опыт трансформации старопромышленных городов / ЧНЧ 2012-2013 (часть1)

ния не только в способах и условиях удовлетворения своих потребностей, но и в формировании последних таким образом, чтобы они соответствовали общественным нормам.

Понятно, что человек усваивает предложенную ему информацию в зависимости от множества факторов, влияющих на него: как объективных, так и субъективных (от личностных особенностей, например, зависит уровень доверия к рекламе), долговременных и ситуативных. Но, несмотря на это разнообразие понимания транслируемого образа, реклама более или менее однотипно формирует культурные ценности, запреты, правила, образцы действия, стандарты. С одной стороны стандартизация и массовизация культуры несет определенный негатив, но с другой есть и позитивные моменты. И здесь реклама становится не только инструментом формирования потребительского поведения, но и социальных стандартов жизни в целом (уровня дохода, содержания потребления и пр.)

Так, рассматривая символические конструкции, создаваемые социальной рекламой, можно отметить, что они используются для разрушения потребительского поведения, деструктивных установок сознания, пытаются создать систему ответственного отношения к жизни даже через приемы массовизации и стандартизации. Например, так называемое «статусное потребление» может использоваться в социальной рекламе в целях формирования здорового образа жизни. «Хорошее здоровье», связанное чаще всего в представлениях населения с качественным медицинским обслуживанием, становится в настоящий момент в обществе достоянием «высшего» и «среднего» классов, подтверждающим определенный социальный статус, доход, престиж, образование и пр. Примером антинаркотической социальной рекламы связанной со «статусным» потреблением являются ролик и листовки, созданные в рамках реализации Программы предотвращения продажи сигарет несовершеннолетним (2000 - 2012) по инициативе Общественного совета по проблемам подросткового курения1. В одной из листовок представлена девушка Катя, 15 лет, которая «ходит по модным магазинам, делает то, что нравится, выдумывает, не курит». Здесь трезвость (в значении неупотребления табака) связывается с хождением по модным магазинам, что в связи с финансовым положением может себе позволить не всякая девушка 15 лет. Упомянутая программа включает подобные образцы и для юношей.

Конечно, сейчас исследователи говорят уже о новом аспекте потребления – о потреблении с ориентиром на желаемый социальный статус, потреблении, которое не связано напрямую с местом в традиционной системе вертикальной социальной стратификации, а выражает претензию человека на этот статус или стиль жизни. «Обладание товаром мыслится как путь к достижению социального успеха, который мыслится как путь к достижению социального успеха, который позволяет человеку чувствовать себя

1 См.: Общественный совет по проблеме подросткового курения: http://www.youth-non-smoking.ru/

более значимым и выдающимся, чем он является на самом деле» [8, C. 60].

Реклама, предлагая универсальную систему символов, используемых для маркировки социального статуса индивида, содействует его социальной самоидентификации. Выбирая под воздействием рекламы определенные товары и услуги, символизирующие определенную социально-групповую принадлежность, человек, таким образом, пытается идентифицировать себя с референтной для него группой, стараясь одновременно удовлетворить свою потребность в социальном признании и престиже. Такой подход небесспорен.

Так, с одной стороны отказ от употребления психоактивных веществ и сохранение здоровья населения, пусть и исключительно в силу «статусного потребления», кажется наилучшим, чем массовое потребление табака, алкоголя и наркотиков. С другой стороны, представленные «модели успеха» задаются в первую очередь средствами массовой информации, демонстрируют персонифицированный успех отдельных личностей (известных политиков, предпринимателей, звезд спорта, телевидения, искусства) и часто напрямую не связаны с достижениями юношеского возраста, в котором чаще всего и осуществляется приобщение к употреблению наркотиков. Молодой зритель, воспринимая рекламное сообщение, достаточно критически относится к нему и чаще всего четко понимает несоответствие между утверждаемой идеей и возможностью ее отнесения к себе лично. Так в упомянутом примере, сам факт отказа от сигареты не сможет вам гарантировать возможность посещения и осуществления покупок в брендовых магазинах, катание на роликах и скейтбордах, игру на гитаре, успех у восьмиклассниц и пр. Такая социальная реклама вместо формирования определенных образцов поведения способствует утверждению протестного отношения к действительности, неудовлетворенности, скептицизму, желанию действовать вопреки, поддерживает внутреннее разочарование и душевный вакуум. Подтверждением этому явились результаты исследования данного типа рекламы в Швеции в конце 2001 г., где были проведены фокус-группы с курящими и некурящими подростками 12-17 лет с целью изучить их реакцию на кампанию, идущую по телеканалу MTV, аналогичная которой проводилась в России (использовалась идея о том, что не курить — это круто). Анализ результатов фокус-группы показал, что данная кампания отвергается подростками по трем причинам:

1.Респонденты посчитали ее лозунг нереалистичным и не вызывающим доверия, ибо они, скорее, связывают с «крутостью» курение, а не «некурение»,

ипоэтому любая попытка сказать обратное вызывает противоположный эффект.

