были опоздавшими, т.е. они должны были прийти раньше. В этой сложной модально-темпоральной характеристике признак времени связан с признаком предшествования. Пассажиры должны были прийти на вечерний рейс некоторого транспорта: предполагается, что транспорт ходит по графику, существует расписание, представляющее собой типовую последовательность прибытия и убытия транспортного средства. Понятия "рейс" и "вечерний" содержат темпоральные признаки, выявляющиеся при толковании значений соответствующих слов. Аналогичным образом можно рассматривать значение выражения "последние известия". Пассажиры слушали последние известия, чтобы скоротать время — цель ассоциируется с будущим, с проспективной направленностью процесса. Дополнительное придаточное предложение формально не определяет темпоральную характеристику высказывания, но содержание такого предложения необходимо включает указание относительно времени некоторого события ("испытания"), в данном случае имеются в виду футуральные характеристики события, это выражено семантикой глагола ждать, имеющего проспективную направленность, и значением наречия завтра. Независимые футуральные признаки устанавливаются в значении прилагательного новый и непредсказуемый, в последнем случае футуральный признак выражен опосредованно: непредсказуемый — тот, который не может быть предсказан, признак модальности имплицирует признак будущего времени. Разумеется, полная характеристика темпорального кластера может быть получена только при анализе целостного контекста высказывания, а не изолированного предложения.

Типологический подход к изучению категориального кластера времени состоит, на наш взгляд, в выделении типов представления времени в категориальных системах языков, с одной стороны, и в различных функциональных стилях речи, с другой стороны.

Типы представления времени в языке соответствуют типу репрезентации действия в языке. Иначе говоря, система глагольных категорий отражает категориальный кластер времени сквозь призму строя соответствующего языка. В типологическом плане языки часто классифицируются по их месту на условной шкале между полярными точками некоторой категории, например, языки с синтетической или аналитической тенденцией, языки эргативного или номинативного строя и т.д. При этом важно отметить, что есть принципиально различные типы категорий: одни категории относятся сугубо к формальной и материальной стороне языка, например, фонологические категории; другие категории относятся только к содержательной стороне языка, таковы семантические и прагматические категории во всем их многообразии; есть также категории промежуточного типа, в частности, некоторые синтаксические категории. Менталитет народа не соотносится напрямую с категорией звонкости/глухости согласных, но вряд ли можно отрицать связь между грамматическим выражением почтительности и складом мировосприятия, поведенческими доминантами народа.

Содержательные категории языка распадаются на выраженные и скрытые. Типологически возможно составление инвентаря скрытых категорий на основе анализа категориального фонда всех языков. При этом мы исходим из презумпции универсальности языковых категорий: если хоть в каком-либо языке наличествует некоторая выраженная категория, то гипотетически в любом языке такая категория существует как криптотип, по Б.Уорфу (скрытая категория) (Уорф, 1972). Скрытые категории имеют разную степень опосредованности. Речь идет о категориальной транспозиции, проявлении категории "на чужой территории". Например, грамматические категории времени и вида, свойственные глаголу как

151

части речи, могут проявляться в значении существительных (в слове убийца реализован признак прошедшего времени, в слове пассажир — признак настоящего континуального времени). Одна из основных идей функциональной грамматики заключается в том, что грамматические категории выступают в качестве ядерного значения, которое опирается на определенный пласт лексических значений (Бондарко, 1985). Так, функционально-семантическая категория футуральности (часть категории темпоральности) выражается в русском языке не только особой глагольной формой, но и целым рядом слов, значение которых прямо или косвенно относится к будущему времени. Содержательная категория грамматикализуется только при наличии достаточно представительной лексической опоры в языке, при этом условием грамматикализации выступает плотность наименования определенного признака, во-первых, и дифференциация характеристик этого признака, во-вторых.

