной экономике, но оно — слишком тяжелый груз для экономики регионов и тем более частных предприятий и фирм. Данный феномен редко относят к высокой политике, ведь он чаще затрагивает сферы экономики, культуры, технологий и т.п.

«Извне» ущерб суверенитету наносит активизация неправительст­венных групп и организаций, таких, как Международная Амнистия, правозащитные и экологические объединения. Еще больше государство теряет свою монополию (как в международных, так и во внутренних делах) под напором транснациональных корпора­ций, фирм, банков и предприятий. Производственная деятельность во всех секторах национальной экономики все чаще осуществляется помимо государства. Распределение богатств в мире зависит теперь не столько от государственных политик, сколько от трансфертов, осу­ществляемых МВФ и Всемирным банком. ТНК играют все большую роль в фискальной сфере. Частные фирмы и ТНК «конфискуют» у государств социальное управление, политику в области занятости, ус­ловии труда и заработной платы. Все это регулируется уже не столько государственным законодательством, сколько внутренними регламентациями самих фирм.

Особенно драматично выглядит кризис государства в странах, на­именее развитых в экономическом и нестабильных в политическом отношении. Он проявляется здесь в возникновении и расширении зон, выпадающих из правового пространства, распространении неуправля­емых государственным законодательством хаотических групп и кла­нов, населенных пунктов и регионов, впадающих и состояние варварства, в котором действуют только «законы», навязываемые населению криминальными группировками, которые грабят людей, делают их за­ложниками собственного стяжательства, а иногда и своих политичес­ких амбиций, направленных против государства.

Таким образом, динамика глобализации действительно вовлекает в себя все государства, игнорируя их независимость, тины политических режимов и уровень экономического развития. Современный мир пережинает новую эпоху завоеваний, в чем-то подобную эпохе коло­низации. Но если главными действующими лицами предшествующих экспансий выступали государства, то на этот раз

господствовать над миром стремятся крупные частные предприятия и корпорации и, финан­совые и индустриальные группы. Новые акторы все больше подрывают роль государства в политике безопасности, в сферах экономики, ком­муникации, затрагивая даже «святая святых» государственного суверенитета, его монополию на насилие. Все эго не может не отражаться на содержании национального интереса, на его основных приоритетах и на самом его существовании.

Сторонники идеи отказа от суверенитета справед­ливо подчеркивают, что основным действующим лицом и главной дви­жущей силой глобализации выступает транснациональный капитал — биржевые фирмы, финансовые объединения, крупнейшие мультинациональные банки, медиа-корпорации, производственные объедине­ния и торговые группы. Однако эти не означает, что глобализация сво­дится только к свободной игре безличных рыночных сил. Новые субъекты не вытесняют государства из международной политики, а вступают с ними в сложные взаимодействия, характеризую­щиеся как соперничеством, так и сотрудничеством.

Кроме того, в международных отношениях суверенитет не может быть и никогда не был абсолютной величиной. Международное право как система обязательств, добровольно принимаемых на себя государ­ством и ограничивающих его свободу действий, сужает и его внутрен­нюю политическую автономию.

Существует не только тен­денция к относительному упадку традиционной роли государственно­го суверенитета, но и противоположная тенденция к созданию новых независимых государств, ревностно отстаивающих как внутренние, так и внешние признаки своего суверенитета.

Уже с конца 80-х гг. различные исследования привели к двум вза­имодополняющим выводам. Первый вывод заключается в том, что гло­бальные предприятия, которые задумывали свои операции и свои стратегии в мировом масштабе и имели действительно космополитическую управляющую команду, являются исключительной редкостью, хотя ТНК стремятся извлечь выгоду из своего присутствия на многих рын­ках и из своего доступа к многообразным производственным объектам. Второй результат касается процесса в целом: глобализация набирает темпы, но национальные и региональные пространства сохраняют свое значение, а государственные власти не бессильны перед процессом. Национальные правительства не утратили своей возможности выбора в сферах экономической и социальной политики, даже если либераль­ный контекст и навязывает некоторые реформы, С другой стороны, различные международные инстанции устана- вливают правила, спо­собные отвечать требованиям контроля трансграничной деятельности. Это касается, в частности, обменов товарами и услугами.

