1 См.: История политических и правовых учений. XVII-хviii вв. / Oтв. Ред.

В.С. Нерсесянц. М.: Наука, 1989. с: 62-63.

По­добно тому как понятие сырой погоды заключается не в одном или двух дождях, а в ожидании этого в течение многих дней подряд, точно так же и понятие войны состоит не в лроисходящих боях, а в явной устремленности к ним в течение всего того времени, пока нет уверенности в противном. Все остальное время есть мир.

Неудобство подобной войны. Вот почему все, что характерно для времени войны, когда каждый является врагом каждого, характерно также для того времени, когда люди живут без всякой другой гарантии безопасности, кроме той, которую им дают их собственная физическая сила и изобретательность. В таком состоянии нет места для трудолюбия, так как никому не гарантиро­ваны плоды его труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской тор­говли, удобных зданий, нет средств движения и передвижения вещей, требу­ющих большой силы, нет знания земной поверхности, исчисления времени, ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насилЬственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна [с. 96] ...

В подобной войне ничто не может быть несправедливым. Состояние войны всех против всех характеризуется также тем, что при нем ничто не может быть несправедливым. Понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имеют здесь места. Там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет несправедливости. Сила и коварство являются на войне двумя основными добродетелями… Указанное состояние характери­зуется также отсутствием собственности, владения, отсутствием точного раз­граничения между моим и твоим. Каждый человек считает своим лишь то, что он может [с. 97] добыть, и лишь до тех пор, пока он в состоянии удержать это. Всем предыдущим достаточно сказано о том плохом положении, в ко­трое поставлен человек в естественном состоянии, хотя он имеет возмож­ность выйти из этого положения - возможность, состоящую отчасти в страстях, а отчасти в его разуме.

Страсти, склоняющие людей к миру. Страсти, делающие людей склонными к миру, суть страх смерти, желание вещей, необходимых для хорошей жизни, и надежда приобрестиих своим трудолюбием. А разум подсказывает подходящие условия мира, на основе которых люди могут прийти к согла­шению. Эти условия суть то, что иначе называется естественными законами законами [c.98] ...

Цель государства - главным образом обеспечение безопасности. Конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над другими) при наложении на себя уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении и приэтом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении го­сударства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны ...

Каковая не гарантируется естественным законом. В самом деле, естественные законы (как справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в общем) поведение по отношению к другим так, как мы желали бы, чтобы поступалипо отношению к нам) сами по себе, без страха перед какой-нибудь силой, заставляющей' их соблюдать, противоречат естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т.п. А соглашения без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность [c. 129] ...

А также соединением небольшоro количества людей или семейств. Гаран-

тиeй безопасности не может служить также объединение небольшого числа людей, ибо малейщее прибавление к той или иной стороне доставляет ей такое большое преимущество в физической силе, которое вполне обеспечи­вает ей победу и потому поощряет к завоеванию…

Ни множеством людей, из которых каждый руководствуется собственным суждением. Пусть имеется какое угодно множество людей, однако, если каж­дый будет руководствоваться в своих действиях лишь частными суждениями и стремлениями, они не могут ожидать защиты и покровительства ни от общего врага, ни от несправедливостей, причиненныхдруг другу. Ибо, будучи несогласными во мнениях относительно лучшего использования и примене­ния своих сил, они не помогают, а мешают друг другу и взаимным противо­действием сводят свои силы к нулю, вследствие чего они не только легко покоряются немногочисленным, но более сплоченным врагом, но и при от­сутствии общего врага ведут друг с другом войну за свои частные интересы. В самом деле, если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать справедливость и другие естественные законы при отсут­ствии [с. 130] общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким же осно­нанием могли бы предположить то же самое и относительно всего человечес­кого рода, и тогда не существовало бы, да и не было бы никакой необходимости в гражданском правлении или государстве, ибо тогда существовал бы мир без подчинения [с. 131] …

Происхождеиие государства (Commonwealth). Определение государства. Такая общая власть, которая была бы способна защищать людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг другу, и, таким оразом, доставить им ту безопасность, при которой они могли бы кормитьсяi от трудов рук своих и от плодов земли и жить в довольстве, может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем сосредоточения всей власти, и силы в одном человеке или в собрании людей, которое большинством гoлосов могло бы свести все воли граждан в единую волю. Иначе говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель, общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения; общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; [c.132] чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же, образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенное таким образом в одном лице, называется государством, по-латыни civitas. Таково рождение того ве­ликого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного Бога, которому мы под владычеством бессмертного Бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, отданным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех люден к внутреннему миру и к взаим ной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении: государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем,чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты.

Что такое суверен и подданный. Тот, кто является носителем этого лица, называется сувереном, и о нем говорят, что он обладает верховной властью, а

всякий другой является подданным.

Для достижения верховной власти имеются два пути. Один - это физическая сила, например, когда кто-нибудь заставляет своих детей подчиниться, своей власти под угрозой погубить их в случае отказа или когда путем войны подчиняют своей воле врагов, даруя им на этом условии жизнь. Второй - это добровольное соглашение людей подчиниться человеку или собранию людей в надежде, что этот человек или это собрание сумеет защитить их против всех других. Такое государство может быть названо политическим государством, или государством, основанным на установлении, а государство, основанное первым путем, - государством, основанным на приобретении¹ [с. 133] ...

Б. СПИНОЗА (1632-1677)

[о происхождении государства]

Б. Спиноза является в целом сторонником теории договорного происхождения государства, однако, с его точки зрения, необходимость существования государ­ства и права коренится в самой природе человека. Б. Спиноза в своей теории объединяет аристотелевскую концепцию естественного происхождения государства и договорную концепцию образования государства.

Б. СПИНОЗА. БОГОСЛОВСКО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ Трактаты / Предисл. Е.И. Темнова. М.: Мысль, 1998. С. 5-260

... Никто не может сомневаться в том, насколько полезнее для людей жить по законам и известным указаниям нашего разума, которые, как мы сказали, имеют в виду только истинную пользу людей. Кроме того, нет никого, кто не желал бы жить в безопасности, вне страха, пока это возможно; это, однако, никоим образом невозможно, пока каждому позволительно делать все по произволу и разуму предоставлено не больше прав, чем ненависти и гневу.

1 Договор, по Гоббсу, формирует общую волю, являющуюся волей большинства. Это бесспорно, демократическое положение впоследствии получит развитие у Руссо и других представителей демократического крыла школы естественного права. Однако у Гоббса нет идеи договора между народом и сувереном, идеи ответственности послед­него перед народом; не случайно Гоббс был решительным противником права народа нa расторжение договора, т.е. на восстание.

