Свободная мысль №5 2007

ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ

вилизаций» и доводит ее до логического завершения — причем завершения, поразительно напоминающего учение св. Августина о «двух градах» в той его части, где утверждается, что границы между castra Dei и

ронами выступали бы западный и исламский миры. На деле имеют место два

цивилизационных столкновения, определяющих облик современного мира. Первое — это столкновение либеральных и консервативных ценностей внутри самой Америки. Второе — столкновение традиционного и радикального течения в исламе в рамках мусульманских сообществ. Поэтому,— продолжает он, — хочется нам признавать это или нет, американские консерваторы вынуждены вести войну на два фронта. Один — это фронт борьбы с исламскими радикализмом и фундаментализмом. Другой — фронт политического противостояния с леваками и их тлетворным политическим и моральным влиянием на Америку и остальной мир. Я прихожу к выводу, что эти две войны предельно тесно связаны. Мы не можем надеяться выиграть первую, не добившись победы во второй

(курсив мой. — В. И.)» (Р. 27). Когда американские левые говорят, что сама Америка виновата в событиях 11 сентября, они отчасти правы — но только потому, что «их действия и их Aмерика ответственны за всплеск исламского антиамериканизма в целом и за события 11 сентября, в частности» (Р. 3).

Итак, подведем первый итог: по мысли автора, либералы и демократы, целенаправленно злоупотребляющие свободой и возможностями, которые открывает перед ними американское общество, формируют такой образ Америки в мире, который неизбежно ассоциируется с абсолютным злом и, таким образом, вызывает контрреакцию со стороны исламского мира.

C этого утверждения, по сути, начинается центральная часть книги Д. Д’Cузы, посвященная не исламскому миру или ситуации в глобальной политике, а са-

6 См. А. Lieven. America Right or мой Америке, как видит ее автор. Взгляд же его на собствен- Wrong: An Anatomy of American ную страну поражает как догматичностью, так и примити-

Radical Religion, Oil, and Borrow- кие демократии6, где религиозные ориентиры избирателей

П О И С К И В Р А Г А В О Т С У Т С Т В И Е Д Р У З Е Й

нарастает с 1960-х годов и заключается в том, что «многие американцы начинают считать источником нравственных норм не совокупность свыше данных заповедей, а позывы своей собственной души» (Р. 19, 20). В стране, пишет он, процветают вседозволенность и социальная распущенность, а первая поправка к Конституции, призванная гарантировать свободу слова и самовыражения, на деле становится инструментом, оберегающим производителей и распространителей порнографии от праведного гнева добрых христиан (см. Р. 137). Свобода перешла во вседозволенность, констатирует автор, — и именно проповедь вседозволенности возмущает сегодня весь остальной мир. На солдат коалиционных войск в Ираке население смотрит как на посланцев развращенной цивилизации (см. Р. 14—15), не только отрицающей строгие нормы поведения, предписываемые Кораном, но и признающей право на гомосексуальные бра-

ки, которые запрещены всеми мировыми религиями (см. Р. 172).

Конечно же, автор не обходит вниманием тот неоспоримый факт, что действия солдат армии США в тюрьме Абу-Грейб нанесли страшный удар по престижу Америки (см. Р. 150—151), но при этом (что отмечают многие рецензенты)

смущает: ведь отстаиваемый им тезис сводится к тому, что Америку в мире не любят «не за ее христианский характер, а за то, что она — недостаточно христианская страна (курсив мой. — В. И.)» (Р. 180). Это, конечно, новое слово в исследовании отношений между религиями, причем авторская логика приводит к нему из утверждений, согласно которым «в представлениях классического ислама... иудаизм и христианство выглядят хотя и несовершенными, но откровениями свыше»; более того, «иудеи и христиане исторически пользовались со стороны мусульман уважением, а порой и покровительством (курсив мой. — В. И.)» (Р. 179).