При этом, рассуждая о глобализации, нельзя забывать по крайней мере еще о двух тесно связанных с ней процессах. Во-первых, о ее диалектической противоположности, о регионализации. В этой связи ре­гиональные интеграционные объединения (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР АСЕАН и др.) выглядят не только как проявления глобализирующих процессов, но и как противостояние им. Фактически каждое из них в той или иной степени представляет собой пример «закрытого сотруд­ничества», причем степень закрытости является более высокой в более продвинутых интеграционных объединениях. Нельзя забывать и о встречных тенденциях глобализации:

деглобализации и сохранения (хотя и в обновленных формах) тради­ционных геополитических факторов в мировой политике. Хотя такие тенденции являются вторичными, значение их последствий для нацио­нальных интересов нельзя недооценивать. Ослабление роли госу­дарств, в частности в нестабильных зонах послехолодновоенного мира, связано не только с воздействием безличных рыночных сил, но и с монополярным видением мира, которое часто доминирует в политике США после падения идеологического противника.

Интеграционные процессы в условиях глобализации разворачива­ются на фоне сильных дезинтеграционных тенденций и способствуют их закреплению. Как считают некоторые французские ученые, одна из целей процессов регионализации, разво­рачивающихся в Европе и Азии после холодной войны, состоит в стремлении избежать необузданной либерализации и оказать тем самым сопротивление гегемонии единственной современной сверхдер­жаве — США. С политической точки зрения глоба­лизации представляет собой геополитическое переустройство, вклю­чающее в себя, в частности, пересмотр политики союзов, когда при­надлежность к одному и тому же региону играет важную, но не исключительную роль.

Таким образом, государство-нация, его суверенитет и его интересы как аналитическое понятие и как критерий поведения государства на международной арене продолжают сохранять свое значение. Но это не означает, что глобализация не вносит в национальные интересы ника­ких изменений. Напротив, национальный интерес существенно изменяется в своем содержании и направленности. Возникают новые при­оритеты, связанные с необходимостью использования преимуществ глобализации путем адаптации к открываемым ею возможностям, с одной стороны, а с другой — борьбы против ущерба, приносимого ею национальному развитию.

Важнейшим приоритетом национального интереса становится включение страны в процесс мирового экономического развития, по­скольку в процессе глобализации выявилась «почти абсолютная за­кономерность: ни одна страна не способна добиться серьезного экономического роста и роста благосостояния населения без растущего вовлечения в мировую экономику». В структуре национального интереса на передний план выходит также стремление к обладанию передовыми технологиями, обеспечивающи­ми совместимость с самыми современными средствами информации, связи и транспорта. Что касается военного фактора и связанных с ним стратегий (баланс сил, заключение союзов), то они перемешаются в иерархии национальных интересов с первого места, но не на последнее. Выживание государства-нации сегодня зависит уже не столько от способности противостоять традиционным военным угро­зам (хотя и их еще рано сбрасывать, со счетов), сколько от возможности находить адекватные ответы (создавая для этого соответствующие средства) на новые вызовы экономического, технологического, экологического, демографического и информационного характера.

Глобализация рождает эффект, который харак­теризуется термином «слабое» или –«неэффективное государство». В первую очередь он затрагивает слаборазвитые страны Юга, угрожает государствам с переходной экономикой и нестабильным в политичес­ком отношении, но в некоторой степени касается всех стран.

«Национальные» и «государственные» интересы не только отрицают, но и предполагают друг друга, поэтому ущемление или «сдача» одной из этих составляющих неми­нуемо ведет к ослаблению и деградации второй. Следствием отказа государства от своей территориальной целостности станет неизбежное его ослабление и деградация. Слабое же государство не способно от­ветить адекватным образом на вызовы, связанные с использованием возможностей глобализации и обузданием ее разрушительных послед­ствий для уровня жизни, безопасности и свободы общества и человека.