2.Стиль рекламных роликов и их персонажей таков, что подросткам кажется, будто эта реклама не имеет к ним никакого отношения.

3.Тинейджерам очень не нравятся персонажи роликов, которых они считают «слишком правильными» и «заносчивыми» [5, с. 154].

В связи с этим перед создателями социальной рекламы как инструмента социализации и идентифи-

кации встает непростой вопрос: каким образом социальная реклама должна воздействовать на аудиторию, чтобы решать задачи, стоящие перед ней? Ведь механизмы, лежащие в основе действия обычной рекламы – механизмы стандартизации, ориентации на массовое поведение практически не работают в проблемном поле социальной рекламы. Поведение, утверждаемое социальной рекламой как норма, не является на данный момент типичным и стандартным, в противном случае не пришлось бы за него агитировать.

В основе обычной современной рекламы, как справедливо отмечает В.В. Ученова, те же принципы, что и в основе привлечения внимания толпы в средние века - витальные инстинкты. Обслуживание развлечений, опора на эротику, интерес к насилию стали базовыми компонентами массовой культуры и легли в основу рекламы [7, с. 20]. Однако для социальной рекламы опора на низменные потребности и инстинкты невозможна. Ей вместо свойственной обычной рекламе ориентации на заполнение пустоты стандартным содержанием, социальными образцами, необходимо дать импульс к личностному развитию, духовному обогащению, самосовершенствованию и т.д.

Возможно ли это в контексте выше рассмотренного? Остается сомнение. Ведь даже неплохая социальная реклама сейчас предлагает лишь набор стандартных социальных практик, формально направленных на гуманизацию общества и государства. Например, реклама против употребления психоактивных веществ, предлагающая различные варианты альтернативного поведения, по сути, опять же предлагает стандарты, отметая таинственное, непонятное, уникальное. Может быть, именно поэтому она так мало эффективна в отношении профилактики негативных тенденций в сфере поведения молодежи, которая находится в поисках своей идентичности и одновременно унификации потребностей и интересов.

Да и большинством достоинств обычной рекламы социальная реклама практически не обладает. Торговая реклама – « это многокрасочное, изобилующее блестящими позументами и переливами цвета пространство, которое разделяется на сегменты применительно к различным группам населения и их специфическим интересам. «Упаковка» продукта, как правило, разнообразна внешне и очень привлекательна. Однако содержимое в большинстве случаев должно соответствовать стандартам массового вкуса…» [7, с. 51]. Таким образом, если торговая реклама, ориентируясь на массового потребителя, все-таки в полной мере отдает себе отчет о необходимости поддержания иллюзии выбора, разнообразия, необходимости использовать яркие средства привлечения внимания, то социальная реклама практически лишена такой возможности. Что может противопоставить современная социальная реклама трезвого образа жизни массированному разноцветию и мишуре упаковок алкогольной и табачной продукции? Несмотря на существующие правовые ограничения, закон не стал еще значимым инструментом контроля и ограничения нежелательного социального поведения.

Причины неудовлетворительного воздействия антинаркотической социальной рекламы на молодежь связаны не только с особенностями технологии ее создания и распространения. В большей степени они обусловлены изменением самого типа человека, присутствующего на исторической сцене. Ведь мощнейший толчок к развитию реклама получает в эпоху капиталистического типа общества, для которого рынок становится значимым структурным элементом. Однако развитие рынка и производства со временем повлекли изменения и в социальной сфере, в портрете самого общества и человека. Для человека традиционного общества труд и производство были неотъемлемой частью реальности, его существования, суровой реальностью; для человека экономического, свойственного XIX – XX вв., труд представлялся самоцелью, долгом и призванием; для человека потребляющего труд перестал быть главной реальностью. Ему на смену пришло потребление как ключевая деятельность, как смысл и суть существования. Как отмечает Н.Н. Козлова темы трат, удовольствия и расточительности («покупай сейчас, плати потом») заменили пуританские темы «сбережения, работы и наследства» [4, с. 180].

Причины такого изменения лежат не только в росте промышленного производства, развитии капитализма, в ценностных изменениях, стремлении к наслаждению, объясняются не только социальноэкономическими факторами, но и социально-психо- логическими – это отражение трудной борьбы человека «против острой нервирующей неопределенности и надоедающего, изматывающего чувства отсутствия «безопасности» [2, с. 89], обусловленной невротичностью современной культуры (Э. Фромм). Потребительство стало своеобразным механизмом психологической и социальной защиты для человека.

