карасик концепты

Ю.С.Степанов выделяет три компонента концепта: 1) основной признак, актуальный для всех носителей данной культуры, 2) дополнительный, «пассивный» признак (их может быть несколько), важный для отдельных социальных групп, 3) внутреннюю форму, обычно вовсе не осознаваемую, запечатленную во внешней, словесной форме (Степанов, 1997, с.42–45). В качестве примера приводятся дни 23 февраля и 8 марта, которые для всех жителей России означают «праздник мужчин» и «праздник женщин» (это основной признак), однако по своему происхождению эти даты отмечаются как «День Советской армии» и «Международный женский день» (дополнительный признак), наконец, исторически эти даты соотносятся с победой Красной Армии над войсками Германии под Псковом в 1918 г. и решением женского секретариата Коминтерна (этимологический признак). В книге последовательно раскрывается этимология всех рассматриваемых концептов, приводятся исторические сведения, дается развернутый и подчеркнуто субъективно-авторский комментарий к этим сведениям.

Выявление концептов, составляющих константы той или иной культуры, это, по сути дела, исследование бесконечности. Можно спорить по поводу того, относится ли тот или иной концепт к константам культуры – культура развивается, концепты подвижны и принимают различные оболочки, отдельность концепта может быть иллюзорной. Думается, что Ю.С.Степанов прав в том, что концепты, во-первых, реальны, и, во-вторых, по-разному реальны для различных людей в различные эпохи и в своих различных модусах или ипостасях. Отсюда вытекает тезис о правомерности различных подходов к исследованию концептов. Имеют ценность и наблюдения, и интроспективные определения, и гипотетические модели, и социологические и социолингвистические эксперименты, и анализ значений слов, фразеологизмов, паремий, художественных и деловых текстов. Поэтому в качестве главного метода изучения концептов, на мой взгляд, выступает интерпретативный анализ – основной метод герменевтики. Сфера концептов – это сфера понимания. Приведем в качестве иллюстрации характеристики некоторых концептов в различных лингвокультурах.

С точки зрения специфики немецкой картины мира, заслуживают внимания те культурные концепты, которые традиционно связываются с образом немца в глазах других народов. Необходимо оговориться, что этот образ может не совпадать с собственным мнением немцев о себе как о народе, этот образ является абстракцией, более точную картину мы можем получить, обратившись к модельным личностям, например, “немецкий офицер”, “немецкий бюргер”, “немецкая домохозяйка”, “немецкий учитель”, “немецкий философ” и т.д.

К типичным характеристикам немецкого менталитета относятся любовь к порядку и чистоте. С точки зрения других народов, эта любовь носит несколько преувеличенный характер. Известно утверждение “Ordnung muss sein”. Порядок мыслится как точность, пунктуальность, аккуратность, умение считать (в немецком языке противопоставляются глаголы rechnen — zahlen), уважение к приказу, иерархичность, основательность и доскональность, целеустремленность (точнее — осознание цели: zielbewusst), рационализм. В стремлении аккуратно разложить все по полочкам немцы готовы исправлять дефекты окружающего мира. В известной мере стереотипы немецкого менталитета объясняются особенностями протестантской этики, когда каждый человек индивидуально отвечает за свои поступки перед Богом. Этим, по-видимому, объясняется высокое трудолюбие немцев, умение мобилизовать все ресурсы для достижения поставленной цели. Англичане говорят о немцах: “They work like hell.” — “Они работают, как черти”.

121

Заслуживает внимания сентенция, приписываемая И.Г.Эренбургу: “В Германии вы должны вести себя, как все, но думать имеете право все, что угодно; во Франции можно вести себя, как угодно, но думать нужно, как все”. Единообразие поведения связано с необходимостью поддержания порядка. Вместе с тем интеллектуальная свобода в Германии, традиционное уважение немцев к теориям явились одним из оснований немецкой философии. Отметим в этой связи, что типичным негативным персонажем в современном американском массовом сознании является безумный профессор, который хочет уничтожить весь мир и живущих в нем нормальных людей, а антонимом слова democratic выступает слово intellectual. Германия — одна из немногих стран, где интеллектуальная деятельность традиционно является престижной.

