Глава 3 развитие, системы, информация

В последние годы большое внимание привлекли по­нятия системы и информации, получившие огромное зна­чение в современной науке. Некоторые авторы склонны считать эти понятия новыми и «нетрадиционными» категориями философии. Однако философский статус поня­тий системы и информации еще не вполне выяснен. Нельзя не заметить, что в отдельных случаях наблюда­ется заметное преувеличение роли этих понятий.

Каково отношение теории систем к теории развития? Как и в какой мере понятия структуры, элементов, си­стемы способны выразить процесс развития?

Ставя задачу описания развития на языке теории систем, мы обязаны определить философский статус этой теории, выявить ее отношение к «контрольным» фило­софским категориям, играющим своего рода «пробную» роль при определении философского статуса рассматри­ваемых понятий.

Выяснение философских оснований понятий теории систем необходимо не только потому, что статус теории систем еще не вполне известен, но и потому, что осно­вателями этой теории, если верить И. В. Блаубергу, В. Н. Садовскому и Э. Г. Юдину³¹являются, например, Г. Ч. Браун, Р. В. Селларс, А. А. Богданов, Л. Берталанфи, У. Р. Эшби, философские взгляды которых весь­ма далеки от марксизма.

Первой крупной философской работой по проблемам теории системы, структуры, элементов в литературе по­следних лет была интересная книга В. И. Свидерского «О диалектике элементов и структуры в объективном мире и в познании» (М., Соцэкгиз, 1962).

Определим первоначально исходные понятия теории систем. Под элементамимы будем пониматьединицы, из которых складывается то или иное целое. Элементы могут бытьпредметами(в этом случае их иногда назы­вают структурными элементами): электроны, нуклоны, атомы, молекулы, белки, ДНК, РНК, живые организмы, человеческие личности и т. д.;свойствами:валентность, химическое сродство, раздражимость, чувствительность и т. д.;процессами:диффузия, ассимиляция и диссими­ляция, рост, размножение, производство, мышление и т. д.;отношениями.Соответственноцелыми(илисисте­мами)могут являться более сложные предметы, свойст­ва, процессы, отношения. При этом предметы, как эле­менты и целое, являются исходными, поскольку свойства, процессы и отношения принадлежат предметам. Поэтому нельзя считать равноправнымисистемы-предметы, си­стемы-свойства, системы-процессы и системы-отношения.

Элементы могут быть простыми, т. е. неразложимыми далее в системе данного целого, и сложными, т. е. ком­бинациями или совокупностями простых элементов. Так, в химическом мире наиболее простыми элементами являются атомы, ниже которых следуют уже чисто физи­ческие образования – электроны, ядра и т. д., более сложными элементами оказываются группы атомов (на­пример, радикалы или молекулы).

Элементы обладают определенными свойствами,обус­ловливающими ихфункциив системе данного целого, к находятся в определенныхотношенияхдруг к другу. Совокупность этих отношений составляетструктуру сложного целого. Следовательно, структура есть та сет­ка связей, которая объединяет элементы в единое целое. Структура включает в себя как устойчивые, так и из­менчивые, текучие связи между элементами. Следует поэтому оспорить мнение В. И. Свидерского о том, что структура есть закон связи элементов, ибо нет основа­ний исключать из области структуры неустойчивые, из­менчивые, даже хаотические связи.

Как отметил Свидерский, термин «структура» часто употребляется (например, в биологии) для обозначения предметных образований (органелл клетки, белков, нук­леиновых кислот и т. д.). Два различных значения тер­мина «структура» (совокупность связей и материальное образование) легко различимы в тексте и поэтому не создают каких-либо серьезных трудностей при их упот­реблении.

Система есть целое, образуемое элементами и струк­турой.

Строго говоря, целое не сводится к элементам и структуре. Наряду с элементами, которые характеризу­ются дискретностью, предметы включают аморфные и пластические «сплошные» образования. Так, многокле­точные организмы наряду с клетками включают некле­точные образования, например, кровяную плазму, пла­стические соки и т. д. Этот «непрерывный», в пределах данной системы, субстрат, в конечном счете, тоже состоит из элементов, но более низкого уровня. Возможно, си­стемно-структурный подход, фиксируя как прерывность, так и непрерывность материи, тяготеет все же преиму­щественно к дискретному аспекту мира.

