4. "Государственные долги не должны использоваться для целей внешней политики".

Поиски средств внутри страны или вне ее не вызывают подозрения, если это делается для экономических нужд страны (улучшения дорог, строительства новых населенных пунктов, создания запасов на случай неурожайных лет и т.д.). Но как орудие борьбы держав между собой кредитная система, при которой долги могут непомерно увеличиваться, оставаясь в то же время гарантированными (поскольку кредиторы не предъявляют своих требований одновременно), – остроумное изобретение одного торгового народа в этом столетии – являет собой опасную денежную силу, а именно фонд для ведения войны. Превосходя фонды всех других государств, вместе взятых, этот фонд может быть истощен лишь с прекращением поступления налогов (что, однако, можно надолго отсрочить оживлением оборота, воздействуя на промышленность и ремесло). Эта легкость ведения войны, соединенная со склонностью с ней власть имущих, кажется врожденной человеческому роду и является большим препятствием на пути к вечному миру. Поэтому прелиминарный договор тем более должен включать в себя задачу устранения этого препятствия, иначе неизбежное в конце концов государственное банкротство нанесет неоправданный ущерб другим государствам. Следовательно, другие государства имеют право объединяться против такого государства и его притязаний.

5. "Ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в политическое устройство и управление другого государства".

Ибо что может дать ему право на это? Быть может, дурной пример, который одно государство показывает подданным другого государства? Напротив, этот пример может служить предостережением, как образец того, какие беды навлек на себя народ своим беззаконием. Да и вообще дурной пример, который одно свободное лицо дает другому (как scandalum acceptum), еще не может рассматриваться как нанесение ущерба последнему. Сюда, правда, нельзя отнести тот случай, когда государство вследствие внутренних неурядиц распадается на две части, каждая из которых представляет собой отдельное государство, претендующее на самостоятельность. Если одному из них будет оказана помощь посторонним государством, то это нельзя рассматривать как вмешательство в политическое устройство другого (ибо в противном случае возникнет анархия). Но до тех пор, пока этот внутренний спор не решен, вмешательство посторонних держав означает нарушение прав независимого народа, борющегося лишь со своей внутренней болезнью. Такое вмешательство, следовательно, является дурным примером для других и угрожает автономии всех государств.

6. "Ни одно государство во время войны с другим не должно прибегать к таким враждебным действиям, которые сделали бы невозможным взаимное доверие в будущем, в мирное время, как, например, засылка тайных убийц (percussores), отравителей (venefici), нарушение условий капитуляции, подстрекательство к измене (perduellio) в государстве неприятеля и т.д.".

Это бесчестные приемы борьбы. Ведь и во время войны необходимо испытывать хоть какое-нибудь доверие к образу мыслей врага, иначе нельзя будет заключить никакого мира, и враждебные действия превратятся в истребительную войну (bellum internecium). Война есть печальное, вынужденное средство в естественном состоянии (где не существует никакой судебной инстанции, приговор которой имел бы силу закона) утвердить свои права силой. Ни одна из сторон не может быть объявлена неправой, так как это уже предполагает судебное решение, и лишь исход войны (подобно тому, как это имеет место в так называемом суде Божьем) решает, на чьей стороне право. Карательная война (bellum punitivum) между государствами немыслима (поскольку между ними не существует отношений начальника и подчиненного). Отсюда следует, что истребительная война, в которой могут быть уничтожены обе стороны, а вместе с ними и всякое право, привела бы к вечному миру лишь на гигантском кладбище человечества. Итак, подобная война, а также использование средств, которые открывают путь к ней, должны быть, безусловно, воспрещены. А то, что названные средства неизбежно приводят к ней, явствует из того, что эти гнусные дьявольские приемы войны, войдя в употребление, недолго удерживаются в пределах войны, например шпионаж (uti exploratoribus), когда одни пользуются бесчестностью других, которую сразу невозможно искоренить, но переходят и в мирное состояние, совершенно уничтожая тем самым его назначение..." [26].

________________

* наследственная монархия не есть государство, которое может быть наследуемо другим государством; лишь право управлять государством может перейти по наследству у другому физическому лицу. Государство приобретает себе правителя, а не этот последний (в качестве владеющего другой страной) приобретает себе данное государство.