Чистота направлена на борьбу с грязью. В немецком языке существует глагол putzen — “чистить, убирать (комнату)”, в этом слове есть смысл, который порусски в ряде случаев передается глаголом начищать, т.е. очищая, доводить до высокой степени чистоты. Для подобного действия в определенных ситуациях используется глагол драить – чистить, натирать до блеска (БТС) (например, драить палубу). В этом смысле русский глагол убирать (грязь) означает меньшую степень чистоты в результате уборки, а английское выражение to tidy up the room имеет смысл “убрать, аккуратно разложив все на свои места”. Немецкая уборщица — Putzfrau — буквально полирует комнату. Трудно представить себе в немецком языке речение “От грязи еще никто не умер”, в русском языке эта фраза воспринимается как стремление свести к шутке замечание относительно физической нечистоплотности; немцы же вряд ли оценят такой юмор. Для русского сознания несопоставимо важнее чистота души.

Всем известно очень серьезное отношение немцев к точности в оценке явлений, эта точность является частью глобального концепта “порядок” и выражается в пунктуальности, строгом соблюдении норм закона, неприязни к опозданиям, а также в любви к счету. Немцы любят считать все вокруг, вести бухгалтерский учет своих доходов и расходов, рационально считать плюсы и минусы в тех ситуациях, где представители других народов действуют только интуитивно. Немецкая точность является ценностной доминантой в рекламных текстах. Например, в рекламе аудио- и видеоаппаратуры говорится: German precision in sound and vision. В современных российских городах появляются «Немецкие химчистки», где стоимость услуг достаточно высока и – это имплицируется названием – качество выполнения заказа является безукоризненным.

Очень интересные наблюдения о немецкой языковой картине мира в плане правил и норм поведения содержатся в работах А.Вежбицкой (1999). Она отмечает, что хотя “в послевоенную эпоху заметно реже стали употребляться слова типа Gehorsam — “повиновение” и выражения вроде Befehl ist Befehl — “приказ есть приказ”, ... такие традиционные для немцев ценности, как социальная дисциплина и Ordnung — “порядок”, основанный на законной власти, отнюдь не устарели” (Вежбицкая, 1999, с.688). Это выражается, в частности, в особой роли, которую играют в немецкой культуре запреты, например, Zutritt verboten!, Betteln und hausieren verboten! — “Проход запрещен!”, “Попрошайничать и торговать вразнос запрещено!”. В англоязычной культуре формуле “X verboten!” соответствует формула “No X-ing”, например, No smoking — “Не курить”. Английское prohibited — “запрещено” — используется только в тех случаях, когда запрещаемое действие представляет опасность для жизни людей (например, запрет курения вблизи нефтяных резервуаров). То, что в английском языке относится к понятию “правила”, в немецком интерпретируется как “запреты”. В немецкой картине мира принято жестко регламентировать поведение людей.

122

Англичане же выбирают более мягкое и косвенное воздействие. Например, в кафе можно увидеть надпись “Thank you for not smoking” — “Благодарим вас за то, что вы не курите”, а не No smoking. Сравним надпись на стене университетской библиотеки: Bitte leise sprechen! — “Пожалуйста, говорите тихо” (обратим внимание на восклицательные знаки в немецких объявлениях — если это и просьба, то очень настоятельная, а по сути дела — это приказ). В английских библиотеках пишут в таких местах “Quiet work area” — “Место спокойной работы”, т.е. “Здесь не шумят”. Сравним распространенные надписи на русском языке: “Не курить”, “Не сорить”, “По газонам не ходить” и, конечно, в вагонах “Не высовываться”. Степень категоричности, как видим, является величиной градуальной. Здесь, впрочем, мы разделяем точку зрения не А.Вежбицкой, а Р.Водак, которая пишет об институциональном дискурсе как о голосе государства, говорящего с людьми (Водак, 1997, с.23). Где здесь мера этнокультурной и социокультурной специфики? На наш взгляд, этнокультурная специфика в отношении запретов состоит в том, что одни народы не терпят чрезмерного и прямого вмешательства государства или общества в их личную жизнь, а другие считают это допустимым и правильным.

А.Вежбицкая делает следующие выводы относительно запретов в немецкой культуре: 1) немцы одобряют такую ситуацию, когда кто-либо прямо говорит людям, что они должны и не должны делать; 2) это свидетельствует о “широком распространении идеи личной власти как источника ограничения и принуждения”; 3) знаки запретов фокусируют внимание прежде всего на негативной стороне вещей (Вежбицкая, 1999, с.695–696).