«Новый антропологический тип» - современный человек стал обладателем не самых лучших качеств и свойств, к числу которых исследователи (Э. Фром, З. Бауман, Ф. Арьес. В.В. Ученова, Д.В. Томбу и др.) причисляют:

-«короткую» социальную память, желание «идти в ногу со временем», жить вне контекста прошлого и будущего;

-отсутствие нравственных абсолютов, «обретение» смысла жизни в удовольствиях;

-принципиально новое отношение к смерти. Смерть больше не рассматривается как что-то реальное, ужасное и страшное. Потоки крови, насилие, убийства на телевизионных экранах сделали людей нечувствительными и индифферентными к чужому горю и страданиям, эмоциональная тупость и равнодушие стали массовым явлением, являя собой своеобразную форму психологической защиты;

-мозаичность мышления, заключающаяся в том, что в своих рассуждениях и действиях человек всеми силами стремится не выходить за границы модели, в рамках которой его поступки считаются адекватными;

-«эффект попугая» — механическое повторение слов, мыслей, поступков без их переосмысления и интериоризации;

-сообразительность (вместо разума). Ведь в условиях рынка более всего ценится способность быстрой ментальной адаптации;

-«рыночный характер» человека, который воспринимает все окружающее (вещи, личность, навыки, умения, чувства и пр.) с точки зрения его ценности как товара и возможности реализации на рынке.

Таким образом, мы приходим к неутешительному выводу о том, что социальная реклама как аспект рекламы вообще является продуктом новой культуры и общества, ориентированного не на созидательный труд и высокие нравственные ценности, а на потребление товаров, услуг и развлечений. Так возможно ли в принципе использование социальной рекламы для решения тех задач, которые перед ней стоят, по сути разрушения культуры, которая ее породила? На наш взгляд, это противоречие требует особого осмысления и внимания со стороны исследователей.

Сложности в разработке, создании и использовании социальной рекламы как инструмента антинаркотической работы не должны приводить к отказу от

ееиспользования. Возможно, современная социальная антинаркотическая реклама должна быть направлена на объединение двух сторон человеческого бытия - досуга и труда, где первый не рассматривается лишь как процесс развлечения, а последний как тяжелая жизненная повинность и необходимость. Социальная антинаркотическая реклама должна представлять не альтернативы потреблению психоактивных веществ в форме другого потребления (развлечения, товаров, услуг), а показывать возможности самосовершенствования, организации созидательной деятельности, развития личности. Важным

УДК 324

компонентом социальной рекламы является ее содержательная насыщенность, транслируемые идеи, взгляды, вкусы. Необходим тщательный анализ того, ради чего и как используется антинаркотическая социальная реклама.

Литература

1.Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. – М., 1992.

2.Бауман З. «Текучая современность». – СПб., 2008.

3.Березкина О.П. Социально-психологическое воздействие СМИ. – М., 2009.

4.Козлова Н.Н Социально-историческая антрополо-

гия. – М., 1998.

5.Николайшвили Г.Г. Социальная реклама: Теория и практика. – М., 2008.

6.Томбу Д.В. Социология рекламной деятельности. -

М., 2011.

7.Ученова В.В. Реклама и массовая культура: Служанка или госпожа? – М., 2008.

8.Томбу Д.В. Социология рекламной деятельности:

учебник. – М., 2011.

9.Савельева О.О. Реклама в России: социальный конфликтоген или социально значимая информация // Мони-

торинг общественного мнения. – 2005. – № 3 (75). – С. 83 –

92.

10. Маркин И.М. Институт социальной рекламы в оценках россиян // Человек и труд. – 2009. – № 6. – С. 20 –

21.

11. Ковалева А.В. Эффективность социальной рекламы: опыт измерения // Известия Алтайского государственного университета. – 2006. – № 2. – С. 74 – 77;

12. Колокольцева О.В. Социальная реклама в процессе формирования ценностных установок трансформирующегося общества. – Саратов, 2003.

А.И. Яковлев

Череповецкий государственный университет

По сравнению с прошлыми избирательными кампаниями избирательные кампании 2011-2012 г. отличались неуверенностью партии власти («Единой России») в убедительной победе на выборах в Государственную Думу в 2011 г. и непредсказуемостью победы кандидата в президенты В.В. Путина в 2012 г. В связи с этим они характеризовались особенностями предвыборной агитации, политическими технологиями, которые использовались властью и оппозиционными партиями для воздействия на избирателей. Это относится прежде всего к президентским выборам, когда оппозиция выразила недоверие к результатам голосования за «Единую Россию» и организовала массовые акции протеста. Они повлияли на резкое изменение политических технологий всех участников избирательного процесса в ходе президентских выборов.