Функционально-стилистическая репрезентация времени в языке рассматривается применительно к выделенным в лингвистике жанрам и стилям речи. В этом смысле разграничивается время повествовательное и неповествовательное. Повествование, описание и рассуждение — основные композиционно-речевые формы (функционально-смысловые типы речи или коммуникативные жанры) — показывают различную "фактуру" времени. В строгом смысле эгоцентрическое время прослеживается только в нарративных текстах, основной функцией которых является сообщение о некотором событии. События же разворачиваются во времени. Разумеется, повествовательное время в художественном тексте представляет собой сложное партитурное образование: существует максимально независимое от персонажей фоновое время, есть авторское время в сюжетном и фабульном развитии произведения, есть время в восприятии героев, в частности, рассказчика или повествователя, а также отраженное время в восприятии персонажей, о которых ведется повествование. Ненарративные жанры отражают мир сквозь призму вечно длящегося настоящего момента. Это обстоятельство особенно становится заметным при намеренном столкновении повествования и описания. Так, в рассказе У.Сарояна "Смельчак на летящей трапеции" сначала описывается сон героя, а затем — пробуждение и поступки молодого человека:

1. Sleep. Horizontally wakeful amid universal widths, practicing laughter and mirth, satire, the end of all, of Rome and yes of Babylon, clenched teeth, remembrance, much warmth volcanic, the streets of Paris, the plains of Jericho, much gliding as if reptile in abstraction, a gallery of watercolors, the sea and the fish with eyes, symphony... 2. Wakefulness. He (the living) dressed and shaved, grinning at himself at the mirror. Very handsome, he said: where is my tie? (He had but one).

Показательно то, что для описания сна автор использует только назывные предложения. Отсутствие глаголов создает ощущение вневременного бытия героя, одновременности различных состояний, а также действий и событий, представленных в снятом, панхроничном виде. Временная протяженность является важнейшим показателем реальности мира. В этой связи представляется уместной антитеза П.Флоренского: "...в сновидении время бежит, и ускоренно бежит навстречу настоящему, против движения времени бодрственного сознания" (Скрелина, 1993). Наряду с описанием рассуждение не имеет временного вектора. Следует отметить, впрочем, некоторую прозрачность аргументативного жанра с точки зрения темпорального признака: рассуждение может вестись в настоящем, прошедшем и будущем времени, но сущность рассуждения заключается в построении логической, а не темпоральной последовательности. Говоря о специфике функционального стиля применительно к кластеру времени, мы имеем в виду некоторые особенности разговорного стиля (активное использование

152

настоящего времени для описания будущего), praesens historicum в художественном повествовании, а также особую значимость настоящего времени для перформативных высказываний в текстах деловых документов.

Будучи существенным признаком действительности, время фиксируется в лексической семантике большой группы слов. С точки зрения степени представленности признака в лексической семантике можно выделить слова, специализированно обозначающие время ("время", "вчера", "тогда", "прошлый", "час" и т.д.), и слова, в содержании которых темпоральный признак выражен синкретично, в единстве с другими признаками ("ждать", "планировать", "опаздывать", "спешить", "стремительный", "допотопный", "желторотый", "вечный" и т.д.).

Таким образом, концепт времени в языке представляет собой многомерное образование, при этом измерения данного концепта зависят от его существенных признаков. Приведенные подходы к описанию времени в обыденном языке, разумеется, не исчерпывают смысловое пространство рассматриваемого кластера, но дают возможность выделить некоторые его характерные признаки и позволяют сделать следующие выводы: 1) время линейно; 2) время имеет направление (векторно); 3) время измеряемо; 4) существует реальное и воображаемое (фактическое и контрфактическое) время; 5) контрфактическое время имеет свои характеристики, которые могут не совпадать с характеристиками реального времени; 6) события всегда предполагают фиксацию на временной шкале; 7) события на временной шкале могут быть представлены точечно и процессуально; 8) события на временной шкале соотносимы с наблюдателем; 9) наблюдатель может занимать пассивную и активную позиции; 10) пассивный наблюдатель фиксирует объективное время событий относительно некоторых условных точек отсчета; 11) активный наблюдатель фиксирует объективное время событий относительно их взаимной последовательности либо

стилистическими средствами, образующими целостную систему языковой темпоральности; 13) главным средством языковой темпоральности является категория времени глагола; 14) представление времени в конкретном языке зависит от своеобразия категориального кластера глагола, т.е. от набора глагольных категорий, от соотношения выраженных и скрытых категорий в этом языке, от того, какие глагольные категории являются доминантными, определяющими для данного языка; 15) центром категориального кластера времени в языке является модальное видо-временное единство, т.е. кластер "наклонение — время — вид"; 16) максимальная дифференциация времени реализуется в индикативе; 17) видовые, акциональные, таксисные характеристики

