
10-14 семинар социология / Семинар 14 Этничность и история / История как способ формирования национальной идентичности / Миф Александра Невского
.pdf
Ab Imperio, 1-2/2001
Фритьоф Беньямин ШЕНК
ПОЛИТИЧЕСКИЙ МИФ И КОЛЛЕКТИВНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ:
МИФ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО В РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ (1263-1998)1
I.
К пятидесятилетию Победы над фашистской Германией в мае 1995 г. российский президент Борис Ельцин подарил Государственно- му музею Великой отечественной войны в Москве копию большого меча Александра Невского. Тем самым президент дал понять, что пра- вительство постсоветской России желает продолжить символическую политику СССР и его предшественницы – царской России. Александр Невский, князь, герой и полководец XIII в., пользовался большим при- знанием как у российских царей, так и у вождей коммунистической партии. Подарок Ельцина явил собой акт символической политики, на- целенной на то, чтобы через обращение к сохранившимся символам и мифам собственной истории пропагандировать новую концепцию кол- лективной российской идентичности. Символическая политика Ельци- на должна была заполнить идеологическую нишу подвергшегося эро- зии советского патриотизма. Таким образом, для Александра Невского,
1 Перевод статьи А. Каплуновского.
141

Ф. Б. Шенк, Политический миф и коллективная идентичность…
как исторического героя, нашлось место и в символическом репертуаре российской государственности 1990-х годов.
Миф Александра Невского имеет такое же значение для историче- ского и национального сознания России, как миф Жанны д’Арк – для Франции. Исторический Александр Ярославич Невский жил в 12201263 гг., был Новгородским князем и великим князем Владимирским.2 Он правил в период так называемой Удельной Руси, когда блеск старой Киевской Руси заметно поблек, а боровшиеся за ее наследство удель- ные княжества были разорены восточными кочевниками и включены в мировую империю Монголов. Подвиги Александра стали знаками на- дежды и гордости в то драматическое для русской культурной памяти время. В 1240 и 1242 гг. Александр, во главе новгородского ополчения, отразил нападения шведов и Тевтонского ордена и оградил свое кня- жество от притязаний католических государств. Отклонив предложен- ный папой союз против монголов, Великий князь Александр преследо- вал четко выраженную провосточную политику, которая строилась на кооперации и компромиссе с золотоордынскими властителями. Алек- сандр умер 14 ноября 1263 г. С этого момента начинается история вос- приятия его личности, которую я бы хотел коротко представить на сле- дующих страницах.3
2Историческая литература об Александре Невском чрезвычайно обширна и пото- му едва ли обозрима в рамках данной статьи. В особенности в более ранних иссле- дованиях зачастую трудно провести границу между мифологизирующими и “научными” подходами. О состоянии научной дискуссии можно судить по сле- дующим работам: Ю.K. Бегунов и A.Н. Кирпичников (изд.). Князь Александр Нев- ский и его эпоха. Исследования и материалы. Санкт-Петербург, 1995; Александр Невский и история России. Материалы научно-практической конференции. Новго- род, 1996. Новейшие научные исследования по личности князя: В. A. Кучкин. Александр Невский. Государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная История. 1996, № 5. С.18-33; он же. Борьба Александра Невского против Тевтонского ордена // Восточная Европа в исторической перспективе. К 80-летию В. T. Пашуто. Moсква, 1999. С.130-137 и В. Л. Егоров. Александр Нев- ский и чингизиды // Отечественная История. 1997, №. 2. С.48-58. Непосредственно причины мифологизации Невского разобраны в: И. Н. Данилевский. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.). Москва, 2001. С. 181-206 (Глава “Александр Невский: Русь и Орден”); С. 207-228 (Глава “Александр Невский: Русь и Орда”).
3В историографии отсутствуют обобщающие обзоры более чем 700-летней исто- рии рецепции личности Александра Невского. Важнейшие предварительные рабо- ты были написаны Ю. K. Бегуновым — см. напр. Александр Невский: Человек и миф // Наука и религия. 1970, №.5. С. 52-57; он же. Житие Александра Невского в русской литературе XIII-XVIII веков // Князь Александр Невский и его эпоха. С.
142

