ODEZhDA_BELORUSOV

Белорусскую кучму можно сравнить со средневековыми русскими высокими гор-латными шапками, которые у князей и бояр шились из дорогих мехов.

В белорусских актах упоминается шлык — зимний мужской головной убор: «и шапки дей ми тое шлыка не вернул»²¹⁰. Изготовлялся из меха различных живот­ных: «шлык расомачий», «шлык порпья-новый, белками подбитый»²¹'¹. Чаще упо­минается белиный (беличий) шлык, в кото­ром беличий мех комбинировали с красным (порпьяным) сукном. Мужчины носили шлыки из чернобурки, деву_шки — попелич-ные и собольи, а простой люд — соломен­ные. Название «шлык» Глогер выводит от турецкого Ьав1ук — меховая шап­ка в виде капюшона²¹². Белорусские крес­тьяне в XIX в. башлыком называли капю­шон, который обычно пристегивался к бур­ке — верхней одежде с рукавами.

В актовых материалах весьма часто упоминается головной убор магерка: «чапка мокгерка чорная кутнеровая, кош­товала осьм грошей»²¹³; «пограбили шап­ку магерку»²¹⁴; с пана Солецкого при убийстве, кроме всего прочего, взяли «шапку магерку, дано гроши шесть, в ней запонка золотая и з шмальцем, дано "копдве» ²¹⁵. Название этой шапки исследова­тели выводят от венгерского та^уаг — венгр Появление магерки на территории Речи Посполитой относят ко временам короля Стефана Батория. При Батории этот головной убор, кроме самого короля, носили его приближенные. У шляхты эта шапка иногда называлась еще баторовкой. В XVII в., по свидетельству Горбачевско­го, магерка являлась щегольским шляхет­ским убором из бархата либо сукна. От­личительной особенностью шляхетской магерки было украшение из перьев: «ма­герка черная с двема перы белыми жора-выми, коштовала и с пером грошей 40 лит.»²¹⁶ Во времена Сигизмунда III, ха­рактеризуя рыцаря, говорили: «Конь, ту­рок, хлоп мазурек, шапка магерка, сабля венгерка». Признаком рыцарской ловкос­ти, писал Глогер, считалось умение, сидя на коне, поднять с земли копьем магер-ку²¹⁷. Постепенно магерка становится весьма популярным головным убором не только у шляхты, но и у городского ме­щанства, крестьянства. Простые сословия магеркой называли некоторые виды вой­лочных шапок.

Войлочные магерки у крестьян в ряде центральных и северных районов Бело­руссии бытовали до начала XX в. Изго­товлялись они из белого, но чаще серого войлока, с полями разной ширины, плот­но прилегающими к тулье. Магерки, бы­товавшие у мещан и простого народа, не украшались запонками и перьями.

По свидетельству 3. Глогера, в сред­ние века из Польши в Литву вывозили либо готовые магерки, либо мягкий тол­стый материал, из которого их изготавли­вали ²¹⁸. В XIX в. было налажено про­изводство магерок в белорусском местеч­ке Дрибин Могилевской губернии.

Весьма распространенным головным убором, известным почти у всех сословий средневековой Белоруссии, была шляпа капелюш. Название убора, представляю­щее кальку с латинского карреПиз, скорее всего усвоено белорусами от поляков, у которых уже в документах XV в. упоми­наются капелюшники — специальные мас­тера по изготовлению этих, а возможно, и других головных уборов. В Речи Посполи­той известно было и цеховое производст­во капелюшей. Были капелюшники и в бе­лорусских городах (в Гродно и др.).

Белорусские крестьяне вплоть до нача­ла XX в. либо покупали мужские голов­ные уборы, либо шили их у ремесленни­ков, которые странствовали по деревням в зимнее время, тогда как другие компо­ненты костюма изготавливали преиму­щественно своими силами в домашних ус­ловиях.