времени; 19) темпоральный признак выражен в лексическом значении большой группы слов; 20) кластерная организация времени в лексической репрезентации состоит в сочетании признака времени с темпорально-связанными признаками бытия, отрицания, движения, предсказуемости, желательности, возможности, регулярности и др.; 21) лексико-грамматическое выражение признака времени

специфику композиционно-речевой формы и функционального стиля, при этом максимальная дифференциация времени проявляется в повествовании и максимальная дифференциация измерений контрфактического времени — в текстах художественной литературы.

153

2.5. Лингвокультурные характеристики юмора1

Что является предметно-образной характеристикой концепта "юмор"? Добродушно-насмешливое отношение к чему-либо выражается на лицах людей, испытывающих соответствующую эмоцию. Образом юмора является добродушная улыбка, которая отличается от образа шутки, возможно, чуть большей степенью интеллектуализации, т.е. это может быть улыбка с хитроватым прищуром, либо лицо человека, пытающегося сохранить бесстрастное выражение при рассказывании смешной истории (мы понимаем, что бесстрастная маска на лице рассказчика вот-вот сменится улыбкой), это и понимающее лицо слушателя, который готов поддержать юмористическую тональность общения, это определенные модуляции голоса рассказчика, это смех, который может завершить общение, либо улыбка, либо усмешка. Образом юмора может быть вся гамма мимических движений, показывающих удовольствие, сопряженное с небольшой степенью интеллектуальных усилий.

Фрейм юмора как его предметно-образная сторона представляет собой последовательное расширение хранящихся в памяти образов тех ситуаций, которые сопряжены с добродушно-насмешливой интенцией, тональностью и образцами поведения людей. Исходным моментом фрейма является улыбающееся лицо либо характерная интонация, затем фрейм расширяется и вовлекает более широкий круг ассоциаций. При исследовании фрейма лингвист вынужден обращаться к языковым воплощениям хранящегося в памяти фрагмента действительности (как однословным, так и неоднословным), т.е. к понятийной характеристике концепта.

Понятийная характеристика концепта есть его описание посредством признаков, выделяемых в составе целого представления. К числу понятийных характеристик относятся словесное обозначение (именование) и словесная характеристика. Мы исходим из того, что концепт может иметь несколько именований и множество характеристик, вместе с тем целесообразно выделить основное обозначение, которое выступает в качестве имени для концепта. Понятийная характеристика концепта неразрывно связана с его образной характеристикой.

Понятийной характеристикой исследуемого концепта является прежде всего слово "юмор", т.е. обозначение концепта. Следующей ступенью мы считаем серию определений данного концепта, при этом ведущим определением выступает словарная дефиниция (одна из дефиниций, приведенных выше). В соответствии с традицией, заложенной А.А.Потебней, выделяется ближайшее и дальнейшее значение слова, т.е. тот содержательный минимум, который должен быть известен любому носителю данной культуры и который фиксируется в обычном толковом словаре в виде дефиниции, и то научное либо личностно специфическое расширение и уточнение содержания, связанного с определяемым объектом, которое является релевантным для специалистов (например, для социологов — исследователей юмора) или для людей, связывающих с этим концептом какие-либо особенные личностно значимые характеристики (специфическим будет, например, отношение к юмору у профессионального эстрадного сатирика). Наконец, самой полной (и в принципе неисчерпаемой) характеристикой юмора является перечень определений, связанных как с понятием "юмор", так и с характеристиками ситуаций, которые так или иначе ассоциируются с юмористическим поведением.

1 Этот раздел написан совместно с А.В.Карасиком.

154

Одним из возможных путей понятийного моделирования исследуемого культурного концепта может стать обращение к идеографическим словарям.