Ab Imperio, 1-2/2001
II.
С тех пор как нации стали все больше рассматриваться не как “естественные” формы сосуществования, а скорее как продукты про- цессов коммуникации,4 в историографии национализма можно наблю- дать постоянный рост интереса к конструкциям национальной иден- тичности и, в особенности, к национальным образам и национальной исторической памяти. Исходным пунктом многих исследований в этой области является идея о том, что представление или конструкция не- коего “собственного” прошлого имеет конституирующее значение для возникновения национальной идентичности. Тем не менее, заклинание совместного прошлого не является спецификой национальных образо- ваний. Очевидно, что оно относится к существенным элементам про- цессов “мы-групп” вообще, вне зависимости от того, идет ли речь о ре- лигиозном сообществе, социальном классе, политической партии или нации.5
В исследовании коллективных образов истории и коллективных идентичностей важную роль играет анализ национальных мифов.6 Большинство национальных мифов, в частности, миф Александра Нев- ского, относится к сфере политической мифологии. Моя трактовка по- литического мифа основана на весьма убедительной концепции Анд-
163-171; он же. Die Vita des Fürsten Aleksandr Nevskij in der Novgoroder Literatur des 15. Jahrhunderts // Zeitschrift für Slavistik. 1971, №16. S.88-109; он же. К вопросу об изучении Жития Александра Невского // Труды отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ). 1961, № 17. С.348-357. См. также: A. И. Рогов. Александр Невский и борьба русского народа с немецкой феодальной агрессией в древнерусской пись- менности и искусстве // “Drang nach Osten” и историческое развитие стран Цен- тральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. Москва, 1967. С. 32-58. Фунда- ментальная работа по истории иконографии Александра Невского была написана И.A. Шляпкиным: Иконография св. благоверного великого князя Александра Нев- ского // Записки отдела русской и славянской археологии Императорского Русско- го Археологического общества. Т.11. Пг., 1915. С.82-102.
4 См. напр.: Benedict Anderson. Imagined Communities. Reflections on the Origin and
the Spread of Nationalism. London, 1990.
5 К проблеме “мы-групповых” процессов см.: Georg Elwert. Nationalismus und Ethnizität. Über Bildung von Wir-Gruppen // Kölner Zeitschrift für Soziologie und
Sozialpsychologie. 1989, № 41. S.440-464.
6 Обзор многочисленных работ: Pierre Nora (изд.). Les lieux de mémoire. Paris, 19841994; Hagen Schulze. Etienne François (Hg.). Deutsche Erinnerungsorte. Bd. 1. München, 2001; Monika Flacke (Hg.) Mythen der Nationen. Ein europäisches Panorama. Berlin,1998.
143

Ф. Б. Шенк, Политический миф и коллективная идентичность…
рэаса Дёрнэра (Andreas Dörner), разработанной им в исследовании о немецком мифе Германа (Hermann-Mythos).7
Дёрнэр понимает под политическим мифом “специфическую се- миотическую категорию.., которая специализируется на переработке определенных проблем политической коммуникации. Политические мифы являются нарративными символическими образованиями с не- ким потенциалом коллективного воздействия на основополагающие проблемы организации социальных объединений.”8 Политические ми- фы суть опосредованно передаваемые нарративные виньетки, симво- лическое значение которых подвержено историческому развитию и изменению. Внутри коллектива они могут превратиться в объекты борьбы за право “ведать добро и зло”, и нередко служат инструмента- ми достижения конкретных политических целей.
Мифотворчество, как считает Дёрнэр, начинается в тот момент, ко- гда люди “усматривают в каком-либо событии или личности потенци- альную символическую величину, с помощью которой они пытаются передать свое видение реальности.”9 При этом, если мифотворчество стремится к успеху, оно должно быть “сопряжено с принятыми в об- ществе семантическими традициями и структурами образов…” 10
В качестве важнейшей функции политического мифа, наряду с дру- гими (достижением смысла, редукцией комплексности и передачей ле- гитимности), Дёрнэр видит создание идентичности: “Мифы являют- ся…средством коллективной авторефлексии и, следовательно, средст- вом конструирования идентичности. Миф позволяет всем участвую- щим в коммуникации индивидуумам воспринимать сложную конст- рукцию своего родного социального объединения как дееспособную, наполненную смыслом и одновременно исторически ‘мыслимую еди- ницу’.”11 В мифе, с одной стороны, превозносятся все те качества и ценности, которые “мы-группа” считает характерными для себя или желает видеть их таковыми, а с другой – называются все те качества, от которых хотят отгородиться. Мифы в равной степени несут в себе от-
7 Andreas Dörner. Politischer Mythos und symbolische Politik Der Hermann-Mythos:
Zur Entstehung des Nationalbewußtseins der Deutschen. Hamburg, 1996. (В особенно-
сти S.42-62.). В задачи моей статьи не входит анализ различных концепций “политического мифа”. Концепция Дёрнэра лишь одна из многих и используется мной в первую очередь для разработки понятийного аппарата.
8Там же. С.43.
9Там же. С.48.
10Там же. С.61.
11Там же. С.59.
144