Очень важным является комментарий А.Вежбицкой относительно роли концепта Angst — 'страх' в немецкой культуре. Этот концепт очень приблизительно соответствует словам со значением “страх” в других языках, поскольку в концепте 'Angst' содержится нечто от состояния депрессии, тревоги, неприкрытости, незащищенности, неуверенности. Как это ни парадоксально, но понятие "Angst" антонимически связано с понятием "Ordnung", поскольку "Ordnung" — “порядок” подразумевает "Sicherheit" — “безопасность, приобретаемая в уверенности” и "Geborgenheit" — “укрытость, т.е. нахождение в месте, где можно себя чувствовать в безопасности и защищенным” (Вежбицкая, 1999, с.601–602).

Немецкая основательность в карикатурной форме показана в английском анекдоте:

A professor giving a talk to a multinational audience tells a joke against the Germans. Someone at the back of the hall jumps up and protests angrily:

"I'm German!"

"OK", says the speaker "I'll say it again — slowly".

Вданном случае основательность заменяется медлительностью: подразумевается, что немцы — тугодумы.

К полицейскому в Германии подбегает человек: "Господин полицейский, у меня украли велосипед!" – "Он был в порядке?" – "Да, ездил нормально". – "Звонок был на нем?" – "Нет". – "Ручной тормоз работал?" – "Его вообще не было". – "Фонарь?" – "Не было". – "Так, платите штраф 30 марок!"

Вэтом тексте гипертрофированно выражена немецкая страсть к порядку: ситуация абсурдно переворачивается, полицейский подменяет тему похищения велосипеда темой общего порядка езды на этом виде транспорта.

Хотелось бы заметить, что нормы проявления тех или иных качеств условны не только применительно к этнокультурным сообществам, но и к социокультурным группам внутри одного и того же этноса. В этом отношении интересен концепт 'скорость'. Известно, что южные народы обладают более горячим темпераментом,

123

чем жители северных стран, и характеризуют медлительных, по их мнению, представителей соответствующих этносов с насмешкой. Показателен следующий анекдот:

Едут в машине несколько финнов. Дорогу перебежал какой-то маленький зверек. Через полчаса один из пассажиров сказал: «Заяц». Еще через полчаса другой пассажир возразил: «Белка». Прошло еще полчаса, и старший в компании заметил: «Хватит спорить, горячие финские парни!».

В этом тексте преувеличенно показана медлительность реакции жителей Суоми. Предполагается, что реакция тех, с кем себя ассоциирует рассказчик анекдота, должна быть быстрой. Медлительность ассоциируется с умственной несостоятельностью и поэтому вызывает улыбку. Увеличение скорости жизни в современном мире привело к тому, что для молодых людей в России скорость стала знаковым моментом существования. Понятие «тормозить», замедлять движение, приобрело резко отрицательную оценку. Реклама всячески поддерживает этот стереотип: «Не тормози! Сникерсни!» Шоколадный батончик «Сникерс» в английском имеет очевидную ассоциацию с не совсем приличным поведением подростка – to snicker (вариант — snigger — a quiet and disrespectful laugh kept to oneself), хихикать, тихо ржать, выражая неуважение. Для англоязычной культуры ослабление эмоционального самоконтроля, вероятно, актуально. На большой скорости осуществлять такой самоконтроль бессмысленно. Тот, кто проигрывает в скорости, заслуживает насмешки:

Устроился один тормоз сторожем в зоопарк. В первый же день у него убежали из клетки черепахи. Он говорит: «Я их хотел покормить, а они как побегут, как побегут…»

Черепаха – символ медлительности, поведение этого человека (медленнее эталона медленности) характеризует концепт 'скорость' в языковом сознании современной молодежи. В ассоциативном словаре в списке реакций на слова

тормоз, тормозить указаны единицы тупой, ты, плохо доходит, тугодум, закомплексованный (РАС-5). Возможно, культ скорости, ощущение полноты жизни на высокой скорости связано с сегодняшним осознанием свободы, но вместе с тем вспомним классическую фразу Н.В.Гоголя: «Какой русский не любит быстрой езды!»