Приведем фрагмент идеографического описания понятия "humour" в английских тезаурусах:

Humour — (n.) The quality of being laughable or comical: drollery, facetiousness, drollness, funniness, ludicrousness, waggishness, wittiness, jocularity, wit, humorousness, seriousness (antonym), sadness (antonym), gravity (antonym), sobriety (antonym) (Heritage); Humour n. — 1. The humour of the situation had everyone laughing: funniness, comedy, comicality, ridiculousness, ludicrousness, drollery, nonsense, jocularity, jocoseness, jocosity. 2. The book is cheerful and full of humour: jokes, joking, wit, wittiness, witticisms, gags, wisecracks, jests, jesting, foolery, fooling, foolishness, tomfoolery, raillery, ridicule, buffoonery, waggery, monkeyshines, comedy, high comedy, low comedy, broad comedy, slapstick, low humour, broad humour, burlesque, farce, caricature, parody, travesty, satire, whimsy, wordplay, puns. Antonyms — seriousness, gravity, solemnity, sobriety; sadness, grief, sorrow, melancholy (Random House).

Funny — 1. (adj.) Behaving like a clown:, clownish, buffoonish, foolish, entertaining, amusing, silly, sensible (antonym). 2. (adj.) Causing or deserving laughter, laughable, jocose, amusing, entertaining, comic, comical, droll, farcical, foolish, humorous, rich, burlesque, risible, witty, serious (antonym) (Heritage); funny adj. — 1. It's a very funny story, but I don't want to repeat it: comical, amusing, humorous, diverting, laughable, hilarious, absurd, ridiculous, ludicrous; witty, droll, comic, facetious, waggish, jocular, jocose, sporting, jesting, antic, mirthful, merry; farcical. Antonyms — 1 serious, sober, humourless; solemn, grave; mournful (Random House).

Приведенный список показывает системные связи основного обозначения исследуемого концепта, но не раскрывает характеристик ситуации, которую носители языка могут определить как юмористическую. Для раскрытия характеристик такой ситуации необходимо обратиться к текстам, в которых вербализуется поведение людей, которые шутят и понимают шутки. Отметим, что значительная часть соответствующей информации остается как бы за кадром: участники ситуации должны догадаться, что кто-либо пытается пошутить, сказать нечто остроумное, рассказать анекдот. Вербализация иллокуции в данном случае сводит юмор на нет либо преследует иную цель, например, успокоить адресата, который может принять шутку за оскорбление (говорящий примирительно улыбается и говорит: "Это шутка", "A joke", или "Шучу" — в игровой имитации сниженной речи на русском языке — "Шутю").

В Русском ассоциативном словаре (РАС) приводится следующий ассоциативный ряд реакций на слова-стимулы "юмор" — смех (21), черный (16), сатира (8), плоский, тонкий (4), анекдот, острый (3), веселый, веселье, и сатира, смешно, смеяться, шутка, юморист (2) (всего — 104 реакции); "шутка" — смех (58), плоская (34), глупая (26), прибаутка (25), веселая (21), юмор (17), острая (15), всерьез, удачная (13), злая, неудачная, неуместная (9), анекдот, весело, плохая, утка (7), в деле, в сторону (5), веселье, грубая, дурацкая, ли, розыгрыш, серьезная (4), друга, не к месту, обида, острота, пошлая, сказать (3), 1 апреля, грустная, добрая, друзья, игра, к месту, каламбур, клоун, моя, настроение, не в тему, не удалась, остроумная, правда, смешная, смешно, тупая, улыбка, штука, шутке рознь (2) (всего — 510 реакций). Список обратных реакций (от реакции — к стимулу) составили следующие слова:

"юмор" — шутка, детский, бесплодный, веселый, выстрел, женский, нездоровый, плохой, разный, черный, "шутка" — брехня, враки, гнев, играть, история, король, неправда, обольстить, сейчас, смеяться, спор, танцевать, это.

155

Можно сказать, что приведенные реакции затрагивают основные характеристики исследуемого концепта (если не принимать во внимание несерьезные ответы и ответы, представляющие собой часть устойчивых фраз). Самой частотной реакцией на слова "юмор" и "шутка" является слово "смех", т.е. следствие соответствующего поведения, его перлокутивный эффект. Вместе с тем, если посмотреть на список реакций под другим углом зрения, а именно с точки зрения характеристики юмора или шутки, то подавляющее число реакций будет характеризовать качество юмора или шутки, участников ситуации, жанровую принадлежность этого речевого действия. Обращает на себя внимание тот факт, что в ассоциативном словаре отрицательные реакции на слова "юмор" и "шутка" занимают значительную часть в общем корпусе ответов: "черный юмор", "плоская, глупая, злая, неудачная, неуместная шутка". Это свидетельствует о том, что игровое, шутливое поведение балансирует на грани коммуникативного конфликта, тот, кто шутит, может легко обидеть адресата; в свою очередь, это говорит о том, что многие адресаты признаются в отсутствии чувства юмора.

