IV. Дефекты передачи

Неотлагательность заключается не только в том, чтобы неотлагательно передавать: она есть так­же и неотложное прерывание передачи.

Рене Кайес

«Ничто не исчезает», — говорят о материи, имея в виду ло­гику живого, которое воспроизводится в перманентной транс­формации разных необходимых элементов. Было бы заманчи­во применить этот закон к социопсихическим процессам и воп­росу о человеческой памяти. Людям хочется думать, что какая-то их частица сохранится после их смерти. Эта потребность особенно активизируется в тех случаях, когда была допущена некая несправедливость и обстоятельства не позволили вынес­ти о ней суждение и исправить ее. В таком случае потомки бу­дут рассматриваться как ответственные за действия, совершен­ные родителями.

История Эдипа и Лабдасидов, несомненно, является самым показательным примером трагической «семейной бухгалтерии». Мы знаем несколько вариантов этого мифа, которые, как под­сказывает Леви-Стросс, все являются хорошими и «правдивы­ми». По версии Софокла, Лай стремится избавиться от своего сына Эдипа, чтобы не дать свершиться предсказанию оракула, согласно которому сын убьет его и возьмет в жены Иокасту. Но откуда взялось такое предсказание? Согласно Эсхилу и Еврипи-ду, оракул якобы вмешается еще до его зачатия, чтобы запретить Лаю иметь потомство1; запрет был высказан из-за его недостой­ного поведения. Изгнанник во владениях Пелопса, предложив­шего ему приют, Лай воспылал любовью к его сыну, юному Хри-зиппу, и совратил его. Проклятый Пелопсом и Хризиппом, му­чимый позором, он кончает с собой. Именно на основе этой из­начальной ошибки, оставшейся в тайне, семейная история начала

1 Pierre Grimal, Dictionnaire de la mythologie grecque et romaine, Paris, Puf, 1969.

124

расстраиваться и становится трагической: предсказание ораку­ла, попытка предать смерти Эдипа, его спасение, его возвраще­ние, гибель Лая, женитьба на Иокасте... Проклятие коснется всех потомков этой проклятой пары, вынуждая Антигону, дочь Эди­па и Иокасты, отказаться от дальнейшей передачи.

Фрейд при толковании мифа настаивает на раскрытии в примере с Эдипом универсальных бессознательных желаний. Эдип виновен, но не в том, что он сделал, а в том, что реализует бессознательные, не признаваемые желания. С этим толкова­нием не согласна Мари Бальмари, подчеркивавшая значимость проклятия в судьбе Эдипа: «...Это не желание, не слепая судь­ба, что явилось бы глубинной движущей силой трагических событий, постигших Эдипа; изначально это была ошибка, до­пущенная Лаем: похищение молодого сына приютившего его человека, его гомосексуальное изнасилование и последовавшее за этим самоубийство» (Balmary, 1987).

В этой перспективе трагедия Лабдасидов направлена на вы­явление множества элементов: всякая ошибка должна быть от­плачена сполна, и «судьба» берется наказать виновных; дети — жертвы своих родителей сами рискуют стать палачами; на по­томство накладываются ошибки предков; тайна ошибок, совер­шенных предками, приводит к их проклятию.

Эти два толкования все же не являются эксклюзивными. «Реальная» ошибка Лая и вызванное ею проклятие — это одно. И в то же время открытие Фрейдом на основе трагедии Софок­ла эдипова комплекса как проявителя всех наших бессознатель­ных желаний — нечто другое.