Вот почему «сильная Россия, способная эффективно защищать свои интересы, интересы своих граждан, остается главной целью политики».

Защите национальных интересов от внешних и внутренних угроз, т.е. национальной безопасности, по-прежнему принадлежит важное место в международных отношениях. Вместе с тем глобализация вно­сит свои изменения и в эту сферу, сферу национальной и международ­ной безопасности.

Национальные интересы и проблемы безопасности России.

Российские национальные интересы — это наи­более существенные потребности российского общества и государства, удовлетворение которых способно обеспечить их устойчивое разви­тие. Поэтому национальные интересы являются важнейшими за­дачами внутренней и внешней политики.

Несомненно, приоритетное значение среди национальных инте­ресов имеет обеспечение безопасности российского государства. В не­далеком прошлом под безопасностью понимали защиту страны от нападения врагов, шпионажа, покушений на государственный строй. Со второй половины XX века стали учитывать демографи­ческие, техногенные и экологические факторы. В 90-е годы боль­шую роль стали играть новые параметры безопасности, которые связаны с экономическим и финансовым положением стран, науч­но-технической революцией, развитием информационных и ком­муникационных систем, трансграничной преступностью, междуна­родным терроризмом, торговлей наркотиками и оружием, незакон­ной миграцией, войнами, спровоцированными по заказу тех или иных политических сил.

Однако нельзя забывать и о тради­ционных составляющих баланса сил и военно-политических отно­шений между центрами силы.

Вместе с тем в начале XXI века на первый план в обеспечении национальной безопасности все более определенно выходит инфор­мационный уровень. Дело в том, что современная информационная революция разворачивается на фоне информационных войн, кото­рые своей главной целью как раз и ставят подрыв национальной безопасности государств. Информационная война представляет со­бой всеобъемлющую, целостную стратегию, призванную отдать дол­жное значимости и ценности информации в вопросах управления и реализации национальной политики. Информационная война нацелена на факторы уязвимости, неизбежно возникающие в усло­виях возрастающей зависимости от информации. Объектом перво­очередного внимания становятся информационные системы, вклю­чая соответствующие линии передач, обрабатывающие центры и человеческий фактор в этих системах, а также информационные технологии, используемые в системах вооружений.

Не секрет, что информационное оружие сыграло решающую роль в победе США над СССР в холодной войне. С тех пор концепция информационной войны непрерывно совершенствуется. Сегодня она предполагает следующие узловые моменты: в административ­ной и экономической областях объектами нападения могут быть системы управления предприятиями, населенными пунктами, го­родами и регионами. При этом возможны: разрушение этих систем

или манипулирование заложенной в них информацией, что способно замедлить темпы развития страны в целом или отдельных отраслей; переориентации развития отраслей в направлении, выгодном для сто­роны, применившей информационное оружие; внесение дезинфор­мации в финансовую и банковскую сферы; искажение национальной статистической отчетности, на основе которой принимаются управ­ленческий решения, в том числе и стратегического характера.

В научно-технической области возможны: изменение или бло­кирование отдельных направлений исследований, продолжение которых невыгодно атакующей стороне, нацеливание исследований на бесперспективные области; ввод дезинформации; распростране­ние пропагандистских материалов; формирование общественного мнения с целью оказания нужного влияния на крупнейшие науч­но-исследовательские центры и отдельных ученых.

Сегодня в информационной войне широко используются мето­ды секретных служб, в частности анонимное распространение не­обходимой информации по Интернету, адресная высылка извест­ным журналистам и общественным деятелям электронных изданий, якобы исходящих из респектабельных и независимых источников. Российские военные эксперты считают, что Россия остается одним из основных объектов электронной разведки и специальных опера­ций. Американские системы электронного шпионажа "Эшелон" и «Карнивор» недуг мониторинг киберпространства России. Анализу подвергаются практически все электронные сообщения, выходящие за пределы россии.

