24. Психологическое содержание Квир-идентичности.

Квир (англ. queer — «иной») — термин используется для обозначения любой не соответствующей традиционной модели поведения и идентичности[1]. Квир-идентичность позволяет одновременно сделать политическое заявление против гетеронормативности и вместе с тем отказаться от традиционной политики категоризации идентичностей.

В узком смысле «квир» является обобщающим «зонтичным» термином, использующимся для обозначения как ЛГБТ и людей вне традиционалистических рамок идентичностей, так и гендерно нормативных гетеросексуалов, чье сексуальное поведение ставит их вне гетеросексуально-определяемого мейнстрима (например, люди, практикующие БДСМ или романтические отношения с несколькими партнерами).

«Квир» не подразумевает никаких конкретных, специфических черт. Это идентичность, лишенная сущности, которая по определению расходится сo всем нормальным, легитимным, господствующим.— И. С. Кон

Квир-идеология — это не отрицание, а проблематизация: постановка вопроса «зачем?» и «почему?»— Д.В. Кузьмин

В то же время, термин «квир» в более широком смысле имеет социальные коннотации и часто используется людьми, которые резко отвергают традиционные гендерные идентичности, которые отвергают стратификацию сексуальных идентичностей — гей, лесби, би- и гетеросексуалы, а также теми, кто считает себя подавляемыми гетеронормативностью общей культуры. В этом смысле слово сохранило свое историческое значение — «за границами нормативного общества» и может быть интерпретировано сегодня как «вне стереотипов пола, секса и гендера». Расплывчатость значения этого термина позволяет людям, называющим себя «квир», избежать жестких рамок, окружающих различные идентичности и социальные стереотипы.

Если даже половая и гендерная идентичность может быть в некоторых случаях "съемной", что создает индивиду множество проблем и трудностей, но не мешает ему оставаться психически здоровым и социально полноценным, то подавно не следует считать патологией нестандартную сексуальную ориентацию. Если признать бесспорный факт, что сексуальное влечение направлено не на продолжение рода, а на получение удовольствия, достижение психической интимности и т.д., то его объект вовсе не обязательно должен быть существом другого пола. Да и сами эти предпочтения могут меняться в зависимости от времени, ситуации и многих других обстоятельств. Индивидуальных вариаций в сексуальной жизни гораздо больше, чем в репродуктивном поведении. Между гомо= и гетеросексуальностью нет китайской стены, мы сами создаем её, овеществляя соответствующие категории.

Изменение теоретической перспективы тесно связано с изменением субъекта исследования. Если раньше геи и лесбиянки были преимущественно объектами науки, то теперь они стали автономными субъектами научного дискурса. “гей-лесби исследования “ (gay and lesbian studies) превратились в автономную и быстро растущую область знания.

“Квир-теория” считает все гендеры и все сексуальные ориентации равноправными, равноценными и, так сказать, одинаково близкими к Богу. "Квир, как и гендер, скорее сближает, чем разделяет анализ мужчин и женщин; как и гендер, квир позволяет усомниться в кажущихся фиксированных идентичностях; подобно гендеру, квир сохраняет область гей-лесбийских исследований, одновременно создавая новый способ размышления о сексуальных формациях и, в частности, о процессах дифференциации. Критически важным различием, однако, между отношением женских исследований к гендерным исследованиям и гей-лесбийским и квир-исследованиям является то, что если "гендер" - это ярлык, далекий от политического активизма, то "квир" напрямую связан с мобилизацией в целях социальных изменений" (Аусландер, 2000, с.54).

Подобно гендеру, "квир" - не объективная природная данность, раз и навсегда характеризующая данного человека, а перформанс, театрализованное представление, смысл которого неотделим от контекста. "Квирнесс" (это слово можно перевести как инаковость) было принято в качестве понятия, позволяющего избегать категоризации людей по их сексуальной практикам. Каким бы ни был источник сексуального желания и удовольствия, можно стать "квир" по выбору. Это понятие подчеркивает момент незафиксированности сексуальной идентичности. "Быть "квир" значит отрицать как нормативную гетеросексуальность, так и гомосексуальность" (Аусландер, 2000, с. 53).