Будучи культурным концептом, юмор обладает ценностными характеристиками, т.е. связан с ключевыми жизненными ориентирами. Юмор по своей сути есть один из самых удобных способов адаптации человека к меняющимся обстоятельствам, это реакция на неожиданное развитие событий, в известной мере — примирение с действительностью, причем с переживанием положительных эмоций, которые, как известно, способствуют укреплению здоровья человека. Таким образом, юмор — это органическая защитная характеристика человеческой психики, достаточно тонкий и сложный эмоциональный феномен, связанный с выживаемостью человека как вида, т.е. юмор связан с витальными ценностями человека. Отметим, что с позиций витальных ценностей (как средство выживания и психологической самозащиты) смех соотносим со страхом, но страх представляет собой способ эмоциональной концентрации на негативной основе перед опасным событием, а смех — способ эмоциональной релаксации на позитивной основе после опасного события.

Основываясь на системе оценочных значений по Н.Д.Арутюновой (1998, с.198– 199), мы соотносим оценочные характеристики концепта "юмор" с типами оценочных значений 1) общей оценки (хороший, прекрасный), 2) сенсорновкусовой оценки (приятный, вкусный), 3) психологической (интересный, веселый), 4) эстетической (красивый, уродливый), 5) этической (добрый, порочный), 6) утилитарной (полезный, благоприятный), 7) нормативной (правильный, нормальный), 8) телеологической (эффективный, удачный). Мы исходим из того, что юмористическая ситуация характеризуется всеми видами оценочного значения, вместе с тем существуют разновидности объектов и отношения к ним, связанные с юмором. Если представить себе условную запись юмористической ситуации в виде модальной рамки, где в скобках находится диктум, а за скобками — модус, по Ш.Балли, то юмористическая оценка приобретает вид сложного модуса по отношению к некоторому положению дел: 1) имеет место некоторое положение дел, 2) оно могло развиться в неблагоприятную сторону для субъекта оценки, т.е. могло представить собой угрозу, 3) оно разрешилось благоприятно, 4) угроза была относительно маленькой, 5) субъект по этому поводу испытывает чувство облегчения, 6) субъект хочет поделиться этим чувством с адресатом, т.е. вступить в коммуникативные отношения, 7) адресат разделяет чувства субъекта и смеется. В этой записи представлена структура коммуникативного действия, в котором выделяются Субъект и Адресат с их основными для данной ситуации характеристиками (Коммуникативное действие Þ Смех), основные эмоциональные состояния субъекта (некоторое опасение и облегчение), характеристики ситуации (малая угроза субъекту).

156

На наш взгляд, чувство облегчения ассоциируется с общей положительной оценкой, в то время как разновидности возможной небольшой угрозы для субъекта юмористической оценки связаны с частнооценочными значениями. Например, нечто казалось вкусным, приятным, полезным, правильным и т.д., но оказалось совершенно иным, и по этому поводу субъект мог бы огорчиться, но степень соотносительного ущерба для субъекта очень мала, и поэтому его реакция в целом носит положительный характер.

Ценностные характеристики юмора как культурного концепта можно установить, обратившись к анализу выраженных в языке оценочных суждений по поводу данного концепта. Эти суждения выражаются в устойчивых речениях — пословицах и афоризмах, в значениях слов, определяющих исследуемый концепт,

вреакциях информантов, которым предложено выразить свое отношение к той или иной ситуации.