В. И. Свидерским³², В. С. Тюхтиным³³и некоторыми другими авторами высказано мнение о том, что элементы,структура и система являются новыми категориями диалектики отличными от категорий содержания, формы и целого. На наш взгляд, это заключение имеет поспешный характер. В истории философии содержание всегда понималось, как совокупность элементов целого, а форма –как структура или организация целого. Смысл борьбы между материализмом и идеалистиче­ским «формализмом» по вопросу о содержании и фор­ме заключался именно в решении вопроса о том, что является определяющим –совокупность элементов(содержание) или ихорганизацияв целом (форма). Сог­ласно Платону, Аристотелю, Ф. Аквинскому и неотомистам, форма есть организация, порядок (или – как неко­торые из неотомистов пишут сейчас – информация), вне­сенная (воплощенная) в материю извне (следует отме­тить, что Аристотель проводит эту мысль с некоторыми поправками). По Канту, априорные формы созерцания, рассудка и разума есть организация некоторого мысли­тельного содержания (например, ощущений).

Совокупность элементов, -с одной стороны, структу­ра или организация – с другой, обнаруживают все при­знаки соотношения содержания и формы: определяющую роль совокупности элементов, соответствие структуры элементам, активность структуры, отставание структуры от развития элементов и т. д. Это хорошо было показано В. И. Свидерским в упомянутой книге. Вместе с тем, элементы и структура не обнаруживают им одного су­щественного признака, выходящего за рамки признаков содержания и формы. Не случайно, поэтому, в работах В. И. Свидерского и других авторов мы не найдем ни одного убедительного доказательства того, что совокуп­ность элементов и структура обладают какими-либо признаками, выводящими пути образования за пределы понятий содержания и формы.

Единственное существенное различие этих двух пар понятий, обнаруженное В. И. Свидерским, как он пола­гает, заключается в том, что «о взаимной относительности формы и содержания говорить можно, а к соотно­шению элементов и структуры это неприложимо»^34. «В самом деле, – продолжает В. И. Свидерский, – мы, например, говорим, что производительные силы высту­пают как форма отношения общества к природе и как содержание по отношению к производственным отноше­ниям. Последние же в свою очередь выступают как со­держание по отношению к новой форме – к надстройке и т. л. Таким образом, понятия содержания и формы здесь выступают как относительные – одно и то же яв­ление или процесс может рассматриваться и как содержа­ние, и как форма.

Подобное понимание относительности не может быть, однако, непосредственно применено к понятиям элементов и структуры. Элементы, прежде всего как материальные процессы не являются просто структура­ми, а суть некое новое единство элементов и структуры. Точно так же структура не есть материальный или ка­кой-либо другой процесс, а есть закон связи подобных процессов. Ясно, что, когда мы говорим: надстройка есть форма базиса, мы не мыслим надстройку в качест­ве структуры базиса, ибо она таковой не является, а представляем ее в качестве выражения базиса, в качест­ве некоторого процесса, обслуживающего базис»³⁵.

Однако к каждому уровню приведенной В. И. Свидерским последовательности оба ряда понятий оказы­ваются применимыми в равной мере. Так, определение производительные сил как формы отношения общества к природе означает, что производительные силы извест­ным образом организуют отношение человека к приро­де. В то же время производительные силы представля­ют собой совокупность элементов (людей и средств про­изводства), т. е. содержание. Производственные отноше­ния являются содержанием по отношению к надстройке и одновременно совокупностью элементов, т. е. отдель­ных отношений или их совокупностей, тогда как надстройка, несомненно, оказывается организацией экономи­ческих отношений, поскольку роль политики, права и т. д. заключается, прежде всего, именно в управлении, организации экономической жизни. Элементы и структуры обладают совершенно той же относительностью, что и содержание и форма. Если ис­ходные предметные элементы выступают в качестве со­держания по отношению к их связям друг с другом, то совокупность этих связей может рассматриваться в ка­честве элементов по отношению к системе этих связей, которая, следовательно, обладает своей структурой. Та­кая иерархия систем существует, например, в обществе, где производительные силы выступают в качестве содер­жания или совокупности элементов, а экономические связи между людьми (производственные отношения) – в качестве организации или формы, в то же время эконо­мические связи являются элементами или содержанием по отношению к их политической и правовой организа­ции или структуре как форме.