Ab Imperio, 1-2/2001
печатки и внутренних, и внешних представлений. Они формулируют социальную эксклюзивность и восприимчивость.
История мифа Александра Невского в России демонстрирует, ка- кую роль играют политические мифы в процессах возникновения, со- хранения и изменения коллективной идентичности. С момента своей смерти Александр Невский занял прочное место в русской культурной памяти. В течение более чем семисот лет, за исключением короткой фазы в начале ХХ в., он был позитивным символом социальной инте- грации. При этом на протяжении столетий образ Александра Невского претерпевал существенные изменения,12 соответствовашие трансфор- мациям тех дискурсов коллективной идентичности, в которые в свое время был интегрирован нарратив о святом и героическом князе. По- скольку политический миф как таковой образует центральный элемент дискурса “своего-чужого”, то изменение мифа указывает на изменение самохарактеристики “мы-группы”, которая видела в нем свою репре- зентацию. “Мы-группы”, частью коллективной идентичности которых на протяжении многих столетий был миф Александра Невского, имеют чрезвычайно разное происхождение. Здесь можно назвать и монастыр- ские общины, и княжества, и церковь (религиозное сообщество), а на более поздних этапах – объединение подданных империи и нацию.
Наблюдения за многовековой трансформацией мифа Александра Невского убеждают в принципиальной важности того, как, рассказывая эту историю, современники отвечали на один и тот же вопрос: “Кто мы и кто они?” Иными словами, какие ценности, нормы и качества пред- ставлял Александр Невский для группы, репрезентируемой через его фигуру? Какие образы врага в мифе служили социальной восприимчи- вости и эксклюзивности?
Само собой разумеется, что трансформация мифа Александра Нев- ского может быть представлена в статье только в виде самого общего наброска. Детальное изучение всех фаз рецепции фигуры Александра Невского в росийском обществе – задача будущего.
III.
Решающими для формирования культа Александра Невского были те группы или институты, которые распоряжались “памятью” о нем. С XIII и по XVIII вв. включительно к таковым принадлежало, в первую
12 “Образ” подразумевает, в первую очередь, не изображение на холсте, а весь ком- плекс информации, передаваемый как в текстах, так и в картинах, и создающий у той или иной личности представление об Александре Невском.
145

Ф. Б. Шенк, Политический миф и коллективная идентичность…
очередь, православное духовенство. Уже вскоре после своей смерти Александр был прославлен как святой на месте его погребения во Вла- димире. По представлениям православной церкви, в качестве святых почитаются люди, в жизни и деятельности которых особым образом проявилась Божья благодать. Так же, как слово Божье проявилось в Христе, Святой Дух, как третья Ипостась, предстает в “обожествленной личности”.13 Святые, следовательно, являются жи- вым подтверждением присутствия Бога на земле. Монастырь, в кото- ром погребен святой, становится святым местом. Церковь, почитающая какого-либо святого, наполняется через него Божьей благодатью. Та- ким образом, часть приписываемой личности святости распространяет- ся на почитающее ее сообщество. Соответственно, если в нашем слу- чае задаться вопросом, почему Александр Невский почитался как свя- той, следует, безусловно, учитывать и этот функциональный аспект.
“Житие” Александра, первый документ в истории воспоминаний о нем, появился в 1280-е гг. в Рождественском монастыре во Владими- ре.14 Легенда о святом, повествующая также и о первом чуде на могиле князя, преподносит его в качестве святого владыки. Изображение Нев- ского, которое должно было служить примером будущим правителям, являлось скорее идеальным образом христианского князя, а не истори- ческим портретом Александра Ярославича.
Александр Невский поначалу выступал как классический местный святой, а сообщество, тогда причислявшее себя к поклонникам его культа, было относительно небольшим. Авторитет святого князя про- стирался на монастырскую общину, ухаживавшую за местом его по- гребения, и, более или менее – на Владимиро-Суздальское княжество. Однако применительно к концу XIII века можно говорить о большой
13 См.: K.C. Felmy. Die Heiligen der Russischen Orthodoxen Kirche und ihre Ikonen // Tausend Jahre orthodoxe Kirche in der Rus’. 988-1988. Russische Heilige in Ikonen /
Hg. v. F. Ullrich. Recklinghausen, 1988. S.6-10, здесь S.7.
14 Повесть о житии и о храбрости благовернаго и великаго князя Олександра // Князь Александр Невский и его эпоха. С.190-195. Перевод на совр. русский язык: Там же. С.196-201. О “Житии” см. напр.: В. И. Охотникова. Повесть о житии Алек- сандра Невского // Д.С. Лихачев (ред.). Словарь книжников и книжности древней Руси. Вып. I. Ленинград, 1987. С. 354-363; Ю.К. Бегунов. K вопросу об изучении Жития Александра Невского; Werner Philipp. Heiligkeit und Herrschaft in der Vita
Aleksandr Nevskijs // Forschungen zur Osteuropäischen Geschichte. 1973, Bd. 18. S.55-72 и Fairy von Lilienfeld. Das Bild des “heiligen Herrschers” in der ältesten Redaktion der Vita des Aleksandr Nevskij // H. Goltz (Hg.). Eikon und Logos. (Beiträge zur Erforschung byzantinischer Kulturtradition, Bd. 35). Halle, 1981. S.141-158.
146