У простого сословия наиболее распро­страненными были капелюши, плетенные из соломы. У шляхты, городского мещан­ства, а также и у крестьян широко бытова­ли войлочные капелюши. Последние из­готавливались в XVIII в. из украинской шерсти в Махновце недалеко от Бердиче-ва на фабрике киевского воеводы П. По­тоцкого и в свое время имели широкий спрос во, всех русских землях .

У магнатов капелюши были из дорогого сукна и бархата: «капелюши оксамиту чорного»²²⁰. В источниках упоминается капелюш бобровый, украшенный рядом блестящего жемчуга. Вообще же капелю­ши украшались пряжкой и лентой — «крепои» .

Некоторые головные уборы носили в строго определенной социально-сословной среде. Для духовенства, например, наи­более типичной была скуфья — маленькая шапочка, прикрывающая только макушку. Небольшая шапочка типа скуфьи или русской тафьи — «ялмонка» — значится в списке одежды короля Сигизмунда-Августа. «Ялмонку» из собольего меха король носил под гусарской шапкой. Точно так же русские цари и бояре на па­радные и торжественные выходы надевали тафью, на нее колпак, а на колпак горлат-ную шапку.

Казаки, которых немало проживало в пределах Великого княжества Литовско­го, имели свои головные уборы — яло-мы — бараньи шапки, обычно черного цвета, с обвислым верхом. У яломов, ко­торые носили надворные казаки, верх был из красного сукна, украшенный гарусной либо серебряной кистью ²²².

У белорусской мелкопоместной шляхты, помимо перечисленных головных уборов, в широком употреблении были так назы­ваемые французские шапки и шапки-кон­федератки. Отличительная особенность последних — четырехугольное дно, из-за которого их называли еще рогативками. Это старинные польские шапки с высокой тульей, кармазиновые или гранатовые, обшитые серой либо коричневой овчиной. Свое название конфедератка получила от конфедератов барских (1768—1771), ко­торые предпочли этот старинный голов­ной убор. Русские шапки с четырехуголь­ным верхом в отличие от польских были низкими. Зимой эта шапка, по сообще­нию М. Забылина, целиком подбивалась мехом, а летом меховым делался только околышек. Четырехрогий верх шапки был вишневого, красного, зеленого, а иногда черного цвета.

При наличии общих типов головных уборов у русского и белорусского наро­дов было свое осмысление значимости различных их признаков: высоты, шири­ны, цвета и пр. У русской знати не при­нято было украшать головные уборы перьями, тогда как белорусско-литовская знать широко использовала этот вид ук­рашений, воспринятый от народов Запад­ной Европы. Знатность рода и придвор­ное положение у русских подчеркивалось высотой головного убора. Высокую шапку не имели права носить другие сословия, кроме бояр, «и даже в самих колпаках, обыкновенной народной шапке, вышина соразмерялась с достоинством рода»²²³. У белорусов высота шапки не являлась ре­шающим признаком принадлежности к то­му или иному сословию. Здесь особое зна­чение придавали цвету суконного верха, добротности меха и ценности украшений. Богатые сословия носили шапки из доро­гих мехов, дорогих импортных сукон, атла­са, бархата, украшали их дорогими перья­ми, жемчугом, золотыми и серебряными запонками.

Головные уборы простых сословий, не­смотря на общность названий, изготавлива лись из низкосортного сукна, войлока, зимние подбивались недорогим мехом, ча­ще всего овчиной. Шапки эти не украша­лись, а имели естественный цвет сырья. Вероятно социально-сословные различия в эпоху феодализма породили широко извест­ную у восточнославянских народов посло­вицу: «по Сеньке и шапка».

В женских головных уборах кроме со­словных различий подчеркивалось и семей­ное положение.

В древнебелорусских письменных источ­никах называются различные женские го­ловные покрывала: платок, хустка, рантух, наметка, ширинка, убрус, плахта, латуха и др.

Их носили женщины всех сословий, раз­ница прослеживалась лишь в качестве из­делий.