Обособление понятий элементов и структуры от ка­тегорий содержания и формы, т. е. выведение системно-структурного анализа из-под «контроля» со стороны фи­лософских категорий содержания и формы, не могло не привести к некоторым поспешным заключениям, прежде всего – к необоснованному и далеко идущему выводу об определяющей роли структуры в предметах и явле­ниях, который, независимо от воли автора, может быть связан скорее с концепциями формализма, чем с диа­лектическим материализмом. Так, В. С. Тюхтин утверж­дает, что структура (организация) является «главным моментом», или«душой», целого, играет в нем «опреде­ляющую роль»³⁶. Он полагает, что под углом зрения определяющей роли структуры необходимо произвести переосмысление всех категорий диалектического мате­риализма³⁷. «Существо такого переосмысления заклю­чается в том, что все основные свойства, характеристики, образующие содержание данной философской категории, рассматриваются как те или иные функции организации объектов»³⁸. Такое переосмысление позволит марксист­ской философии избавиться от «традиционного качественно-феноменологического (описательного) языка толкования смысла категории»³⁹ .

Утверждение об описательном и феноменологическом, т. е. не проникающем в сущность, поверхностном, толко­вании категории как якобы «традиционном» в марксист­ской философии, т. е. по существу о поверхностном ха­рактере этой философии до момента появления спаси­тельного «системно-структурного анализа», вызывает ре­шительные возражения и является результатом поспеш­ных и поверхностных оценок.

В. С. Тюхтин не учитывает, как нам представляется, что концепция главенства структуры, организации, т. е. формы, трактовка остальных «сторон» действитель­ности – качества, количества, сущности, закона и т. д. как производных от структуры есть традиционная кон­цепция формализма, получившая совершенно явное вы­ражение в философии Платона, Канта, неотомистов и др.

Таким образом, имеются все основания признать, что философское содержание понятий элементов и структуры всецело покрывается категориями содержания и формы. Вместе с тем, следует отметить, что существует настоя­тельная необходимость разработки таких сторон про­блемы содержания и формы (элементов и структуры), которые выходят за пределы философии и имеют обще­научный или частнонаучный характер⁴⁰. То, чтoв на­стоящее время нередко понимается под общей теорией систем и системно-структурным анализом (например, в работах Л. Берталанфи), является общенаучной или, скорее, частнонаучной теорией, явно или неявно опира­ющейся на философские категории формы и содержа­ния. В силу относительной самостоятельности общенауч­ных и частнонаучных теорий так называемая теория си­стем может развиваться вне прямой и непосредственной связи с научной философией. Более того, разрабатываю­щие эту теорию ученые могли стоять на более или ме­нее ошибочных философских позициях (Л. Берталанфи, А. А. Богданов, У. Р. Эшби и др.). Между тем адекват­ной философской основой теории систем может быть только диалектический материализм, связанный с тео­рией систем посредством категорий содержания, фор­мы, целого.

В свете сказанного, необходимо заключить, что ка­тегории элементов (содержания), структуры (формы), системы (целого) выражают существенный аспект раз­вития, но не дают исчерпывающего описания его, кото­рое можно получить только целостной системой катего­рий.

Следует, однако, заметить, что иногда под системно-структурным подходом, как уже отмечалось выше, пони­мают подход главным образом под углом зрения струк­туры, организации, формы, рассматриваемой в качест­ве основной и определяющей стороны всякого предмета, явления» процесса. В этом случае системно-структурный подход приобретает обедненный, односторонний харак­тер, не реализует всех возможностей, заложенных в понятиях элементов, структуры и целого, дает лишь (или преимущественно) формальное описание развития. Си-стемно-структурный подход, взятый в его полном объ­еме, дает более широкое описание и объяснение разви­тия, однако он также является недостаточным, ибо не способен схватить сущности предметов и явлений, источ­ника развития, поскольку сущность и противоречия предметов лежат глубже, чем форма и содержание.' Системно-структурный подход нуждается, поэтому в привлечении всех остальных категорий диалектики, ко­торые он сам непосредственно не выражает.

