Будберг_выдержки

Только люди, выросшие в атмосфере собраний, речей, судоговорении и прочих способов словесных турниров, способны верить в действенность слов над массами; такая атмосфера — привычное поле для разных пустобрехов, искусных в заговаривании толпы, в подъеме ее настроения, в навязывании ей предвзятых идей, в срыве аплодисментов, в выносе желательных и большей частью непонятных толпе резолюций. Но все это хорошо только в небольших размерах и в отношении к массам определенного состава и в определенной обстановке.

Но когда дело переходит на такие масштабы, как армия и население целой страны, то вся действенность таких зовущих к долгу, лишениям и смерти воззваний сводится к нулю. В том же жестоком деле, которое именуется войной, эти способы воздействия на массу не имеют никакого реального значения; пусть спросят искренних командиров и участников войны про значение таких приказов для войск, и они честно вам ответят, что никто этими приказами не интересовался, большинство их не читали и практическое значение их ноль (конечно, это не относится к приказам, дающим преимущества, льготы, награды, деньги и т. п.; такие приказы выучиваются наизусть).

Но эти воззвания довольно действенны в руках организаций, борющихся с наличной властью, что объясняется, с одной стороны, известной однородностью состава таких организаций, а с другой — российской привычкой быть в оппозиции начальству и власти и делать ей разные подвохи; все антиправительственное усердно, до пота распространяется, переписывается и нарасхват, взасос читается; добровольных разносителей, до министров включительно, хоть отбавляй. Правительственная же литература, даже самая полезная и необходимая, гниет в канцеляриях и архивах, печатается в казенных изданиях, читается только чиновниками, а если попадает к обывателю, то главным образом для критики, зубоскальства и ругани по адресу начальства и власти.

Субсидируемая печать сопровождает правительственные воззвания патриотическими передовицами и восхвалениями, но и это — только трата бумаги и сотрясение воздуха, без какой-либо реальной пользы. /203/

Возможность душевного и героического подъема народных масс должна быть заложена в душе народа; подъем этот вызывается глубокими, большей частью материальными причинами и вызываемыми ими переживаниями и эмоциями.

Какую реальную силу могут иметь истерические воззвания далекой, чуждой, бесполезной, неприятной, а местами ненавистной власти к не верящему ей ни на грош населению, смотрящему вообще на власть как на нечто способное творить только неприятное.

Я думаю, что такие воззвания даже вредны, ибо все привыкли, что они начинают испускаться властью в тяжкие для нее времена, а это сейчас поддает пару всему ожидающему падения этой власти и мечтающему водвориться на ее место.

В былые времена верховная власть никогда не опускалась на это взывательское дно: она или распространяла милость, или глухо рокотала, метала громы и скорпионы, или повелевала и приказывала.

На заседании Совета Министров я поднял вопрос о крайней нежелательности таких воззваний и о необходимости оградить адмирала от толкающих его на такие шаги; при этом выяснилось, что члены совета узнали про эти воззвания только из газет. Что ни говори, а странное у нас правительство!

Прочитал в ставке донесения Лебедева и Сахарова; вспомнил худшие времена великой войны и довольно многочисленный у нас класс старших начальников, которые требовали от войск «или неприятельских пушек, или огромных потерь», причем последние были нужны для доказательства, что эти железные герои употребили все усилия для победы и что они воспитали такие войска, которые можно укладывать до последнего.

Так и в прочитанных мной телеграммах сугубо подчеркиваются огромные потери, понесенные некоторыми частями; отовсюду лезет желание показать, что все было задумано гениально и так же гениально и решительно проведено, но богу браней было не угодно осенить нас своей благодатью.