Ab Imperio, 1-2/2001
конституирующей силе мифа Александра Невского для формирования идентичности в обоих сообществах (монастырь и княжество). В опре- деленной степени в самой ранней редакции “Жития” отразился патрио- тизм жителей суздальской земли.
Со временем память о святом князе распространилась по каналам православной церкви далеко за пределы Владимиро-Суздальской зем- ли. Житие Александра постоянно переписывалось, и во время перепис- ки монахи получали возможность скорректировать память о святом со- образно собственным представлениям.15
Первый серьезный спор об удельной принадлежности Александра Невского можно датировать XV столетием, когда новгородское духо- венство и представители церкви набирающего силу Великого княжест- ва Московского пытались утвердить светлый образ святого в собствен- ной истории. В то время как новгородцы превозносили заслуги Алек- сандра в деле защиты своего богатого торгового города,16 московские церковники всячески подчеркивали его роль как Великого князя всея Руси, основателя московской княжеской династии Даниловичей.17 По- доплека спора заключалась в претензиях обоих политических центров на наследие Киевской Руси и, соответственно, на политическую власть в русских землях.18 В этой борьбе Новгород вынужден был подчинить-
15 К вопросу о различных редакциях Жития см.: В.И. Мансикка. Житие Александра Невского. Разбор редакции и тексты. Памятники древнерусской письменности и искусства. CLXXX. СПб., 1913 и неопубликованная магистерская работа Alexandra
Länge. Das Bild Aleksandr Nevskijs in den Redaktionen seiner Vita. Freie Universität
Berlin, 1978.
16 Важнейший источник “новгородского” дискурса Александра Невского – Новго- родская первая летопись старшего и младшего свода / Под ред. A. Н. Насонова. Москва, Ленинград, 1950. См. также: Ю. K. Бегунов. Житие Александра Невского в составе Новгородской 1-ой и Софийской 1-ой летописей // Новгородский истори-
ческий сборник. 1959, Т. 9. С.229-238; он же. Die Vita des Fürsten Aleksandr Nevskij in der Novgoroder Literatur.
17Эта “московская” интерпретация представлена уже в новгородской литературе
XV в. См.: Ю. К. Бегунов. Die Vita des Fürsten Aleksandr Nevskij in der Novgoroder Literatur des 15. Jahrhunderts. S.88 и след. Бегунов указывает в этой связи на
“приложение второе” первой Новгородской летописи и первую Софийскую хрони- ку.
18См.: Д.С. Лихачев. Идеологическая борьба Москвы и Новгорода в XIV-XV веках //
Исторический журнал. 1941, №.6. С.43-56 и Joel Raba. Evfimij II., Erzbischof von
Groß-Novgorod und Pskov. Ein Kirchenfürst als Leiter einer weltlichen Republik // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1977. Vol. 25. S.161-173.
147