Теория систем, взятая в ее философском и конкретно научном содержании, выражает скорее не сам процесс развития в его противоречиях, борьбе противоположно­стей и т. д., а результатпроцесса развития. На собствен­ном языке теории систем не могут быть сформулированы противоречие развития, единство и борьба противопо­ложностей, возникновение нового содержания и т. д.

С теорией систем тесно связано понятие информации. Общеизвестно, что появление кибернетики, включающей в себя теорию информации, означало крупный шаг в раз­витии современной науки. Это обусловило огромный ин­терес к понятию информации и ее философскому значе­нию. Впоследние годы исследования по философским вопросам кибернетики начинают уже количественно преобладать над исследованиями многих коренных собст­венно философских проблем. Так, в теории познания до­ля «информационных» исследований превышает, но нашему мнению, разумную норму, определяемую их тео­ретическим весом в гносеологии.

Каков научный смысл понятия информации? Не яв­ляется ли информация новым универсальным, всеобщим, т. е. философским понятием?

Как полагает А. Д. Урсул, информация, по-видимому, является атрибутом материи⁴¹. Мысль об уникальности и всеобщности информации, делающей ее сравнимой с основными свойствами материи – движением, разви­тием, пространством и временем, получила в последнее время значительное распространение.

Принято считать, что в работах Н. Винера, К. Шен­нона, У. Р. Эшби имеется теоретически ясное определе­ние лишь понятия количества информации, но отсутст­вует определение понятия самой информации как тако­вой и что, следовательно, природа информации является еще во многом загадочной. Вопрос о природе информа­ции, несомненно, нуждается в глубокой разработке. Од­нако нам представляется, что в наиболее общем плане природа информации с достаточной определенностью раскрыта в основных классических работах по киберне­тике.

По Н. Винеру, «информация есть мера организа­ции»⁴². Согласно У. Р. Эшби, информация – мера упоря­доченности или организации⁴³. Поскольку упорядочен­ность или информация связаны с разнообразием, инфор­мация выступает как мера разнообразия. В этом смысле самым фундаментальным понятием кибернетики явля­ется понятие «различия»⁴⁴и, следовательно, понятие разнообразия неотделимо от понятия информации⁴⁵.

Организация или упорядоченность есть форма. По­следняя может рассматриваться во многих планах. Так, биология исследует форму живого организма в ее конкретно-биологическом плане, со стороны ее биологичес­кой роли и биологических признаков. Философия рассматривает форму в предельно общим и универсальном виде (т. е. применительно к качественной и количествен­ной сторонам мира). Но возможно также описание фор­мы со стороны математики, кибернетики, теории систем. Теория информации (понимаемая как часть кибернети­ки или как более широкая теория) представляет собой специфическое количественное описание организации предметов или процессов, точнее – меры организации. Специфика этого описания заключается, прежде всего, в том, что оно дается в плоскости, определяемой поня­тиями системы, обратной связи и т. д., рассматриваемых в предельно общем и формальном смысле.

Поскольку количество связано с качеством, соответ­ствует качеству, описание определенного количества со­держит в себе указаниена определенное качество. По количественное описание вообще, организации – в част­ности, не содержит в себе описания качества как таково­го. Поэтому нельзя согласиться с представлением о том, что информация отражает качество предметов. В этом плане информационное описание процесса или предмета в принципе тождественно математическому описанию, которое абстрагируется от качественно-содержательной стороны действительности.

Теория информации в ее классической форме имеет статистический характер и непосредственно основыва­ется на теории вероятностей и понятии негэнтропии. В настоящее время делаются попытки создания раз­личных вариантов нестатистической теории информа­ции – комбинаторный, динамический, топологический, алгоритмический. В теории социальной информации раз­рабатываются также семантический и прагматический аспекты. Как полагают ряд авторов, теория информации вышла за рамки собственно кибернетического аспекта и становится более широкой, чем кибернетика, теорией, связанной с общей теорией систем.

