Kultura_i_lichnost / Мифы народов мира / Мифы народов мира II

Лит.: Афанасьев А. Н., Народные русские легенды, М., 1860; Богатырев П. Г., Несколько легенд Шенкурского уезда Архангельской губернии, «Живая старина», 1917, прил. № 6; Веселовский А. Н., Опыты по истории развития христианской легенды, «Журнал министерства народного просвещения», 1875, № 4—5, 1876, № 2—3, 1877, № 2, 5; его же, Разыскания в области русского духовного стиха, в. 5, СПБ, 1889, гл. 11 — 20; в. 6, СПБ, 1891; Иванов В. В., Топоров В. Н., Исследования в области славянских древностей, М., 1974; их жe, A comparative study of the group of Baltie mythological terms from the root vel-, «Baltistica», т. 9, Vilnius, 1973; Meлeтинский Е. М., Поэтика мифа, М„ 1976; Померанцева Э. В., Мифологические персонажи в русском фольклоре, М., 1975; Пропп В. Я., Фольклор и действительность, М., 1976; Хохлов Г. Т., Путешествие уральских казаков в «Беловодское царство», СПБ, 1903 (Записки ИРГО по отд. этнографии, т. 28, в. 1); Чистов К. В., Проблема категорий устной народной прозы несказочного характера, «Fabula», 1967, Bd 9, Н. 1; его же, Русские народные социально-утопические легенды. XVII—XIX вв., М., 1967; Успенский Б. Б., Культ Николы на Руси в историко-культурном освещении, в сб.: Семиотика культуры, Тарту, 1978 (Труды по знаковым системам, X); Alver В., Category and Function, «Fabula», 1967, Bd 9, H. 1; Вascon W., The forms of folklore prose narratives, «Journal of American folklore», 1965, v. 78, № 307; Вodker L., Folk literature (Germanic), (International dictionary of regional European ethnology and folklore), Kbh., 1966; Delehaye H., Les lйgendes hagiographiques, 2 йd., Brux., 1906; Gennep A. van, La formation des lйgendes, P., 1910; Hand W. D„ Status of European and American legend study, «Current Anthropology», 1965, v. 6, № 4; Jason H., Ethnopoetics: A Multilingual Terminology, Jersalem, 1975; её же, Genre: an Essay on Oral Literature, Tel Aviv, 1972; её же, A multidimensional approach to Oral Literature, «Current Anthropology», 1969, v. 10, pt 2; Krzyzanowski J., Legend in literature and folklore, «Fabula», 1967, Bd 9, H. 1; Luthi M„ Volksmдrchen und Volkssage, Bern — Mьnch., 1961; Sapir E., Indian legends from Vancouver Island, «Journal of American Folklore», 1959, v. 72, № 284; Sydow С W. von, Kategorien der Prosa Volksdichtung, в его кн.: Selected papers on folklore, Kbh., [1948]; Toporov V. N., Folk poetry: general problems, в кн.: Current Trends in linguistics, v. 12, The Hague, 1974; Tubасh F., Index Exemplorum. A handbook of medieval religious tales, Hels., 1969; Christiansen R. Th., The migratory legends, Hels., 1958 (Folklore Fellows Communications, v. 71, № 175).

Г. А. Левинтон.

ЛЕДА (ЛЮдб), в греческой мифологии супруга спартанского царя Тиндарея. По наиболее распространённому варианту мифа, Л.— дочь царя Фестия из Этолии, к которому бежал изгнанный из Спарты Тиндарей. За помощь, оказанную ему в отражении воинственных соседей, Фестий отдал Тиндарею в жёны Л. Детьми Л. были близнецы-Диоскуры, Клитеместра и Елена. Последняя считалась дочерью Зевса, который соединился с Л. в образе лебедя; от этого союза она родила яйцо, и из него появилась Елена (Apollod. III 10, 7; Eur. Hel. 16 — 22). Скорлупу яйца показывали в одном из храмов Спарты во 2 в. (Paus. Ill 16, 1). По другой версии мифа, Л. только сберегла у себя яйцо, снесённое богиней Немесидой от брака с Зевсом и найденное пастухом; когда из него появилась красавица-девочка, Л. воспитала её как собственную дочь (Apollod. III 10, 7). Существуют также различные сказания о количестве яиц, снесённых Л. (Schol. Pind. Nem. X 79—83).