Исследование семейных историй показывает, какой детер­минирующей силой обладают эдиповы мотивы. Весьма часто констатируются устанавливающиеся на многие поколения «структуры», в соответствии с которыми пары отец-дочь и мать-сын доходят до того, что в некотором роде заменяют собой .суп­ружеские пары, исключая символически или даже физически значимых третьих лиц. Именно вокруг таких «альянсов» и та­ких исключений (символического умерщвления) и обнаружи­вается больше всего «генеалогических промахов». Мощные вторжения бессознательных желаний выражаются чаще всего

125

в форме фантазийных проявлений, не вредящих процессу пе­редачи. Соперничество между братьями, родительские предпоч­тения, союзы и бессознательные отвержения встречаются во всех семейных историях, все же не превращая их в трагедии. . Драмы же, как нам представляется, возникают, когда некое событие происходит для того, чтобы нарушить передачу. Эти «события», зачастую остающиеся тайными, всегда касаются неуважения к Закону, причем в самом прямом смысле слова, то есть это инцест, проблемы легитимности (появление незакон­норожденных детей, узурпация идентичности, подозрительные смерти, обделение в наследстве...), самоубийства и преступле­ния, осуждаемые правосудием. Когда бессознательная винов­ность встречается с виновностью реальной, связанной с ошиб­ками, совершенными фактически и наказуемыми по закону, то отголоски могут распространяться на многие поколения потом­ков. Все происходит так, как если бы эти события оставляли следы, даже когда они тщательно заметаются, дабы защитить окружающих от связанного с ними позора и стыда.

Таковы разные аспекты этих неясных передач, которые нам следует изучить. Благодаря истории с Ванессой, в которой вид­ны отрицательные последствия, порожденные незнанием сво­их корней, а затем и работе с семейными тайнами, невидимой лояльностью и семейной памятью, мы попытаемся в следую­щих главах очертить различные процессы, которые позволяют понять, каким образом осуществляются трансгенерационные передачи.

11. Одна тайна может скрывать в себе другую

Ванессе было около сорока лет, когда я встретил ее на од­ном из семинаров в Южной Америке. Социальный работник с солидным психологическим образованием, она уже участвова­ла в одном из семинаров два года тому назад. При начальном знакомстве она сказала, что гордится тем, что является жен­щиной индейских кровей, но при этом испытывает также и чув­ство стыда. Ее отец скрыл это происхождение от всех своих потомков. Ванесса узнала об этом только два года назад.

126

При первом же ее признании у меня вызвала волнение вы­раженная Ванессой с самого начала амбивалентность по отно­шению к знанию и незнанию. Как если бы какая-то сила тол­кала ее узнать правду о своем происхождении, а другая сила удерживала от того, чтобы открыть сведения, которые должны были оставаться сокрытыми. В этой связи она добавит, что жи­вет с тайной, но ничего не хочет сказать о ней больше в данный момент. Одному из участников, который спросит ее об этом, Ванесса резко посоветует не вмешиваться в то, что его не каса«-ется. Я почувствовал, как она боится, что к ней залезут в душу, и напомнил правила работы в группе: «Чтобы дать разрешение сказать, необходимо также дать разрешение не говорить; каж­дый сам решает, что он желает высказать перед группой, и вы­бирает ту степень откровенности, которую считает нужной». В самом начале семинара у меня возникло чувство, что Ванесса испытывает потребность в этих рамках, для того чтобы защи­тить себя от риска прямых вопросов, воспринимаемых ею как посягательство.

По поводу следующего упражнения, связанного с темой семейного стыда и гордости, Ванесса мне скажет: «Чем больше я познаю мою семейную историю, тем труднее мне составить мое генеалогическое древо. Раньше я не знала ничего, могла придумы-ватъ, сегодня я больше не могу пребывать в мечтаниях...» Таким образом как бы появляется напряжение между романом и ис­торией, между фантазийной деятельностью, которая позволя­ет предаваться мечтаниям о своем происхождении и деятель­ностью осмысления, которая позволяет видеть реальность та­кой, какая она есть, вплоть до проведения исследования, что­бы узнать правду, которая была неизвестна с самого начала.