Такое утверждение носит пока еще весьма спорный характер, однако, в рассматриваемом нами отношении это не имеет существенного значения. Новые теории ин­формации также представляют собой описание органи­зации предметов и процессов. Поэтому теория инфор­мации, и ее широком или узком смысле, есть специфи­ческая абстрактно-количественная теория организации иможет считаться, вероятно, разделом частнонаучной теории систем.

Нам представляется, однако, что широкая теория информации не соответствует строгому смыслу термина «информация», введенному Винером для обозначения только такой меры организации, которая предполагает обратную связь и управление и, следовательно, отнюдь не любую организацию. Поэтому было бы целесообразнее сохранить за мерой организации в управляемых си­стемах термин «информация» как выражение частного случая меры организации вообще.

Итак, информация в широким или узком планах, представляет собой математически описываемую, абст­рактно-количественную сторону формы (организации) предметов или процессов. Ясно, поэтому, что выделе­ние информации в качестве совершенно нового и уни­кального явления, не укладывающегося ни в одно из известных нам общих философских понятий, оказывается необоснованным. Информация не есть атрибут материи, точно так же, как не является атрибутом материи ни одно из свойств, описываемых математикой. Понятие информации может быть соотнесено с матерней только через посредство философских категорий формы, коли­чества, качественного многообразия.

Рассматриваемая в этом плане информация может служить лишь частнонаучным средством описания развития. Как показано рядом исследователей⁴⁶,развитие связано с ростом информации. Так, согласно С. М. Дан-кову и Г. Кастлеру, при переходе от атомного к молеку­лярному уровню организации живого количество инфор­мации увеличивается в 10³раз; если зигота содержит10¹¹ бит информации, то организм взрослого человека примерно 5 •10²⁵бит относительно молекулярного уров­ня или 2 •10²⁸бит относительно атомного уровня орга­низации.

Теория информации вводит весьма ценный способ абстрактно-количественной оценки результатов разви­тия. Однако этот способ описания может быть правильно понят только на основе более широкого качественного и количественного подхода, связанного как с конкретными науками (имеющими «содержательный» характер), так и с философией. Попытки приписать информационному подходу к развитию якобы большую точность и глубину, чем та, которая достигается категориями философии, являются ошибочными.

В настоящее время, по-видимому, надо считать обще­принятым убеждение в том, что искусственные киберне­тические системы могут получить такую же емкость хра­нимой и перерабатываемой информации, как и челове­ческий мозг. Точно так же принято считать, что модели­рование мыслительной функции человека осуществляется в кибернетических устройствах на базе иных структур­ных принципов. Таким образом, возможно указанное ин­формационное тождествомежду человеком и киберне­тическими системами при различии обеспечивающих это тождество материальных структур. Однако такое тож­дество в плане информации отнюдь не предполагает тождества но уровню развития, ибо человек находится на несколько ступеней выше, чем машина, основанная на физических свойствах и закономерностях.

Возникает сомнение в правильности утверждения об информационном тождестве (тем более– превосходстве) машины с человеком. Поскольку структура (организа­ция) есть лишь одна из сторон предметов, постольку по­следовательность структур подчинена основной последовательности ступеней развития материи (физической, хи­мической, биологической, социальной). Поэтому необхо­димо допустить, что мера организации, заложенная в структуре любой кибернетической системы, основанной на физических принципах, должна быть значительно меньшей, чем информация, заложенная в структуре че­ловеческого мозга, ибо высшая ступень развития обла­дает большим разнообразием, чем низшая. Возникает, поэтому, вопрос: могут ли две системы (человек и физи­ческая кибернетическая машина), имеющие различную структуру и, следовательно, различную структурную ин­формацию, воспринимать, хранить и перерабатывать одинаковый объем динамической (функциональной) информации? Положительный ответ на этот вопрос кажет­ся затруднительным, так как функция всегда зависит от структуры, от ее сложности и внутреннего разнообразия и поэтому «информационное содержание» функции в ши­роких границах предопределяется информационной ем­костью обеспечивающей ее структуры. Отрицать этот факт – значит, очевидно, пересматривать основы логики, связанной с соотношением функции и структуры, свойства и предмета.