Периодически в печать просачиваются скандалы о том, что сек­ретная информация из стратегических российских центров перека­чивается за рубеж через специальные «электронные закладки» в импортной компьютерной технике. Эти и другие аналогич­ные случаи свидетельствуют о том, что информационные войны сегодня активно ведутся на российской территории и серьезно под­рывают национальную безопасность страны на самых важных секретных информационных объектах.

Новый подход к обеспечению информационной безопасности получил название «сетевых структур». Речь идет о создании «сегментированных, полицентрических, идеологизированных инфор­мационных сетей».

Концепция национальной безопасности включает и военную докт­рину. Она представляет собой систему официально принятых воззре­ний на войны, вооруженные конфликты и столкновения, их роль во внешнеполитической стратегии, на пути, формы и средства их пре­дотвращения, на военное строительство, подготовку страны к отраже­нию реальных и потенциальных угроз ее безопасности. Российская военная доктрина была утверждена 2 ноября 1993 г. Указом Прези­дента Российской Федерации. Одной из основных ее задач было — предотвращение войны и военных конфликтов и сохранение мира. На первый план Россия выдвигает политические средства предот­вращения конфликтов как на международной арене, так и внутри страны, рассматривая все страны, чья политика не наносит ущерба ее интересам и не противоречит Уставу ООН как партнера.

Сегодня военная доктрина справедливо критикуется многими военными экспертами за ее откровенно пацифистский характер в условиях возросших военных угроз в современном мире. Россия действительно сегодня против того, чтобы с кем-то воевать, нет у нее и территориальных претензий к окружа­ющим государствам. Но нельзя не заметить, что огромное число государств имеют территориальные претензии к России практичес­ки по всему периметру ее границ.

Помимо этого военная доктрина должна освещать и новые - информационные - направления ведения военных действий.

Российская военная доктрина должна дать ответ на вопрос о том, как Россия относится к информацион­ным войнам и какие цели и средства она ставит перед собой в ин­формационном пространстве. Данное, направление в развитии во­енного искусства положено в основу концепции строительства аме­риканских вооруженных сил «Единое видение 2010 и связано с трансформацией угроз в новом веке. Необходимо дать адекватный российский ответ на эти угрозы, сформулирован­ный ведущими российскими экспертами в военной области.

Российские военные эксперты прогнозируют экономический и военный рост страны на 10-15 лет вперед (экономическое и воен­ное развитие взаимосвязаны). Прогностическое исследование, ко­торое велось в последние годы в Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО РАН), показывает, что в на­стоящий момент доли США в мировом ВВП составляет пример­но 21%. Европейского союза -21%, Японии — около 8%, Китая — около 7%, Российской Федерации — 1,7%. По прогнозу на 2015 г., несмотря на динамичность таких соотношений, положение России в этой иерархии принципиально не изменится. Предполагается, что США вместе с Канадой и Мексикой будут обладить примерно 19% мирового ВВП, Европейский союз — 16%, Китай обгонит Японию, его доля достигнет 10%, доля Японии — примерно 7%. Выйдут на авансцену новые группы государств, такие как страны АСЕАН, ко­торые, скорее всего, будут иметь 7%, и известные азиатско-тихоо­кеанские «тигры» — Южная Корея и Тайвань, чья доля в совокуп­ности может составить около 5%,

Максимум, на что может рассчитывать Российская федерация, — это примерно 2% мирового ВВП, причем при самых благоприятных, оптимистических прогнозах экономического развития, т.е. если еже­годно экономический рост будет составлять в среднем 5-6%. Вмес­те со странами СНГ, при условии, что и там будет такой же эконо­мический рост, можно рассчитывала на 2,5-3%

Эксперты прогнозируют, что в том случае, если Россия будет тратить около 3,5% ВВП на военные цели (в 2000 г. мы тратили 2,8%) и если экономический рост достигнет 5-6% в год, то она сможет сохранить статус одной из двух ведущих ядерных сверхдержав, т.е. поддерживать свои стратегические силы примерно на уровне дого­вора СНВ-2 (около 3 тыс. ядерных боезарядов). Однако чтобы не утратить этот статус, России придется выделять до 40-50% военно­го бюджета только на стратегические ядерные силы и системы их информационного обеспечения, предупреждения и управления. Если же Россия будет выделять достаточно средств на силы общего назначения, то на стратегический ядерные вооружения останется не более 20% военного бюджета и через 15 лет наши стратегические силы составят максимум 1000-1500 боеголовок. А это означает трех­кратное отставание от Соединенных Штатов. Сейчас по военным расходам Россия отстает не только от ведущих государств НАТО, но также от Индии, Японии и Китая.