Все прочее — «Макдональдс», голливудская продукция, поп-культура и даже стремление США установить свое военное присутствие в различных регионах мира — это факторы, ничего не значащие для традиционных мусульман (см. Р. 121). Разве можно говорить, что Соединенные Штаты озлобляют приверженцев ислама своим военным присутствием в Саудовской Аравии?! Это полная чепуха, считает автор, и обосновывает свое мнение тем, что американские военные базы «более чем на пять сотен миль удалены от мест, где находятся основные святыни ислама» (Р. 204). Однако не похоже, чтобы доводы Д’Сузы убеждали бен Ладена или аль-Завахири, которые в своих фетвах обличали экспансию Соединенных Штатов и указывали на ущерб, который она наносит всем мусульманам, как на главную (и чуть ли не единственную) причину объявленного Америке джихада.

В общем, автор рисует два мира: мир ислама, где при всех его проблемах

имеет место «вера в свыше установленный нравственный порядок», где «распространенность преступности весьма невелика в сравнении с западными

ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ

показателями» (Р. 187), а «женщины вовсе даже не ощущают себя дискриминируемыми, например, запретом на вождение автомобилей, поскольку — как и многие обеспеченные жительницы незападных стран — в большинстве своем пользуются услугами личных водителей» (Р. 161); и американский мир, характеризующийся нарастающим безверием и катастрофической ситуацией в сфере нравственности. Так неужели у борцов за высокие моральные стандарты нет причин ненавидеть столь разложившееся общество? И разве нет у них возможности нанести удар по нему — тем более что оно вовсе не озабочено своей безопасностью (автор с возмущением пишет, что в 1993 году, когда террористы впервые попытались взорвать башни Международного торгового центра

вНью-Йорке, президент Б. Клинтон не отдал приказа разработать стратегию противодействия терроризму, так как «в это время все его внимание было заня-

то созданием условий, позволяющих разрешить гомосексуалистам службу в армии США» — Р. 215)! Так что Америка получила чуть ли не по заслугам, считает Д’Суза, — но заслугам не своим, а либералов, которые сделали все возможное, чтобы мир ее возненавидел.

Остановимся здесь на минутку и обратим внимание на очевидное передергивание фактов. Автор противоречит сам себе, когда пытается убедить читателей в нерелигиозности американцев. Он сам признает, что «общее число нехристиан в Америке составляет менее 10 миллионов человек, или около 3 процентов населения», тогда как около 60 процентов считают себя убежденными христианами (Р. 198). Не в пример Америке, в основных странах Западной Европы таких насчитывается 6—7 процентов, а распущенность европейцев несопоставима с пуританством американских граждан. При этом, однако, если этот рассадник пороков и становится объектом атак со стороны радикальных исламистов, то почему-то лишь тогда, когда позволяет себе ответить на призывы «христианнейшей Америки» и двинуться в «крестовый поход» по святым землям ислама. Отчего так происходит? На этот вопрос автор не дает ответа.

ВСША, безусловно, есть проблемы, связанные с сексуальной распущенностью, причем немалые. Согласно статистике, несовершеннолетние девушки в США беременеют в 4 раза чаще, чем в Западной Европе; СПИД среди подростков до 18 лет встречается в Америке в 6 раз чаще, чем в среднем по Англии, Германии и Франции; а распространенность заболевания гонореей

в70 (!) раз выше, чем в безнравственной, легализовавшей легкие наркотики, проституцию, эвтаназию и однополые браки Голландии! Почему? Не потому ли, что около трети всех расходов на финансирование программ сексуального

истекает только из религии, то как автор объяснил бы тот факт, что на юг и средний запад (то есть на самые религиозные регионы США) приходятся 17 из

22 штатов, где фиксируется самое большое число убийств на 100 тысяч жителей; 24 из 29-ти штатов с самыми высокими показателями краж и грабежей;

162

П О И С К И В Р А Г А В О Т С У Т С Т В И Е Д Р У З Е Й

19 из 25-ти крупных городов, самых опасных для жизни?10 10 См. ibid. Р. 44, 45. Похоже, на все это у автора простой ответ: либералам не пристало критиковать консерваторов, считает он, хотя бы потому, что они

сами «не подвержены никакой критике, так как вообще не приемлют никаких моральных норм (курсив мой. — В. И.)» (Р. 144—145). No comment.