Как видим, проблемы установления и сохранения мира являлись ключевыми для нормативного подхода. Причем и в работах И.Канта, и в работах других представителей данного направления – помимо И.Канта следует назвать Ф.де Витториа, Г.Гроция, Дж.Локка, аббата Ш.-И. де Сен-Пьера, И.Бентама – присутствует убежденность в том, что достичь мира между людьми и между государствами возможно, главным образом, путем правового и морального регулирования отношений. Данные работы внесли существенный вклад в то, что "идеалы и цели обеспечения прочного мира между народами, создания стабильных систем безопасности, образования в этих целях особых универсальных всемирных организаций были со временем приняты как практические задачи внешней и международной политики, международных отношений" [27], хотя, исходя из возможностей того времени, эти проекты были утопичными.

Реалистическая традиция в период Нового времени также находит свое дальнейшее развитие. Пожалуй, квинтэссенцией ее можно назвать ассоциацию международных отношений с предгражданским состоянием, как его определяет Томас Гоббс (1588-1679). На формирование политических взглядов этого английского философа сильнейшее влияние оказали события английской буржуазной революции. В самой известной своей работе – "Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского" (1651) – Т.Гоббс исследует проблематику, относящуюся к деятельности государства и политической власти. Характеризуя "естественное состояние человеческого рода", Т.Гоббс пишет:

"Природа создала людей равными в отношении физических и умственных способностей, ибо хотя мы наблюдаем иногда, что один человек физически сильнее или умнее другого, однако, если рассмотреть все вместе, то окажется, что разница между ними не настолько велика, чтобы один человек, основываясь на ней, мог претендовать на какое-нибудь благо для себя, на которое другой не мог бы претендовать с таким же правом. [...]

Из этого равенства способностей возникает равенство надежд на достижение наших целей. Вот почему, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами. На пути к достижению их цели (которая состоит главным образом в сохранении жизни, а иногда в одном лишь наслаждении) они стараются погубить или покорить друг друга. [...]

Там, где нет власти, способной держать в подчинении всех, люди не испытывают никакого удовольствия (а напротив, значительную горечь) от жизни в обществе...

Таким образом, мы находим в природе человека три основные причины войны: во-первых, соперничество; во-вторых, недоверие; в-третьих, жажду славы. [...]

Отсюда очевидно, что, пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех. [...]

Состояние войны всех против всех характеризуется также тем, что при нем ничто не может быть несправедливым. Понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имеют здесь места. Там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет справедливости" [28].

Заключая общественный договор и добровольно передавая государству-Левиафану свои права и свободы, люди приобретают гарантии общественного порядка, мира и безопасности.

"Цель государства, - пишет Т.Гоббс, - главным образом обеспечение безопасности. Конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над другими) при наложении на себя уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны..." [29].

И если в рамках государства отношения между людьми достигают гражданского состояния, то этого нельзя сказать об отношениях между государствами. Последние не связаны никакими ограничениями, так как над ними, словами Т.Гоббса, "нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов" [30]. "Регулятором" отношений между ними может быть только сила. Этот постулат о силе как единственном регуляторе отношений между государствами на международной арене стал одним из центральных в реалистической традиции.

В XVIII в. в работах английского философа Дэвида Юма и швейцарского юриста Эмерика де Ваттеля получает концептуальное развитие понимаемый ранее преимущественно интуитивно принцип "баланса сил", который также укореняется в реалистической традиции как один из ключевых.

"Европа представляет собой политическую систему, – писал Э.де Ваттель, – некоторое целое, в котором все связано с отношениями и различными интересами наций, живущих в этой части света. Она не является, как некогда была, беспорядочным нагромождением отдельных частиц, каждая из которых считала себя мало заинтересованной в судьбе других и редко заботилась о том, что не касалось ее непосредственно" [31].

Следствие этого – формирование у независимых европейских государств общих интересов поддержания порядка.