Ибо нет никого, кто не чувствовал бы себя тоскливо, живя среди вражды, ненависти, гнева и хитрости, и кто не старался бы избегать их по мере сил своих; но если мы сообразим также, что люди без взаимной помощи необ­ходимо живут весьма жалко и не изощряя разума, ... то весьма ясно увидим, что люди для того, чтобы жить в безопасности и наилучшим образом, необ­ходимо должны были войти в соглашение и потому сделали так, что они коллективно обладают правом, которое каждый от природы имел на все, и что оно больше не определяется на основании силы и желания каждого, но на основании мощи и воли всех вместе. Однако они напрасно проделали бы это, если бы они хотели следовать только тому, что подсказывает желание (ведь по законам желания все стремятся в разные стороны); стало быть, они должны были весьма твердо постановить и договориться направлять все толь­ко по указанию разума (которому никто не смеет открыто противоречить, чтобы не показаться безумным) и обуздывать желание, поскольку оно советует что-нибудь во вред другому, и никому не делать того, чего не желаешь себе, и, наконец, зашишать право другого, как свое. Посмотрим теперь, каким, же образом должен быть совершен этот договор, чтобы быть основательным, прочным. Всеобший закон человеческой природы таков, что никто не пренебрегает чем-либо, что он считает за благо, разве только в надежде на большее благо или из страха пред большим вредом, и не переносит какого-либо зла, кроме как во избежание большего или в надежде на большее благо. Это значит, что каждый изберет из двух благ то, которое сам он [с. 187] считает большим, и из двух зол то, которое кажется ему меньшим. Подчеркиваю, - которое кажется ему при выборе большим или меньшим, а не то, чтобы вещь необходимо была такою, как он сам о ней судит. И этот закон столь прочно начертан в человеческой природе, что он должен считаться в числе вечных истин, не знать которых никто не может. А из этого необходимо следует, что, никто не станет без обмана обещать поступиться правом, которое он имеет на все, и что абсолютно никто не исполнит обещаний, помимо страха пред большим злом или надежды на большее благо .... Из этого мы заключаем, что всякий договор может иметь силу только по отношению к пользе, по ycтpaнении которой договор сразу прекращается и остается недействительным; и что поэтому глупо требовать себе от другого верности навек, если в то же время не стараться сделать так, чтобы от нарушения заключаемого договора не последовало для нарушителя более вреда, нежели пользы; это, конечно, больше всего должно иметь место при установлении государства. Но если бы все люди легко могли руководиться только указанием разума и знать наивысшую пользу и необходимость государства, то не было бы ни одного человека, который решительно не гнушался бы обманов; стремясь к этому высшему благу, именно сохранению государства, все с величайшей верностью всячески стояли бы за договоры, а верность - высший оплот государства - сохраняли, бы больше всего. Но мы далеки от того, чтобы все легко могли всегда [с. 188] руководиться указаниями только разума: ибо каждого влечет его желание и весьма часто скупость, слава, зависть, гнев и пр. так владеют душой, что разуму не остается никакого места. Поэтому хотя люди с известными при­знаками сердечной искренности обещают и договариваются сохранять вер­ность, однако никто не может быть уверен в верности другого, если к обе­щанию не при соединяется что-нибудь иное, потому что каждый может по естественному праву действовать с хитростью и не обязан исполнять догово­ры, если не надеется на большее благо или не страшится большего зла. Но так как мы показали, что естественное право определяется только мощью каждого, то, следовательно, сколько каждый уделяет другому от своей мощи - по принуждению ли или добровольно, - столько же он необходимо уступает другому и из своего права, и верховное право над всеми имеет тот, кто имеет высшую власть, благодаря которой он может всех принуждать силою и удерживать страхом высшего наказания, которого все вообще боятся. Это право, конечно, он удержит только до тех пор, пока он будет сохранять эту мощь исполнять все, чего он желает; в противном случае он будет господствовать из милости, и никто более сильный не будет обязан ему пови­новаться, если не пожелает.

Итак, этим способом общество может быть создано без всякого проти­воречия с естественным правом, а всякий договор может быть соблюдаем всегда с величайшею верностью, если, конечно, каждый перенесет на обще­ство всю мощь, какую он имеет; оно, стало быть, одно будет иметь высшее естественное право на все, т.е. высшее господство, которому каждый будет обязан повиноваться или добровольно, или под страхом высшего наказания [c. 189]...

Ж.Ж. РУССО

[об общественном договоре]

Теоретик естественного права Ж.Ж. Руссо полагал, что естественное состоя­ние - самая продолжительная и самая счастливая пора в жuзни человеческого рода. Возникновение частной собственности приводит к резкому имуществен­ному расслоению, а затем к войне богатых и бедных. В таких условиях богатым потребовалось государство как орган охраны частной собственности.

Ж. Ж. РУССО. РАССУЖДЕНИЕ О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ОСНОВАНИЯХ НЕРАВЕНСТВА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ

Трактаты. М: Наука, 1969. С. 31-108; 151-227

О чем же именно идет речь в этом Рассуждении? О том, чтобы указать в наступательном развитии вещей тот момент, когда право пришло на смену насилию и природа, следовательно, была подчинена Закону; объяснить, в силу какого сцепления чудес сильный мог решиться служить слабому, а народ - купить воображаемое спокойствие ценою действительного счастья.

Философы, которые исследовали основания общества, все ощущали не­обходимость восходить к естественному состоянию, но никому из них это еще не удавалось. Одни не колебались предположить у человека в этом со­стоянии понятие о справедливом и несправедливом, не позаботившись по­казать ни того, должен ли он был иметь такое понятие, ни даже того, было ли оно для него полезно. Другие говорили о естественном праве каждого на сохранение того, что ему принадлежит, не объясняя, что понимают они под словом принадлежать. Третьи, наделив сперва более сильного властью над более слабым, немедленно создали Управление, не думая о том, что должно [c. 45] было пройти некоторое время, прежде чем слова «власть» и «управлеие» получили понятный для людей смысл. Наконец, все, беспрестанно говоря о потребностях, жадности, угнетении, желаниях и гордости, перенесли, в естественное состояние представления, которые они взяли в обществе: они говорили о диком человеке, а изображали человека в гражданском состоянии [с. 46].

Первый, кто огородив участок земли, придумал заявить: «Это мое!» и нашел людей достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья или засыпав ров, крикнул бы себе подобным: «Остерегитесь слушать, этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли - для всех, a сама она - ничья!» Но очень похоже на то, что дела пришли уже тогда в такое состояние, что не могли больше оставаться в том же положении. Ибо это понятие - «собственность», зависящее от многих понятий, ему предшествовавших, которые могли возникать лишь постепенно, не сразу сложилось в человеческом уме [с. 72] ....

... Самые могущественные или самые бедствующие обратили свою силу или свои нужды в своего рода прао на чужое имущество, равносильное в их глазах праву собственности, и за уничтожением равенства последовали ужаснейшие смуты; так, несправедливые захваты богатых, разбои бедных и разнузданные страсти и тех и других, заглушая естественную сострадательность и еще слабый голос справедливости, сделали людей скупыми, честолюбивыми и злыми. Начались постоянные столкновения права сильного с правом того, кто пришел первым, которые могли заканчиваться лишь сражениями и убийствами. Нарождающееся общество пришло в состояние самой страшной войны: человеческий род, погрязший в пороках и отчаявшийся, не мог уже ни вернуться назад, ни отказаться от злосчастных приобретений, им сделанных; он только позорил себя, употребляя во зло способности, делающие ему честь, и сам привел себя на край гибели [с. 82]. ...

Люди не могли в конце концов не задуматься над этим столь бедственным положением и над несчастиями, на них обрушившимися. Богатые в особенности должны были вскоре почувствовать, насколько невыгодна для них эта постоянная война ... Впрочем, какой благовидный вид они ни придавали бы своим захватам, они понимали достаточно хорошо, что последние основаются лишь на шатком и ложном праве; и раз то, что было ими захвачено, они приобрели лишь с помощью силы, то силою же можно было это у ниx и отнять, причем уних не было никаких оснований на это жаловаться .... He имея веских доводов, чтобы оправдаться, и достаточных сил, чтобы защищаться; легко одолевая отдельного человека, носам одолеваемый разбойничьими шайками; один против всех, ибо, по причине взаимной зависти, он не мог объединиться с равными ему, чтобы бороться с врагами, объединенными общею надеждою на удачный грабеж, - богатый составил, наконец под давлением необходимости наиболее обдуманный из всех планов, котрые когда-либо зарождались в человеческом уме: обратить себе на пользу самые силы тех, кто на него нападал, превратить своих противников в своих щитников, внушить им иные принципы и дать им иные установления, которык были бы для него настолько же благоприятны, сколь противоречило его интересам естественное право.