Итак, безнравственные либералы, готовые на все для отстранения консерваторов от власти, — вот главный враг Америки, приверженной христианским ценностям. Д’Суза считает своей основной задачей «раскрыть [согражданам] глаза на существование альянса между либералами и исламистами (!— В. И.)» (Р. 254), который сложился в последние годы. Он утверждает, что бен Ладен практически слово в слово повторяет американских авторов левого толка (см. Р. 228), но не акцентирует внимания своих читателей на том, что это — слова

о необходимости убраться с Ближнего Востока, а вовсе не о преимуществах свободы и демократии. Его, подчеркивают некоторые рецензенты, не смущает

факты не нужны тому, кто верит, будто исламисты состоят в тайном союзе с американскими либералами.

Что же делать в такой ситуации «здоровым силам» американского общества? Во-первых, уверен Д’Суза, нужно без эмоций и идеологических предрассудков подойти к вопросу о том, что происходит в наши дни в мусульманском мире. Его воображению представляется довольно простая картина: этот мир разделен (не по аналогии ли с США?) на сторонников традиционного ислама и радикалов. Первые, по его мнению, явно преобладают: 60—75 процентов против 25—30 процентов населения. Далее автор спрашивает себя: «Каковы же идеологические различия между традиционным и радикальным исламом?» — и отвечает: «В фундаментальных религиозных вопросах таковых нет вообще». — «А что представляют собой политические расхождения? В самом общем виде можно сказать, что они весьма немногочисленны» (Р. 94). Исчерпывающее изложение, не правда ли? Теологические расхождения между суннитами и шиитами, политические притязания ваххабитов… — все это не играет существенной роли. Зато автор убежден, что «глубокое понимание мусульманской культуры невозможно без серьезного отношения к исламу» (Р. 87).

А кто «не принимает ислам всерьез»? Конечно же, те отступники, которые пытаются насадить на Ближнем Востоке богопротивные светские режимы. Поэтому самый общий рецепт автора заключается в том, что Америке и Западу нужно отказаться от заигрывания со светскими властями арабского мира — отчасти потому, что они, идя против воли собственных подданных, часто обретают диктаторские формы и жестоко подавляют своих граждан (см. Р. 115), но не в меньшей мере и потому, что отрицают ценности ислама, согласно которым

«исламским может называться не то общество, большинство в котором составляют мусульмане, и даже не то, которое управляется мусульманами», «но такое,

163

ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ

где создано исламское государство, позволяющее усвоить модернити без того, чтобы подвергнуться приносимой ею нравственной деградации» (Р. 112). Автор критикует американцев за заигрывание со светскими режимами в Ираке и Египте и даже за покровительство антишахским движениям в Иране, которое, конечно же, допускали демократы в годы администрации президента Дж. Картера (см. Р. 207).

Во-вторых, столь «глубокий» анализ приводит автора к выводу: коль скоро в мусульманском мире идет борьба между традиционным и радикальным исламом, американским консерваторам ничего не остается, кроме как встать на сторону традиционалистов в их борьбе как с радикалами, так и с отступника- ми-антиклерикалами. Исходя из того, что следует «позволить приверженцам традиционного ислама управлять их собственными обществами», и утверждая,

что, «если в Ираке население выступает за объявление ислама государственной религией, нет поводов этому препятствовать; если они хотят жить по законам шариата, следует им это позволить», Д’Суза спрашивает себя: «Не будет ли все это подавлением истинной демократии?» И отвечает: «Вовсе нет» (Р. 280). Эта точка зрения заслуживает, разумеется, самого пристального внимания — однако, если автор разделяет ее твердо и последовательно, становится совершенно непонятно, почему он так люто ненавидит демократов, которые стремятся к выводу войск США и их союзников по коалиции из Ирака. Ведь разве не очевидно, что именно их уход практически гарантирует реализацию в стране того сценария, о допустимости которого рассуждает Д’Суза?