В ситуации некоторой неопределенности победы ЕР и В. Путина усилилось стремление и системной и

несистемной оппозиции не допустить победы ЕР на выборах в Госдуму, обеспечить контроль над парламентом оппозиции и тогда, в случае победы В. Путина на президентских выборах, лишить его возможности, как президента, опоры на парламентское большинство. Это создавало бы совершенно новую политическую ситуацию и соотношение социальнополитических сил в обществе.

Учитывая то, что политика и деятельность ЕР вызывала глухое недовольство населения и критику оппонентов, а также снижение реального рейтинга правящей партии (в июле 2011 г. в крупных городах составил до 20 %, а в сельских районах до 35 %) [5].

В. Путин принял решение создать Общероссийский Народный Фронт, чтобы обеспечить победу ЕР на выборах в Госдуму и получить поддержку парламентского большинства для реализации функций президента, обеспечения стабильности и управляе-

мости политической системы, преемственности власти и сохранения существующего режима.

Народный фронт должен был объединить близкие по духу политические силы, повлиять, прежде всего, на позицию колеблющихся избирателей и ослабить электоральную базу оппозиции. На этапе выборов в Госдуму НФ был направлен не против антисистемной оппозиции, которая не колебалась и принципиально выступила против ЕР и В. Путина, а против системной оппозиции, прежде всего против парламентских партий – КПРФ, СР, ЛДПР.

Взаимоотношения между ЕР, В. Путиным и ОНФ состояли в том, что НФ объединялся вокруг В. Путина как общенационального лидера, как премьера, а не председателя партии ЕР. Народный фронт был нужен В. Путину особенно в преддверии президентских выборов, в чем и состояла одна из главных целей его создания. Чем ближе к дню выборов в Госдуму, тем больше В. Путин дистанцировался от ЕР. В глазах общественного мнении через СМИ В. Путин все больше идентифицировался с НФ, чем с ЕР. И это помогало НФ влиять на избирателей, а в итоге

–набирать голоса партии власти.

Всвязи с созданием НФ, с необходимостью завоевания с его помощью победы ЕР на думских выборах, обеспечения поддержки широких социальных слоев, гражданского общества руководство ЕР впервые за всю историю нашей страны решило провести праймериз – всенародные предварительные выборы.

Данное мероприятие было подано через СМИ как проявление наибольшей свободы волеизъявлении, возможности населения влиять на выбор депутатов Государственной Думы, проявления демократичности правящей партии, ее тесной связи с массами. Список ЕР можно было подать как выражение народного волеизъявления. Другие же политические партии, которых ЕР обвинила в недостаточной демократичности, открытости, оценила праймериз ЕР как популистскую акцию из арсенала предвыборных технологий: это было недалеко от истины.

На фоне ослабления рейтингов ЕР другие политические партии развернули активную избирательную кампанию, которую направили против ЕР, которую обвиняли в различных просчетах, недостатках и прежде всего в коррупции. Не случайно главным лозунгом, который подхватили все оппозиционные партии был лозунг: «Против жуликов и воров».

На выбор избирателей значительное влияние оказала война партий за рейтинги. Борьба рейтингов представляла собой манипулирование массовым сознанием избирателей. Избиратели находились под воздействием разнообразных и отчасти противоречивых рейтингов, не зная, на что ориентироваться. Они больше заблуждались, чем понимали реальную ситуацию. Это затрудняло их реальный выбор. Началась «война» партий за рейтинги.

Врезультате выборов в Государственную Думу 4 декабря 2011 г. ЕР получила лишь 49,34 %, потеряв 14,96 % голосов по сравнению с выборами в 2007 г;

КПРФ – 19,9, прибавив 7,62 %; СР – 13,24 %, прибавив 5,5 %; ЛДПР – 11,67 %, прибавив 3,53 %. «Ябло-

ко», «Патриоты России», «Правое дело» не прошли 7 % барьер, набрав соответственно 3,42 %, 0,97 %, 0,6

%. В Государственной Думе ЕР получила 238 депутатских мест, КПРФ – 92, СР – 64, ЛДПР – 58 [7].

Без новых политических технологий и, прежде всего, без создания ОНФ ЕР могла бы потерпеть политическое поражение и потерять контроль над Госдумой, а это привело бы к совсем другому раскладу политических сил и другой политической ситуации в стране с непредсказуемыми последствиями.

Главный результат выборов – консенсус между властью и обществом подвергся мощной атаке, он оказался на грани кризиса. Если за партию власти проголосовало около 50 % голосов, то это означает, что половина избирателей, в лице активных граждан, отказала ЕР в доверии. Само общество раскололось, партии власти противостояло гражданское общество. И власть сама в этом виновата, а не оппозиция и ее технологии, так как накопилось много раздражителей, на которые она не реагировала.