"Странная", "экс-центричная", "инаковая" квир-идентичность не поддается однозначному определению, она всегда является изменчивой, текучей и "подрывной" (субверсивной) по отношению к любой нормативной системе. Понять её можно только изнутри, с точки зрения действующего лица, "представляющего" собственную самость себе и другим.

"Квир" не подразумевает никаких конкретных, специфических черт. Это идентичность, лишенная сущности, которая по определению расходится с всем нормальным, легитимным, господствующим. Это распространяется не только на гендер или сексуальность. Любая идентичность потенциально может изобретаться или переформулироваться её собственником. "Квирность" выводит наружу и драматизирует непоследовательности и рассогласованности между считающимися стабильными отношениями между хромосомным полом, гендером и сексуальным желанием. При этом в центре внимания, естественно, оказываются те люди, у которых эта рассогласованность особенно сильна. Это не только геи и лесбиянки, но и гермафродиты, транссексуалы и трансвеститы.

Подрывая принцип универсальной гетеросексуальности, квир тем самым ставит под вопрос даже такие, на первый взгляд, бесспорные термины как "мужчина" и "женщина". Квир-теория считает сексуальные идентичности функциями социальных представлений, репрезентаций. Репрезентации предшествуют сексуальным идентичностям, определяют, усложняют и разрушают их.

Вышколенному позитивистскому разуму эти теории кажутся странными, тем более, что зачастую (особенно у Джудит Батлер) они излагаются в высшей степени трудным, заумным языком. Но это – естественный продукт постмодернизма, исходным пунктом которого является не порядок, а хаос, а объективную реальность заменяют разные формы дискурса.

Практически за этим стоит другой тип познающего субъекта. Объективный взгляд "со стороны" предполагает отчуждение. Человек, которого окружающие не принимают и травят, невольно смотрит на себя их глазами и спрашивает себя, почему он не такой, как все, и что ему со своей "инаковостью", которая то ли болезнь, то ли порок, делать. Для того, кто принимает себя и свою субъективность, эти вопросы уже не имеют значения: я такой, каков я есмь, для меня важны только способы самореализации, а если вы меня не принимаете, это не моя, а ваша проблема. Все люди по-своему "инаковые" (=особенные), и именно этим они друг другу интересны.

Поясню эту мысль аналогией. В тоталитарном Советском Союзе инакомыслящие (диссиденты) на фоне всеобщего идеологического единообразия выглядели белыми воронами, особой, странной породой людей. Но, если вдуматься, инакомыслие – не исключение, а норма, синоним мышления как такового. Слова "такомыслие" в языке нет, потому что жесткий конформизм исключает самостоятельность, без которой никакое мышление невозможно, а есть лишь более или менее автоматическое принятие готовых шаблонов речи и поведения.

Точно так же обстоит дело с инаколюбящими. Жесткая половая мораль, состоящая из сплошных запретов и предписаний, кого и как можно, а кого и как нельзя любить, была прокрустовым ложем, не оставлявшим место индивидуальности. Но любовь по определению индивидуальна, она всегда стремится выйти за рамки обыденности. Говоря словами Михаила Пришвина. "любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем" (Пришвин, 1969, с.174). Социальные нормы – только плот или обманчивая соломинка, за которую мы хватаемся, чтобы не утонуть. В этом смысле все, кто любит, – инаколюбящие. "Таколюбящих" не бывает по определению.

Квир-теория имеет выходы и в эмпирическую науку. Классическая психиатрия строилась на историях болезни, где частный случай иллюстрировал общий диагноз. Но уже у Крафт-Эбинга истории болезни незаметно превращались в сексуальные истории и истории жизни. Сегодня истории жизни и сексуальные истории стали важнейшим источником сексологического и социального знания, дополняющим и конкретизирующим массовые опросы.