Старинные народные головные уборы наметка, наметец, убрус, плат бытовали у крестьянок белорусского Полесья до конца XIX в.

Наметка — обычно длинное холщовое полотенце, которое навивали на голову раз­личными способами, но всегда так, чтобы концы оставались свободными. Как пока­зывают средневековые источники, у жен­щины всегда было несколько наметок: «наметцев десять»; «а три наметцы жоноц-ких»; «наметцев тонких шесть, а толстых три»; «наметцы два тонких»²²⁴; «наметок женских кужельных чотыре, наметок под­лейших чотыре»²²⁵. Так как холст, из кото­рого изготовляли наметки, был белого цве­та, женщин в средние века нередко называ­ли «белыми головами».

Часто в актах упоминаются хусты, хуст-.ки: «хусток едвабьем розным вышиваных шесть, кошт, золот. чотыры»; «хустка шол-ком червоным вышиваное, кошт двенадцать

« 998

грошей» ; «хусток коленских осмь, выши­ваных едвабьем, кождая по 15 гр. лит.»²²⁷ Как видно из приведенных примеров, хуст-ки в отличие от наметок, изготовленных из домотканины различного качества, были из импортного кельнского полотна. При их упоминании указывается цена, чего для наметок не делается. Следовательно, хуст-ки, как правило, покупали. При упомина­нии хусток часто отмечается, что они вышиты шелком красного либо другого цвета.

Название этого головного убора пришло к белорусам от поляков, у которых слово сЬи81а также обозначает платок, шаль, ко­сынку.

Как можно судить по данным инвентаря сел Гатова и Нового двора Минского пове­та, хустами в XVI в. называли не только головные платки, но и другие предметы обихода, изготовленные из полотна: к<хус-ты, которые для потреб небожчицы ей ми­лости были; напрод кошуль долгих 15, рантушков 13, фартушков 5 (далее пере­числяются пологи, простыни, наволочки.— Л. М.), а хусты столовые, обрусы, серветы, ручники, товальни»²²⁸Головной платок называли также ранту-Лсом («рантушек» «рентух», «ранкушек», «ранцушек»): «рентух, который дей небо-щику сыну своему Федору голову была звезала, также пропал»; «рантушек з голо­вы моёе содрал»²²⁹. Название это также пришло от поляков, которые в свою оче­редь усвоили его от немецкого КапскисЬ. Рантух изготовлялся из импортного полот­на («рантух коленский один» ²³⁰), а возмож­но, и из сукна, потому что женщины носили рантухи не только на голове, но и на пле­чах. В XVI — XVII вв. богатые матроны носили рантухи, свисающие до земли. На­личие суконных рантухов подтверждает и дословный перевод этого названия. Вторая часть «тух» в немецком языке обозначает не только платок, но и сукно, а дословно рантух — остаток (край, кусок) сукна. Женщины простого сословия в XIX в. большие полосатые или клетчатые домот­каные рантухи из льна или шерсти носили преимущественно на плечах²³¹.

I. 4,

В XVI — начале XVII в. у женщин господствующего сословия тонкий полотняный рантух являлся необходимой частью сложного головного убора. Его так же, как крестьянки наметку, надевали поверх чепца, закрывающего волосы. По данным инвен-тарей XVI —первой половины XVII в. рантухи носили также под меховым кол­паком.

Рантухи украшались вышивкой цветны­ми, шелковыми или золотыми нитями, ис­полненной одинаково тщательно с лицевой стороны и с изнанки. В орнаменте вышив­ки прослеживалось сходство с орнаментом восточных тканей и вышивок (стилизо­ванный цветок гвоздики, например). В XVII в. появляются различные техни­ки вышивки. Старейшей техникой, извест­ной в XVI в. во всей Европе, было так называемое черное либо красное шитье, часто упоминаемое в актах и инвентарях первой половины XVII в. Несложные узоры этого типа вышивки иногда выпол­няли по итальянским и немецким образ­цам XVI—XVII вв.²³²

В древнебелорусских актах встречаются и другие названия для женских головных покрывал: рабак — платок из тонкого холста, ширинка — платок небольших размеров, который иногда повязывали на шею.