Немало избирателей голосовали не столько за оппозиционные партии, за их ценности, программу, сколько хотели подать сигнал ЕР о необходимости реагировать на требования гражданского общества, в том числе с помощью давления через оппозиционные партии. То есть, это означает, что партия власти, отменив в 2006 году графу «против всех», по нашему мнению, совершила ошибку. В итоге за КПРФ, ЛДПР и эсеров проголосовали не только их поклонники, но и прочие «несогласные». А если бы они проголосовали «против всех», удельный вес оппозиции при делении мандатов оказался бы меньше.

Парламентские выборы ЕР в целом выиграла с традиционными политическими технологиями, административным ресурсом, информационным диктатом, контролем над избирательными урнами. Это взорвало оппозицию. Власть сама допустила ошибку.

Результаты выборов в ГД вызвали такие многотысячные митинги протеста против «нечестных выборов», которых не было даже в 90-е годы. Напор протестной волны в Москве в декабре 2011 г. начали сравнивать с февралем 1917 г. в Петрограде.

Участники митингов требовали отмены, по их мнению, сфальсифицированных выборов, отставки главы ЦИК Чурова и проведения новых открытых и честных выборов [1].

Многие неангажированные люди, не являвшиеся ранее сторонниками какой-либо оппозиции, не верили в победу ЕР на фоне того, что в 15 региональных центрах ЕР проиграла КПРФ, СР и ЛДПР [2].

Митинги и акции протеста могли кардинально изменить общественно-политическую ситуацию в стране накануне президентских выборов. Период аполитичности, общественной апатии завершался. Начался массовый протест.

Вся оппозиция, и системная и несистемная стремились не допустить победы Путина со значительным перевесом над своими оппонентами, чтобы можно было оспаривать результаты выборов. Лучший вариант – поражение Путина в первом туре. Во втором туре они были согласны отдать голоса Зюганову, чтобы не допустить Путина к власти.

Усиливающиеся акции протеста после думских выборов, ожесточенная борьба между кандидатами в

президенты, гипотетическая угроза оранжевой революции потребовали от Путина и его команды использовать принципиально новые технологии, методы агитации. В декабре 2011 г. Путин провел заседание координационного совета ОНФ и заявил, что в ходе предвыборной кампании он намерен опереться именно на ОНФ, а не на ЕР. Премьер предложил создать свой предвыборный штаб на базе этого общественного движения, которое, по его словам, являлось надпартийным и объединяло людей с самыми разными политическими взглядами, однако объединенных одними базовыми ценностями развития нашего государства.

Главная стратегическая цель Путина и его штаба состояла в том, чтобы обеспечить победу в первом туре с уверенным большинством голосов, чтобы у оппозиции не было серьезных оснований для оспаривания результатов выборов и объявлением их нелегитимными. Ибо во втором туре, в случае незначительного большинства по сравнению со своим возможным оппонентом, оппозиция использовала бы ситуацию для того, чтобы подвергнуть сомнению результаты выборов, объявить их сфальсифицированными и получить повод, аргументы для организации массовых акций протеста с непредсказуемыми последствиями.

Для реализации поставленных целей были использованы различные технологии, государственное, административное, силовое давление сменилось на информационно-психологическое, на определенные уступки оппозиции.

Прежде всего, нужно было ослабить энергию протестных акций, которые начались после думских выборов на фоне многолюдных митингов против «нечестных выборов». Власть очень быстро среагировала на требование «креативного» класса, который стал главным субъектом протеста и требовал политических реформ. Власть не только пообещала такие реформы провести, но сразу же приступила к их реализации, восстановив выборность глав субъектов Федерации, и максимально облегчив процедуру регистрации политических партий. А это были одни из главных требований либерально настроенной и, в особенности, столичной интеллигенции, оскорбленной как результатами парламентских выборов, так и всей электоральной процедурой ЦИКа. Из рук «оранжистов были выбиты фундаментальные политические аргументы» [3].

В целом это должно было способствовать формированию общественного мнения в широких слоях общества о вменяемости власти, способности ее идти на рациональные шаги навстречу взрослеющему гражданскому обществу, его справедливым требованиям и, соответственно, влиять на позицию митингующих и избирателей.

Большое воздействие на электорат, на рост рейтинга В. Путина оказали его статьи по экономической, социальной политике, стратегии национальной политики, демократизации политической системы, развитию вооруженных сил и оборонно-промышлен- ного комплекса, а также внешней политике. Они были адресованы практически всем социальным группам российского общества, особенно среднему клас-

су – « возмутителю спокойствия» в крупных городах. У всех порождалась надежда на удовлетворение их самых различных интересов и потребностей, возрождалось чувство оптимизма, надежда на лучшее будущее.

Идеологическая особенность этих статей состояла в том, что в них отчасти нашли отражение требования, с которыми выступали кандидаты в президенты всех других политических партий и ряда оппозиционных сил. В них присутствовали и консервативные и либеральные и социал-демократические, и левые ценности. Всячески педалировался государст- венно-патерналистский и даже левопатриотичесий уклон самого Путина, который аппелировал к национальным и патриотическим лозунгам. Он демонстрировал себя как идейного приверженца «социальной модели государства».