В. Я.

Полидевк (Поллукс) и Леда. Фрагмент росписи чернофигурной амфоры Эксекия. 530—525 до н. э. Рим, Ватиканские музеи.

Слева — Леда с лебедем. Римская мраморная копия. С греческого оригинала скульптора Тимофея (4 в. до н. э.). Рим, вилла Альбани.

Справа — Леда. Картина Корреджо. Ок. 1530. Западный Берлин, Государственные музеи.

Миф о браке Л. с Зевсом в античном изобразительном искусстве воплотился в пластике (ряд скульптур, в том числе «Л. и лебедь» Тимофея, дошедшая до нас в копиях, рельефы и др.), живописи (фрески в Помпеях и Стабиях) и особенно в вазописи. В европейском искусстве миф нашёл воплощение в средневековой книжной миниатюре, а с эпохи Возрождения стал одним из популярнейших в живописи и пластике (Леонардо да Винчи, Микеланджело, Андреа дель Сарто, Корреджо, Понтормо, П. Веронезе, Я. Тинторетто, Б. Челлини, П. П. Рубенс, Я. Иордане, Н. Пуссен и др.).

ЛЕ3A, Реза, в мифологии бантуязычных народов тропической Африки, живущих в Замбии и на Ю.-В. Заира (ила, тонга, биса, вемба, луба, субийя, каонде и др.), громовник, божество дождя. Согласно мифам, Л. живёт на небе, его проявления — дождь, молнии, гром. В мифах ила молнии — блеск глаз Л., когда он сердится (по другой версии, молнии исходят из его рта), гром — его голос, звёзды — глаза; когда Л. спускается на землю, происходит буря. Посредниками между Л. и людьми выступают духи предков. По-видимому, под влиянием культа предков, у некоторых народов первоначальный образ Л.-громовника приобрел качества, типичные для культурных геpoeв-предков. По представлениям биса и вемба, души умерших переходят в мир духов к Л. В мифах каонде Л.— и громовник, и демиург, и культурный герой. Он создал первых людей — Мулонга и Мвинамбузи, которые сначала были бесполыми и только благодаря Л. превратились в мужчину и женщину. Для этой пары Л. передал медовой птице три калебасы (сосуды из тыквы): в двух были семена полезных растений, а в третьей — смерть, болезни, хищные звери. Он запретил открывать калебасы до своего прихода, но медовая птица нарушила запрет, что привело к появлению в мире смерти, болезней и хищных зверей. Наказав виновницу бед, Л. научил людей строить жилища для защиты от зверей, выделывать шкуры, добывать огонь трением, выплавлять железо из руды и изготовлять топоры, мотыги, копья и т. п.; ввёл обычай брачного выкупа за жён.

Лит.: Вaumann З., Schцpfung und Urzeit des Menschen im Mythus der afrikanischen Vцlker, В., 1936; Lechaptois, Aux rives du Tanganika, P., 1913; Melland F. H., In witch-bound Africa. An account of the primitive kaonde tribe and their beliefs, L., 1923; Smith E. W., Dale A. M., The Ila-speaking peoples of Northern Rhodesia, v. 2, L., 1920; Tоrrend J., Specimens of Bantu folklore from Northern Rhodesia, L., 1921.

E. С. Котляр.

ЛЕЙКПЬЯ («бабочка»), в мифологии бирманцев душа. По народному верованию, от Л. зависит жизнь и смерть, а также болезнь. Когда Л. улетает, знахари стараются её поймать, предлагая ей дары. Л. покидает также тело во сне. Л. у матери и ребёнка, жены и мужа соединены, поэтому со смертью кого-либо из них проводилась церемония разделения душ.

Я. Ч.