На женские головные покрывала кроме домотканого либо импортного льняного полотна в XVII й. широко использова­лась бумажная ткань — бавелница, кото­рая вырабатывалась в ТурцшГи Германии и в больших количествах ввозилась в Речь Посполитую ²³³.

Женщины носили покрывала обычно в комплексе с чепцами, повязками, обруча­ми, шапками, капелюшами.

Чепцы, брамки, тканицы и т. д. изго­тавливались из дорогих импортных и простых домодельных материалов, дра­гоценных металлов и жемчуга: «чепцы шовковые», «чепцов простых десять», «чепец золотый, другой шелку черного и с шлягом» , «чепец золотый, купленыи за коп пять» ²³⁵; «тканка перловая, кошто-вала дей три копы грошей», «тканка пер­ловая, купленая коп за двенадцать», «тканка злотоглавая» ²³⁶. Из актовых со­общений мы узнаем лишь о материале и в ряде случаев о стоимости убора, о форме же его приходится судить по иконографи­ческому материалу или устанавливать ее ретроспективным путем. _Ткан.?Щ^а__ («тканка») — необходимый компонент сложного головного убора бе­лорусских крестьянок вплоть до XX в. Это довольно твердый обруч из жгута льняной кудели, или твердых листьев аира, или лубяного ободка, на который закру­чивали незаплетенные волосы замужние женщины. Можно думать, что в средние века тканица у простонародья изготовля­лась из подобных же материалов. Ткани­ца (брамка) у богатых сословий, как вид­но из приведенных примеров, делалась из жемчуга, золота, злотоглова и ценилась весьма дорого. Как и в крестьянской сре­де, ее носили в комплексе с чепцом: «а с жены дей его Раины Сасиновны при том же бою у монастыря Святого Спаса сор­вали с головы брамку перлову, за которую дано коп двадцать, чепец золотый, за ко­торый дано коп чотыры»²³⁷. Естественно, что такие дорогостоящие головные уборы не было необходимости закрывать плат­ком. Возможно, в силу этого у обеспеченных сословий выходит из обихода ис­конный обычай покрывать голову и платки разных видов и названий перемещаются на плечи.

^1епец («каптур») белорусские кресть­янки в XIX — начале XX в. изготовля­ли из куска покупной ткани в виде круг­лой шапочки, стягивающейся на затылке шнурком, пропущенным в обшивке вок­руг всей шапочки. У шляхтянок и город­ских мещанок чепцы в виде круглой ша­почки из парчи, золотых кружев, нало­женных поверх адамашки, не стягива­лись. В XVII в. у мещанок встречались чепцы из белой ткани с обильной вышив­кой металлической нитью и меховой опуш­кой. Были распространены также низкие чепцы с наушниками, которые называ­лись каптурами (от польск. карШг). С внутренней стороны по краю вокруг лица пришивали тонкое белое кружево, по внешнему краю — меховую опушку. Обычно же каптуром в эпоху средневе­ковья называли капюшон, монашеский клобук: «коптур чернецкий»²³⁸; «взявши коптур свой с головы, покинул его под ноги» ²³⁹. Иногда каптуры носили при пла­щах в виде башлыка для покрытия голо­вы в непогоду.

У крестьянок ряда районов централь­ной и северо-западной Белоруссии в XIX — начале XX в. каптур выполнял роль чепца, но в отличие от него мог не покрываться сверху платком. Тогда кап­тур украшался парчовой лентой и являл­ся своеобразным выходным убором.

Во второй половине XVII в. намеча­ ются существенные изменения в головных уборах господствующего сословия. У знатных дам появляются высокие чепцы, украшенные драгоценностями, которые уже только по названию идентичны общенародному женскому головному

убору.