Одной из наиболее сложных областей описания лингвокультурной специфики того или иного народа является сфера эмоций. Многие характеристики онтологии и языковой репрезентации эмоций раскрыты в исследованиях В.И.Шаховского (Шаховский, 1987, 1998). Специфике эмоциональных концептов в немецкой лингвокультуре посвящена монография Н.А.Красавского (2001). Автор рассматривает базисные эмоции «Angst» — «страх», «Freude» — «радость», «Trauer» — «печаль», «Zorn» — «гнев», определяет словарные номинанты этих эмоций и анализирует их историческое развитие, выявляет парадигматические и синтагматические отношения между языковыми единицами, выражающими соответствующие концепты, характеризует концептуализацию эмоций в мифологической, мифолого-религиозной и современной наивной и научной картинах мира. Эмоциональный концепт понимается в рассматриваемом исследовании как «этнически, культурно обусловленное, сложное структурносмысловое, как правило, лексически и/или фразеологически вербализованное образование, базирующееся на понятийной основе, включающее в себя помимо понятия образ, оценку и культурную ценность и функционально замещающее человеку в процессе рефлексии и коммуникации однопорядковые предметы (в широком смысле слова), вызывающие пристрастное отношение к ним человека» (Красавский, 2001, с.60). Автор доказывает, что в толковые словари следует внести ряд важнейших содержательных признаков, фиксируемых в

124

психологических дефинициях. К числу таких признаков (параметров) можно отнести «род», «видовые характеристики» («интенсивность, причина, последствия, условия появления эмоции», «объект эмоции», «длительность, осознанность, контролируемость или неконтролируемость, положительная/отрицательная знаковая направленность эмоций»). Автор отмечает, что максимально распредмеченным в филологических определениях является базисный эмоциональный концепт Angst — «страх». Менее полны знания наивного человека природы таких концептов, как Zorn — «гнев», Trauer — «печаль». Их когнитивные структуры представлены более усеченным набором семантических признаков. Более детальное лексикографическое описание концепта Angst — «страх», по мнению Н.А.Красавского, объясняется его глубокой рефлексией языковым сознанием. В книге отмечено, что «русская печаль и её концептуальные «дериваты» (тоска, грусть и др.) имеют не только несколько более высокую частотность употребления в художественном дискурсе по сравнению с составляющими микропарадигмы Trauer, но и обладает более богатыми ассоциациями, отличающимися образностью и ярко выраженной оценочностью. Используемые в своих метафорических значениях элементы микропарадигмы «печаль» активны, зримы, чем соответствующие элементы немецкой парадигмы Trauer. Примечательно, что для носителей русского языка и русской культуры часто не ясны каузаторы печали. Русское языковое сознание мыслит этот концепт преимущественно антропоморфно, антропоцентрично. Русские концепты группы "печаль" (грусть, тоска) по сравнению с их немецкими эквивалентами мыслятся русским языковым сознанием многочисленными образами; они располагают в нем значительно более широкой ассоциативной направленностью. Концепт русской печали обладает ярко выраженной этноспецификой. Он квалифицируется как национально маркированный, о чем, помимо прочего, свидетельствуют номинанты-дублеты эмоций (грусть-тоска, тоска-печаль, тоска-кручина). Последние относятся к безэквивалентной лексике. Они могут быть транслируемы в другой язык, в другую культуру описательными средствами» (Красавский, 2001, с.211–212). Весьма интересен вывод автора о том, что на раннем этапе развития цивилизации вызывающие эмоциональные реакции у древнего человека реальные события, предметы лингвистически никак не дифференцировались. Сама эмоция и событие, ее спровоцировавшее (т.е. причина), часто именовались одним и тем же словом. Можно предположить, пишет автор, что архаичный человек относился к переживаемым им эмоциональным реакциям, примитивным эмоциям как к реальным объектам мира.

'Тоска', один из наиболее характерных концептов русской культуры, по мнению А.Вежбицкой, анализируется в исследовании Е.В.Димитровой (2001), которая выделяет в этом концепте следующие смыслы: томление, грусть, печаль, скуку, уныние, хандру, тревогу, тоску по Родине, сожаление об утраченном, стремление к чему-либо, пока не происходящему, тоску по близким, любимым людям. Французский эквивалент этого концепта — angoisse – принципиально отличается от русской тоски: можно делать вид, что испытываешь это чувство, другими являются и поведенческие реакции: испытывая angoisse, француз может дрожать, чувствовать озноб, потеть (во французском это чувство сопряжено с неприятными физическими ощущениями и страхом) (Димитрова, 2001, с.12–13). Интересно отметить общий компонент в словах anguish (англ.) – «мучение, мука, страдание», angoisse (фр.) – «тоска, ужас, тревога», Angst (нем.) – «страх»: идея удушья, сдавливания, латинское angere — 1) сжимать, сдавливать, душить, теснить, щемить, 2) стеснять, беспокоить, тревожить, мучить, удручать (ЛРС).