ЛЕЛЬВАНИ (Lelwani), в хеттской и хаттской (Leluwani) мифологии божество подземного мира. В списках богов имя Л. следует за главными богами (солнца и грозы) перед богом плодородия Телепинусом. В хаттской и древнехеттской мифологии Л.— мужское божество, в более поздней хеттской — женское, ассоциировавшееся с аккадской богиней Аллатум (в более поздних новохеттских текстах Л. обычно называют этим именем). У хатти в домах (храмах) hлsti, посвященных хтоническим божествам, в честь Л. совершался праздник пурулли. Если царю угрожала беда, он совершал ритуал в честь Л,, принося Л. жертву и предлагая другого человека вместо себя. Царица Пудухепа, жена Хаттусилиса III (13 в. до н. э.), молясь о здоровье мужа, обещает сделать статую для храма Л.

Лит.: Otten H., Die Gottheit Lelvani der Bogazkoy-Texte, «Journal of Cuneiform Studies», 1950, v. 4, p. 119—36; Kammenhuber Б., Keilschrifttexte aus Bogazkoy (КВО XVII), «Orientalia», 1972, v. 41.

В. И.

ЛЕММИНКЯЙНЕН, Лемминкяйни, Каукомойнен, Каукомйели, в финской и карельской мифологии и эпосе герой. Согласно рунам, совершает поездки на пир (реже для сватовства) во враждебную страну — Пяйвёлу («солнечная страна»), Хийтолу, Лоутолу и т. п. (ср. поездки Вяйнямёйнена и Ильмаринена в Похьёлу), куда отправляется, как правило, незваным. Мать предупреждает его об огненных преградах на пути, огненном орле на огненной берёзе, о волках и медведях, привязанных к воротам Пяйвёлы, предвещает Л. гибель. Л. обманывает орла, превратившись в березовую ветвь, вместо себя подставляет деревянную куклу (череп мертвеца), пригоняет для волков отару овец и т. д. В Пяйвёле герою подносят пиво со змеями и червями. Оскорблённый, Л. в поединке убивает хозяина. Мать советует Л. укрыться от мстителей на «острове женщин». Согласно другим вариантам, Л. был убит в Пяйвёле: оскорблённый героем слепой старец поразил его побегом боли-голова и швырнул тело в реку Туони. Мать, узнавшая о смерти Л. по крови, текущей из гребня (или конька крыши), отправляется в загробный мир Туонелу, где вылавливает тело сына из Туони граблями, вопрошает Л., сохранилась ли в нём жизнь. Тот отвечает, что его нельзя вернуть к жизни, и превращается в рыбу в Туони (ср. шаманские мифы о поисках души в загробном мире).

Лит.: Krohn К., Kalevalastudien, t. 2 — Lemminkainen, Hels., 1926.

ЛЕМУРЫ (Lemures), ларвы, в римской мифологии вредоносные тени, призраки мертвецов, не получивших должного погребения, преступно убитых, злодеев и т. п., бродящие по ночам и насылающие на людей безумие. Им были посвящены дни 9, 11 и 13 мая — лемурии, когда закрывались храмы и не совершались браки. Чтобы выгнать Л. из дома, глава семьи должен был, встав ночью и трижды омыв руки, взять в рот чёрные бобы и, не оборачиваясь, бросать их через плечо, девять раз повторяя, что этими бобами он искупает себя и своих близких; затем, ударяя в медный таз, девять раз призвать призрак удалиться из дома. Установление лемуриев, якобы некогда именовавшихся ремуриями, связывалось с явлением Фаустулу и Акке Ларентии призрака убитого Рема, установившего этот обряд (Ovid. Fast. V 429—484).

Е. Ш.