Однако вывод, вытекающий из неоспоримых положе­ний о неразрывной связи функции и структуры, свой­ства и предмета, вступает в явное противоречие со столь же убедительными данными кибернетики, которая не считает информационную емкость человеческого мозга недостижимой для кибернетических машин. Мы встреча­емся, следовательно, с парадоксом, порождаемым неос­поримыми положениями философии – с одной стороны, данными кибернетики – с другой. Каким образом мож­но выйти из этой парадоксальной ситуации? Может быть, следует отказаться от философского решения во­проса о связи функции и структуры, свойства и пред­мета и, более того, движения и материи?

Соотношение «структурной» и «функциональной» ин­формации не получило еще глубокого философского и конкретно научного исследования.

Необходимо признать, очевидно, что между этими двумя видами информации существует строгая законо­мерная связь. Однако ключ к ее объяснению необходимо искать не в самой теории информации и теории систем, а в философии, философской теории развития – в осо­бенности.

Ряд существенных предпосылок решения проблемы заключен, как нам представляется, в идее Н. М. Амосова об иерархии «высших» и «низших» кодов, которая ста­вит кибернетическую проблему в прямую зависимость от философских понятий высшего и низшего. С этой точки зрения, ступени развития материя – физическая, хими­ческая, биологическая и социальная могут быть пред­ставлены как системы, имеющие свои специфические «буквы» и «коды». Так, существуют, например, атомный и молекулярный коды⁴⁷. В сложных системах, по мысли Н. М. Амосова, происходит «этажная» обработка инфор­мации на различных уровнях функционирования систе­мы. «На каждом этапе информация становится все бо­лее общей, абстрактной, но занимает все меньше места в памяти»⁴⁸. Автор формулирует одиннадцать правил, по которым перекодируется информация при переходе с низших уровней на высшие. Так, «высший код получа­ется при интегрировании информации, переданной низ­шим кодом», «чем выше код, тем он содержит больше знаков (или их моделей)»⁴⁹. В этих правилах по суще­ству выражены закономерности соотношения высших и низших ступеней развития.

Поскольку информация есть предельно формальная количественная и абстрактная сторона организации предметов или процессов, информационное описание различных предметов становится трудно сопоставимым. Подобно тому, как одно и то же число может относиться, например, к человеческому коллективу и к совокупности элементарных частиц, одно и то же количество инфор­мации может относиться к объектам, имеющим принци­пиально различную сложность. Разумеется, сопостав­ление разноуровневых объектов в плане количества ин­формации, информационной емкости и структуры самой информации возможно, вместе с тем нельзя не видеть большую относительность и теоретическую ограничен­ность такого сопоставления. Решать, например, пробле­му соотношения человека и машины только в плане ко­личества и структуры информации – это, значит, подхо­дить к ней с заведомо негодными средствами. Между тем высказанные в недавнем времени поспешные утвер­ждения о том, что нет «никаких принципиальных огра­ничений в кибернетическом подходе к проблеме жизни» и что «можно анализировать жизнь во всей се полноте, и том числе и человеческое сознание со всей его слож­ностью, методами кибернетики»⁵⁰не учитывают ограни­ченности кибернетического подходя к описанию реаль­ных предметов и процессов.

Для того чтобы действительно реализовать большие возможности, заложенные в кибернетике, следует ввести кибернетическое описание в общую систему научного описания объектов, включая философское описание, а не придавать кибернетике самостоятельное и самодовлею­щее значение. Для этого необходимо, на наш взгляд, выработать единую шкалу мер организации, ввести в кибернетическое описание объектов своего рода «кван­торы уровня сложности», которые делали бы сопоставимыми кибернетические описания систем, находящихся на различных уровнях сложности. Основой такой шкалы мер служит диалектико-материалистическая теория развития.

Поскольку один уровень организации не является абсолютно простым, ею информационное содержание не может считаться абсолютным и должно быть соотнесено с выше- и нижележащими уровнями сложности. Не ис­ключено, например, что в отдельных случаях системы, находящиеся на более низком уровне развития, могут обладать большим информационным содержанием, чем более сложные системы, если определение информации производится безотносительно к некоторому общему ис­ходному уровню. Так, хотя пчелы стоят значительно ни­же по уровню развития, чем рыбы, относительно своего уровня развития они обладают большим разнообразием структуры, чем рыбы.