Исключительно важную роль сыграло использование властью «антиоранжевой» технологии. Была публично сформулирована угроза «цветной революции». Власть развернула мощную «антиоранжевую пропаганду», которая диффамировала протестных лидеров, организовала и провела целую серию антиоранжевых манифестаций в Москве и других городах.

Штаб Путина исключительно удачно использовал и фразеологию радикальных либералов, несистемной оппозиции, которые заявили: люди, которые будут голосовать за Путина, поддерживают власть – это совки, быдло, рабы, скоты. Естественно, это вызвало открытое и молчаливое возмущение огромной части избирателей, тех, кто живет не на доходы, а на зарплату, кто непосредственно занят производительным трудом. Это способствовало укреплению «путинского молчаливого большинства» и было началом конца «оранжевой революции».

По данным социологов, за В. Путина голосовали около 60 % тех, кто в душе одобрял митинги оппозиции на Болотной площади. Они были за позитивные перемены, но на базе существующей стабильности и продолжения позитивных реформ. И связывали свои надежды с Путиным [4].

Впроцессе избирательной кампании штаб Путина, используя политтехнологи, добился определенной диффамации либерал-радикалов, породил противоречия между системной и несистемной оппозицией, а также внутри несистемной оппозиции, между радикальными либералами и леваками, националистами, между либералами и вменяемой интеллигенцией, использовал противоречия между «простым народом» и «креативным классом» и добился поддержки большинства избирателей.

Врезультате использования новых технологий В. Путин получил 63,6 % голосов. Это был триумф, учитывая, на каком фоне и как нервно шла избирательная кампания. Если в 2000 г. он получил поддержку 52,99 % избирателей, в 2004 – 71,31 %, то сейчас в условиях ожесточенной борьбы, новых, грязных технологий – 63,6 % [6].

Избирательная кампания была очень ожесточенной, но впервые выборы были более честными, прозрачными, и результаты их почти никто не оспаривал. Ни системная (кроме Зюганова), ни несистемная

Блог (blog – англ.) – дневник, сетевой журнал одного или нескольких авторов, организованный в обратнохронологическом порядке. Первое упоминание о блогах относят к 1992 году, а массовое распространение сетевых журналов началось с 1996 года. «Если не дробить, то на сегодняшний день есть довольно широкая практика использования образовательных блогов в четырех функциональных применениях: блог для профессионального сообщества, личный блог учителя-предметника, блог для поддержки учебного проекта, блог-конспект, или блог для упаковки учебного содержания какой-то темы» (Людмила Рождественская).

В июне 2012 я создала собственный информационный блог «Литература Вологодского края»

http://lanasvetrodina.blogspot.com .

Цели блога на данном этапе таковы.

∙Информационная.

∙Творческая.

∙Образовательная.

∙Развивающая.

Я веду в блоге «Литература Вологодского края» рубрики (проекты):

∙«Книжная полка»,

∙«Полезные сайты и блоги»,

∙«Поэтическая антология»,

∙«Мои методические разработки»,

∙«Мои эссе и рецензии».

Этот блог еще совсем юн, поэтому могу предложить лишь некий скромный методический коммен-

тарий. Личный блог помогает в поддержке и продвижении чтения и книги в учебной деятельности. Теперь, когда читающие ученики (особенно старшеклассники) просят дать им список художественных и научно-популярных книг для внепрограммного чтения, я смело отправляю их в свой блог.

Проект «Книжная полка» предлагает ученикам книги вологодских и череповецких писателей для дополнительного чтения.

Проект «Поэтическая антология» знакомит с хорошими вологодскими и череповецкими поэтами и их стихотворениями.

Проект «Мои эссе и рецензии» помогает формировать умения и навыки написания сочинений в жанре эссе, рецензии, отзыва, аннотации. На уроках русского языка и литературы в 9-10 классах я предлагаю для обсуждения свои рецензии и эссе, опубликованные в блоге.

Методические и технологические приемы использования блога учителя русского языка и литературы в учебной и внеклассной деятельности.

∙Публикация творческих работ учеников (по желанию).

∙Публикация рецензий учителя на творческие работы учащихся.

∙Публикация творческих работ педагогов (по желанию).

∙Обсуждение эссе учеников и учителей в «Комментариях».

∙Публикация учителем рекомендательных списков художественных и научно-популярных книг.

∙Создание авторских ученических страниц типа «Моя книжная полка».

∙Создание обучающих веб-квестов.

∙Создание и применение опросников и анкет.

∙Использование в блоге ученических мультимедийных презентаций, Prezi – презентаций, видео, изображений, гаджетов.