"Именно это, – подчеркивает Э.де Ваттель, – породило знаменитую идею политического равновесия, равновесия власти. Под этим понимают такой порядок вещей, при котором ни одна держава не в состоянии абсолютно преобладать над другими и устанавливать для них законы" [32]. Если же есть основания полагать, что усиление соседнего государства представляет угрозу вашему, то, с точки зрения Э.де Ваттеля, "нельзя быть излишне предусмотрительным". И если силы соседа превосходят ваши собственные, то "проще, удобнее и правильнее прибегать к... образованию коалиций, которые могли бы противостоять самому могущественному государству и препятствовать ему диктовать свою волю. Так поступают в настоящее время суверены Европы. Они присоединяются к слабейшей из двух главных держав, которые являются естественными соперницами, предназначенными сдерживать друг друга, в качестве довесков на менее нагруженную чашу весов, чтобы удержать ее в равновесии с другой чашей" [33].

Еще в последней трети XVI в. французский политический мыслитель, социолог и правовед Жан Боден (1530-1596) формулирует концепцию государственного суверенитета и проблему международно-политического поведения государств рассматривает в ее рамках. В середине XVIII в. философ и деятель французского Просвещения Жан Жак Руссо (1712-1778), рассматривая природу государства и различные формы государственного устройства, связывает с ними интересы и политику государств. Эти частные теории также вошли в интеллектуальную традицию реализма. Обобщая их можно сказать, что интересы государства являются для представителей этого направления политической мысли высшим критерием морали.

Такой подход называют "коммунитарным"; он предполагает, что "держателем" прав и обязанностей в международном сообществе является политическая общность – государство. Интересы частных лиц вторичны по сравнению с интересами нации-государства. В отличие от такой трактовки, присущей реалистической традиции, для приверженцев "космополитического" подхода, присущего кантианской, или идеалистической, традиции, "точкой отсчета" является человек и человечество в целом. В их трактовке приоритет в отношениях человека с государством принадлежит первому, государство – "не более чем простая необходимость, облегчающая проблему выживания человека... Единство человеческого рода делает вторичным и искусственным любое разделение его на отдельные части" [34]. Это различие в подходах к исследованиям международных отношений можно проследить и в современных концепциях, оно привносит в дискуссии вокруг ключевых положений теории международных отношений нормативное содержание.

Суммируя "аргументы" двух выделенных нами традиций в исследовании международных отношений, можно нарисовать их "идеальные типы". Классик британской школы международных отношений Хедли Булл в своей книге "Анархическое общество: исследование проблемы порядка в мировой политике" (выпущена в 1977 г.) называет их "гоббсианской", или реалистической, и "кантианской", или “универсалистской”, и дает им следующую характеристику:

"Гоббсианская традиция описывает международные отношения как состояние войны всех против всех, как арену борьбы, на которой каждое государство противостоит всем другим. Согласно гоббсианским воззрениям, международные отношения представляют собой ярко выраженный конфликт между государствами и напоминают собой игру с нулевой суммой; интересы каждого государства исключают интересы любого другого государства. Конкретная международная деятельность, наиболее типичная для нее в целом или наилучшим образом дающая ключ к ее пониманию, – это сама война. Таким образом, мир, по гоббсианским взглядам, – это период восстановления сил после последней войны и подготовки к следующей.

Гоббсианский постулат международного поведения – государство свободно в достижении своих целей в отношении других государств и не связано какими-либо моральными или правовыми ограничениями. В соответствии с этими взглядами понятия "мораль" и "закон" применимы только в контексте общества, а международная жизнь – вне границ какого-либо общества. Если какие-то моральные или правовые цели следует проводить в международной политике, это могут быть только моральные или правовые цели самого государства... Для сторонников гоббсианской традиции существует единственные правила или принципы, о которых можно говорить, что они ограничивают поведение государств в отношениях друг с другом, – это правила выгоды или целесообразности. Таким образом, соглашения можно выполнять, если это целесообразно, но можно и нарушать, если их соблюдение нецелесообразно" [35].

"Кантианская, или универсалистская, традиция являет собой другую крайность – она считает, что сущностная природа международной политики состоит не в конфликте между государствами, а в транснациональных социальных связях, которые соединяют индивидуумов или граждан государств. Согласно кантианским воззрениям, главным объектом международных отношений только с виду являются отношения между государствами, а в действительности это отношения между всеми людьми в сообществе человечества, даже если такое положение вещей существует в потенции, а не фактически; когда это станет реальностью, система государств будет выброшена за ненадобностью.