В процессе развития материи происходит существенный рост информации. Откуда возникает новая инфор­мация? Иногда делаются попытки объяснить рост информации тем, что, например, живой организм исполь­зует и перерабатывает информацию, заложенную в ок­ружающей его среде. Этот подход представляется наивным. Живой организм имеет более, высокую организа­цию, более богатое содержание, чем окружающая его неорганическая среда. Живой организм сам строит себя из окружающей его среды. Однако полагать, что орга­низм получает извне какой-то прирост информации – это, значит, полагать, что в окружающей среде уже зара­нее заключена та сложность, которая характеризует жи­вой организм. Точно так же необходимо считать, что сложность человека и человеческого общества заранее содержится в окружающем ею мире. Иными словами, чакон подход равноценен признанию того, что пес появ­ляющееся в процессе развития заранее существует в ок­ружающем мире в каком-то «разлитом» или «растворен­ном» состоянии. Информация не приходит в процессе развития откуда-либо извне. Информация рождается, возникает в процессе развития в самом развивающемся предмете. Кибернетика может фиксировать рост инфор­мации, но не может его объяснить. Кибернетика превос­ходно объясняет циркуляцию равной себе (конечно, с определенными потерями) информации в каналах связи, однако она не может объяснить, откуда берется эта ин­формация. Рост информации объясняется лишь диалек-тико-материалистической теорией развития, он является стороной процесса развития как возникновении нового, ранее не существовавшего содержания.

Среди исследований последних лет, посвященных ки­бернетическому описанию развития, особый интерес пред-

ставляет книга М. Аптера «Кибернетика и разви­тие»⁵¹.В отличие от ряда других авторов, М. Аптер рассматривает кибернетическое описание развития как один из аспектов общего теоретического подхода к развитию, связывает формальный кибернетический подход с содержательным (биологическим, онтогенетическим). М. Аптером делается «предварительная попытка применить некоторые представления и методы кибернетики для того, чтобы понять развитие и его способы управле­ния»⁵².Развитиерассматривается при этом как процесс, включающийрост,но существенно отличный от послед­него. Развитие трактуется М. Аптером как усложнение, переход от простого к сложному. «Под развитием пони­мается процесс, в результате которого одна клетка пре­вращается в большой и сложный организм с предписан­ным строением»⁵³. Автор доказывает, что «всякая по­пытка, использующая только теорию информации, вряд ли может сильно приблизить нас к пониманию процесса развития»⁵⁴. Рост и развитие, но всей видимости, стано­вятся важнейшими проблемами современной биологии. «Однако проблемы роста и развития важны не только для биологии, они важны и для самой кибернетики и это значение проявляется на более теоретическом уровне или скорее на уровне абстрактной теории систем в ки­бернетике»⁵⁵. Фон Нейман «зашел даже настолько да­леко», чтобы заявить, что проблема роста систем – «это самая важная проблема в теории автоматов и ее необ­ходимо прежде всего решить, чтобы был возможен ка­кой-то дальнейший существенный прогресс»⁵⁶.

Исходя из содержательного понимания развития как процесса усложнения, не сводимого к простому росту, М. Аптер по существу формулирует парадокс развития терминами теории систем. «...Является ли очевидным, что развивающаяся система сможет управлять своим развитием, пока это развитие (и тем самым, по-видимому, и строительство всех систем управления) еще не завершено?»⁵⁷. «...Система должна уметь контролировать себя до того, как она полностью построена»⁵⁸. В процес­се развития «происходит явное возрастание сложности». «Как может нечто, что кажется простым, самостоятель­но стать сложным?»⁵⁹.

М. Аптер хорошо подметил недостаточность подхода к информационному описанию развития в исследованиях Данкова и Кастлера. Определение количества информа­ции по их методу «игнорирует все те особенности разви­тия, которые, как принято считать, отличают его от про­стого роста», оно «связано только с описанием всех ча­стей по отдельности, без учета их взаимосвязи», не де­лает различия между сонетом Шекспира и бессмыслен­ным набором букв, между живым и мертвым организ­мом⁶⁰.