Достоинство паремиологических текстов — в их универсальном характере. Пословицы и афоризмы дают широкий спектр ситуативных проявлений шутки и юмора. Вместе с тем понятно, что пословица как фольклорный жанр ограничена в социальном отношении теми людьми, которые этим жанром преимущественно пользуются. Функционально пословицы связаны с ценностями крестьянской жизни, афоризмы — с ценностями образованного городского населения, анекдоты — с перевернутыми ценностями всего общества, хотя формально они представляют городской фольклор. Обратившись к списку пословиц, приведенных

визвестном словаре В.И.Даля "Пословицы русского народа" (1996), мы находим достаточно большой список этих речений под рубрикой "смех — шутка — веселье". Приводимые пословицы интересны с точки зрения связи исследуемого культурного концепта с другими концептами. В пословицах фиксируется связь смеха и преодоления жизненных проблем ("Под силу беда со смехами, а невмочь беда со слезами"), связь смеха и отдыха ("Мешай дело с бездельем, проводи время с весельем"), закономерность связи радости и печали, смеха и слез ("Кто смешлив, тот и слезлив"; "Смех до плача доводит"), возможность обидеть людей шуткой ("Над кем посмеешься, тот над тобою поплачет"; "Последний смех лучше первого"), связь шутки и розыгрыша ("Полно шутить, – сказал волк капкану, – отпусти лапу-то").

Впаремиологических текстах наиболее явно выражены нормы поведения, т.е. ценностно значимые стереотипы социального взаимодействия людей в конкретных ситуациях общения. Нормы поведения актуализируются прежде всего тогда, когда возникает выбор между той или иной поведенческой стратегией. Важнейшим противопоставлением поведенческих стратегий является контраст между этическими (моральными) и утилитарными нормами поведения. В первом случае акцентируются интересы других людей, во втором случае — интересы индивида. Эти интересы взаимосвязаны и в известной мере находятся в гармоническом единстве, но возможен конфликт таких интересов, который, повторяясь, находит типичное решение, формулируемое в типовых оценочных суждениях, например, “Не плюй в колодец — пригодится воды напиться” —

“Веди себя предусмотрительно, не порть отношений с людьми, ибо возможно, что

вбудущем тебе придется к ним обратиться” -- “Контролируй себя, не будь эгоистичным и глупым”. Осуждение эгоизма вытекает из норм морали, осуждение глупости — из норм рационального утилитарного поведения.

Наряду с утилитарными и моральными нормами существуют и другие нормы поведения. С одной стороны, выделяются самоочевидные витальные потребности людей, допускающие формулировку в виде норм: “Необходимо есть, спать, следует отличаться от животных”. Такие нормы можно трактовать как субутилитарные. Они усваиваются в раннем детстве и никогда прямо не

157

формулируются в пословицах. С другой стороны, выделяются основные принципы человеческого поведения, закрепленные в догматах веры и юридических кодексах: “Нельзя убивать людей”, “Нельзя красть”, “Нельзя заниматься развратом”. Такие нормы не объясняются, признаются высшими ценностями и поэтому могут рассматриваться как суперморальные нормы поведения. Отметим, что в языке есть целый ряд пословиц, в которых идет речь о людях, нарушающих суперморальные нормы поведения. Например, “На воре шапка горит”. Но выводимый смысл этой пословицы носит утилитарный характер: “Не стоит рисковать, совершая преступление, поскольку за ним последует наказание”. Выводимый смысл может носить моральный характер: “Once a thief, always a thief” — “Не следует рассчитывать на то, что люди быстро забудут о твоем плохом поступке, нужно отвечать за свои дела”. Примером шутливого переосмысления суперморальных норм может послужить серия анекдотов о врачах, которые не думают о своих пациентах: "Доктор, Вам всегда удается вырвать зуб без боли?" — "Нет, вчера я даже вывихнул себе руку." Суперморальной нормой является требование не причинять боли другим, на эту норму накладывается нормативное представление о враче, который призван помогать пациенту, а не мучить его. Можно сказать, что шутливые переосмысления данных норм подчеркивают их значимость для современного общества. Субутилитарные нормы также могут подвергаться юмористическому переосмыслению, это касается, например, употребления в пищу отбросов или грязи ("Кажется, эту баклажанную икру уже один раз съели"). Отметим, что в афоризмах или анекдотах субутилитарные нормы в чистом виде редко высмеиваются (исключение составляют детские анекдоты). Вместе с тем наблюдается комплексное юмористическое переосмысление моральных и субутилитарных норм в анекдотах:

"Рафик сидит на балконе и ест гнилой банан. Мама смотрит из окна и говорит: "Не ешь эту дрянь! Отдай ее папе". Использование в пищу несвежих продуктов — нарушение субутилитарной нормы, а неожиданный переход к новому действующему лицу — это абсурдное переворачивание моральной нормы (Нельзя есть отбросы, но к папе это не относится).