∙Создание авторских «электронных книг», например, сборника любимых стихов, сборника лучших сочинений.

∙Создание и использование в обучении тематического «облака слов».

∙Использование «документов Google» в образовательном блоге.

УДК 94(47).084

∙Применение «Google книг» в блоге.

∙Использование сервисов по созданию карт для самоконтроля.

∙Создание и использование в обучении интерактивных викторин, игр, тренажеров, тестов.

∙Использование сервисов по созданию интел- лект-карт.

Литературное наследие Вологодской области уникально. Изучение его способствует актуализации специальных знаний, умений, навыков и компетенций обучающихся, совершенствованию краеведческой работы. Кроме того, данный блог является формой реализации регионального компонента «Литература Вологодской области».

А.А. Яскунова

Вологодский государственный педагогический университет

История повседневности как самостоятельная отрасль изучения прошлого возникла сравнительно недавно, в 1960-е гг. XX в. К общетеоретическим истокам истории повседневности относятся работы Э. Гессерля, А. Шютца, Н. Элиаса. В зарубежной историографии можно выделить два основных направления истории повседневности. Первое, разработанное историкам французской школы «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ж. Ле Гофф, Ф. Бродель). В частности, Бродель предложил видеть в экономике любого общества два уровня структур: жизни материальной и жизни нематериальной, охватывающей человеческую психологию и каждодневные практики. Второй уровень и был назван им «структурами повседневности». К ним он отнес то, что окружает человека и опосредует его жизнь изо дня в день – географические и экологические условия жизни, трудовая деятельность, потребности, возможности их удовлетворения. Для такого всестороннего изучения был необходим анализ взаимодействий между людьми, их поступков, ценностей и правил, форм и институтов брака, семьи, анализа религиозных культов, политических организаций социума. Продолжавшие «линю Броделя» французские историки Школы «Анналов» скрупулезно изучали взаимосвязи между образом жизни людей и их ментальностями, бытовой и социальной психологией [3, с. 5 – 6].

Второе направление представлено исследователями скандинавской, немецкой и итальянской, американской школ. В своих исследованиях историки данного направления использовали микроисторический подход. Значимость микроисторического подхода в исследовании повседневности определяется: во-первых тем, что он позволил принять во внимание множество частных судеб. Во-вторых – апробация

методик изучения несостоявшихся возможностей. В- третьих, подход определил новое место источников личного происхождения. В-четвертых, микроисторики поставили задачей своего исследования исследование вопроса о способах жизни и экстремального выживания в условиях войн, революций, террора, голода [3, c. 6]. Общим для данных подходов является изучение истории «снизу» и «изнутри», междисциплинарность исследований ипривлечение источников личного происхождения.

Отечественными исследователями так же проведена большая работа по вычленению истории повседневности в самостоятельную отрасль изучения прошлого. Первопроходцами в этом отношении были историки-медиевисты А.Я. Гуревич и Ю.Л. Бессмертный, выдвинувшие на первый план изучение обычного существования прошлых поколений, способы их выживания, привычки жизнедеятельности в быту, на работе, отдыхе и празднике, ритуалы их общения. Осмысление термина «повседневность» нашло отражение в работах Ю.А. Полякова, Н.Л. Пушкаревой, И.Б. Орлова. Российские исследователи изучают повседневные практики с различных исследовательских позиций: 1) с позиции символов советской эпохи (Н.Б. Лебина); 2) изучение производственной и бытовой повседневности (С.В. Журавлев, А.Н. Чистиков, В.Н. Томилин); 3) поведенческие практики в период социальных катаклизмов (И.В. Нарский, Н.Б. Лебина); 4) изучение общественного мнения и ментальностей, социальной памяти (Е.Ю. Зубкова, Е.И. Кознова); 5) изучение судеб «рядовых» людей (Н.Н. Козлова)

Благодаря работам отечественных и зарубежных ученых определено исследовательское поле, в рамках которого необходимо работать историкам повсе-

дневности. К феноменам, определяющим повседневное существование, оказалось возможным отнести целый ряд объектов, которые можно классифицировать как: 1) природные и естественные (среда обитания, вещи, культура питания, способы поддержания здоровья), 2) социальные (профессиональная деятельность, общественные коммуникации, поведение), 3) ментальные (общая культура, гендерные и возрастные установки) [1].

«Повседневность является частью социальной реальности, определенной целостностью духовноментального и материального, необходимым условием общественной жизни, которая разворачивается в социальном пространстве и времени в сферах быта, труда и досуга с помощью различных видов деятельности» [2]. По мнению А.С. Сенявского [5, c. 13], на практике повседневность какого-либо общества не может быть изучена во всей полноте из-за масштабности предмета изучения, речь может идти о типологии повседневности и об «образах» повседневности, которые являются иллюстрациями конкретных элементов типологии. Именно поэтому на первый план сегодня выходят работы, изучающие различные аспекты истории повседневности. Одним из таких аспектов является трудовая повседневность колхозной деревни.