ЛЕОПАРД, барс, пантера. Мифологический образ Л. появляется уже в неолитических культурах Чатал-Хююка (7—6-е тыс. до н. э.) и Хаджилара (8—7-е тыс. до н. э.) в Малой Азии Л. (обычно два Л.), где он выступает как знак женского божества плодородия. На фресках и скульптурах Чатал-Хююка изображаются также люди и полузвери-полулюди в шкурах, похожих на леопардовые, в частности во время ритуального танца. Культовая значимость Л. прослеживается в более поздних археологических памятниках Малой Азии (периода Трои II) и смежных областей, в частности в культуре Халифа, а также в хаттских и хеттских ритуалах 2-го тыс. до н. э., где Л. выступает и как женский символ плодородия (обращение к деревьям в архаическом хеттском обряде: «Леопард спал с вами как наложница»), и как «животное богов», входившее в священные царские зверинцы (начиная с древнейшей хеттской надписи Анитты); Л. и лев — два звериных (зооморфных) символа древнехеттского царя. В хеттских текстах описаны также люди, которые «пляшут подобно Л.». Типологически близкое использование Л. в качестве одного из четырёх (наряду с носорогом, слоном и буйволом) священных животных, изображавшихся во время обрядовых плясок, характерно для ряда африканских традиций. В Бенине и других древних африканских государствах священных леопардов держали под надзором особых должностных лиц при дворцах правителей, имевших титул «леопард дома». В африканских мифологиях известны также и боги, представлявшиеся в образе Л. (Торе у пигмеев бамбути и др.).

Мифологический образ Л., как животного, на котором или в шкуре которого предстаёт герой, характерен для широкого ареала, примыкающего к Восточному Средиземноморью. В армянском мифе, переданном Мовсесом Хоренаци, рассказывается о трёх близнецах, рождённых на священных животных — барсе, льве и драконе. Образ героя, одетого в леопардовую или барсовую шкуру, известен в греческой (у Гомера Менелай и другие герои на поле боя) и грузинской традициях (у Руставели, видимо, опиравшегося в «Витязе в барсовой шкуре» на более ранние фольклорные прототипы). Вероятно, фольклорный образ героя в шкуре Л. восходит к более архаической символике членов тайного общества «людей-Л.», известны, в частности, у ряда африканских народов (ср. использование шкуры Л. как символа жреца в Древнем Египте), связанной, в конечном счёте, с тотемическими представлениями. Символ Л. или барса как священного животного использовался также в западноевропейском средневековом эпосе и литературе (явление Л. в пророческом сне героя «Песни о Роланде», видение барса, льва и волчицы в первой песне «Ада» Данте и др.).

Лит.: Иванов В. В., Разыскания в области анатолийского языкознания. Хатт. ha-prass, «леопард», как источник хетт, parsana и евразийских названий барса, тигра, в сб.: Этимология, 1976, М., 1978; Луна, упавшая с неба. Древняя литература Малой Азии, М., 1977; Mellaart J. Catal Huyuk [L., 1967]; Melzian H., Zum Festkalender von Benin, в сб.: Afrikanistische Studien, В., 1955; Ruel M., Leopards and leaders, L., 1969; Ippolitoni Strika F., Mitieritia Catal Huyuk. L'elemento femminile e l'elemento maschile, «Annali della facoltа di linque e littйrature straniere di Ca'Foscari», 1975, t. 14, M 3; Watkins C, The Indo-European family of Greek пкЯж linguistics, poetics and mythology, в сб.: Indo-European Studies, t. 2, Camb., 1975.

В. В. Иванов.

ЛЕР, Ллир (ирл. ler, валлийск. llyr, «море»), в кельтской (ирландской и валлийской) мифологии бог. Образ ирландского Л. мало разработан, он упоминается обычно лишь как отец Мананнана (некоторые исследователи вообще полагают, что эпитет последнего «сын моря» не обязательно предполагает существование Л. как отдельного божества). Валлийский Ллир (возможно, как имя, так и сам персонаж были заимствованы из Ирландии) упоминается в генеалогиях как один из предков короля Артура. Связь валлийского Л. с морской стихией подтверждается более чем вероятным соответствием его Ллуду с Серебряной Рукой (Нуаду ирландской мифологии; см. в ст. Кельтская мифология), а того, в свою очередь,— божеству Нодонсу, изображённому на одной из мозаик римского времени с атрибутами бога моря. Король Лир из сочинения английского хрониста 12 в. Гальфрида Монмаутского (Leir, от Легрецестра, где, по преданию, был погребён король Лир), к которому восходит соответствующий персонаж У. Шекспира, обязан валлийской традиции лишь именем, а не историей, не имеющей соответствия в ранних памятниках,

С. Ш.