С этой целью, показав предварительно своим соседям все ужасы такого состояния, которое вооружало их всех друг против друга, делало для них обладание имуществами столь же затруднительным, как и удовлетворение потребностей; состояния, при котором никто не чувствовал себя в безопас­ности, будь он беден или богат, - он легко нашел доводы, на первый взгляд убедительные, чтобы склонить их к тому, к чему он сам стремился. «Давайте объединимся, - сказал он им, - чтобы оградить от угнетения слабых, сдер­жать честолюбивых и обеспечить каждому обладание тем, что ему принадле­жит: давайте установим судебные уставы и мировые суды, с которыми все обязаны будут сообразоваться, которые будут нелицеприятны и будут в не­котором роде исправлять превратности судьбы, подчиняя в равной степени могущественного и слабого взаимным обязательствам. Словом, вместо того [c. 83] чтобы обращать наши силы против себя самих, давайте соединим их в одну высшую власть, которая будет править нами, согласно мудрым законам, власть, которая будет оказывать покровительство и защиту всем членам ассоциации, отражать натиск общих врагов и поддерживать среди нас вечное согласие».

Даже и подобной речи не понадобилось, чтобы увлечь грубых и легко­верных людей, которым к тому же нужно было разрешить слишком много споров между собою, чтобы они могли обойтись без арбитров, и которые были слишком скупы и честолюбивы, чтобы они могли долго обходиться без повелителей. Все бросились прямо в оковы, веря, что этим они обеспечат себе свободу; ибо, будучи достаточно умны, чтобы постигнуть преимущества политического устройства, они не были достаточно искушенными, чтобы предвидеть связанные с этим опасности. Предугадать, что это приведет к щоупотреблениям, скорее всего, способны были как раз те, кто рассчитывал из этих злоупотреблений извлечь пользу, и даже мудрецы увидели, что надо решиться пожертвовать частью своей свободы, чтобы сохранить остальную, подобно тому как раненый дает себе отрезать руку, чтобы спасти все тело.

Таково было или должно было быть происхождение общества и законов, которые наложили новые путы на слабого и придали новые силы богатому, безвозвратно уничтожили естественную свободу, навсегда установили закон собственности и неравенства, превратили ловкую узурпацию в незыблемое прано и ради выгоды нескольких честолюбцев обрекли с тех пор весь чело­веческий род на труд, рабство и нищету [с. 84] ...

Не вдаваясь сейчас в разыскания па вопросу о природе первоначального соглашения, лежащего в основе всякой Власти, я ограничусь тем, что, следуя общепринятому мнению, буду здесь рассматривать создание Политического организма как подлинный договор между народами и правителями, которых он себе выбирает, договор, по которому обе стороны обязуются соблюдать заоны, в нем обусловленные и образующие связи их союза [с. 90] ...

Я старался показать происхождение и развитие неравенства, установление' политических обществ и то дурное применение, которое они нашли, несколько все это может быть выведено из природы человека, с помощью одного лишь светоча разума и независимо от священных догматов, дающих верховной власти санкцию божественного права. Из сказанного выше сле­дует, что неравенство, почти ничтожное в естественном состоянии, усиливается и растет за счет развития наших способностей и успехов человеческого ума и становится, наконец, прочным и узаконенным в результате установления [с. 97] собственности и законов. Отсюда также следует, что неравенство личностей, вводимое только одним положительным правом, вступает в противоречие с правом естественным всякий раз, когда этот вид неравенства не соединяется в таком же отношении с неравенством физическим: различие это достаточно ясно показывает, что должны мы думать в этой связи о том виде неравенства, которое царит среди всех цивилизованных народов, ибо явно противоречит естественному закону, каким бы образом мы его ни определяли, - чтобы дитя повелевало старцем, глупец руководил человеком: мудрым и чтобы горстка людей утопала в излишествах, тогда как голодная масса лишена необходимого [с. 98].

Ж. –Ж. РУССО. ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ ДОГОВОРЕ, ИЛИ ПРИНЦИПЫ

ПОЛИТИЧЕСКОЮ ПРАВА

Трактаты. М: Наука, 1969. С. 151-256

Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах [с. 152] ... "

Раз ни один человек не имеет естественной власти над себе подобными и поскольку сила не создает никакого права, то выходит, что основою любой законной власти среди людей могут быть только соглашения [с. 155] ...

Я предполагаю, что люди достигли того предела, когда силы, препятствую­щие им оставаться в естественном состоянии, превосходят в своем противо­действии силы, которые каждый индивидуум может пустить в ход, чтобы удер­жаться в этом состоянии. Тогда это изначальное состояние не может более про­должаться, и человеческий род погиб бы, не измени он своего образа жизни.

Однако, поскольку люди не могут создавать новых сил, а могут лишь … направлять силы, уже существующие, то у них нет иного средства самосохранения, как, объединившись с другими людьми, образовать сумму сил, способную преодолеть противодействие, подчинить эти силы одному движителю и заставить их действовать согласно [с. 160]., .

... Каждый из нас передает в общее достояние и ставит под высшее руко­водство общей воли свою личность и все свои силы, и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в нераздельную часть целого.

Немедленно вместо отдельныхциц, вступающих в договорные отношения, этот акт ассоциации создаст условное коллективное целое, состоящее из стольких членов, сколько голосов насчитывает общее собрание. Это Целое получает в результате такого акта свое единство, свое общее я, свою жизнь и волю. Это лицо юридическое, образующееся, следовательно, в результате объединения всех других, некогда именовалось Гражданскою общинои, [с. 161] ныне же именуется Республикою, или Политическим организмом: его члены называют этот; Политический организм Государством, когда он пассивен, Сувереном, когда он активен, Державою - при сопоставлении его с ему подобными. Что до членов ассоциации, то они в совокупности получают имя народа ... [с. 162].

... Сведем весь этот итог к легко сравнимым между собой положениям. По Общественному договору человек теряет свою естественную свободу и Heoгpaниченное право на то, что его прельщает и чем он может завладеть; приобретает же он свободу гражданскую и право собственности на все то, чем обладает. Чтобы не ошибиться в определении того возмещения, надо точно различать естественную свободу, границами которой является лишь физическая сила ин­дивидуума, и свободу гражданскую, которая ограничена общей волей, [с. 164] а также различать обладание, представляющее собой лишь результат при мене­ния силы или право того, кто пришел первым, и собственность, которая может основываться лишь на законном документе [с. 165] ...

... Поскольку по Общественному договору все граждане равны, то все могут предписывать то, что все должны делать, но никто не имеет права требовать, чтобы другой сделал то, чего он не делает сам. Именно это право, необходимое, чтобы сообщить жизнь и движение Политическому организму, и дает суверен государю, учреждая Правительство.

Многие утверждали, что этот акт является договором между народом и теми правителями, которых он себе находит: договором, в котором оговари­ваются условия, на которых одна из сторон обязуется повелевать, а другая ­повиноваться. Со мной согласятся, я надеюсь, что это странный способ за­ключать договоры [с. 224] ...

Существует только один договор в Государстве, - это - договор ассоциа­I щи, и он один исключает здесь любой другой. Нельзя представить себе ника­кого публичного договора, который не был бы нарушением первого [с. 225] ....