Ф. Б. Шенк, Политический миф и коллективная идентичность…
ся военной силе Москвы, которая с этого момента единолично распо- ряжалась культом Александра Невского.
IV.
Образ Александра Невского в так называемый “московский период” (XV — кон. XVII вв.) определялся двумя совершенно различными ин- терпретациями его личности. С одной стороны, это была сакральная интерпретация, которая целиком проистекала из культа Александра как местного святого Владимиро-Суздальской Руси. С той только разни- цей, что теперь культ имел более широкое распространение, т.к. Алек- сандр Невский был официально канонизирован в середине XVI в. мос- ковским митрополитом Макарием.19 С 1547 г. культ святого князя рас- пространяется во всех русских православных церквах, а его икона ста- новится неотъемлемой реликвией каждой общины, где 23 ноября про- ходила литургия в память Александра Невского.20 Сакральная интер- претация, которую можно реконструировать по иконографическим изображениям святого князя, по различным редакциям его Жития и по праздничной литургии, представляла Александра Невского как поки- нувшего мирскую суету монаха и чудотворца.21 Заслуги Александра
19 См.: Георгий П. Федотов. Святые древней Руси. Изд. 3-е. Ростов-на-Дону, 1999. С.113; E. Голубинский. История канонизации святых в русской церкви. Москва, 1902 (Reprint Westmead 1969). С.65; А.С. Хорошев. Политическая история русской канонизации (XI-XVII вв.). Москва, 1986. С.170 и след.; Paul Bushkovitch. Religion
and Society in Russia. The Sixteenth and Seventeenth Centuries. New York, 1992. Р.81
и след.
2023 ноября 1263 г. Александр Невский был погребен в Рождественском монасты- ре во Владимире.
21К “сакральному” дискурсу московского периода следует отнести следующие тексты XVI столетия: редакция Жития из Четьи Минеи: Слово похвальное благо- верному князю Александру, иже Невский именуется, новому чудотворцу, в немже и о чудесах его споведася // Мансикка. Житие Александра Невского. С.15-31; ре- дакция Жития Василия Варлаамского: Житие и жизнь и повесть о храбрости и о чудесех, описано вкратце, святаго великаго князя Александра Ярославича Невска- го, новаго чудотворца // Там же. С.33-48; редакция Жития Ионы Думина: Месяца ноября 23 день. Житие и подвигы благовернаго великаго князя Александра, иже Невский именуется, новаго чудотворца, в немже и о чудесех его отчасти исповеда- ние // Там же. Приложение. С.49-124. О кратком изложении Жития для богослуже- ния см.: Рогов. Александр Невский. С.43 и след. По поздней сакральной иконогра- фии Александра см.: Шляпкин. Иконография. См. также прориси в справочниках по иконописцам допетровского времени: Ikonenmalerhandbuch der Familie Stroganov. München, 1965. S.105; Изображения Божьей Матери и святых в право-
148

Ab Imperio, 1-2/2001
Невского усматривались не в его светских делах, а в чудесах, которые происходили после смерти князя на месте его погребения во Владими- ре и перечень которых увеличивался от одной редакции Жития к дру- гой.
Параллельно с сакральной интерпретацией личности Александра Невского в московский период существовала и еще одна, династиче- ская, предстающая на страницах официальной московской историо- графии XVI в. (Никоновской хроники, Степенной книги и Лицевого свода).22 В данной интерпретации на первый план выставлялись кня- жеская ипостась Александра и его земная деятельность. Александр предстает здесь святым князем, которому отводится центральная исто- рическая роль, прежде всего, как прародителя династии Даниловичей. Александр Ярославич Невский, отец Даниила Московского, занял свое прочное место в генеалогических преданиях Московского государства, которые венчала фигура царя Ивана IV. Как в сакральном, так и в ди- настическом дискурсе о святом князе неотъемлемо присутствует от- граничение “мы-группы” от “безбожных латинян”, как называются в этих текстах шведы и Тевтонский орден.
Лучше всего можно проиллюстрировать различие между сакраль- ным и династическим вариантами культа Александра Невского, срав- нивая соответствующие изображения в той и другой традиции. Иконо- графическому Александру-монаху противостоит святой князь в мантии первого московского царя на фресках династической усыпальницы Ар- хангельского собора в московском Кремле (Илл. 1).
За этими двумя характерными для московского периода традициями подачи образа Александра Невского вполне мог скрываться спор меж- ду церковным и “государственным” лагерями об “истинной” картине собственного прошлого. Но так как кажущиеся противостоящими друг другу тексты происходят из одной и той же писцовой мастерской при дворе митрополита московского, данная интерпретация явно недоста- точна. Другое объяснение следует из базового тезиса о том, что мифы являются средством коллективного самоописания, отражая реальный
славной церкви. Mосква, 1996. С.68, 328.
22 См.: Патриаршая или Никоновская летопись // ПСРЛ. Т.10. СПб., 1885 (репринт Москва, 1965). С.118-143; Житие и подвиги, вкупе же отчасти чудеса прехвальнаго и блаженнаго князя Александра Ярославича, рекомаго Невского, нареченного во иноцех Алексия // ПСРЛ. Т.21. Книга степенная царского родословия. Ч.1. СПб., 1908. С.279-295; Житие Александра Невского. Текст и миниатюры лицевого лето- писного свода XVI в. Изд. 2-е. СПб., 1992.
149

Ф. Б. Шенк, Политический миф и коллективная идентичность…
или желаемый социальный и политический порядок, а также представ- ления о нем.
Илл. 1 Святой благоверный князь Александр Ярославич Невский. Икона
XVII в.
150