ЛЕРАВУЛАН («солнце-луна»), высшее божество у солорцев (Восточная Индонезия). Л.— источник и начало всего сущего, он создал богиню земли Тана Экен, всплывшую по его повелению из-под воды, и на ней первых людей. Л. повелел людям воевать и ходить на охоту за головами, для того чтобы черепа приносились ему в жертву. Возможно, что образ Л. развился из характерного для племенных верований Восточной Индонезии образа небесного или солнечного бога, вступающего в сакральный брак с хтонической богиней.

М. Ч.

ЛЕС. В мифологии различных народов Л. связан, прежде всего, с животным миром (или миром зооморфным, обитатели которого представляются в обличьях зверей). Л.— одно из основных местопребываний сил, враждебных человеку (в дуалистической мифологии большинства народов противопоставление «селение — лес» является одним из основных); через Л. проходит путь в мир мёртвых. В мифах некоторых племён Океании за Л. помещается страна солнца. Согласно поверьям селькупов, в Л. расположен вход в нижний мир; мир мёртвых — это тундра, окаймлённая кедрами, или мыс, поросший кедровым Л. Образ непроходимого девственного Л., окружающего входы в аид — подземное царство мёртвых, характерен также для греческой и римской традиций (Ovid. Met. IV 431; VII 402) и Вергилий (Verg. Aen. VI 237 — 238).

Представление о Л. как добром начале отразилось в относительно небольшом числе мифологий (напр., у пигмеев бамбути, которые воплощают Л., в частности, в ночных криках, издаваемых священным деревянным цилиндром, представляющим таинственное лесное животное молимо). Часто Л. выступает как местонахождение особого высшего божества (джок у африканских племён луо) или же специфических духов Л. (у славян Л.— обиталище бабы-яги).

Нередко в тех случаях, когда (как у древних тюрков и ряда тюркских народов) Л. (чаще всего горный) выступает в качестве объекта поклонения, персонифицируется хребет, поросший Л. Среди трёх основных миров Л. обычно относится к среднему миру (в некоторых языках название Л. образуется от слова со значением «средний»). Близость значений «лес» и «гора» (во многих языках они обозначаются одним словом) приводит к образованию тройной системы миров «небо — гора (поросший Л. горный хребет) — вода» (в частности, у негидальцев и других сибирских народов), где гора, связанная с удачей во время охоты, как и Л., играет роль среднего мира.