Пословицы как обобщенное ценностное представление народа о тех или иных явлениях или человеческих качествах достаточно ограничены по своей тематике. В этом смысле личностные дополнения или даже глубокие личностные суждения, например в форме афоризмов, могут внести определенные дополнения в общую картину юмористического картирования мира. Например, известно изречение К.Маркса "Идея становится материальной силой, овладев массами". Писатель В.Аксенов подметил: "Именно идиотские идеи быстрее всего овладевают массами". Перед нами шутливое переосмысление прецедентного текста, с добавлением качественно нового признака — скорости распространения идеи в зависимости от ее интеллектуального потенциала. Это парадоксальное высказывание коррелирует с большим корпусом различных фраз, посвященных дуракам, в том числе и не всегда юмористическим.

Заслуживает внимания фраза Ф.Кривина: «Победителей не судят. А зря!» Авторский комментарий в этой фразе переворачивает систему утилитарных ценностей, на которых строится оправдание любых побед, какой бы ценой они ни были одержаны.

Будучи разновидностью критики, юмор строится на определенной системе ценностей. Этнический юмор основан на карикатурной характеристике других этносов. М.А.Кулинич (1999) моделирует ценности в этническом юморе с помощью системы бинарных оппозиций, левая часть которых — это высмеиваемое качество другого народа, а правая часть — позитивное качество, которое принимается как автохарактеристика своего этноса: глупость — ум,

158

нечистоплотность — опрятность, лень — трудолюбие и др. Отмечается, впрочем, что некоторые качества могут иметь два экстремума: недостаточный и избыточный характер, например, вульгарность — чопорность. В таком случае "своим" приписывается разумная "золотая середина", а чужие выставляются как носители экстремальных характеристик. Очень важным представляется замечание М.А.Кулинич о том, что в случае двойственного экстремума один из объектов шутливой критики может быть представителем собственного этноса, но в таком случае он репрезентирует чужую социальную группу, например, с позиций усредненного англичанина американцы вульгарны, но собственные аристократы чопорны (Кулинич, 1999, с.48). Любовь к порядку традиционно считается характеристикой немецкого менталитета. Вместе с тем итальянцы, известные своим раскованным и неупорядоченным поведением, критикуют это качество, выбрав мишенью карабинеров, т.е. полицейских:

У карабинера в Венеции спрашивают: "Почему ботинок мокрый?" — "Окурок тушил".

В Венеции вместо улиц каналы, окурок обычно затаптывают. Соответственно, полицейский затаптывает окурок, который брошен в канал. В данном случае стереотипное действие по поддержанию порядка приобретает характер гротеска,

акарабинеры — хранители порядка — характеризуются как тупые автоматы. Отношение к собственности является одним из существенных для любой

культуры концептов (Бабаева, 1997).

Критически оценивая отклонения от некой точки отсчета в отношении к собственности, люди склонны высмеивать чрезмерное богатство и чрезмерную бедность, жадность и скупость, мотовство и другие характеристики поведения. В основном высмеивается скупость, доходящая до абсурда. Вместе с тем щедрость, которая выходит за рамки привычных стереотипов поведения, также вызывает насмешку. Например:

Один кавказец сильно потратился в ресторане и, уходя, сказал гардеробщику: "Пальто не надо!"

ВРоссии считают, что кавказцы славятся своей щедростью (иногда показной); в ресторане принято давать на чай официанту, при этом говорят: "Сдачи не надо". В приведенном тексте пальто превращается в чаевые, это абсурдно и поэтому вызывает улыбку. Отметим, что образ кавказца (обычно грузина) как чрезмерно богатого человека в современном русском языковом сознании сменился образом "нового русского", при этом сюжеты анекдотов остались прежними:

Заходит "новый русский" в ресторан и ставит на стол большой чемодан. Официант говорит: "Чемоданы на стол не ставят!" — "Для кого чемодан, а для кого — кошелек!", – отвечает "новый русский".