... Не существует в Государстве никакого основного закона, который не может быть отменен, не исключая даже и общественного соглашения. Ибо ссли бы все граждане собрались, чтобы расторгнуть это соглашение с общего согласия, то можно не сомневаться, что оно было бы вполне законным об­разом расторгнуто. Гроций даже полагает, что каждый может отречься от Государства, членом которого он является, и вновь возвратить себе естест­вснную свободу и свое имущество, если покинет страну. Но было бы нелепо, Чтобы все граждане, собравшись вместе, не могли сделать то, что может сде­лать каждый из них в отдельности [с. 227].

И. КАНТ (1724-1804)

[о договорном происхождении государства]

И. Кант характеризует естественное состояние общества и также развивае, концепцию договорного происхождения государства. В отличие от более paдикально настроенных авторов философ не предоставляет «притесняемому» со стороны монарха народу права на революцию.

И. КАНТ. МЕТАФИЗИКА НРАВОВ СОЧ.: В 8 т. М,: Чорd, 1994. т. 6. с. 224-543

§ 44. Мы познаем максиму насилия и злобу людей, толкающую их взаимную вражду, до того как появляется какое-нибудь внешнее имеющее власть законодательство, не из опыта, т.е. не из некоего факта, который делает необходимым принуждение публичных законов; какими бы благонравными и праволюбивыми люди ни представлялись, в лорожденной разумом идее такого (неправового) состояния а priori заложено то, что, до того как создано uсновывающееся на публичных законах состояние, отдельные лица, народы и государства никогда не могут быть гарантированными от насилия друг над другом, притом каждый делает на основе своего собственного права то, что ему кажется правым и благим, не завися в этом от мнения других; стало быть, первое, что такой человек обязан решить, если он не хочет отречься от всех IIравовых понятий, - это следующее основоположение: надо выйти из естественного состояния, в котором каждый поступает по собственному разумению, и объединиться со всеми остальными (а он не может избежать взаимодействия с ними), с тем чтобы подчиниться внешнему опирающемуся на публичное право принуждению, т.е. вступить в состояние, в котором каждому будет по закону определено и достаточно сильной властью (не его собствен­ной, а внешней) предоставлено то, что должно быть признаносвоим, т,е. он Iпрежде всего должен вступить в гражданское состояние.

Правда, естественное состояние такого человека могло быть состоянием несправедливости (iniustus) не потому, что люди в этом состоянии строят свои отношения на одной только силе; но все же оно было состоянием, в котором присутствовало право (status iustitiae vacuus) и [с. 343] в котором, если право оказывалось спорным (ius controversum), не находилось компетентного судьи, который мог бы вынести имеющий законную силу приговор; поэтому каждый чсловек, находящийся в таком состоянии, вправе насильно побуждать дру­гого человека вступить в право вое состояние; дело в том, что [в естественном состоянии] хотя и можно по правовым понятиям каждого приобретать нечто внешнее путем завладения или договора, но такое приобретение все же лишь предварительное, пока оно не санкционируется публичным законом, потому что это приобретение не определено никакой общественной (распределяю­щсй) справедливостью и не гарантировано никакой осуществляюшей это право властью.

Если бы до вступления в гражданское состояние ни одно приобретение не признавалось правовым, даже предварительное, то само гражданское со­стояние оказалось бы невозможным. В самом деле, по форме законы, касаю­щlиеся моего и твоего в естественном состоянии, содержат в себе то же, что предписывают законы в гражданском состоянии, поскольку гражданское со­стояние мыслится исключительно в соответствии с чистыми понятиями ра­зума; разница лишь в том, что в этом гражданском состоянии указаны усло­вия, при которых законы могут быть приведены в исполнение (сообразно с рпспределяюшей справедливостью). - Итак, если бы в естественном состоянии даже предварительно не было внешнего мое и твое, то не было бы и правовых обязанностей в отношении этого внешнего мое и твое, а следовательно, и никакой потребности выйти из этого состояния [с. 344].

§ 47. Акт, через который народ сам конституируется в государство, соб­ственно же говоря, лишь идея такого акта, единственно благодаря которому можно мыслить его правомерность, - это первоначальный договор, согласно которому все (omnes et singuli) в составе народа отказываются от своей внешней свободы, с тем чтобы снова тотчас же принять эту свободу как члены общности, т.е. народа, рассматриваемого как государство (universi); и нельзя утверждать, что государство или человек в государстве пожертвовал ради какой-то цели частью своей прирожденной внешней свободы; он совершен но оставил дикую, не основанную на законе свободу, для того чтобы вновь в полной мере обрести свою свободу вообще в основанной на законе зависимость из его собственной законодательствующей воли [с. 347-348].

В.М. ХВОСТОВ (1868-1920)

[факторы, способствующие возникновению государственности]

В.М. Хвостов указывает на рост материальных потребностей, завоевания и ряд иных фактов, которые способствовали возникновению государственности

В.М. ХВОСТОВ. ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА. ЭЛЕМЕНТАРНЫЙ ОЧЕРК

б-е uзд., испр. и доп. м., 1914. VII, 147 с.

Прмитивнейшие человеческие союзы имели характер кровных и пле­менных. Объединяющей их членов связью служило, по общему правилу, кровное родство, действительное или только предполагаемое. Не следует, однако, думать, что государство возникло В результате простого численного расширения союза кровных родственников. Кровные связи не могут объединить очень значительной массы людей, так как по мере разрастания группы родственников они сами по себе склонны ослабевать. Образованию такого обширного и прочно го союза, как государство, [с. 35] содействуют иные факторы. В значительной степени разрастанию общественных союзов способствует рост материальных потребностей, которые лучше удовлетворяются больших общежитиях, где можно в широкой степени. провести разделение труда. Но этими процессами мирного характера дело не ограничивается. Среди факторов, содействующих возникновению государства, не малое место занимает завоевание, которое в результате соединяет в одно целое победите­лей и побежденных, принадлежащих к разным племенным группам инередко к различным культурным типам. Потребность держать в повиновении побеж­денных приводит к установлению сложной организации и сильной власти. Большое значение в смысле фактора, усложняющего экономические и соци­альные отношения, усиливающего общественную дифференциацию и в то же время сообщающего достаточную устойчивость социальной жизни, имеет оседлое состояние. Переход к этому состоянию стоит в зависимости от экономических условий; он сопровождает собой, обыкновенно, переход к зем­леделию, как главному занятию народа [с. 36].

Г.Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ (1863-1912)

[способы возникновения государства]

В своей «Общей теории права» (1910-1912) Г.Ф. Шершеневич излагает и ана­лизирует содержание теократической, договорной, патримониальной теорий, теории семейного происхождения (и ее «извращения» - патриархальной теории), теории завоевательного происхождения государства и др.

Г.Ф. ШЕРШЕНЕВИЧ. ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА

Вып. 1-4. М., 1910-1912. 805 с. (Вып. 1, 2)

Вопрос о происхождении государства может быть рассматриваем с двух сторон. Можно исследовать, каким образом впервые в недрах общества за­родилось государство. Иначе ставится вопрос, когда исследуется, каким об­разом в настоящее время, когда все почти человечество живет в государст­вснном состоянии, [с. 250] возможны новые государственные образования. Остановимся только на первичном происхождении государства.

