IV. Что дает нам разработка темы аутопойезиса информационных объектов?
Вводя понятие «аутопойезиса» в социологию вещей, мы получаем дополнительную возможность привключить в исследовательские практики по меньшей мере три усиливающих наши возможности фактора.
Первый из них — это привлечение исследовательского потенциала современных коммуникативных теорий, где аутопойезис успешно реализуется в изучении, к примеру, таких вопросов, как массмедиа [12].
Второй фактор заключается в привлечении понятийного аппарата современных математических неклассических информационных теорий и теорий сложных систем — неравновесных, необратимых, диссипативных, эргодических и др. К примеру, вышеупомянутая конечная («прозрачная») вещь-инструмент получает неожиданную интерпретацию в терминах динамической теории информации [13] — как «консервативная система». От такой интерпретации мы только обретаем новые и весьма значимые для продвижения в выбранном направлении смыслы. В этом же ряду возможность привлечения смысловых обертонов понятия эмерджентности — неалгоритмизируемой и невычислимой сложности, которая не сводится к свойствам (или сумме свойств) ее частей; или — интерпретации «эргодичности» — выражающей непредсказуемость и неопределенность эволюции сложных математических объектов, когда процессы порождения новых качеств и уровней сложности «не являются инвариантными относительно времени» и «характеризуется необратимостью по отношению к его течению».
Третий фактор. Дело в том, что, описывая аутопойезис традиционным языком (словарем) субъект-объектного познания, мы обречены пользоваться старыми мыслительными схемами. Н. Луман, к примеру, для своего ухода от классической философской фигуры «субъект — объект», успешно привлек базовые понятия и смыслы из «логики различений» Дж. Спенсера Брауна [14]. В этой связи весьма важным представляется обогащение словаря объект-центричного подхода посредством использования словарей и понятий из пограничных областей знания — теории коммуникации, динамической/неклассической теории информации (Д. Чернавский), неравновесной динамики (А. Пуанкаре, А. Колмогоров, Х. Хопф, В. Арнольд и др.), теории катастроф и перестроек (В. Арнольд) и др.
Для естествознания подобная концептуализация вполне обычное дело, тогда как в социальных науках она все еще расходится с традиционными представлениями. Не следует, конечно, призывать к прямому переносу терминов и понятий из одной области знания в другую — из естествознания и точных наук в социально-гуманитарную область. Речь идет о том, что, поскольку мы столкнулись «ожившими вещами» (высокотехнологическими информационными объектами), нелишне было бы поинтересоваться теми актами интеллектуального воображения, которые предложили ученые из других областей знания, столкнувшись с чем-то подобным. В этом пункте следует прислушаться к Ричарду Рорти, считавшему основным достоинством интеллектуала уметь «соприкасаться с ныне достигнутыми пределами человеческого воображения» [15]. И хотя интеллектуальное воображение ныне имеет пределы, обусловленные временем, их все же можно бесконечно раздвигать. К чему и призывает автор настоящей статьи.
СНОСКИ
1 Интересно, что в целом в «Бюсте Тиберия» И. Бродским схвачена природа «естественной машины» абсолютной власти, уничтожения и подавления, которую передает не разум тирана («равнодушного чудовища»), а то, «что ниже подбородка». Отсюда странные на первый взгляд строки: «Причин на свете нет, есть только следствия…» или те, что предваряют процитированные в тексте три строки: «Что до сказанного мной, / мной сказанное никому не нужно — / и не впоследствии, но уже сейчас».
Литература
1. Maturana H. R., Varela F. J. Autopoiesis and Cognition. The Realization of the Living. Dordrecht, 1980. P. 78.
2. Обсуждаем статью «Автопоэзис» (Филатов В. П., Князева Е. Н., Антоновский А. Ю.) // Эпистемология & философия науки. 2008. № 3; Конструктивизм в эпистемологии и науках о человеке (материалы «круглого стола» // Вопросы философии. 2008. № 3.
3. Кнорр-Цетина К. Социальность и объекты. Социальные отношения в постсоциальных обществах знания // Социология вещей/ Под ред. В. Вахштайна. М.: Территория будущего, 2006. С.267—306; Кнорр-Цетина К., Брюггер У. Рынок как объект привязанности: исследование постсоциальных отношений на финансовых рынках// Социология вещей. С.307—341; Ло Дж. Объекты и пространства // Социология вещей. С.223—243.
4. Кнорр-Цетина К., Брюггер У. Рынок как объект привязанности: исследование постсоциальных отношений на финансовых рынках// Социология вещей. С. 317.
5. Rheinberger H.-J. Experiment, Difference, and Writing: I. Tracing Protein Synthesis// Studies in the History and Philosophy of Science. 1992. Vol. 23. № 2. P. 305—331.
6. См.: Латур Б. Когда вещи дают отпор: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки// Социология вещей. С. 342—362.
7. Кнорр-Цетина К., Брюггер У. Рынок как объект привязанности: исследование постсоциальных отношений на финансовых рынках// Социология вещей. С. 318.
8. Веллман Б. Постоянство и преобразование Комьюнити // Доклад Законодательной комиссии Канады. Ассоциация Веллмана, 2001. С. 14.
9. Луман Н. Введение в системную теорию/ Пер. с нем. К. Тимофеева. М., 2007.
10. Антоновский А. Ю. Никлас Луман: эпистемологическое введение в теорию социальных систем. М., 2007.
11. См.: http://www.intalev.ru/agregator/press/id_37941/
12. Луман Н. Медиа коммуникации / Пер. с нем. А. Глухов, О. Никифоров. М.: Логос, 2005.
13. Чернавский Д. С. Синергетика и информация. Динамическая теория информации. М.: Наука, 2001.
14. Spencer Brown G. Laws of Form. London: Allen and Unwin, 1969.
15. Рорти Р. Упадок искупительной истины и подъём литературной культуры // Сравнительная философия. Моральная философия в контексте многообразия культур. М.: Восточная литература, 2004. С. 33—50.
_______________________________________
Ивахненко Евгений Николаевич - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социальной философии Российского государственного гуманитарного университета
© Информационное общество, 2009, вып. 1, с. 34-41.
Конец формы