Вэтом тексте гиперболизируется вещественное выражение богатства — много денег — чемодан денег. В британском языковом сознании шотландцы и голландцы характеризуются повышенной скупостью, а ирландцы — нерациональностью, вместе с тем скупость достаточно часто высмеивается, а импульсивность и странная логика поведения редко связываются с мотовством применительно к ирландцам; возможно, в коллективном сознании англичан образ ирландца не ассоциируется с богатством, а бедный человек не может безрассудно выбрасывать деньги на ветер.

К числу тематически релевантных объектов этнического юмора относятся концепты пищи и выпивки. Юмор, связанный с пищей, касается обжорства, неразборчивости в еде, нарушений этикета за столом, поедания испорченной пищи, нарушения эстетических характеристик пищи, использования странных продуктов для пищи, людоедства и т.д. При этом тема еды часто выступает как повод для создания комической ситуации. Например:

159

"Официант! Что делает эта муха в моем супе?" — "Плавает, сэр".

Мухи, волосы и другие посторонние предметы в пище вызывают отвращение, но соль данного анекдота — в невозмутимой реакции официанта, который делает вид, что не понял вопроса посетителя ресторана ("Почему в моем супе муха?"). На самом низовом уровне культуры обыгрывается тема экскрементов, случайно используемых в качестве пищи. Англичане с насмешкой относятся к изысканности французской кухни, особым объектом юмора выступает сыр с резким запахом (примером может послужить известный эпизод в книге Дж.К.Джерома "Трое в лодке, не считая собаки").

Алкоголь и отношение к нему выступают в качестве существенного индикатора этнокультурных ценностей. Обыгрывается пьянство, причем критике подвергается как неумеренное пьянство, так и несостоятельность в возможности много выпить. Англичане часто критикуют ирландцев за пристрастие жителей "Изумрудного острова" — Emerald Island — к неумеренному принятию алкоголя. Эта тема является одной из ведущих в русском языковом сознании. Отметим, что пьянство не получает отрицательной оценки, но выглядит как курьезное и часто положительно оцениваемое по сравнению с другими недостатками поведение. Например:

Алкоголик идет по улице, видит лежащего в луже человека и говорит: "Надо же, люди уже гуляют, а я — ни в одном глазу!"

Абсурдность ситуации заключается в том, что внешний признак опьянения — лежать в луже без сознания — воспринимается как желаемое состояние.

Очень часто тема алкоголя в русских анекдотах выражена в виде этнического сопоставления:

Поспорили француз, американец и русский, кто больше выпьет, и пригласили ученых с микроскопом, чтобы те увидели, что происходит в мозгу у испытуемых. Француз выпил бутылку, в его мозгу возникли эротические картинки, выпил две — и отключился. Американец выпил бутылку, в его мозгу возник образ гонки на автомобиле, выпил две — и отключился. Русский выпил бутылку, в мозгу — ничего, выпил две — ничего, выпил три — возникла какаято точка. Взяли самый сильный микроскоп и увидели крохотный соленый огурец.

Этот анекдот гиперболически подчеркивает мощь людей, которые способны много выпить, и показывает типичный для русской культуры способ закуски.

Вкачестве зеркального отражения этой же темы уместен, на наш взгляд, следующий пример:

Приехал немец в Россию, его каждый день сердечно угощают, он пьет много водки. Первый день он пишет письмо жене: "Меня прекрасно принимают, но мне очень плохо от водки". На второй день: "Марта, я сегодня столько выпил, что чуть не умер". На третий день: "Лучше бы я умер вчера".

Подчеркивается слабость иностранцев в отношении выпивки. Данный анекдот является типичным самопредставлением в этнокультурном сопоставлении.

Неадекватное поведение пьяных представляется как клоунада:

Всередине ночи возвращается домой пьяный мужик, включает свет в коридоре, пытается повесить одежду, вешалка падает с грохотом, все выскакивают из комнаты, а он говорит: "Ну, что? Плохо без батьки-то?"

Абсурд данной ситуации состоит в том, что восприятие собственного поведения пьяницы является неадекватным, он думает, что все выскочили, чтобы его встретить.

Пьяные не всегда радуются своему состоянию:

160