Но и к этому вопросу походят неодинаково. Вопрос о происхождении государства смешивается с вопросом об обосновании государства. Конечно, логически эти два вопроса совершенно различны, но психологически они сходятся общими корнями. Вопрос о том, почему нужно повиноваться госу­нарственной власти, в представлении связывается с вопросом, каково про­исхождение ее. В строго теоретическую проблему о происхождении государ­ства вносится чисто политический момент. Не то важно, каково было в дей­ствительности происхождение государства, а как найти такое происхождение, которое способно было бы оправдать предвзятый вывод [с. 251] …

Происхождение государства может быть отнесено к одному из трех фак­тов: 1) естественное разрастание, сопровождаемое классовым расслоением, которое создает власть в лице экономически сильнейших; 2) добровольное сосдинение родов и племен под избранным вождем ввиду общей внешней опасности; 3) завоевание одних другими, которое требует власти и порядка для определения постоянного отношения между побежденными и победите­лями во всех случаях идея политической власти нарождается медленно, может быть, даже незаметно для современников. Временная военная власть превращается в постоянную военную власть, а потом в постоянную граждан­скую власть. Долгое время органы власти не могут проникнуться публичной точкой зрения на свои функции, и придают свой деятельности характер про­должения частно-хозяйственной и семейной жизнИ [с. 260].

... Наступает момент, когда из общей массы правил общежития начинает выделяться группа, получившая с течением времени настолько резкие отличительные признаки, что уже не могло быть сомнения в зарождении нового явления. Что же вызывало процесс дифференциации, чем объясняется выделение из правил общежития норм права?

Причины дифференциации заключаются в следующем. Во-первых, численный рост группы. Пока общественная среда невелика, жизнь и поведение каждого человека проходят на глазах у всех. Ему не ускользнуть от внимания и осуждения своих сожителей. Но сколько-нибудь значительное усилени личного состава тотчас же ослабляет влияние общества на личность, потом что внимание среды распределяется между больщим числом единиц, потому что каждая единица при этом сумеет, хотя отчасти, освободить свое поведение от общественного контроля.

Во-вторых, нарушение однородности группы. Пока личный состав н. обнаруживает никаких различий, ни по происхождению, ни по богатству группа сильна единством своих интересов, взглядов, преданий. Но завоевания подрывают эту однородность. Или победители переселяют к себе побежденных, или сами поселяются среди них, заставляя их работать на себя. В пределах одной и той же группы сталкиваются уже заранее прямо противоположные интересы, воззрения, выработанные в разное время, при разных условиях. То, что с точки зрения победителей дурно, то с точки зрения прбежденных хорошо; то, что первые будут порицать, то вторые будут одобрять. А между тем общественное мнение только и сильно своим единством. Тогда становится ясна недостаточность этого способа охраны правил общежития [с. 501].

В-третьих, рост общественной группы и нарушение ее однородности приводит к увеличению числа правил, создаваемых для сохранения сплоченности. Как бы медленно ни развивалась жизнь, а все же число правил постепенно накопляется. Удержание всех их в памяти становится затруднительным для стариков, а отсутствие письменности и грамотности возлагает всю надежду на человеческую память. Возможно, что более новые правила не вполне согласуются с nрежними. В действии общественного мнения появится некоторое замешательство, которым готовы воспользоваться одни члены за счет других. При таком положении становится очевидной необходимость выделения особой группы норм, поддерживаемой более энергичными средствами.

Самый процесс дифференциации норм права обусловливается нарождением в обшественной среде нового явления, - суда от имени власти. Зародыш права - в обособлении суда, организованного политической властью, от суда общественного [с. 502].

Е. Н. ТРУБЕЦКОЙ (1863-1920)

[историческая школа о происхождснии права]

При рассмотрении проблемы происхождения права Е.Н ТрубецкоЙ, как почти все авторы общетеоретических юридических учебных курсов в дореволюционноЙ России, излагает и разбирает достоинства и недостатки историческоЙ школы права.

Е.Н. ТРУБЕЦКОЙ. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ПРАВА

СПб.: Лань, 1998. 224 с.

Само собой разумеется, что вопрос о происхождении права в пределах настоящего курса может быть поставлен только в самом общем виде; мы, очевидно, не можем и не должны исследовать здесь возникновение и развитие тех или других конкретных институтов или норм права, так как это составляет задачу не энциклопедии, а всеобшей истории права: в энциклопедии нас должен интересовать только вопрос о том, как вообще возникает право, ка­ковы вообще причины, силы, которые производят право.

При разрешении этого вопроса необходимо так или иначе посчитаться с учением исторической школы.

... Сочетание теоретических мотивов и консервативно-практических тен­денций можно проследить уже у родоначальника исторической школы - гет­тингенского профессора Гуго [с. 77]. Последний учил, что право не есть ис­кусственное изобретение законодателя, что оно не выдумано и не произволь­но установлено людьми, а представляет необходимый результат более глубоких исторических причин. Подобню языку и нравам, право развивается естественно, само собой; никакой законодатель не в состоянии остановить этот естественный рост права или сушественно изменить его направление. Рядом с писаным законодательством существует обычное право, в котором находят выражение веками сложившиеся обычаи и воззрения народа; зако­нодатель, который не захочет считаться с этими вековыми обычаями, бывает обречен на бессилие [с. 78] ...

По Савиньи, право, подобно языку, развивается непроизвольно, бессо­знательно; подобно языку, оно служит выражением духа известного народа. Законодатель не в состоянии пересоздать право, точно так же как он бессилен изменить законы языка, его грамматику. Право выражает национальные, об­щенародные убеждения и слагается независимо от сознательной деятельнос­ти отдельных людей, подобно тому как слагаются законы грамматики. Раз­витие права - процесс столь же необходимый, как и развитие мира живот­ного и растительного. Заключаясь первоначально в сознании народа, право, по мере развития культуры, начинает разрабатываться сословием юристов. Но и тогда оно не перестает быть частью органического целого народной жизни: юристы - не творцы права, а только выразители национального само­сознания. Поэтому право вообще и повсюду создается не по произволу за­конодателя, а при посредстве внутренних, незаметно действующих сил. Развитие его есть процесс органического роста, который совершается так же естественно, как и развитие растения, безболезненно, без борьбы, путем мед­ленного, постепенного назревания нродных убеждений.

Подобно Савиньи и Гуго, Пухта также утверждает, что право есть прояв­ление народного самосознания; он также отрицает всякое участие свободного творчества человеческой личности в образовании права ...

Эти взгляды представителей старой исторической школы находятся самом явном противоречии с действительностью: значение свободной дея­тельности человека очень ярко обнаруживается во множестве конкретных исторических фактов .... В самом деле, если бы учение Савиньи и Пухты о безболезненном, естественном развитии права было верно, то были бы невозможными насильственные перевороты, которые иногда разрушают самые основы существующего правовorо порядка. Если бы эволюция права была развитие прирожденных народному духу начал, то невозможны были бы заимствования правовых учреждений одним народом у другого [с. 79].

Ф. ЭНГЕЛЬС (1820-1895)

[происхождение государства как следствие возникновения антагонистических классов]

Проблема происхождения государства с марксистской, классовой точки зрения весьма основательно разработана в работе Ф. Энгельса «Происхождение ceмьи, частной собственности и государства» (1884).

Ф. ЭНГЕЛЬС. ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА. В СВЯЗИ С ИССЛЕДОВАНИЯМИ ЛЬЮИСА Г. МОРГАНА

м.: Политиздат, 1989. 224 с. (Печатается по: Маркс К., Энгельс Ф.

Сач. 2-е изд. Т. 21, С. 23-178)

Мы проследили разложение родового строя на трех отдельных крупных, примерах - греков, римлян и германцев. Рассмотрим в заключение общие экономические условия, которые подрывали родовую организацию общества уже на высшей ступени варварства и совершенно устранили ее с появлением цивилизации. Здесь «Капитал» Маркса будет нам столь же необходим, как и книга Моргана.

Возникнув на средней ступени дикости и продолжая развиваться на выс­шей ее ступени, род, насколько позволяют судить об этом наши источники, достигает своего расцвета на низшей ступени варварства. С этой ступени развития мы и начнем.