Не секрет, что стратегические ядерные силы являются главной опорой обороноспособности России, и будут оставаться важнейшим фактором международного влияния нашей страны. Но необходимо учитывать, что в 90-е годы темны распространения ядерного ору­жия значительно возросли, и вполне возможно, что в ближайшие 10-15 лег этот процесс получит дальнейшее развитие. Достаточную Тревогу вызывают прогнозы специалистов: на фоне предполагае­мого сокращения стратегических ядерных сил России (до 1500 бое­зарядов) и США (до 3500) силы других ядерных держан возрастают и в совокупности могут быть не только сопоставимы с силами Рос­сии, но в наихудшем варианте в обозримой перспективе превзой­дут их.

Прогнозируется и такой вариант: к ядерному клубу, помимо Анг­лии, Франции, Китая, Индии и Пакистана, присоединятся Иран, Ирак и Тайвань. Если же в число ядерных стран войдет и Япония, то глобальный ядерный баланс изменится полностью. При этом по­тенциально ядерные силы третьих стран могут быть направлены на Россию, поскольку все обладающие или могущие обладать ядерным оружием государства расположены гораздо ближе к России, чем к США. Поэтому российская территория сразу оказывается в пределах досягаемости новых членов ядерного клуба.

Серьезно ослабить российский потенциал ядерного сдержива­ния могут также намерения Соединенных Штатов Америки при­ступить к развертыванию национальной системы противоракетной

обороны, потребность в которой обосновывается необходимостью защиты от третьих ядерных держав. Сегодня в силу бюджетных ог­раничений Российская Федерация располагает гораздо меньшими средствами для развертывания системы противоракетной обороны на своей территории, чем США. Помимо этого ситуация осложня­ется еще и тем, что классическая схема взаимного сдерживания, сложившаяся между Россией и США в годы холодной войны, мо­жет не сработать в отношениях с третьими ядерными странами, во главе которых могут стоять авантюристские, фундаменталистские лидеры. Для них угроза потери значительной части своего населе­ния в случае ответного удара России не явится достаточным сдер­живающим моментом.

Вызывают тревогу и сведения экспертов о сокращении воору­женных сил общего назначения, В 90-е годы российская армия со­кратилась примерно на 30%. Сейчас наша страна — третье в мире государство по численности вооруженных сил после Китая и США. Но экономические трудности, скорее всего, не позволят нам в тече­ние 10-15 лет поддерживать армию той же численности (примерно 1,2 млн. человек). Сторонники сокращения вооруженных сил под­черкивают, что в том случае, если армия не будет сокращена, это приведет к полной деградации ее технического оснащения, потому что около 70% средств расходуется на содержание военнослужащих, а на НИОКР, закупку вооружений и поенной техники, капиталь­ное строительство остается менее 30%. Уже сейчас в российских вооруженных силах доля современного оружия и техники состав­ляет менее 20%, Если военные расходы сохранятся на том же уров­не, через пять лет эта доля может сократиться до 5%, В передовых в военном отношении государствах доля современных вооружений достигает 50-60%^.