Женские головные уборы, как уже отмеча­лось, разнились в зависимости от семей­ного положения женщины. Весьма древ­ним у восточнославянских народов является обычай оставлять открытой макушку в девичьих головных уборах. Белорусские крестьянки придерживались этого обы­чая до начала XX в.

Иногда головные уборы замужних жен­щин и девушек имели одно и то же наз­вание и шились из одного и того же ма­териала, однако носили их по-разному. Наметку («ширинку») девушки повязы­вали вокруг головы, не закрывая макуш­ки, женщины закрывали ею голову пол­ностью, и женщины и девушки носили твердые обручи — тканицы. У женщин тканицы являлись обязательной частью сложного головного убора. У девушек об­руч был самостоятельным и нередко един­ственным убором.

Известны два вида венцеобразных де­вичьих уборов: с твердой лубяной осно­вой и с основой из металла.

Наиболее распространенными женски­ми головными уборами у всех сословий эпохи феодализма были матерчатые по­вязки. Кроме широко известных у ""всех" восточных славян названий — наметка, ширинка, лента, венок, корона, чолко, в древнебелорусских памятниках письмен­ности встречается ^янда — повязка из льняной, шелковой или шерстяной ткани. Термин этот представляет кальку с не­мецкого Ыпо!е и проник в Белоруссию через поляков. В XVIII в. биндой назы­вали головную повязку с длинными до колен концами. Богатые украшали бинду драгоценными камнями и иногда носили на шее. Биндой называли и ' рыцар­скую перевязь, на которой подвешивали меч ²⁴⁰.

В документах XVIII в. девичий голов­ной убор нередко называется «чело», «чолко». 3. Глогер сообщает, что мать при благословении дочери на брак перед выездом в храм закладывала за чолко хлеб, соль, сахар, чтобы достаток посто­янно гостил в ее доме. В XIX в. у бога­того сословия чолко выходит из употреб­ления, и выражение «ее милость чолко-ва» относится уже к мещанке или крестьянке²*¹. В белорусских источниках XIX — начала XX в. название «чолко» не зафиксировано.

У белорусов до конца XIX в. в широ­ком употреблении был венок, по типу по­добный чолко. Белорусские девушки де­лали венки главным образом из луба. Лубяной либо берестяной обруч высо­тою 6—8 см обшивали снаружи и внутри холстом. Наружную сторону покрывали парчой или обкладывали фольгой и су­сальным золотом. Поверху украшали жи­выми или искусственными цветами, лис­тьями, ветками, стеклянными бусами. Сзади прикреплялись разноцветные лен­ты, а иногда вместе с ними и вышитое по­лотенце — ширинка. Такой нарядный венок изготовлялся один раз в девичес­кой жизни при достижении брачного воз­раста. Он являлся чаще всего свадебным головным убором, и после свадьбы его ли­бо передавали кому-нибудь, либо скла­дывали в сундук на память.

Головные уборы с твердой лубяной или берестяной основой, широко бытовавшие у белорусов еще в XIX в., были известны в глубокой древности.

Материалы, добытые в последние деся­тилетия при археологических раскопках, вещественно доказывают наличие в до­монгольской Руси головных уборов, кото­рые складывались из твердой основы, тканевой обшивки и украшений. Украше­нием служили бусы, металлические бляш­ки, позумент, т. е. аналогичные украше­ния чолко и венка в позднейшие века.

Археологи весьма убедительно дока­зали, что головные уборы с твердой лубяной основой широко бытовали в эпо­ху Древнерусского государства, а круп­нейший русский искусствовед В. С. Во­ронов высказал мнение, что народное творчество хранит в себе более древ­ние традиции, относящиеся к языческой поре ²⁴².