Мы находим здесь, где примером должны служить нам американские краснокожие, вполне развившийся родовой строй. Племя делилось на несколько родов, чаще всего на два; эти первоначальные роды распадаются каждый, по мере роста населения, на несколько дочерних родов, по отношению к которым первоначальный род выступает как фратрия; самое племя распадается на несколько племен, в каждом из них мы большей частью вновь встречаем прежние роды; союз включает, по крайней мере в отдельных случаях, родственные племена. Эта простая организация вполне соответствует общественным условиям, из которых она возникла. Она представляет собой не что иное, как свойственную этим условиям, естественно выросшую струк­туру; она в состоянии улаживать все конфликты, которые могут возникнуть внутри организованного таким образом общества. Конфликты с внешним миром устраняет война; она может кончиться уничтожением племени, но никак не порабощением его. Величие родового строя, но вместе с тем и его ограниченность проявляются в том, что здесь нет места для господства и порабощения. Внутри родового строя не существует [с. 163] еще никакого различия между правами и обязанностями; для индейца не существует во­проса, является ли участие в общественных делах, кровная месть или уплата выкупа за нее правом или обязанностью; такой вопрос показался бы ему столь же нелепым, как и вопрос, являются ли еда, сон, охота - правом или обязанностью? Точно так же невозможно расслоение племени и рода на раз­личные классы. И это приводит нас к рассмотрению экономического базиса этого строя.

Население в высшей степени редко; оно гуще только в месте жительства племени; вокруг этого места лежит широким поясом прежде всего территория для охоты, а затем нейтральная полоса леса, отделяющая племя от других племен и служащая ему защитой. Разделение труда - чисто естественного происхождения; оно существует только между полами. Мужчина воюет, ходит на охоту и рыбную ловлю, добывает продукты питания в сыром виде и изго­товляет необходимые для этого орудия. Женщина работает по дому и занята пlриготовлением пищи и одежды - варит, ткет, шьет. Каждый из них – хозяин в своей области: мужчина - в лесу, женщина - в доме. Каждый явля­ется собственником изготовленных и употребляемых им орудий: мужчина - оружия, охотничьих и рыболовных принадлежностей, женщина - домашней утвари. Домашнее хозяйство ведется на коммунистических началах несколь­кими, часто многими семьями. То, что изготовляется и используется сообща, составляет общую собственность: дом, огород, лодка ....

Но люди не везде остановились на этой ступени. В Азии они нашли животных, которых можно было приручать и в дальнейшем разводить в при­рученном состоянии. За самкой дикого буйвола нужно было охотиться, при­рученная же - она ежегодно приносила теленка И, кроме того, давала молоко. у некоторых наиболее передовыIx племен - арийцев, семитов, может [с. 164] быть, уже и у туранцев - главной отраслью труда сделалось сначала приру­чение и лишь потом уже разведение скота и уход за ним. Пастушеские пле­мена выделились из остальной массы варваров - это было первое крупное общественное разделение труда. Пастушеские племена производил и не только больше, чем остальные варвары, но и производимые ими средства к жизни были другие. Они имели, сравнительно с теми, не только молоко, молочные продукты и мясо В гораздо больших количествах, но также шкуры, шерсть, козий пух и все возраставшее с увеличением массы сыры; количество пряжи и тканей. Это впервые сделало возможным регулярный обмен. На более ран­них ступенях развития мог происходить лишь случайный обмен [с. 165] ...

Из достижений этой ступени в области промышленнойдеятельности осо­бенно важное значение имеют два: первое - ткацкий станок, второе - плав­ка металлических руд и обработка металлов. Самыми важными из них были медь и олово, а также выплавляемая из них бронза; бронза давала пригодные орудия и оружие, но не могла вытеснить каменные орудия; это было под силу только железу, а добывать железо еще не умели. Для нарядов и украшений начали употреблять золото и серебро, которые, по-видимому, уже имели б6льшую ценность, чем медь и бронза.

Увеличение производства во всех отраслях - скотоводстве, земледелии, домашнем ремесле - сделало рабочую силу человека способной производить большее количество продуктов, чем это было необходимо для поддержания ее. Вместе с тем оно увеличивало ежедневное количество труда, приходив­шееся на каждого члена рода, домашней общины или отдельной семьи. Появилась потребность в привлечении новой рабочей силы. Война доставляла се: военнопленных стали обращать в рабов. Первое крупное общественное разделение труда вместе с увеличением производительности труда, а следо­вательно, И богатства, и с расширением сферы производительной деятель­ности, при тогдашних исторических условиях, взятых в совокупности, [с. 166] с необходимостью влекло за собой рабство. Из первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса - господ и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых.

Как и когда стада из общего владения племени или рода перещли в сор ственность глав отдельных семей, об этом мы ничего до сих пор не знаем. Но в основном переход этот должен был произойти на этой ступени. А приобретением стад и прочих новых богатств в семье произощла революция. Промысел всегда был делом мужчины, средства для промысла изготовлялись им и были его собственностью. Стада были новыми средствами промысла их первоначальное приручение, а позднее уход за ними были делом мужчины Поэтому скот принадлежал ему; ему же принадлежали и полученные в обмен на скот товары и рабы. Весь избыток, который теперь давал промысел, доставался мужчине; женщина участвовала в потреблении его, но не имела доли в собственности. «Дикий», воин и охотник, довольствовался в доме вторым местом после женщины, «более кроткий» пастух, кичась своим богатство выдвинулся на первое место, а женщину оттеснил на второе. И она не могла жаловаться. Разделение труда в семье обусловливало распределение собственности между мужчиной и женщиной [с. 167] ...

С утверждением фактического господства мужчины в доме пали последние преграды к его единовластию. Это единовластие было подтверждено и увековечено ниспровержением материнского права, введением отцовского, права, постепенным переходом от парного брака к моногамии. А это создал трещину в древнем родовом строе: отдельная семья сделал ась силой, которая угрожающе противостояла роду.

Следующий шаг ведет нас к высшей ступени варварства, к периоду, во время которого все культурные народы переживают свою героическyю, эпоху, - эпоху железного меча, а вместе с тем железного плуга и топора. Человеку стало служить железо, последний и важнейщий из всех видов сырья игравших революционную роль в истории, последний - вплоть до появления картофеля… …Прогресс продолжался теперь неудержимо, с меньшими перерывами и быстрее. Город, окружающий своими каменными стенами, башнями и зубчатыми парапетами каменные или кирпичные дома, сделался среда точием племени или союза племен, - показатель огромного прогресса в строительном искусстве, но вместе с тем и признак увеличившейся опасности и потребности в защите. Богатство быстро возрастало, но как богатство отдель ных лиц; в ткачестве, в обработке металлов и в других ремеслах, все более и более обособлявшихся друг от друга, во все возраставщей степени увелич валось разнообразие и совершенствовалось мастерство производства; земледелие давало теперь наряду с зерном, стручковыми растениями и фруктами также растительное масло и вино, [с. 168] изготовлению которых научились. Столь разнообразная деятельность не могла уже выполняться одним и те же лицом; произощло второе крупное разделение труда: ремесло отделилось от земледелия. Непрекращающийся рост производства, а вместе с ним и производительности труда, повышал ценность рабочей силы человека; рабство на предыдущей ступени развития только возникавшее и носившее спорадический характер, становится теперь существенной составной частью общест, венной системы; рабы перестают быть простыми подручными; их десятками гонят теперь работать на поля и в мастерские. С разделением производства на две крупные основные отрасли, земледелие и ремесло, возникает произ­водство непосредственно для обмена - товарное производство, а вместе с ним и торговля, причем не только внутри племени и на его границах, но уже и с заморскими странами. Все это, однако, еще в весьма неразвитом виде; благородные металлы начинают становиться преобладающим и всеобщим товаром - деньгами, но их еще не чеканят, а только обменивают просто по весу.