Но логика автора более, видимо, изощренна — ведь ему удается предложить новую доктрину антитеррористической борьбы, центральным элементом которой оказывается провоцирование мусульман-традиционалистов на борьбу с экстремистами в своих собственных странах при активной поддержке со стороны США и стран Запада (подробнее см. Р. 25—26). По его мнению, «эти религиозные традиционалисты — самые ценные союзники, которые имеются у Соединенных Штатов» (Р. 277). В союзе с ними консерваторы могли бы противостоять попыткам экстремистов захватить власть в государствах Ближнего Востока (см. Р. 210—211). При этом не вполне понятно, кого он считает экстремистами (так, например, в книге проведена четкая грань между терактами на территории европейских стран и США и «конфликтами в Палестине, Чечне и Кашмире, включающими в себя элементы освободительной войны, а также спор по поводу исконных прав на территорию и самоуправление» (Р. 41). Если ХАМАС или отряды покойного Ш. Басаева не относятся автором к экстремистам, то не ограничивает ли он последних только «Аль-Каидой»? Зачем же тогда было говорить, что «традиционалистов» в исламских странах 60—70 процентов? Да и стоит ли идти на союз даже с традиционными мусульманами, чтобы разгромить небольшую шайку?

По-видимому, Д’Суза полагает, что игра стоит свеч. И каких! Он призывает

американских правых продемонстрировать «мусульманам, что мы разделяем их отношение к традиционным ценностям, что делает нас естественными со-

164

П О И С К И В Р А Г А В О Т С У Т С Т В И Е Д Р У З Е Й

юзниками, и доказать это жестким противостоянием разного рода левакам и европейцам в сфере международной политики (курсив мой. — В. И.)» (Р. 276). Но это не все: «Несмотря на исторические связи, которые многие из правых имеют с Европой, современные консерваторы не могут надеяться получить ровным счетом ничего от “крышевания” тех, кто не разделяет их базовых ценностей в сфере внешней и социальной политики; консерваторы,— заключает он, — должны обращать меньше внимания на Европу, и больше — на своих подлинных союзников в остальных частях света (курсив мой. — В. И.)» (Р. 286).

Не напоминает ли эта риторика что-то очень знакомое относительно того, какими должны быть как основания для дружбы, так и «естественные союзники»? Совсем недавно мы читали, что «России [нужно] активно взаимодействовать в работе на межцивилизационном направлении с нашими естественными союзниками, такими как Турция, Малайзия и другие страны Азии», причем это направление «дает объединяющую позитивную повестку дня как внутри страны, так и в международном плане, создает необходимые условия для вовлечения религиозных и иных институтов гражданского общества во внешнеполитический процесс» (курсив мой. — В. И.)». Некоторые авторы в нашей стране убеждены, что исламские страны — это наши естественные союзники,

них раздумий жертвовать своими отношениями с Европой.

Но вернемся к рецензируемой книге. Подытоживая, отметим: в этом сочинении отражены не только странные взгляды одного из американских консерваторов. Оно показывает современную политическую жизнь Америки в совершенно особенном свете, в котором институты гражданского общества выглядят малозначительным дополнением к религиозному сознанию. Оно изображает Америку обществом, «во многом ставшим продуктом американского христианства» (Р. 181) — христианства, которое не спасает не только от внешнеполитических просчетов, но и от стрельбы в колледжах и «аморального» подросткового секса. Оно подчеркивает то, что и так стало очевидным: двумя важнейшими темами политического дискурса в США в начале XXI века стали проблемы религии и семьи (см. Р. 66—67) — то есть проблемы, которые в любом подлинно свободном обществе однозначно относятся к сфере частной жизни и вообще не должны быть объектом внимания политиков.

Не удивительно, что книга Д’Сузы была встречена в штыки, — пожалуй, удивление вызывает лишь то, что самыми резкими ее критиками оказались консерваторы, а не демократы. В той же мере, в какой аудиообращение бен

Ладена осенью 2004 года помогло не его «союзникам»-демократам, а Дж. Бушу и его сторонникам, новая книга Д. Д’Сузы стала настоящим подарком амери-

165

ВЛАДИСЛАВ ИНОЗЕМЦЕВ

канским либералам. Не только полная противоречий, но и содержащая десятки фактологических ошибок, она стала настоящим саморазоблачением консервативной мысли Америки. Автор солидаризируется с муллами там и тогда, где и когда их мысли перекликаются с его собственными, — и не замечает тех их призывов, которые не укладываются в избранную им схему. И Америку, подчеркивают его критики, он видит совершенно так же: «Он собирает воедино все те моменты, которые ему самому не нравятся в американской жизни, — разводы, порнографию, аборты и т. д. — и говорит: вот за это они не любят нас», хотя «немногие другие [авторы] помещают эту языческую безнравственность

на первое место в списке “претензий” мусульман к Америке, и практически никто, кроме одного только Д’Сузы, не пытается доказать, что именно языческой безнравственностью

и исчепывается данный “список”»13.