125

Действительно, в своем развитии концепты проходят путь от проявления к содержанию (холод – стыд, оцепенение – страх, огонь — гнев и ярость и т.д.).

Концепт 'любовь' не мог остаться вне поля зрения исследователей. Рассматривая семантизацию любви в русской и испанской лексикографии, С.Г.Воркачев (1995) устанавливает признаки данного концепта (ценность, желание, эмоциональная оценка, немотивированность выбора объекта, индивидуализированность объекта, гармония, каритативность (чувство самоотверженной привязанности), половое влечение, гармония) и отмечает, что в испанских словарях не фигурирует признак немотивированности выбора объекта, а в русских – признак благожелания (Воркачев, 1995, с.130–131). Л.Е.Вильмс (1997) выделяет признаки данного концепта, зафиксированные в словарях русского и немецкого языков (глубина, сила, интимность, избирательность, теплота, уважение, страсть, самоотверженность, страдание, преданность, устремленность, непредсказуемость). Интересны выводы о том, что, по данным анализа лексики и фразеологии, в немецком культурном социуме негативно оцениваются безрассудочность, открытая демонстрация чувства и отрицается мистический характер любви, в русском же – осуждаются легкомыслие, безответственность и нескромность (особенно жесткие требования предъявляются женщине) (Вильмс, 1997, с.20-21). При исследовании этого же концепта Е.Е.Каштанова (1997) выделяет пять основных семантических параллелей, характеризующих основные мировоззренческие направления в осмыслении любви в русской философии – Бог, семья, свобода, страсть, смерть. В работе выделяются константные признаки любовного переживания (на основе анализа словарных дефиниций): ценность объекта чувств, интерес к объекту чувства, характеризация чувства, обоюдность чувства, односторонность чувства, предпочтение объекта чувства, половое влечение, формы проявления чувства, моральные чувства, интимность чувства, удовлетворение, общность, основание выбора объекта чувства (Каштанова, 1997, с.12). Отмечается, что речевое воплощение концепта 'любовь' в текстах массовой культуры (песнях) реализуется весьма часто как нарушение табу (эстетизация физиологической стороны взаимоотношений полов), и это ведет к вульгаризации любовного чувства. Обратим внимание на то, что в различных лингвокультурах выдвигаются на первый план такие характеристики любви, как восхищение и жалость (Кирнозе, 2001), т.е. страсть и сочувствие. Этот концепт, как и ряд других концептов (например, выражаемых словами знать и ведать), является внутренне парным, подразумевающим противопоставление сильной страсти (любовь как жгучее, "лютое" чувство, эрос) и доброго, сердечного отношения, глубокой привязанности (в русском языке это выражено как "быть милым").

Концепт 'честь' составляет одно из важнейших ментальных образований в оценочной картине мира. Этимологический словарь М.Фасмера устанавливает корреляцию русского слова честь и древнеиндийского cetati – «соблюдает, мыслит, понимает, думает». Рассматривая этот концепт в древнегреческом, Э.Бенвенист (1995) определяет geras как «честь, почетный дар, почести», это блага в натуральном виде, собранные воинами при разграблении города, сложенная воедино общая добыча, и далее – ее часть, принадлежащая вождю. Ситуативная конкретизация этого слова приводит к уточненному пониманию данного концепта: экстраординарные преимущества, закрепленные по праву за царем, – материальные блага, предоставляемые народом, почетное место, лучший кусок мяса и чаша вина (Там же, с.271). Честь – это царские привилегии: право вести войну, где захочется, право брать столько скота, сколько захочется, главное место на общественных пирах, первое блюдо от каждой перемены блюд, двойная по отношению к другим пирующим порция, право выбора животных для

126

жертвоприношений, право сидеть на почетном месте во время игр. Речь идет, как можно видеть, о выделяющих царя благах — натуральных и символических. По сути дела, такое выделение сохранилось и до наших дней: например, оплачиваемый проезд в вагоне категории «СВ» в командировках разрешен только современным отечественным чиновникам высокого ранга, остальным положено ездить в купейных вагонах. Председатель государственной аттестационной комиссии имеет дополнительное право голоса на государственных выпускных экзаменах в случае возникновения конфликтной ситуации при выставлении студенту оценки за ответ. В современном сознании такое выделение зафиксировано более дифференцированно как противопоставление прерогативы и привилегии. Прерогатива – это дополнительное право, а привилегия – освобождение от обязанностей, выполняемых всеми остальными. Например, женщины по этикету имеют привилегию не снимать головной убор в помещении. Лица, отмеченные высшими наградами страны, освобождаются при проезде от оплаты в общественном транспорте. Нетрудно заметить, что привилегии основаны на дефиците определенных благ: если бы еды было вдоволь на всех, двойная порция не рассматривалась бы как награда.