Тут мы сталкиваемся с главным вопросом, имеющим пря­мое отношение к семейным тайнам и пробелам в рассказывае­мых историях. Нужно ли поддерживать семейный роман, ко­торый может облегчить эдиповы конфликты и нарциссические потребности? Или же надо восстановить «реальную историю», чтобы лучше понять роль своих родителей, конфликты, с кото­рыми им пришлось сталкиваться, тупики, в которые они могли зайти, и прежде всего влияние этих историй на свою собствен­ную жизнь?

127

Идея «перевернуть страницу» представляется здравой и ос-/ мысленной. Зачем теребить «старые истории», с которыми мы -• ничего не можем сделать? Не лучше ли обратиться к будущему. и дать свободу своему воображению, а не копаться в мусорных корзинах истории? Однако эта вполне понятная установка на­талкивается на таинственную силу — на потребность знать, на непреодолимое стремление разобраться со своим происхожде­нием. Как если бы здесь присутствовало неписаное право, ко­торое надо уважать и которое относится ко всем членам семей­ной группы. Речь может идти о вредном для здоровья заговоре молчания, о хрупкой солидарности перед страхом раскрыть себя, о яростная борьбе против забывания. При этом различ­ные установки могут сочетаться.

Секрет происхождения

«Я чувствую себя хладнокровной по отношению к этому, я не пролила ни одной слезинки», — заявляет Ванесса по поводу откровения о своем происхождении по отцовской линии в тот момент, когда речь зашла о теме стыда и гордости в семье. Уп­ражнение заключалось в построении генеалогического древа с указанием социальных статусов различных членов семьи, зон стыда и гордости, а также «семейных тайн».

Ванесса весьма быстро представляет различных персонажей. Мы узнаем, что она дважды разводилась, что один ребенок от первого брака скончался, что во втором браке у нее была дочь и что в настоящее время она живет с сыном, которому семь лет и которого она воспитывает одна. Родители Ванессы развелись, когда ей было пять лет. Бе мать происходила из семьи бедных крестьян. Все ее пять братьев и две сестры скончались от тубер­кулеза. Ее отец служил в финансовой компании до самого ухо­да на пенсию. В течение нескольких лет он скрывал свое ин­дейское происхождение от своих детей. Именно Ванесса в силу своей профессиональной деятельности настояла на том, чтобы он рассказал об этом. Он родился в 1933 году в индейской се­мье, откуда его взяли, когда ему было пять лет, так же, как его братьев и сестер. Это «похищение» является делом одной ассо-

128

циации, которая «похищает индейских детей из их семей, чтобы страна была чище... Они изменили его фамилию, его имя, дату и место рождения». Живя в приемной семье, он больше никогда не видел никого из членов своей родной, семьи.

Вскоре после своей женитьбы он с помощью своей жены попытался найти своих братьев и сестер, каждый из которых был помещен в отдельную семью. Однако ему помешала поли­ция, которая дала понять, что лучше не быть таким настойчи­вым. «У меня сложилось впечатление, что он прятался всю свою жизнь, чтобы не быть слишком заметным», — вспоминает о нем Ванесса. Сдержанный человек, усердный в работе, он сделал достойную карьеру.

После того, как два года тому назад Ванесса расспросила своего отца, она была рада, что настояла: «Мы с гордостью узна­ли то, чего не понимали раньше... Например, почему в семье поют и танцуют...» Она сияла гордостью еще и оттого, что отец ей доверил миссию найти родную семью, так как он сам больше не желал возобновлять поиски, прерванные много лет назад. Эта миссия тяжелым грузом лежит на плечах Ванессы. Она ра­стет в собственных глазах, но эта гордость заставила ее столк­нуться с одним обстоятельством, о котором она не думала. За­явить о себе как о дочери индейца предполагало определенный риск в стране, где их особенно ненавидят.