В соответствии с универсалистскими взглядами в рамках сообщества, объединяющего все человечество, интересы всех людей одинаковы; международная политика, рассматриваемая под этим углом зрения, – это не "разделяющая" игра с нулевой суммой, как утверждают сторонники гоббсианского подхода, а игра с ненулевой суммой. Столкновение интересов происходит между правящими элитами государств, но это имеет место только на поверхности, или преходящем, уровне существующей системы государств; будучи правильно понятыми, интересы всех людей одинаковы. По мнению кантианцев, конкретный вид международной деятельности, который представляет собой ее наиболее типичный образец, это горизонтальный конфликт самой идеологии, который распространяется через границы государств разделяет человеческое общество на два лагеря – доверенных имманентного сообщества человечества и тех, кто стоит на их пути, на истинно верующих и еретиков...

Кантианский, или универсалистский, взгляд на мораль в международной политике противоположен гоббсианской концепции: в области международных отношений существуют моральные императивы, ограничивающие действия государств, но эти императивы предписывают не сосуществование или сотрудничество между государствами, а, наоборот, ниспровержение системы государств и ее замену космополитическим обществом. Сообщество человечества, согласно кантианским воззрениям, является не только главной реальностью в международной политике в том смысле, что существуют силы, способные сделать это явью, но и целью или объектом высших моральных устремлений. Правила, которые поддерживают сосуществование и социальное общение между государствами, следует игнорировать, если того требуют императивы высшей морали..." [36].

Разграничение этих двух подходов можно провести и по принципу "сила против порядка": реалистический, "силовой", подход заключает в себе государственный эгоизм в стремлении преумножить свою силу для борьбы с другими государствами; "порядок", ассоциирующийся с универсалистским подходом, предполагает отношения, подобные тем, что существуют внутри общества. В анализе международных отношений, отмечал Х.Булл, мы привыкли думать о различиях, которые существуют в том, что понимается под порядком внутренним, существующем внутри государств, и тем, что существует между ними. При этом часто предполагается, что "порядка" в отношениях между государствами не существует (в лучшем случае он существует лишь как то, к чему можно стремиться). С точки зрения Х.Булла и других представителей английской школы в ТМО, "порядок является частью истории международных отношений и в особенности в том, что современные государства сформировали и продолжают формировать не просто систему государств, но международное сообщество" [37], иными словами, это порядок особого рода.

Рассмотрение международной системы как сообщества государств в противовес гоббсианской традиции предполагает, что "государства вовлечены не просто в схватку, подобно гладиаторам на арене, они ограничены в своем противоборстве друг с другом общими правилами и институтами" [38]. С другой стороны, в отличие от кантианской традиции такой подход предполагает, что "суверены, или государства, – главные субъекты международной политики; непосредственными членами международного общества являются государства, а не человеческие индивидуумы" [39]. Такой подход, называемый Х.Буллом “интернационалистским”, представляет международную политику как и не выражающую собой абсолютный конфликт интересов между государствами, и не полную идентичность интереса [40].

Интеллектуальные истоки подхода к международным отношениям как к международному сообществу находят в трудах голландского ученого-юриста Гуго Гроция (1583-1645). Нидерландская революция 1566-1609 гг. открыла для его родины новую ступень развития, и эта ситуация нашла отражение в произведениях Г.Гроция, считающегося основателем прогрессивной для того времени науки права. Г.Гроция часто относят к универсалистской традиции, однако, более пристальное прочтение его труда "О праве войны и мира" (1625 г.) позволяет усмотреть в нем "генетическую" связь не только с идеалистическими традициями, но и с традициями реализма. Прежде всего, Г.Гроций не считает всякую войну недозволенной. Напротив, он пытается доказать, что война, как "состояние борьбы силою" (кн.I, гл.I, п.II (1)), как таковая не воспрещается ни естественным правом, ни правом народов (как он называет международное право), ни Божественными законами:

"Все приводимое нами в доказательство того, что не всякая война противоречит естественному праву, полнее всего подтверждается священной теорией" (кн.I, гл.II, п.II (1)) [41].