Сравнивая языковые способы выражения концепта 'честь' в американской и русской лингвокультурах, Г.Г.Слышкин (1996, с.57) отмечает, что в американских толковых словарях честь трактуется большей частью как высокая репутация, т.е. высокое уважение со стороны окружающих, в русских толковых словарях этот концепт раскрывается в единстве внутреннего качества и отношения окружающих. Американское honor ассоциируется с титулами, наградами, привилегиями и т.д. В историческом плане американское понимание чести, по мнению автора, есть развитие западноевропейского концепта рыцарской чести, изначально связанного с соревновательностью и утверждением в обществе, в то время как «древнерусская семья воспитывала своих членов по веками выработанному шаблону, в основе которого лежали религиозные предписания. Понятие чести не фигурирует среди христианских добродетелей, а соревновательность чужда идеалу ортодоксального христианства, культивировавшего терпение и послушание». Поэтому понятие чести соотносится в русской культуре с внутренними качествами человека (Там же, с.59). Что же касается понимания женской чести как добрачной девственности, то такое понимание данного концепта, по справедливому замечанию Г.Г.Слышкина, объясняется экономической зависимостью женщин в прошлом. В семиотическом плане соотношение "честь / бесчестье" предлагается рассматривать как один из вариантов оппозиции "свой / чужой": бесчестье переводит члена "своей" группы в разряд "чужих" существ (Гойман, 2001, с.19). С.В.Вишаренко анализирует принципы структурирования концепта honour на материале ранненовоанглийского периода и выделяет в когнитивном пространстве этого концепта, воплощенного в значениях 80 существительных (из них ядерные — honour, dignity, chastity, valour, reverence, glory, praise, worship, boast, fame, renown, reputation), следующие

7) амбициозность, тщеславие, 8) сакральное величие и благость, 9) почитание, поклонение, 10) уважение, одобрение, 11) общественная известность, 12) высокое положение в социальной иерархии (Вишаренко, 1999, с.22). Интересно отметить, что концепт 'честь' специфически проявляется как апелляция к моральному стандарту поведения в английской лингвокультуре применительно к жанру договора. Известно, что английские бизнесмены весьма часто заключают устную договоренность, и на этом основании совершаются сделки на большую стоимость. В том случае, если партнер повел себя не должным образом, произносится

127

фраза: «You have dishonoured your agreement». В русском деловом общении апелляция к чести в такой ситуации представляется маловероятной, особенно применительно к современному состоянию отечественного предпринимательства.

Заслуживает внимания диссертационное исследование, посвященное концепту 'риск' в английской лингвокультуре (Ефимова, 2000). Интерпретируя риск как вид деятельности в ситуации неопределенности и необходимости выбора, результат которого не полностью предсказуем, автор выделяет наиболее общие метафоры риска – война, азартная игра, охота, борьба со стихией, часто морской, выход из убежища навстречу опасности (Ефимова, 2000, с.11). Фрейм ситуации риска включает ситуацию, участник которой стремится к успеху, но допускает вероятность поражения, испытывая при этом эмоции отчаяния и надежды, делает выбор, понимая, что мог отказаться от риска, и приходит к поражению или победе. Каждая из этих характеристик рассматривается как субфрейм, который иллюстрируется определенными идиомами, например: принятие ситуации риска — to step in the breach, to stick one’s neck out, to swim against the stream, to beard the lion in its den, to walk a tightrope и др.