В этой связи она вспоминает сцену у себя на работе', где она составила конкуренцию коллеге — метиске, тоже желав­шей возглавить службу, которой Ванесса фактически и так руководит. И именно в этот момент она рассказала своим кол­легам о том, что открыла правду о происхождении своего отца. «Я не пожелал бы принять на работу метиску», — услышала она в ответ от своего патрона, который думал, что у нее «чис­тое» происхождение. «Так у меня появилось чувство стыда, — рассказывает Ванесса — он меня возненавидел... Мне не удает­ся защитить свое происхождение, я еще очень далека от это­го». Между тем мы чувствуем ее смелость и решительность. Она принимает участие в различных движениях, поддержива­ющих индейскую культуру. Но при столкновении с повсед­невным расизмом, о жестокости которого Ванесса по-насто-

9 — 3091

129

ящему не подозревала, у нее опустились руки. Она не научи­лась реагировать и бороться с этим. Как и ее отец, который'! старался не высовываться, она приходит к мысли, не лучше il ли обо всем этом помалкивать.

Отсюда и происходит амбивалентность, упомянутая в нача-' ле семинара, в отношении ее стыда и гордости за то, чтобы быть j женщиной индейского происхождения.

«Я воспроизвожу тайну»

Ванесса не будет слишком распространяться об этом. «Есть \ нечто более серьезное, — говорит она. — С моим сыном я делаю < то же самое — воспроизвожу тайну, повторяю ту же схему., что у него есть сводные братья и сестры и что происхождение его отца... Я не знаю, почему я не говорю ему... Происходит ли \ это из-за стыда быть матерью-одиночкой?»

Сыну Ванессы семь лет и, несмотря на свои настойчивые вопросы, он не знает, кто его отец, хотя тот его признал и вып­лачивает алименты. Ванесса не знает, почему она прячет от сына правду о своем происхождении. Тогда я делаю замечание, что она занимает по отношению к своему сыну ту же позицию, ко­торую ее отец занимал по отношению к ней. Она воспроизво­дит то, от чего страдала сама, то есть воспроизводит тайну сво­его происхождения, как если бы прятала свою историю от сво­его сына, точно так же, как это делал ее отец. Ванесса, несмот­ря на свою профессию психолога и социального работника, которая сталкивала ее со сложными историями жизни, никог­да не устанавливала этой связи. Эта позиция вызывает еще боль­шее удивление, когда впоследствии стало известно, что она прошла сеансы глубокой терапии. И в самом деле, создается впечатление, что она полностью диссоциирует свои позиции родителя и ребенка. Как ребенок она считала невыносимым столько лет ничего не знать об истории своего отца, чувствуя при этом, будто у нее что-то украли. Как родитель она иденти­фицирует себя с молчанием отца и считает нормальным ничего не говорить своему сыну о его отце, не желая, чтобы он прини­мал участие в его воспитании.

130

В дискуссии, которая последовала за ее рассказом, были зат­ронуты многие элементы: амбивалентность Ванессы по отно­шению к принятию на себя миссии найти следы семьи отца; удивление, которое она испытала, узнав, что ее бабушка по ли­нии отца была якобы испанской еврейкой: можно ли быть од­новременно евреем и индейцем? Напрашивается ассоциация между похищением детей, для того чтобы их поместить в «хо^-рошие семьи», и насилием, производимым над ребенком, ког­да от него скрывают правду о его происхождении. Я очень быс­тро заметил сдержанность Ванессы, вызванную не бессозна­тельными отголосками ее рассказа, а риском сказать что-то лишнее, подпустить слишком близко к себе.

Жестокость вмешательства

В самом начале своей работы Ванесса заявила, что скажет об этом «лишь самую малость». Между тем она задавала себе вопрос, почему все время повторяла: «Это не моя ошибка». В тот момент она ясно заявила о своем желании остановиться. Я почувствовал, что нам нужен ключ к пониманию противоре­чий, с которыми Ванесса сражается, и генеалогического тупи­ка, в котором она рискует оказаться вместе со своим сыном. Она полностью согласилась с существующей связью между мол­чанием ее отца и ее собственным молчанием по отношению к своему сыну. Казалось, что это «открытие» ее полностью удов­летворило, и в этот момент у меня возникло чувство, что это очень важно для нее. Однако я был по-прежнему в неведении относительно источников ее стыда. Почему она столь чувстви­тельна к расистским замечаниям своего начальника? Почему ей постоянно нужно утверждать, что она ни в чем не виновата? Кажется, что-то в ней тормозит ее реактивные способности. Кажется, что-то «оставляет ее холодной» в тот момент, когда она была один на один со своей историей.