В мифологиях многих народов Западной Африки каждому человеку присущ лесной дух (часто наследуемый из поколения в поколение). У нанайцев считалось, что к каждому охотнику его лесной дух приходит из года в год в образе женщины. У ряда сибирских народов и древних исландцев считалось, что эти духи осуществляют роль посредников (медиаторов) между мирами богов (высших демонов) и людей. Но чаще наряду с отдельными духами Л. в мифологии выступает основной дух или хозяин Л. и зверей, обитающий в долинах, богатых зверьем, или в земле возле основания стволов (баргузинские эвенки называют его дагачан, «комель»). Главному хозяину Л. (Баян Хонгаю у бурят, Бай Бай-анаю у якутов) подвластны хозяева отдельных участков Л. или видов дичи. Дух Л. в наиболее древней форме представляется зооморфным (в частности, у якутских охотников). Иногда зооморфный хозяин Л. (напр., огромный медведь с девятью горбами у низовых нанайцев) держит в подчинении животное, убив которое охотник должен сразу же просить прощения у хозяина Л., чтобы избежать наказания. На медвежьем празднике нанайцев медведь, которому приносятся дары, передаёт их невидимому хозяину Л., одновременно выступающему и в функции хозяина медведей. Иногда дух Л. воплощается в человека, рождающего животных, или соединяет человеческие и зооморфные черты (птичий головной убор торикабуто — «шлем птицы» в японском обряде, хозяин лесных зверей Кайгусь, одновременно имеющий облик медведя и женщины, у кетов). Вероятно, более поздними являются представления о духе Л. как антропоморфном существе. По мифам зейских эвенков, дух — хозяин Л.— это молодая красивая женщина, которой медведи служат вместо собак [ср. также женское божество охоты у грузин Дали, сходные божества у некоторых северокавказских народов и народов Сибири, хозяек зверей в микенской и классической Греции]. У нивхов хозяин Л. (пал ыз) имеет вид обычного нивха, живущего вместе со своими родственниками — лесными людьми. В бурятских мифах в качестве хозяев отдельных участков Л. выступают духи умерших знаменитых охотников. У западносибирских татар дух Л. (урман иясе) — старик, идущий по охотничьим тропам. Нередко дух Л. (леший у восточных славян, уокло у африканских племён манде и т. п.) ходит задом наперёд, застёгивается не на ту сторону и т. д. Представление о божестве Л. и охоты, хозяине зверей может объединять целые географические ареалы, где имена бога оказываются сходными (ср. сванск. Апсати, осет. Афсати, карачаев. Апсаты, балкар. Авшати на Кавказе) или многие его атрибуты (у финно-угорских, самодийских и некоторых других народов Севера). У абхазов и других народов Кавказа, а также в мифологии хурритов существовало представление о том, что от бога (хозяина) Л. зависит удача охотника (см. Ажвейпш). По поверьям тувинцев, дух — хозяин Л. даёт охотнику ограниченное количество зверей, а охотник старается сбить его со счёта; прячет мясо животного, прикрывает место убийства зверя ветвями и камнями.

Считалось, что дух Л. любит тишину (у эвенков Сибири, шорцев и других народов Алтая во время охоты запрещается громко говорить, смеяться), слушать сказки (у якутов, бурят, нанайцев, долганов берут на охоту сказочника). Осетинский Афсати «требует», чтобы после охоты охотник щедро накормил всю свою деревню.

По мере переосмысления противопоставления «селение — лес» в духе всё более значительного различения «город — природная среда» (соответственно «культура — природа») изменяется отношение к Л. и его мифологическому хранителю. В римской мифологии Сильван (букв, «лесной», «леший») выступает не столько как отдельное божество, сколько как одно из воплощений божества загородных мест Фавна. Для некоторых традиций характерно стремление культурного героя обезвредить стража Л., а сам Л. вырубить для строительства в родном городе. Гильгамеш в шумерской поэме «Гильгамеш и гора живых» в сопровождении пятидесяти граждан своего города и семи богатырей — чудовищ совершает трудный поход к кедровому Л., рубит кедры и убивает с помощью чудесных помощников хранителя кедров — чудовище Хуваву (Хумбабу в аккадской поэме). Получение с помощью богов из горных Л. деревьев высокой прочности, нужных для строительства дворцов, составляет содержание большого числа особых строительных священных текстов, сохранившихся в хаттских («протохеттских») оригиналах и хеттских переводах.

Частый мифологический (а позднее и сказочный) мотив — отправление в Л. на воспитание ребёнка, родившегося чудесным образом. В близнечных мифах близнецов (или одного из них) обычно отправляют в Л.— в стихию, соответствующую их необычному для людей рождению. С Л. и хозяином Л. связан и обряд инициации юношей, отправлявшихся в лесной дом (у бамбути и др.), что находит отражение в соответствующем мифологическом и сказочном мотиве отправления юноши из дома в лес (в южноамериканских мифах о ягуаре, славянских волшебных сказках и т. п.). В мифах проявляется характерное для многих африканских инициационных обрядов использование некоторых деревьев как источников силы и исцеления: когда герой мифа руанда Рьянгомбе, подброшенный во время охоты буйволом, падает в Л., некоторые деревья отказывают ему в помощи, говоря, что он ослушался свою мать, другие же (как дерево умбуко — источник магической силы при обряде инициации) не дают ему упасть.