"Право народов, установленное волею, а также законы и обычаи всех народов, как об этом в достаточной мере свидетельствует история, отнюдь не осуждает войн... [П]равом народов установлен некоторый особый способ ведения войн, откуда проистекают и особые последствия, обусловленные свойствами права народов. Отсюда возникает различие, которым нам придется воспользоваться в дальнейшем, а именно – различия справедливой войны в полном смысле слова и войны, не имеющей столь торжественного характера, но тем не менее не утрачивающей совершенно характера справедливой, то есть сообразной с правом, войны... "Правом народов, – полагает Тит Ливий, – устроено так, что вооруженную силу следует отражать вооруженной силой" (кн.I, гл.II, п.IV (2)) [42].

Признание войны "справедливой" оправдывает ее в глазах Г.Гроция, осуждение вызывают у него лишь "несправедливые" войны. Справедливой признается война, являющаяся ответом на правонарушение; оправданной, с точки зрения Г.Гроция, является война в целях самообороны и защиты своего имущества (кн.II, гл.I). Напротив, война захватническая, предпринимаемая из эгоистических соображений своей пользы, ради овладения богатствами или ведущаяся в целях покорения иноплеменных народов, есть война несправедливая. Несправедливой является война и предпринятая из-за "опасения мощи соседей".

"Ибо, – пишет Г.Гроций, – для того чтобы самозащита была справедливой, она должна быть необходимой, что имеет место не иначе как при условии, если не только явно существует угроза мощи, но мы знаем и о соответствующем намерении соседа с той степенью достоверности, которая возможна в области нравственности" (кн.II, гл.XXII, п.V (1)) [43].

Рассуждения о несправедливых войнах сочетаются в трактате Г.Гроция с рассмотрением вопроса о допустимых и недопустимых способах ведения войн. Не отрицая саму возможность войны, он, однако, подчеркивает, что к ней "следует прибегать лишь в том случае, если нет возможности" воспользоваться способом "спокойного рассмотрения" спора (кн.I, гл.II, п.I (6)) [44]. Кроме этого, Г.Гроций призывает для оценки действий воюющих сторон использовать критерий "внутренней справедливости", с помощью которого он обосновывает необходимость смягчения ужасов войны. Так, он дает наставления о том, "чтобы не предпринимать войны безрассудно, даже по справедливым причинам" (кн.II, гл.XXIV), настаивает на том, чтобы ограничить "права убивать в справедливой войне" (кн.III, гл.XI), выступает за "ограничение опустошений" (кн.III, гл.XII) и захвата имущества (кн.III, гл.XIII), выступает за ограничения, касающиеся "обращения с пленными" (кн.III, гл.XIV) и "приобретения власти" (кн.III, гл.XV). Весьма показательно, что Г.Гроций заканчивает свой труд "увещаниями о соблюдении добросовестности и мира" (кн.III, гл.XXV), подчеркивая, ссылаясь на Блаженного Августина, что "должно не стремиться к миру ради войны, но вести войну ради достижения мира" [45]. Все это подчеркивает ясную гуманистическую направленность воззрений Г.Гроция, что "роднит" его с идеалистической, кантианской традицией. Иными словами, государства, по Г.Гроцию, "связаны не только правилами благоразумия и целесообразности, но и императивами морали и закона. Но в отличие от взглядов универсалистов эти императивы велят не ниспровергать систему государств и не заменять ее всеобщим сообществом человечества, а признать требования сосуществования и сотрудничества в обществе государств" [46].

Параллельно с названными нами тенденциями в развитии представлений о природе международных отношений, складывавшихся по большей части под влиянием христианских постулатов, вызревали и другие тенденции. Принципиальное значение для изменения структуры мышления имело накопление естественно-научных знаний, с нарастающей интенсивностью шедшее в Европе с XVI в. [47]. Во-первых, атеизм как мировоззрение и методология бросал самый серьезный за всю историю вызов религиозному сознанию, мышлению и миропониманию. Во-вторых, возникает позитивизм как такое течение философской мысли, которое объявляет единственным источником истинного знания конкретные эмпирические науки и отрицает познавательную ценность философской спекуляции. Позитивизм и его позднейшие модификации сыграли важнейшую роль в развитии современных теоретических исследований международных отношений. Наконец, на основе наиболее радикального – воинствующего атеизма в XIX в. формируется учение марксизма как целостная система философских, политико-экономических и социально-политических взглядов [48].