Чем сильнее потери, тем преступнее те, кто создал обстановку, эти потери вызвавшую. /204/

Теперь уже несомненно, что, по шалой фантазии двух попавших к власти честолюбцев, в придачу к трем расстроенным и небоеспособным армиям мы уложили наиболее сохранившиеся части Западной армии и все последние резервы. Все это создает самые мрачные перспективы: фронт обратили в лохмотья; тыл покрыт очагами все разрастающихся восстаний; вместо сильного правительства беспомощная говорилка; наверху честный и искренний, но дряблый, безвольный, не знающий жизни и дела человек, плененный кучкой политиканов и честолюбцев, задорных юнцов, безграмотных и в своем и в общегосударственном деле, но решительно и властно творящих разные шалые эксперименты. Идет смехотворная игра во всероссийское правительство при полной импотенции что-либо действительно властно приказать или решительно провести.

Сведения от привезенных с фронта раненых офицеров, даже с поправкой на неизбежное обострение пессимизма, самые тревожные: пока был успех, солдаты шли вперед довольно охотно, но после первых недель поворота военного счастья в пользу красных настроение резко переменилось, и началось массовое дезертирство набранных приволжских и уральских мобилизованных; сейчас большинство не желает воевать, не желает обороняться и пассивно уходит на восток, думая только о том, чтобы не нагнали красные; этот отступательный поток увлекает с собой немногие сохранившие порядок и боеспособность части и отдельных с непоколебленным духом солдат и офицеров.

Наполнение рядов негодным мобилизационным элементом оказалось роковым: в потоке шкурятины растворились геройские остатки истинных борцов за идею и за спасение родины.

Офицеры не скрывают, что многие части по неделям не видят красных, которые идут за ними в нескольких днях расстояния; у тех тоже мало охотников воевать, но там это нежелание парализуется расстрелами и применением сзади коммунистических револьверов и пулеметов.

Много нареканий на офицерские укомплектования, состоящие по преимуществу из насильно набранных и укрывавшихся от призыва офицеров и из вновь выпущенных юнкеров краткосрочных школ очень неудовлетворительного качества. /205/

Жалуются, что при малейшей неустойке первыми сдают офицеры; объясняют это боязнью красного плена и недоверием к своим солдатам, обостряющимся всегда, когда часть попадает в опасное положение и надвигается вероятность ее плена или перехода на красную сторону.

Бывший у меня по вопросам снабжения ротмистр анненковской бригады подтвердил, что даже конные части не всегда в соприкосновении с красными; группы же Гривина и Вержбицкого отходят без боев, причем штаб Гривина, уходя впереди всех и находясь верстах в 70 от своих войск, фабрикует донесения об упорных боях и наносимых красным потерях.

Любовь к дутым и ложным донесениям — наша старая болезнь, полученная на Кавказе и в Туркестане, широко развившаяся во время боксерского восстания и японской войны (когда на этом создались многие военные карьеры и многие геройские репутации) и махрово расцветшая в великую войну.

Сейчас эта мерзость практикуется вовсю; врут и фабрикуют донесения почти все; ближайшее начальство это знает, но смотрит сквозь пальцы и само идет по той же дорожке; спрос на победы, успехи, трофеи и одоления вверху огромный, и посылаемый туда материал собственного изготовления охотно и бесконтрольно принимается на веру и щедро награждается; мало кто удержался от того, чтобы не присосаться к этому источнику наград и повышений; есть, конечно, исключения, но они наперечет и очень не в моде.

Еще в Харбине я видел протест офицеров 2-й Сибирской дивизии по поводу раздувания взятия Перми как громкой победы и по поводу ношения на погонах вензелей Гайды и Пепеляева; взятие Перми было лихим налетом, произошло очень легко, и никакой победы там не было.

Но кому известны эти одинокие протесты? Что они могли сделать, когда кругом фронтовых сатрапчиков и тыловых атаманов образовалась опричнина купленных, прикормленных и специфически (до известного предела) преданных башибузуков, ценящих выгоды создавшегося положения и готовых, не моргнув глазом, перервать глотку тому, кто захочет изменить это положение не в их сторону. /206/

6 сентября

Не мало затруднений в деле заготовки снабжений чинят нам милые наши интервенты, любящее плотно и хорошо покушать; сейчас они навалились на ограниченные запасы Средней Сибири и изрядно их подсасывают; конкурировать с ними мы не можем, ибо они выменивают необходимое им довольствие у населения на разные товары и этим привлекают к себе весь сбыт. Очень много жалоб на безобразия и насилия чинимые польскими войсками в районе Ново-Николаевска; эти не стесняются грабить, производить насильственные фуражировки, расплачиваться по ничтожным ценам и захватывать наши заготовки, эшелоны и баржи с грузами.