Это черно-белое видение мира отличает сегодня всех, кто стремится к «истокам», «корням» или «стабильности», — будь то в Соединенных Штатах, исламском мире или даже в России. Без истерики и вранья, патетических рассуждений и обращения к религиозным ценностям они не видят возможности убеждать своих сторонников следовать за ними. При явном неумении справиться с реальными внешними врагами они совершенно непроизвольно переходят к поиску врагов внутренних, борьба с которыми выглядит куда проще и эффектнее. В этом — естественная логика развития тех «здоровых» сил, которым проще объявить больным и разлагающимся все общество, чем задуматься о собственной психической адекватности. И то, что даже в свободной и конкурентной интеллектуальной среде возникают столь очевидные девиации, должно заставить нас задуматься, так ли уж нужны нам «традиционные» ценности и их защитники. Если окажется, что очень нужны, можно будет простить автору все ошибки и назвать его книгу значительной и важной.

166

Marginalia

БОРИС СЛАВИН

«Либеральный социализм» Россели и современность

Семьдесят лет назад во Франции фашистами был убит видный деятель социалистического движения Италии Карло Россели, вошедший в историю социалистической мысли как автор книги «Либеральный социализм».

Почему сегодня в России возникла необходимость вспомнить об этой книге, написанной в конце 1920-х годов? Думаю, ответ на этот вопрос коренится в новейшей истории России, которая, с одной стороны, показала неэффективность бюрократического социализма и соответствующего ему догматического марксизма, с другой — полную неэффективность либеральной политики, которая продолжает осуществляться в нашей стране. Все это заставляет нас обращаться к тем, кто еще в первой трети ХХ века пытался теоретически преодолеть негативные стороны как догматического марксизма, так и радикального либерализма. Именно таким теоретиком был Карло Россели с его идеей либерального социализма.

Вслед за Э. Бернштейном он стремился переосмыслить марксистскую до-

Марксизм или псевдомарксизм?

Следует сразу отметить, что Россели во многом заблуждался, считая, что ему удалось дать принципиальную критику «первооснов» марксизма. На самом деле внимательный анализ содержания его книги свидетельствует скорее о критике не «первооснов», а вульгаризированного, догматического марксизма, появившегося в начале ХХ века в левом движении и утвердившегося позднее в идеологии сталинизма.

Фактически Россели критиковал не марксизм, а его догматизированную версию — псевдомарксизм. Так, он принял за марксизм сугубо экономическую

и фаталистическую трактовку истории и социализма, к которой основополож-

СЛАВИН Борис Федорович — профессор, доктор философских наук.

167

БОРИС СЛАВИН

ники марксизма не имеют никакого отношения. Мало того, критическое отношение к подобной интерпретации марксизма в свое время зафиксировал сам Маркс, сказав о ее авторах, что если они считают себя

марксистами, то «ясно одно, что сам я не марксист»2. Доказательством тому, что Россели смешивал марксизм с его догматизиро-

ванной копией, говорит факт его постоянного отождествления исторического материализма с механистическим детерминизмом, по которому люди выступают в истории не как ее творцы, а как своеобразные марионетки, подчиненные таким, по его мнению, внеличностным и абстрактным категориям, как «производительные силы» и «производственные отношения». Россели был уверен, что, по Марксу, социализм «должен наступить, и не наступить не может; но не

врезультате действия воображаемой человеческой свободной воли, но сил, на-

много более могущественных, чем люди и их взаимоотношения, — производительных сил в их непрекращающемся росте и развитии» (С. 19).