Обращение к трудовой повседневности значительно расширяет представления о трудовой деятельности, как о важнейшей составляющей жизни колхозника. Хозяйственная культура и трудовая деятельность – ведущие составляющие повседневной жизни сельского человека. Несмотря на огромное количество определений термина повседневность, охватывающих огромные временные и географические рамки и совершенно противоположные друг другу процессы, человек всегда, так или иначе, находится в процессе выполнения какой либо работы. И, по мнению Н. Л. Пушкаревой, одна из задач исследователя – « в изучении каждодневных обстоятельств работы, мотивации труда, отношений работников между собой и их взаимодействий (в том числе и конфликтных) с представителями администрации и предпринимателями» [4].

В исследованиях культурологического плана термин трудовая повседневность зачастую подменяется на хозяйственную культуру, трудовую культуру и т.п. Понятие хозяйственная культура определяется как система определенных ценностей, смыслов, знаний и традиций, обеспечивающих мотивацию и регуляцию хозяйственной деятельности, определяющих форму ее существования, восприятия ее обществом [6, c. 10]. Изучение хозяйственной культуры имеет определенные традиции в историографии. Советские историки изучали общественный труд как на макроуровне (Л. Абалкин, А.Г. Аганбегян, А.Г. Здравомыслов), так и на микроуровне, изучение социалистического образа жизни (Н.Н. Панова, Б.В. Ракитский, М.Н. Руткевич, Э.В. Струков). В 1990-е годы начался новый этап в изучении хозяйственной культуры. Так, О.А. Платонов на материалах русского фольклора исследовал идеалы и ценности российской хозяйственной культуры, их трансформации в

советский период [6, с. 4 - 5]. Значительный вклад в развитие социологии аграрной сферы, в изучение социальной структуры населения и особенностей взаимодействия классов внесли Ю.В. Арутюнян, В.И. Староверов, Т.И. Заславская, Р.В. Рывкина и другие исследователи. Советские историки-аграрни- ки в целом уделяли большое внимание организации производства, в меньшей степени рассматривая деятельность самих людей в процессе сельского производства.

В конце 1990-х гг. – начале XXI в. исследователи начали изучать массовые повседневные практики советского общества, в том числе хозяйственной культуры. В начале XXI века одной из ведущих тем в изучении советской повседневности стала мотивация труда, ежедневные обстоятельства работы, взаимодействия работников с администрацией и между собой в общественномпроизводстве, а также восприятие современниками проблемпроизводительности труда, трудовой дисциплины и др. (Н.Л. Пушкарева, И.М. Пушкарева, М. Ван дер Линден, А.М. Маркевич, А.К. Соколов) [6, с. 6]. Современные историкиаграрникиизучают вопросы социального расслоения колхозного крестьянства (М.А. Безнин, Т.М. Димони, В.А. Бондарев, М.Н. Глумная, Л.В. Изюмова), трудовых повинностей (В.П. Попов, В.Ф. Зима, М.А. Безнин, Т.М. Димони, Л.В. Изюмова), социального протеста деревни (Т.М. Димони, М.В. Левкова), повседневной жизни колхозников, их быта, культуры, семейного уклада и т.д. (Л.В. Лебедева, И.Е. Кознова).

Несмотря на богатую историографическую традицию, понятие хозяйственная культура – более широкое, охватывающее не просто аспекты трудовой деятельности, но и определенный жизненный уклад, повседневные трудовые практики и практики жизнеобеспечения. Трудовая повседневность – это более конкретное и лаконичное определение, представляющее собой описание трудовых будней и основных аспектов характеризующих основные особенности трудовой деятельности.

Литература

1. Банникова Е.В. Повсдневность как объект истори-

ческого исследованияю. – URL: http: //sisp.nkras.ru- //issues/2011/3/bannikova.pdf

2.Полякова И.П. Повседневность в социальнофилософском контексте: теоретико-методологические анализ. Дис. … д-ра филос. наук. – М., 2011.

3.Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности» // Женская повседневность в России в XVIII – XX вв.: материалы международной научной конференции 25 сентября 2003 г. Тамбов, 2003.

4.Пушкарева Н. История повседневности. – URL:

http: //www.krugosvet.ru

5.Сенявский А.С. Повседневность как предмет исторического исследования: теоретико-методологические проблемы // Повседневный мир советского человека 1920 – 1940-х гг. – Ростов н/Д., 2009. – С. 13.

6.Сидорова Г.П. Советская хозяйственная культура повседневности в массовой художественной литертуре 1960 – 1980- х гг.: ценностный аспект / Г.П. Сидорова. – Ульяновск: УлГТУ, 2011. – С. 10.