На наши жалобы, обращенные к Жанену, не получаем даже ответа; польское хозяйничанье особенно для нас обидно; чехам мы все же обязаны и часть их дралась вместе с нами за общее дело; польские же войска создались у нас за спиной из бывших пленных и наших поляков, взявших с России все, что было возможно, а теперь заделавшихся польскими подданными и укрывшихся от всяких мобилизаций и военных неприятностей в рядах польских частей.

Очень много нареканий на безобразия, учиняемые весьма экзотическими морскими командами ручной флотилии; они разрушили нам весь план Тюменской эвакуации, забрав приготовленные для нее пароходы; теперь они плывут по Оби, возмущая своим безобразиями местное население и забирая разные запасы.

Очень тяжело положение с эвакуацией, так как потеря западных каменноугольных районов вызвала необходимость подавать уголь с востока с Черемховских копей и притом в таком размере, чтобы образовать теперь зимние запасы и обеспечить себя от того тяжелого угольного голода, который был так остр в прошлую зиму.

Но молодецкое М. П. С. находится в опытных руках и личный состав его работает выше всякой похвалы, успешно преодолевая все эти трудности.

7 Сентября. Маленький, но характерный фактик из нашей будничной жизни; послал проверить, как идут работы, производимые министерством народного просвещения на данные ему мной 12 миллионов рублей, по постройке бараков; скоро осень и бараки должны были быть готовы; тогда мы могли бы освободить занимаемые нами помещения учебных заведений и дать детям возможность учиться.

На самом же деле оказалось, что в двух местах привезли несколько сот бревен и, свалив их в штабеля, мирно почили; только в Атаманской гимназии произвели кое-какие работы, да и те оказались надворными постройками и службами для директора гимназии.

Теперь для меня ясно, что все завывания на тему о том, что военное ведомство захватило все учебные помещения и не дает детям учиться, были обычным препровождением времени российской интеллигенцией, смерть как любящей ругать начальство и валить на него ответственность за то, в чем сама наполовину виновата.

Я хотел узнать научилась ли чему-нибудь эта публика; я дал им все средства для постройки помещений — деньги, материалы и вагоны; оставалось только побеспокоиться и исполнить. Своим предложением я поставил их в пиковое положение, ибо лишал их возможности продолжать ничего не делать, получать содержание и натравливать на нас общественное мнение, разливая потоки гражданской скорби и демократического красноречия и облекаясь в ризы обиженных педагогов и заступников за детей. /303/

Но народ до того теперь обнаглел и опустился, что они смущались недолго; поругали меня, вероятно, за неприятное для них предложение и решили ничего не делать на основании ста и одной причины, мешающей исполнению. Они и интеллигенты, и педагоги, и демократы, и обличители, и заступники, но они не так глупы, чтобы стараться строить те здания, которые лишат их продолжения ничегонеделания и восстановят учебную жизнь.

16 Сентября. Наступление выдохлось и замерло; кое-где продолжаются небольшие стычки и мы еще сохраняем свое положение; боюсь, что это продолжится не долго, тогда вымотанные в конец части покатятся вновь назад. Остановить их и поддержать будет уже нечем; честолюбивые игроки израсходовали все ресурсы, уложили все резервы; то, что начали Ледебев и Сахаров, докончили Дитерихс и Андогский. И, если грядущая катастрофа разразится и белое движение, начатое в Сибири полтора года тому назад, окончится полным крахом, то красные окажутся очень неблагодарными, если не поставят благодарственного памятника этим белым генералам и не наградят их заочно всеми красными наградами за деятельную помощь по сокрушению сибирских армий.