Различие между богатыми и бедными выступает наряду с различием между свободными и рабами, - с новым разделением труда возникает новое разделение общества на классы. Имущественные различия между отдельны­ми главами семей взрывают старую коммунистическую домащнюю общину везде, где она еще сохранилась; вместе с ней исчезает и совместная обработка земли средствами этой общины. Пахотная земля предоставляется в пользо­вание отдельным семьям - сначала на время, потом раз навсегда, переход ее в полную частную собственность совершается постепенно и параллельно с переходом парного брака в моногамию. Отдельная семья становится хозяй­ственной единицей общества.

Возрастающая плотность населения вынуждает к более тесному сплоче­нию как внутри, так и по отношению к внещнему миру. Союз родственных племен становится повсюду необходимостью, а вскоре делается необходимым даже и слияние их и тем самым слияние отдельных племенных территорий в одну общую территорию всего народа. Военный вождь народа - гех, basileus, thiudans - становится необходимым, постоянным должностным лицом. Появляется народное собрание там, где его еще не существовало [c. 169]. Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества, развивающегося в военную демократию .... Грабительские войны усиливают власть верховного военачальника, равно как и подчиненных ему военачальников; установленное обычаем избрание их преемников из одних и тех же семейств мало-помалу, в особенности со времени утверждения от­новского права, переходит в наследственную власть, которую сначала терпят, затем требуют и, наконец, узурпируют; закладываются основы наследствен­ной королевской власти и наследственной знати. Так органы родового строя постепенно отрываются от своих корней в народе, в роде, во фратрии, в племени, а весь родовой строй превращается в свою противоположность: из организации племен для свободного регулирования своих собственных дел он превращается в организацию для грабежа и угнетения соседей, а соответ­ственно этому его органы из орудий народной воли превращаются в само­стоятельные органы господства и угнетения, направленные против собственного народа. Но этого никогда не могло бы случиться, еслибы алчное стрем­ление к богатству не раскололо членов рода на богатых и бедных, если бы «имущественные различия внутри одного и того же рода не превратили общность интересов в антагонизм между членами рода» (Маркс) и если бы в результате распространения рабства добывание средств к существованию собственным трудом не начало уже признаваться делом, достойным лишь раба, более позорным, чем грабеж [с. 170].

Мы подошли теперь к порогу цивилизации. Она открывается новым шагом вперед в разделении труда. Цивилизация упрочивает и усиливает все эти возникшие до нее виды разделения труда, особенно путем обострения противоположности между городом и деревней (причем экономически господствовать может город над деревней, как это было в древности; или же деревня над городом, как это было в средние века), и присоединяет к этому третье, свойственное лишь ей, разделение труда решающего значения - coздает класс, который занимается уже не производством, а только обменом продуктов, а именно купцов .... Здесь впервые появляется класс, который, не принимая никакого участия в производстве, захватывает в общем и целом руководство производством и экономически подчиняет себе производителей, становится неустранимым посредником между каждыми двумя производителями и эксплуатирует их обоих. Под предлогом избавления производителей от труда и риска, связанных с обменом, расширения сбыта их продуктов вплоть до самых отдаленных рынков и создания тем самым якобы наиболее полезного класса населения образуется [с. 171] класс паразитов, класс настоящих общественных тунеядцев, который в вознаграждение за свои в действительности весьма незначительные услуги снимает сливки как с отечественного, так и с иностранного производства, быстро приобретает громадные богатства и соответствующее им влияние в обществе и именно поэтому в период цивилизации захватывает все более почетное положение и все более подчиняет себе производство, пока, наконец, сам не создает свой собственный продукт - периодические торговые кризисы.

Впрочем, на рассматриваемой нами ступени развития молодое купечество еще не имеет никакого представления о тех великих делах, какие ему предстоят. Но оно формируется и становится необходимым, и этого достаточно.

А вместе с ним появляются металлические деньги, чеканная монета, и с металлическими деньгами - новое средство господства непроизводителя над производителем и его производством. Был открыт товар товаров, который в скрытом виде содержит в себе все другие товары, волшебное средство, способное, если это угодно, превращаться в любую заманчивую и желанную вещь. Кто обладал им, тот властвовал над миром производства. А кто прежде всего обладал им? Купец. Культ денег был в его надежных руках. Он взял на себя заботу возвестить, что все товары, а с ними и все товаропроизводители должны с благоговением повергнуться в прах перед деньгами ...

... Наряду с богатством, заключающимся в товарах и рабах, наряду с денежным богатством теперь появилось также богатство земельное. Право отдельных лиц на владение земельными парцеллами, предоставленными им; первоначально родом или племенем, упрочилось [с. 172] теперь настолько, что эти парцеллы стали принадлежать им на правах наследственной собственности. Ведь за последнее время они более всего стремились именно к тому, чтобы освободить парцеллу от прав на нее со стороны родовой общины, прав, которые стали для них оковами ...

... Так вместе с расширением торговли, вместе с деньгами и ростовщичеством, земельной собственностью и ипотекой быстро происходил а концентрация и централизация богатств в руках немногочисленного класса, а наряду с этим росло обнищание масс и возрастала масса бедняков. Новая аристократия богатства окончательно оттесняла на задний план старую родовую знать (в Афинах, в Риме, у германцев), если только она с самого начала не совпадала с ней. И наряду с этим разделением свободных на классы в соот­ветствии с имущественным положением происходило, особенно в Греции, громадное увеличение числа рабов¹, принудительный труд которых служил [c. 173] основанием, на котором возвышалась надстройка всего общества.

Посмотрим же теперь, что стало при этом общественном перевороте с rюдовым строем. Он оказался бессильным перед лицом новых элементов, развившихся без его участия. Его предпосылкой было то, что члены одного рода или хотя бы племени жили совместно на одной и той же территории, зaселенной исключительно ими. Это давно уже прекратилось. Повсюду были перемешаны роды и племена, повсюду среди свободных граждан жили рабы, лица, находившиеся под покровительством, чужестранцы. Достигнутая лишь к концу средней ступени варварства оседлость населения то и дело наруша­лась изменениями в его составе и частой переменой местожительства, обу­словленными торговой деятельностью, сменой рода занятий, отчуждением земельной собственности. Члены родовых объединений не могли уже соби­раться для рассмотрения своих собственных общих дел; кое-как улаживались еще только не значительные дела, такие как проведение религиозных празднеств. Наряду с потребностями и интересами, обеспечивать которые были призваны приспособленные для этого родовые объединения, в результате переворота в условиях производства и вызванных им изменений в общест­венной структуре возникли новые потребности и интересы, не только чуждые древнему родовому строю, но и во всех отношениях противоположные ему. И нтересы ремесленных групп, возникших благодаря разделению труда, осо­бые потребности города в противоположность деревне требовали новых органов; но каждая из этих групп состояла из людей самых различных родов, фратрий и племен, включала даже чужестранцев; эти органы должны были поэтому возникать вне родового строя, рядом с ним, а вместе с тем и в про­тивовес ему. - И в каждом родовом объединении сказывалось, в свою оче­редь, это столкновение интересов, достигавшее своей наибольшей остроты там, где богатые и бедные, ростовщики и должники были соединены в одном и том же роде и в одном и том же племени. - К тому же имелась масса нового, чуждого родовым общинам населения, которое могло стать силой в стране, как это было в Риме, и притом было слишком многочисленно, чтобы его можно было постепенно включить в основанные на кровном родстве роды и племена. Этой массе родовые общины противостояли [с. 174] как замкнутые, привилегированные корпорации; первобытная естественно выросшая демократия превратилась в ненавистную аристократию. - Наконец, родовой строй вырос из общества, не знавшего никаких внутренних противоположностей, и был приспособлен только к нему.