Последний представил альтернативу реалистическому и идеалистическому направлениям в изучении международных отношений. Напомним, что философская "составляющая" марксизма включает диалектический материализм, базирующийся на признании материальности мира, объективного характера законов его развития и возможности познания этих законов; и исторический материализм, раскрывающий движущие силы и основные закономерности исторического процесса, показывая диалектику производительных сил и производственных отношений, закономерность смены общественно-экономических формаций. Марксистская политэкономия преследует цели открытия объективных законов смены исторически развивающихся укладов общественного производства. Научный коммунизм, как социально-политическое учение, исследуя общие закономерности, пути и формы классовой борьбы, фиксирует всемирно-историческую роль пролетариата [49]. С середины XIX в. марксизм распространяется в интернациональном по характеру рабочем движении, что и обусловило "выход" марксизма на проблематику международных отношений.

У К.Маркса и Ф.Энгельса нет специальных трактатов по проблемам международных отношений, однако, это не означает, что этим проблемам не уделялось должного внимания. Краеугольными положениями в марксистской теории международных отношений являются следующие. Во-первых, международные отношения рассматривались как "вторичные" или даже "третичные", т.е. продолжающие и отражающие внутриобщественные отношения и экономический базис общества.

К.Маркс и Ф.Энгельс рассматривали сферу международных отношений как составную часть сложного общественного организма, развивающуюся по тем же самым законам, что и общественные отношения в целом. Внешняя и внутренняя политика государства рассматривались как находящиеся в неразрывной связи друг с другом. С точки зрения марксизма, политика государств – как внешняя, так и внутренняя – относятся к политической надстройке, которая обусловлена природой социально-экономичес-кого строя. Экономический фактор оказывает решающее воздействие на формирование политики.

Вторая ключевая посылка марксизма заключается в том, что ядром международных отношений являются отношения классовые. Содержание и сущность международной политики в свете учения марксизма неразрывно связано с классовой борьбой, как на международной арене, так и в рамках отдельных государств. Внутренняя и внешняя политика государств рассматриваются в органической связи друг и другом "как различное по форме, но единое по содержанию выражение интересов господствующего класса" [50]. Классовые интересы пролетариата в сфере мировой политики являются, по замечанию Ф.Энгельса, едиными и нераздельными, "т.к. основные отношения между трудом и капиталом всюду одни и те же, и политическое господство имущих классов над классами эксплуатируемыми существует повсюду, то принципы и цель пролетарской политики будут везде одни и те же" [51]. Иными словами, пролетарская международная политика, как отражение интересов всех трудящихся масс, не может не быть интернациональной.

Согласно К.Марксу, поистине всемирная история начинается с развитием капитализма, так как основой капиталистического способа производства является крупная промышленность, создающая единый мировой рынок.

"Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи, – гласит "Манифест Коммунистической партии". – Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров она вырвала из-под ног промышленности национальную почву... На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга..." [52].

Иными словами, буржуазия становится господствующим классом в масштабах всего мира. Но "[в] той же самой степени, в какой развивается буржуазия, т.е. капитал, развивается и пролетариат, класс современных рабочих" [53].

Международные отношения в экономическом плане становятся отношениями эксплуатации. В плане же политическом они становятся отношениями господства и подчинения и, как следствие – отношениями классовой борьбы. Тем самым национальный суверенитет, государственные интересы вторичны, ибо объективные законы способствуют становлению всемирного общества, в котором господствует капиталистическая экономика и движущей силой которого является классовая борьба и всемирно-историческая миссия пролетариата [54]. Одним из принципов марксистского подхода к международным отношениям становится пролетарский интернационализм. "Манифест Коммунистической партии" заканчивается призывом: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" [55]. Тем самым, марксизм преследует цель создания международного социалистического порядка вместо капиталистического. Концепция национализма, с точки зрения марксизма, является буржуазной, пролетариат не имеет своего Отечества, так как вначале он должен завоевать политическую власть. Мировой пролетариат имеет общий интерес – уничтожить эксплуатацию. Одно из важнейших условий его освобождения – объединенные действия пролетариата во всемирном масштабе. Когда будет положен конец эксплуатации человека человеком, тогда настанет и конец враждебности и эксплуатации одной нации другой.

Таким образом, марксизм вводит в сферу анализа международных отношений совершенно новый субъект, тогда как раньше международные отношения понимались исключительно как межгосударственные. Кроме этого, следует отметить и признаки системного подхода, который окончательно оформился и вошел в научный оборот в середине ХХ в.