Некоторые исследователи древнерусской старины красочные и своеобразные древнерусские одежды и головные уборы объявляли чисто византийскими. Ярым защитником византийского влияния яв­лялся Н. П. Кондаков. Видный советский ученый А. В. Арциховский, не отрицая византийского влияния, возражает против проведения прямых аналогий, в частнос­ти, в типах головных уборов: «...но найти в Византии прямые аналогии одеждам... не удалось даже Н. П. Кондакову»²⁴³.

На многих портретах Радзивилловской галереи изображены головные уборы ти­па венков, напоминающих русские кокошники различной высоты. Твердая основа убора, обшитого темным бархатом или сукном, живописно украшена жемчугом различной величины. Полукруглый верх, иногда немного расширяющийся впереди, украшался различными фигурками из драгоценных камней.

Кроме широких венков (а это название им очень подходит, так как в большинстве случаев они напоминают цветочные вен­ки) представлены и узкие венчики — об­ручи из золотых и серебряных цилиндри­ков, скрепленных в виде ободка.

Такие венки из драгоценных металлов надеты непосредственно на волосы: широ­кие обычно целиком закрывают волосы, а обручи оставляют их открытыми.

Характерная особенность широких вен­ков — наличие дополнительных украше­ний, прикрепленных к убору с боков око­ло верхней части уха. Украшения эти довольно разнообразной формы: часто целиком закрывают ушную раковину, в ряде случаев образуют дополнительное украшение к серьгам, как бы верхний ярус, а иногда имеют форму, аналогич­ную серьгам.

Эти своеобразные украшения напоми­нают восточнославянские женские укра­шения, которые по месту их ношения археологи называют височными коль­цами.

Выяснив материал, форму, и разновид­ность височных колец, археологи долгое время не могли установить способы их ношения. Только находки при раскопках курганов в Вологодской области в 1969 и 1970 гг. дали возможность уточнить рас­положение височных колец и их крепле­ние на уборе. Установлено три способа крепления колец: в одних случаях их вплетали в маленькие косички или при­крепляли к волосам выше слухового отвер­стия с помощью особых ремешков, в дру­гих — кольца прикрепляли непосредствен­но к головному убору ²⁴⁴. Кольца просто продевались в ткань головного убора. Височные кольца также носили в ушах по типу сережек.

М. А. Сабурова на основании анализа способов ношения височных колец делает интересные заключения о типах головных уборов и семейном положении погребен­ных. При ношении височных колец в об­ласти виска голову не покрывали, что было характерно для девушек. Кольца, найденные на уровне уха, продетые в ткань убора, свидетельствуют о наличии головных уборов, покрывающих волосы, что являлось обязательным для замуж­них женщин. В составе сложного женско­го головного убора отмечается наличие кокошника, расшитого металлическими бляшками, особенно характерными для кри­вичей, как в сочетании с височными кольцами-подвесками, так и в сочетании с серьгами ²⁴⁵.

Выводы М. А. Сабуровой подкрепляют наше предположение о причастности к ви­сочным кольцам украшений на головных уборах типа кокошника у белорусской знати. Следовательно, этот вид украшений так же, как древние виды головных уборов на твердой основе, не исчез в ранние века феодальной эпохи, а дожил до XVI— XVII вв.

Вполне естественно, что именно у знат­ного сословия дольше сохранились эти старинные украшения, так как драгоцен­ные головные уборы являлись фамильным достоянием на протяжении столетий и лишь постепенно с утратой, устарением или обветшанием исчезают и височные кольца. Сохраняются только серьги, неко­торые виды которых археологи относят к третьему типу височных колец.

Сравнение материалов археологических раскопок и показаний белорусских памят­ников письменности XVI—XVII вв. дает возможность говорить о преемственности типов и форм головных уборов и видах их украшений у населения Белоруссии на протяжении многих столетий.

Тип, форма, функциональное назначе ние, а в ряде случаев и названия головных уборов эпохи развитого и позднего феода­лизма во многом соответствуют древнерус­ским прототипам и находят аналогии в уборах, бытовавших у белорусского крестьянства до XX в.