По мнению Россели, Маркс не интересовался миром сознания, нравственности и идеала. «В марксистской системе, — писал он, — мы имеем дело с человечеством “sui generis”, состоящим из людей, несвободных по определению, действующих по принуждению необходимости… С точки зрения психологии человек у Маркса — это “homo economicus” Бентама» (С. 24).

Таково субъективное восприятие Россели классического марксизма. На деле марксизм всегда отводил и отводит важное место взаимодействию материальных условий и сознательной деятельности людей, общественных отношений и свободной воли человека, обеспечивающей в конечном счете его социаль- но-политический выбор. Об этом же говорят факты объединений трудящихся

вполитические организации, их сознательное участие в забастовках, митингах, демонстрациях и так далее. Для Маркса без деятельности людей нет и не может быть никаких законов истории, никакой «железной необходимости» наступления социализма и коммунизма. «Коммунизм, — писали Маркс и Энгельс, — отличается от всех прежних движений тем, что совершает переворот

всамой основе всех прежних отношений производства и общения и впервые сознательно рассматривает все стихийно возникшие предпосылки как созда-

ния предшествующих поколений, лишает эти предпосылки стихийности и подчиняет их власти объединившихся индивидов»3.

Россели часто приписывает Марксу теоретические позиции, которых он вообще никогда не разделял. Так, в аутентичном марксизме «производительные силы» и «производственные отношения» являются не анонимными экономическими силами, а силами и отношениями самого человека. Что касается живой человеческой личности, то она, по Марксу, конечно, не тождественна «homo economicus». Напротив, последний есть проявление социального отчуждения человека в буржуазном обществе, которое Бентам и другие представите-

ли буржуазной экономической и философской мысли принимали за истинное понимание человека. Не случайно Маркс резко критиковал их в своих рабо-

168

« Л И Б Е Р А Л Ь Н Ы Й С О Ц И А Л И З М » Р О С С Е Л И И С О В Р Е М Е Н Н О С Т Ь

тах, начиная с «Немецкой идеологии» и кончая «Капиталом». Главный вывод этих работ можно свести к одному тезису: исторический прогресс со временем перестает быть регрессом в развитии личности. В этом случае общество становится условием не порабощения, а свободного развития индивида. Маркс поэтому и называл его «свободным человеческим обществом»4.

Размышляя об истории, Маркс никогда не видел в ней некое особое лицо или сверхчеловеческий феномен, которому люди вынуждены подчиняться как марионетки. Наоборот, по его мнению, «история не делает ничего», она «не обладает никаким необъятным богатством», она «не сражается ни в каких битвах»! Не «история», а именно человек, действительный живой человек, — вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. «История не есть какая-то

особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История — не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»5.

Маркс был убежден, что человечество рано или поздно осуществит свой исторический переход от сугубо стихийной к сознательной развития стадии. От господства вещей над человеком к господству человека над вещами. От власти прошлого над настоящем — к власти настоящего над прошлым.

О свободе и необходимости

Россели утверждает, что основоположники марксизма в своем детерминистском понимании истории полностью игнорировали роль свободной человеческой воли. «Если не признавать сферы свободы, то есть утверждать, что человеческая воля при заданных обстоятельствах должна двигаться в определенном направлении, тогда проявление человеческой воли низводится до уровня следствия, а не равноценной причины. В обоих случаях попытка примирить марксизм с недетерминистской его интерпретацией обречена на провал» (С. 25).

Как видим, здесь Россели под детерминизмом понимает сугубо механическую причинность (движение воли «в определенном направлении»). Однако Маркс никогда не сводил к ней законы истории, тем более не разделял идею «фаталистического детерминизма», о котором говорил Россели. Уже со времен своей докторской диссертации он считал свободу важным моментом развития природы и общества. Для него законы истории всегда выступали как тенденции, пробивающие себе дорогу через множество случайностей в жизни и поведении людей. Достаточно прочитать известные исторические работы Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», «Гражданская война во Франции» и другие, чтобы понять всю абсурдность обвинений их автора в каком-либо механицизме и схематизме.

Человеческая личность для Маркса также никогда не была только пассивным результатом действия анонимных экономических сил или обстоятельств. При

169