Концепт 'успех' весьма значим для любой культуры, поскольку целесообразное действие предполагает оценку его выполнения. Содержанием этого концепта является положительно оцениваемая реализация усилий по достижении цели. Можно построить следующую модель фрейма, представляющего ситуацию успеха: "(я знаю, что) 1) Х хотел, чтобы было положение дел А, 2) он действовал, чтобы было А, 3) были препятствия Р, которые Х должен был преодолеть, 4) могло быть так, чтобы не было А, 5) Х преодолел препятствия Р, и А существует, 6) (и поэтому я думаю, что) Х заслуживает положительной оценки за действия по достижении А". Ассоциативный круг концепта 'успех' включает следующие смыслы: 1) положение дел А достижимо; 2) Х рад тому, что существует А, 3) при оценке действий Х учитываются средства, используемые Х для достижения цели (положения дел А), 4) степень успеха зависит от величины препятствий Р, 5) успех связан не только с усилиями Х, но и с везением, 6) успех уточняется в концептуальном пространстве "цель, средство, препятствие, амбиция, победа, поражение, неудача, достижение, признание, карьера, награда, состязание, борьба", 7) существуют символические знаки успеха. Словарные дефиниции соответствуют приведенной модели: success is the achieving of desired results (CIDE). Success is 1.1. the achievement of something that you have been trying to do; 1.2. the achievement of a high position in a particular field, for example in business or politics; 2. A success is someone or something that achieves a high position, makes a lot of money, or is popular (COBUILD). Success – 1) the accomplishment of an aim; a favourable outcome (their efforts met with success); 2) the attainment of wealth, fame, or position (spoilt by success); 3) a thing or person that turns out well; 4) archaic a usu. specified outcome of an undertaking (ill success) (COD). Успех – 1) положительный результат, удачное завершение чего-либо || благоприятный исход, победа в каком–либо сражении, поединке и т.п.; 2) мн. хорошие результаты в учебных занятиях, достижения в освоении, изучении чего– либо; 3) общественное признание, одобрение чего–либо, чьих–либо достижений || признание окружающими чьих–либо достоинств; интерес, влечения со стороны лиц другого пола (БТС). В английском тезаурусе выделяются следующие смысловые уточнители успеха: success – 1. [the fact of succeeding] – syn. achieving, gaining, prospering, attaining, accomplishing, progressing, advancing, triumphing, making a fortune, finishing, completion, consummation, doing, culmination, conclusion, termination, resolution, end, attainment, realization, maturation, breakthrough, victory, triumph, accomplishment, benefiting, having good luck; being out in front, making a noise in the world, making a ten strike; ant. failure, disappointment, failing. 2. [the fact of

128

being succeeded to a high degree] – syn. fortune, good luck, achievement, gain, benefit, prosperity, victory, advance, attainment, progress, profit, prosperous issue, bed of roses, favorable outcome; – ant. defeat, loss, disaster. 3. [a successful person or thing] – syn. celebrity, famous person, leader, authority, master, expert, man of fortune; somebody, star, gallery hit, bell-ringer, VIP. – ant. failure, loser, nonentity (WNWThes). В русском синонимическом словаре качество "успешный" сопоставляется с близкими по значению единицами "удачный", "счастливый", "благополучный"; общим значением является положительный результат, слова "успешный" и "счастливый" являются интенсификаторами данного смысла, "благополучный" указывает на благоприятное, без каких-либо осложнений завершение какого-либо дела, предприятия (БССРЯ), выделяются ассоциативные направления конкретизации этого концепта: 1) достижение, завоевание, победа, триумф, торжество; свершение; 2) лавры, (о шумном успехе) фурор; 3) удача (СсинРЯ).

Этимология имени концепта (успех, success) означает "движение, быстрое следование. В китайском языке концепт 'успех' (cheng gong) передается с помощью иероглифов, состоящих из идеограмм со значениями "закончить" + "работа" + "усилия".

Пословицы выделяют следующие направления концептуализации ценностного основания успеха: 1) усилия по достижении успеха заслуживают похвалы (Nothing seek, nothing find; There is always room at the top); 2) нельзя сдаваться, сталкиваясь

струдностями (Глаза боятся, а руки делают; If at first you don't succeed, try, try, try again; Forsaken by the wind, you must use your oars); 3) есть положительный смысл и в поражении – это урок для будущей победы (Adversity is a touchstone of virtue); 4) успешный результат перевешивает сомнительные средства, которые используются для достижения цели (Победителей не судят; Цель оправдывает средства; The end justifies the means); 5) стремление к успеху должно основываться на адекватной самооценке (Hasty climbers have sudden falls; Step by step the ladder is ascended; Дорогу осилит идущий); 6) стремление к достижению собственного успеха не должно приводить к игнорированию интересов других людей (Всякая козявка лезет в букашки). В афористике мы сталкиваемся с парадоксальным переосмыслением общепринятых оценок: "Победы – истины подлецов".