Во многих мифах и сказках Л. вырастает чаще всего из гребешка (иногда из волос или цепочки), который убегающий герой бросает позади себя, чтобы задержать преследователей. Так, в древнеяпонском мифе Идзанаки, преследуемый ведьмами, которые посланы его разгневанной сестрой Идзанами, чтобы остановить их, швыряет назад свой гребень, после чего вырастают ростки бамбука. В кетском мифе КаскеТу спасаясь от злого женского существа Дотет, велит вырасти роще из семи лиственниц, на одной из которых он пытается скрыться.

Лит.: Вирсаладзе Е. Б., Грузинский охотничий миф и поэзия, М., 1976; Гулиа Д. И., Божество охоты и охотничий язык у абхазов, Сухуми, 1926; Ионов В. М., Дух — хозяин леса у якутов, в кн.: Сб. Музея антропологии и этнографии, т. 4, в. 1, П., 1916; Лурье С. Я., Дом в лесу, в сб.: Язык и литература, т. 8, Л., 1932; Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. (Вторая половина XIX — начало XX в.), Л., 1976; Франк-Каменецкий И., Растительность и земледелие в поэтических образах Библии и в гомеровских сравнениях, в сб.: Язык и литература, т. 4, Л., 1929; Цинциус В. И., Воззрения нагидальцев, связанные с охотничьим промыслом, в кн.: Религиозные представления и обряды народов Сибири в XIX — начале XX века, Л., 1971; Aarne A., Die magische Flucht. Eine Mдrchenstudie, Hels., 1930; Baumann H., Afrikanische Wild- und Buschgeister, «Zeitschrift fьr Ethnologie», 1939, Bd 70, H. 3/5.

В. В. Иванов.

В литературе и изобразительном искусстве древнего мира образ Л. фигурирует обычно как совокупность деревьев, лишенная ощущения единой и протяженной органической массы; популярен мотив «священной рощи» или райски прекрасного «лесного сада» [один из вариантов т. н. «locus amoenus» (букв, «прелестного места») — топоса, оказавшего основополагающее влияние на европейскую пейзажную лирику]. Христианская традиция сочетает понимание Л. как зловещей «чащобы-прибежища зверей и драконов» с (обычно агиографическими) мотивами «лесного безмолвия» — благодатной среды для аскетического сосредоточения (именно как Л. нередко трактуется «пустынь» в таких сценах, как «Иоанн Креститель в безмолвии», «Покаяние Марии Магдалины» и др.).

Художественное представление о Л. как масштабном органическом единстве складывается прежде всего под влиянием куртуазной лирики и народной языческой традиции. Для «мифологии Л.» в средневековой европейской культуре особое значение имеет позднеэллинистическое (Сервий, Халкидий), поддержанное философами шартрской школы, толкование «алз» в «Тимее» Платона и «silva» в «Энеиде» Вергилия как «аллегорического леса» — «первородного хаоса материи»; в этом «зеленом хаосе» герои «Тристана и Изольды», «Парсифаля» и других циклов мучительно совершенствуют свою человеческую природу (мотивы превращения рыцаря в безумного «лесного дикаря» и аллегорической «лесной охоты»); ср. также образы «сумрачного Л.» у Данте и в «Гипнеротомахии» Ф. Колонны.

Отождествления Л. с чающей магического преображения материей характерны для искусства Возрождения и барокко (ср. лесные мотивы у Джорджоне и мастеров его круга). В живописи и графике Нидерландов и Германии 16 в. характерны образы Л. как «храма Природы», подспудно напоминающего о «священных рощах» древних германцев (сцены проповеди Иоанна Крестителя в Л. у П. Брейгеля Старшего и др.; ср. также апологетические мотивы в «Германии» немецкого гуманиста К. Цельтиса). Мифопоэтический характер имеет и предсказание о движущемся Л. в шекспировском «Макбете».