Очень часто одно чувство стыда скрывает за собой другое. На следующее утро, когда участники делились ощущениями, Ванес­са взяла слово: «Я себя чувствую более легкой, чем вчера. У меня все еще горело горло. Я сказала себе: «ТУ смогла услышать подозре-

9*

131

ния». Я чувствую, что уже меньше стыжусь этого стыда. Я подо-' зревала о существовании связи между этими двумя тайнами. Это} слово мне хорошо подходит». Слово «подозрение» и в самом делеч интересно. Оно намекает на расследование, поиски скрытой'! правды. Оно указывает также на ошибку, нечто нехорошее, якобы было допущено. На третий день мы узнаем, что в один-: наддать лет Ванесса подверглась сексуальному насилию.

Теперь стали гораздо понятнее ее хрупкость, страх перед \ проникновением в душу, постоянная потребность заявлять о'| том, что она не виновна, а также трудность при реагировании | на власть мужчины. Особенно ясным становится то, почему * «она чувствовала себя холодной» перед лицом семейной исто­рии, перед смертями, которые низвели материнскую семью, и; перед расколом семьи отца. Что-то в ней оборвалось, подорвав < самоуважение, доверие, необходимое для того, чтобы противо­стоять в этой жизни, выражать свои чувства и реагировать на j| сомнения, конфликты и невзгоды существования. Возникла уязвимость, завязавшая в один узел стыд, чувство вины и тайну и создавшая защитную броню, которая заблокировала эмоци­ональную экспрессию.

В последний день во время обмена впечатлениями Ванесса вновь взяла слово: «Я не очень довольна констатацией того, в j какой степени я закрывала глаза в течение столь долгого времени и почему я назвала моего сына именем короля». Здесь просматри- ,| вается фантазия о семейном романе и миф о герое. Ванесса | проецирует на своего сына желание заново основать династию, которая вырвалась бы из нужды, связанной с двумя родовыми линиями, социально подавляемыми и несчастными в семей­ном плане. Не раскрывая сыну, кто является его отцом, она ис­пытывает желание," чтобы он вписался в королевскую «судьбу».

Существует тесная связь между положением трех поколе­ний семьи и тремя тайнами: отец, которого лишили изначаль­ной идентичности, дочь, пораженная в своей сексуальности через проникающее насилие, и ребенок, которого лишили час­ти его генеалогии. Каждый из них имел дело с насилием, кото­рое вызывает обрывы связей и нарушает различные регистры, > на которых основываются семейные отношения:

132

» генеалогический регистр, который позволяет вписаться в родовую линию, в число потомков, в семейную историю, дающую основу для первичной идентичности, связанной прежде всего с именем;

• любовный регистр, который позволяет объединиться в же­лании другого, иметь сексуальные отношения, которые мо<-гут породить желание ребенка, а затем зачать одного или не­скольких детей;

• социальный регистр, который через гражданское состояние дает каждому удостоверение личности, определяющее его собственные характеристики и дарующее социальное суще­ствование, место, признание,

Стремление не высовываться было для отца Ванессы страте­гией, обеспечивающей социальную включенность ценой мол­чания о своих предках и разрыва с культурой своего происхож­дения. Однако для Ванессы включенность проходит через «за­вязывание отношений», то есть восстановление оборванной свя­зи, потребность в которой она испытывает. Судя по внешним проявлениям, отец Ванессы обладал всеми характеристиками «доброго мелкого буржуа», и его дети тоже. И тем не менее они любили смеяться, петь и танцевать немного более, чем другие...