Принципиально различается оценка человека, которого преследуют неудачи, в русской и английской лингвокультурах. Неудача по-русски связана с обреченностью, невезеньем, наиболее часто приводятся примеры "неудачник в жизни, по жизни, в любви, бедный, вечный, во всем" (РАС). Таких людей можно пожалеть. В английском loser осмысливается как проигравший в состязании, для англичан очень важно уметь достойно проигрывать: A good loser is a person who behaves well and does not show their disappointment when they are defeated; a bad loser is a person who complains when they are defeated (CIDE). Характерны примеры: a born loser, a romantic loser. Человек, потерпевший неудачу, не должен показывать свое разочарование и, тем более, не должен жаловаться. Критически оценивается неумение субъекта перебороть неудачу (неудачник от рожденья), романтичность как причина неудач.

Можно установить следующую специфику понимания концепта 'успех' в английской и русской лингвокультурах: 1) для русской лингвокультуры характерен акцент на везении и учете средств, используемых для достижения цели (моральный аспект), для английской – акцент на успехе как таковом, символизация успеха, акцент на усилиях индивида; 2) в английской лингвокультуре успех ассоциируется с карьерой, богатством и славой, в русской –

спобедой в бою, достижениями в познаниях и завоеванием симпатий; 3) к людям, которые не добились успеха, по-русски относятся с жалостью, по-английски – с

129

элементом презрения. Отсюда следует, что в английской культуре успех напрямую связывается с усилиями личности, в русской – с везением и способностями человека.

Концептуализация критической оценки усилий человека может развиваться, по меньшей мере, в двух направлениях: 1) некто не прикладывает усилий для достижения цели ('лень'), 2) некто неправильно прикладывает усилия для достижения цели либо выбрал неверную цель ('суета' и 'тщета'). В русской и английской лингвокультурах своеобразно осмыслены концепты 'суета' и 'тщета'. Содержанием этих концептов является отрицательно оцениваемая бессмысленная активность, это действия, которые заведомо лишены достижимого результата. Образная составляющая концепта 'суета' – человек, который частыми движениями пытается переставлять предметы, переместиться, оставаясь в том же положении (белка в колесе), нервничает, выглядит иногда смешно и нелепо. Внешняя характеристика суеты применительно к мотивации действия может, впрочем, принимать и положительную оценку: хозяйка суетится на кухне, готовясь к приходу гостей, т.е. делает все торопливо, хочет успеть сделать как можно больше. Образ тщеты более абстрактен, здесь возникают картины бессмысленных усилий (ситом черпать воду), тщетной борьбы с обстоятельствами, с природными катаклизмами (тщетные попытки спастись во время землетрясения).

Понятийная составляющая этих концептов – это их обозначения и выражения.

Тщета – (книжн.) отсутствие смысла, ценности в чем-л., бесполезность, суетность, тщетность (БТС); тщетный – бесполезный, бесплодный, напрасный (БТС). Суета – 1) (книжн) все тщетное, пустое, не имеющее истинной ценности (Перед лицом смерти все прах и суета); 2) торопливое, беспорядочное движение, беготня, хлопоты (Праздничная суета; дорожная, предотъездная суета; повседневная суета) (БТС).

Суета – торопливое, беспорядочное движение – в синонимических словарях уточняется в ряду слов: хлопоты, беганье, суматоха, сутолока; сумятица, суетня, беготня, хлопотня; из-за пустяков: мышиная возня; суетиться, суматошиться; суетливый, суетный, суматошный, суматошливый. Различия между синонимами наблюдаются по трем признакам: 1) степень интенсивности (суматоха и особенно сумятица имеют усилительный характер, указывая на большее движение, большую беспорядочность и суетливость хлопот,

усилия, не приводящие к достижению поставленной цели или не приносящие результатов, – уточняется в синонимах: напрасный, тщетный, безрезультатный, безуспешный, бесплодный, бесполезный; напрасно, тщетно, безуспешно, безрезультатно, бесплодно, бесполезно, бессмысленно, понапрасну (разг.), зря, даром (разг.), задаром (прост.), попусту (разг.), попустому (прост.), впустую (разгю), вхолостую (прост.). О.Ю.Богуславская выделяет следующие отличительные признаки, релевантные для данных слов: 1) наличие цели (для прилагательных бесплодный и бесполезный цель необязательна; 2) характер описываемого явления (действие, состояние или предмет), 3) момент возникновения неудачи (бесполезный – ближе к концу, тщетный – к началу действия), 4) характер цели (безрезультатный – конкретная цель), 5) наличие либо отсутствие причинно–следственной связи между целью и действием (напрасный – отсутствие такой связи), 6) ретроспективность / проспективность (напрасный, тщетный, бесплодный и бесполезный – отношение к будущему), 7) возможность оценочной интерпретации

130