Наука о международных отношениях строится на описанных выше интеллектуальных традициях. Обычно речь идет о трех направлениях в теории международных отношений: реалистическом, либерально-идеалистическом и радикальном. Тому, как развивалась наука о международных отношениях с конца XIX в., посвящена четвертая глава пособия.

Примечания:

1. См.: Косолапов Н.А. Теоретические исследования международных отношений (Историко-интеллектуальный фон и этапы становления науки) // Мировая экономика и международные отношения. 1997. No.1. С.82-83.

2. Там же. С.83.

3. Фукидид. История. [В 2 т.]. Т.1. М.: Издание М. и С.Сабашниковых, 1915. С.17.

4. Там же. С.14-15.

5. Фукидид. История. Т.2. С.58.

6. Там же.

7. Там же. С.61-65.

8. Подробнее см.: История философии в кратком изложении. Пер. с чешского. М.: Мысль, 1991. С.173-175.

9. Косолапов Н.А. Теоретические исследования международных отношений (Историко-интеллекту-альный фон и этапы становления науки). С.83.

10. Там же. С.84.

11. Там же.

12. Цит. по: Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т.1. Зарубежная политическая мысль: истоки и эволюция. М.: Мысль, 1997. С.234-236.

13. Макиавелли Н. Избранные сочинения. М.: Художественная литература, 1982. С.345.

14. Там же. С.348.

15. Там же.

16. Там же.

17. Там же. С.352.

18. Там же. С.349.

19. Там же. С.351, 353.

20. Цит. по: Долгов К. Гуманизм, Возрождение и политическая философия Никколо Макиавелли // Макиавелли Н. Избранные сочинения. М.: Художественная литература, 1982. С.19-20.

21. Там же. С.345.

22. Косолапов Н.А. Теоретические исследования международных отношений (Историко-интеллекту-альный фон и этапы становления науки). С.85.

23. Там же.

24. Подробнее см.: Косолапов Н.А. Теоретические исследования международных отношений (Историко-интеллектуальный фон и этапы становления науки). С.85.

25. Цит. по: Антология мировой философии. В 4 т. Т.3. Буржуазная философия конца XVII в. - первых двух третей XIX в. М.: Мысль, 1971. С.194-195, 196-197.

26. Цит. по: Антология мировой политической мысли. Т.1. С.481-485.

27. Косолапов Н.А. Теоретические исследования международных отношений (Историко-интеллекту-альный фон и этапы становления науки). С.85.

28. Цит. по: Антология мировой философии. Т.2. Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения. М.: Мысль, 1970. С.334-336.

29. Цит. по: Антология мировой политической мысли. Т.1. С.319.

30. Там же.

31. Цит. по: Цыганков П.А. Международные отношения. С.14.

32. Там же.

33. Там же.

34. Цыганков П.А. Международные отношения. С.15.

35. Булл Х. Анархическое общество: исследование проблемы порядка в мировой политике // Антология мировой политической мысли. Т.2. Зарубежная политическая мысль ХХ в. М.: Мысль, 1997. С.802-803.

36. Там же. С.803-804.

37. Цит. по: Viotti Paul R. and Mark V.Kauppi. Op. cit. P.120.

38. Булл Х. Указ. соч. С.804.

39. Там же.

40. См. там же.

41. Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права. Пер. с лат. А.Л.Саккетти. М.: Ладомир, 1994. С.86.

42. Там же. С.87-88.

43. Там же. С.528.

44. Там же. С.85.

45. Там же. С.824.

46. Булл Х. Указ. соч. С.805.

47. Косолапов Н.А. Теоретические исследования международных отношений (Историко-интеллекту-альный фон и этапы становления науки). С.86.

48. Там же. С.86-87.

49. Философский энциклопедический словарь. С.344-345.

50. Санакоев Ш.П., Капченко Н.И. О теории внешней политики социализма. М.: Международные отношения, 1977. С.35.

51. Цит. по: Санакоев Ш.П., Капченко Н.И. Указ. соч. С.37.

52. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М.: Политиздат, 1977. С.29.

53. Там же. С.32.

54. См.: Цыганков П.А. Международные отношения. С.16.

55. Маркс К., Энгельс Ф. Указ. соч. С.61.

83