Несмотря на определенную роль лесной темы в искусстве и литературе Просвещения (включая руссоистские мотивы лесного «храма Природы») и романтизма (особенно немецкого), а также в ранних произведениях Н. В. Гоголя, мотив Л. в 18—19 вв. в значительной степени теряет свою мифологичность вплоть до искусства символизма и «модерна» (А. Бёклин, Пюви де Шаванн, В. Э. Борисов-Мусатов и др.). В сюрреализме (живопись Р. Матты Эчауррена, В. Лама и др.) лесная чаща воплощает идею зловещего господства агрессивной бессознательной природы. В реалистической культурной традиции 20 в. Л.— воплощение многотрудных путей человеческого познания (У. Фолкнер, Р. Фрост и др.), наглядный образ родины, школа «экологической мудрости» (Л. М. Леонов и др.).

Лит.: Baumgart W., Der Wald in der deutschen Dichtung, B.— Lpz., 1936.

M. H. Соколов.

ЛЕСТНИЦА, мифопоэтический образ связи верха и низа, разных космических зон. В завершённом виде Л. пересекает три космические зоны, связывая мир богов, людей и умерших или злых духов, демонических сил, хтонических животных, соответственно рай и преисподнюю. На земле, в среднем мире (реже — на небе), находится начало Л., определяющее направления движения — вверх, на небо, или вниз, в подземный мир. В целостной модели мира на земле находится центр Л. или её эквивалентов [золотая нить (т. н. catena aurea), вервь, ось мира (axic mundi), радуга]. Нередко образ космической Л. возникает в главном ритуале, приуроченном к космическому центру, когда в критической ситуации (угроза распада космически организованного мира в хаосе) требуется восстановление связи земли с небом, чтобы использовать космические силы неба в новом устройстве земли. Л. и создаёт условия для коммуникации между мирами (ср. «лестницу Иакова», по которой сходят и восходят ангелы; Быт. 28, 12 — 13). С движением по Л. вверх связана, в частности, мифологема о человеке, попавшем на небо по Л. или верви (ср. сказочный мотив: юноша выпускает три стрелы, которые, сцепляясь, образуют Л., по ней герой поднимается в другой мир); ср. также роль Л. во время шаманских камланий (шаманские путешествия на верхнее небо). Движение по Л. вниз связано с постепенным сошествием божества с неба на землю (в буддийской мифологии Шакьямуни сходит с неба Тушита на землю по Л., принесённой ему Индрой; на острове Сулавеси тамори прежде чем срубить дерево задабривают древесного духа: в частности, приставляют к дереву Л., чтобы ему было удобно спуститься на землю; племена, обитающие между северным побережьем Австралии и Новой Гвинеей, «помогают» солнцу спуститься для оплодотворения земли, приставляя к фиговому дереву семиступенчатую Л.).

Л. выступает и как своего рода шкала, задающая размеры вселенной по вертикали (здесь особенно показательны варианты, когда мотив Л. соотнесён с многоступенчатым строением каждой космической зоны). Нередко ступени Л. задают иерархию божественных персонажей (более известный вариант этой же схемы — многоярусные композиции, представляющие или все уровни пантеона, или всю иерархию от богов до людей или злых духов).

В мифологических и фольклорных традициях представлены различные Л.— деревянная, каменная, железная, золотая, верёвочная. В мифах часто фигурируют Л. из семи ступеней (ср. роль числа семь, как одного из основных числовых параметров вселенной, см. в ст. Числа); Л. свисает с неба либо идёт вдоль ствола мирового дерева, столба, горы; иногда ею может быть ритуальное сооружение (пирамиды Древнего Египта, ступени которых, по мнению ряда исследователей, предназначались для восхождения умерших на небо; зиккураты в виде ступеней). Л., ведущая в подземное царство, нередко проходит через яму или колодец. Движение по Л. связано с риском, так как она неустойчива сама по себе, к тому же ее неустойчивость может быть усилена противником героя (в сказочном типе 301 братья героя опускают Л., по которой он спускается в яму, и в результате герой попадает в подземное царство).