Делать выбор, видимо, придется в ближайшем будущем. Однако необходимо подчеркнуть, что уже сейчас государства НАТО в Ев­ропе превосходят Россию по силам общего назначения в три-четы­ре раза, а на южных границах вооруженные силы Турции составля­ют примерно 50% от вооруженных сил России. При этом наша ар­мия рассредоточена по всей территории страны, включая азиатскую ее часть. Военные эксперты считают, что вместе с Ираном Турция располагает примерно равными с Россией вооруженными силами, а с учетом военной мощи Пакистана имеет полуторное превосход­ство. На Дальнем Востоке Китай, располагая ныне примерно вдвое большим военным бюджетом, чем Россия, через 10-15 лет, даже сократив свою армию, но улучшив ее технические и качественные характеристики, сможет иметь примерно двукратное превосходство над нашими вооруженными силами. А если учитывать только ту их часть, которая расположена на Дальнем Востоке, то КНР будет иметь десятикратное превосходство. Япония уже сейчас в полтора раза пре­восходит российские силы общего назначения на Дальнем Востоке.

В заключение необходимо остановиться на анализе новой кон­цепции национальной безопасности России, которая была утверж­дена 10 января 2000 г. Указом Президента России. Концепция в целом ориентирует на сотрудничество и интеграцию России в ми­ровую политическую, экономическую и финансовую системы, хотя при этом подчеркивается необходимость противостоять многообразным формам внешнего давления. Отмечаются также «возросший уровень и масштабы угроз в военной сфере», связанные с измене­нием военной стратегии НАТО и отставанием России от ведущих стран мира в области высоких технологий. Впервые в постсоветс­кий период в официальном государственном документе политика стран Запада открыто названа «потенциальной угрозой российской безопасности» и применение ядерного оружия считается правомер­ным не только в отпет на его использование агрессором, но и в слу­чае «широкомасштабной агрессии с применением обычного ору­жия в критических ситуациях для национальной безопасности Рос­сийской Федерации и ее союзников».

Многие российские эксперты считают союзниками России такие государства, как Китай, Иран. Индия. Но прогнозы специалистов свидетельствуют о том, что через 10-15 лет отношения с КНР могут обостриться, потому что возникнут споры вокруг сырьевых запасов Дальнего Востока и Сибири, а также в связи с демографической экс­пансией Китая на Дальний Восток. В повестку дня практической политики могут быть возвращены карты, по которым Приморье при­надлежит Китаю, как и ряд других районов этого региона.

Российские военные эксперты подчеркивают, что сегодня бес­смысленно сравнивать силы противников по количеству дивизий, танков и артиллерии, поскольку появилось новое поколение сверх­точных вооружений. Сегодня важно сравнивать возможности при­менения оружия, которыми обладают войска. Критерием здесь яв­ляются разведка и информация. Но информационный уровень обеспечения национальной безопасности России в новой концепции безопасности разработан не был, что, возможно, является главным свидетельством «отставания» России в ведущем стратегическом направлении. В эпоху перехода к информационному обществу кон­цепция национальной безопасности должна быть выдержана в ин­формационной парадигме — это стратегически важная постановка вопроса о безопасности, не овладев которой нельзя решить и все другие проблемы в данной области.

Наконец, есть и еще один уровень защиты национальных инте­ресов - он лежит в области морали, нравственности и культуры. Концепция национальной безопасности должна выполнять функ­цию консолидации общества вокруг базовых ценностей, которые бы разделяло большинство граждан, несмотря на имеющиеся между ними социальные, идейные и конфессиональные различия. Было бы серьезной ошибкой считать, что национальные интересы стра­ны должны защищать только профессионалы. Концепция нацио­нальной безопасности должна быть обращена к каждому гражда­нину страны - ведь речь идет о безопасности нации.

Сегодня российское общество расколото и в экономическом, и в идеологическом направлениях. Для того чтобы его консолидировать, в основу национальной безопасности должны быть положены идеи возрождения национальных традиций, исторических и духовных цен­ностей России, созданных плодами труда всех предшествующих по­колений. В информационном обществе решить эту задачу могут толь­ко государственные средства массовой информации. Именно они дол­жны говорить о достижениях русской культуры пропагандировать русское искусство и уважение к национальным традициям. Чтобы нашу страну уважали во всем мире, мы должны уважать самих себя, собственную историю и культуру. Несомненно, это тоже информа­ционный аспект концепции национальной безопасности, который необходимо активизировать в массовом сознании.