1 Ко времени наивысшего расцвета Афин общее количество свободных граждан, включая женщин и детей, составляло приблизительно 90 000 тысяч человек, а рабов обоего пола насчитывалось 365 000 и состоявших под покровительством - чужеземцев в вольноотпущенников - 45 000. На каждого взрослого гражданина мужского пола приходилось, таким образом, по меньшей мере, 18 рабов и свыше двух находившихся под покровительством. Большое число рабов было связано с тем, что многие из них работали вместе в мануфактурах, в больших помещениях под надзором надсмотрщиков. В Коринфе в эпоху расцвета города число рабов доходило до 460 000, в Эгине до 470000, в обоих случаях в десять раз превышая численность свободных граждан.

У него не было никаких других средств принуждения, кроме общественного мнения. Здесь же возникло об­щество, которое в силу всех своих экономических условий жизни должно было расколоться на, свободных и рабов, на эксплуататоров-богачей и экс­плуатируемых бедняков, общество, которое не только не могло вновь примирить эти противоположности, но должно было все больше обострять их. Такое общество могло существовать только в непрекращающейся открытой борьбе между этими классами или же под господством третьей силы, которая, якобы стоя над взаимно борющимися классами, подавляла их открытые столкновения и допускала классовую борьбу самое большее только в эконо­мической области, в так называемой законной форме. Родовой строй отжил свой век. Он был взорван разделением труда и его последствием - расколом общества на классы. Он был заменен государством.

Выше мы рассмотрели в отдельности три главные формы, в которых го­сударство поднимается на развалинах родового строя. Афины представляют собой самую чистую, наиболее классическую форму: здесь государство воз­никает непосредственно и преимущественно из классовых противополож­ностей, развивающихся внутри самого родового общества. В Риме родовое, общество превращается в замкнутую аристократию, окруженную многочис­ленным, стоящим вне этого общества, бесправным, но несущим обязанности плебсом; победа плебса взрывает стармй родовой строй и на его развалинах воздвигает государство, в котором скоро совершенно растворяются и родовая аристократия и плебс. Наконец, у германских победителей Римской империи государство возникает как непосредственный результат завоевания обшир­ных чужих территорий, для господства над которыми родовой строй не дает никаких средств. Но так как с этим завоеванием не связаны ни серьезная борьба с прежним населением, ни более прогрессивное разделение труда; так как [с. 175] уровень экономического развития покоренных народов и завое­вателей почти одинаков, и экономическая основа общества остается, следо­вательно, прежней, то родовой строй может продолжать существовать в те­чение целых столетий в измененной, территориальной форме в виде марко­вого строя и даже на некоторое время восстанавливаться в более слабой форме в позднейших дворянских и патрицианских родах, и даже в родах крестьян­ских.

Итак, государство никоим образом не представляет собой силы, извне навязанной обществу. Государство не есть также «действительность нравст­венной идеи», «образ и действительность разума», как утверждает Гегель. Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государ­ство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противо­речие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, клас­сыс противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая бы умеряла столкновение, держала его в границах «порядка». И эта сила, происщедщая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство [с. 176] ...

В.И. ЛЕНИН (1870-1924)

[ классовое расслоение общества как главная причина происхождения государства]

В.И. ЛЕНИН. О ГОСУДАРСТВЕ. ЛЕКЦИЯ В CBEPДЛOBCKOM УНИВЕРСИТЕТЕ

. 11 июля 1919г.

М: Политиздат, 1989; 24 с. (Печатается по:В.И. Ленин.ППС Т. 39. С 64-84)

В вопросе о государстве, в учении о государстве, в теории о государстве вы. всегда увидите борьбу различных классов между собой, борьбу, которая отражается или находит свое выражение в борьбе взглядов на государство, в оценке роли и значения государства.

Для того чтобы наиболее научным образом подойти к этому вопросу, надо босить хотя бы беглый исторический взгляд на то, как государство возникло и как оно развивалось. Самое надежное в вопросе общественной науки и IIнеобходимое для того, чтобы действительно приобрести навык подходить пIравильно к этому вопросу и не дать затеряться в массе мелочей или громад­ным разнообразии борющихся мнений, - самое важное, чтобы подойти к тому вопросу с точки зрения научной, это -не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное нвление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это яв­ление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь [с. 6].

... Государство не всегда существовало. Было время, когда государства не было. Оно появляется там и тогда, где и когда появляется деление общества на классы, когда появляются эксплуататоры и эксплуатируемые.

До тех пор как возникла первая форма эксплуатации человека человеком, первая форма деления на классы - рабовладельцев и рабов, - до тех пор существовала еще патриархальная, или - как ее иногда называют - клановая (клан - поколение, род, когда люди жили родами, поколениями) семья, и следы этих первобытных времен в быту многих первобытных народов оста­лись достаточно определенно, и если вы возьмете какое угодно сочинение по первобытной культуре, то всегда натолкнетесь на более или менее опре­деленные описания, указания и воспоминания о том, что было время, более или менее похожее на первобытный коммунизм, когда деления общества на рабовладельцев и рабов не было. И тогда не было государства, не было осо­бого аппарата для систематического применения насилия и подчинения лююдей насилию. Такой аппарат и называется государством.

В первобытном обществе, когда люди жили небольшими родами, еще находясь на самых низшихступенях развития, в состоянии, близком к ди­кости; в эпоху, от которой современное цивилизованное человечество [с. 7] отделяют несколько тысячелетий, - в то время не видно еще признаков cyществования государства. Мы видим господство обычаев, авторитет, уважение, власть, которой пользовались старейшины рода, видим, что эта власт признавалась иногда за женщинами, - положение женщины тогда не был похоже на теперешнее бесправное, угнетенное положение, - но нигде не видим особого разряда людей, которые выделяются, чтобы управлять другими и чтобы в интересах, в целях управления систематически, постоянно владеть известным аппаратом принуждения, аппаратом насилия, каковым являются, в настоящее время, как вы все понимаете, вооруженные отряды войск, тюрьмы и прочие средства подчинения чужой воли насилию, - то, что составляет: сущность государства.

Если от тех так называемых религиозных учений, ухищрений, Философских построений, тех разнообразных мнений, которые строят буржуазные ученые, отвлечься и поискать настоящей сути дела, то увидим, что государство сводится именно к такому выделенному из человеческого общества аппарату управления. Когда появляется такая особая группа людей, которая; только тем и занята, чтобы управлять, и которая для управления нуждается, в особом аппарате принуждения, подчинения чужой воли насилию в тюрьмах, в особых отрядах людей, войске и пр., -тогда появляется государство.

Но было время, когда государства не было, когда держалась общая связь, самое общество, дисциплина, распорядок труда силой привычки, традиций, авторитетом или уважением, которым пользовались старейшины рода или женщины, в то время часто занимавшие не только равноправное положение с мужчинами, но даже нередко и более высокое, и когда особого разряда людей - специалистов, чтобы управлять, не было. История показывает, что, государство, как особый аппарат принуждения людей, возникало только там и тогда, где и когда появлялось разделение общества на классы - значит, разделение на такие группы людей, из которых одни постоянно могут присваивать труд других, где один эксплуатирует другого [с. 8].

41