3. Соотношение объекта и предмета исследования
Объективная реальность, существующая вне и независимо от попыток ее познания субъектом, составляет объект исследования. В процессе познания любой исследователь вычленяет в объекте лишь главные и наиболее существенные (с точки зрения данного исследования) свойства и признаки, совокупность которых и составляет предмет исследования. Хотя противопоставление объекта и предмета исследования можно считать относительным, однако, следует обратить внимание на нетождественность этих понятий.
Прежде всего, объективная реальность отражается в научном знании неизбежно с некоторым "запозданием". Кроме того, выделение основных характеристик объекта и "перенесение" их в процессе познания на предмет требуют упрощения реальности или, по словам К.Холсти, "редуцирования сложности" [38]. Тем самым объект исследования представляется в предмете несколько "искаженным". "Человеческое познание дает, как известно, лишь условную, приблизительную картину мира, никогда не достигая абсолютного знания о нем... – отмечает П.А.Цыганков. – Во всякой науке в той или иной мере неизбежно "присутствует" человек, привносящий в нее определенный элемент "субъективности" [39]. Таким образом, теоретическое знание имеет дело с определенной формой идеализации, посредством которой объективная реальность осваивается сознанием. Совокупность признаков и характеристик объекта преобразуется в сознании в особый предмет мысленного анализа. Основные свойства и признаки идеализированных абстрактных объектов лишь приблизительно верно отображают таковые реальных объектов [40].
Еще раз подчеркнем, что предмет исследования заключает в себе наиболее существенные свойства и признаки объекта. Но выделение тех или иных свойств и признаков объекта в качестве главных или наиболее существенных предполагает некое априорное представление о международных отношениях, "выделение этого явления из круга других ему подобных или смежных с ним" [41]. Если мы обратимся к некоторым распространенным определениям международных отношений, то в их несовпадении можно усмотреть различия в том, что рассматривается в качестве наиболее существенных свойств и признаков объекта.
Одно из определений принадлежит французскому социологу Р.Арону. Он определяет международные отношения как "отношения между политическими единицами, имея в виду, что данное понятие включает греческие полисы, римскую или египетскую империи, как и европейские монархии, буржуазные республики или народные демократии... Содержанием международных отношений являются, по преимуществу, отношения между государствами: так, бесспорным примером международных отношений являются межгосударственные договоры" [42].
Иное определение долгие годы бытовало в советской научной литературе по проблемам международных отношений. С точки зрения марксистско-ленинской науки международные отношения определялись как "совокупность экономических, политических, идеологических, правовых, дипломатических, военных связей (общений, сношений) и обоюдных отношений между народами, между государствами и системами государств, между основными социальными, экономическими и политическими силами и организациями, которые действуют на международной арене. Главную, определяющую роль при этом играют классовые отношения, и международная политика любой исторической эпохи отражает важнейшие характеристики и специфические особенности, которые проистекают из расстановки классовых сил, характерных для данной эпохи. Международные отношения той или иной эпохи обусловлены характером соответствующей общественно-экономической формации и государств, экономическими и политическими интересами господствующих в них классов" [43].
И еще одно возможное определение: международные отношения характеризуются как "совокупность интеграционных связей, формирующих человеческое сообщество" [44]. Это определение дано с платформы общечеловеческих интересов. Эта логика приемлема, если пытаться "охватить человечество в целом" при трактовке международных отношений. В нем отрицается суверенность, самостоятельность национальных государств в условиях целостного, взаимозависимого мира, что подразумевает строительство нового международного политического порядка "на основе учета и согласования их интересов, на базе готовности всех участников мирового сообщества поставить общечеловеческие интересы выше любых других" [45].
Следует обратить внимание на то, что все три приведенные выше определения преследуют одну и ту же цель – дать первичное представление о международных отношениях как об объекте исследования в рамках нашей дисциплины. Однако выделяемые этими определениями свойства и признаки объекта оказываются далеко не совпадающими. Закономерен вопрос, означает ли это, что лишь одно из определений является истинным, а другие ложными? В разнообразии определений международных отношений проявляется то, что каждый исследователь пытается выявить сущность объекта, но смотрит на мир под своим особым углом зрения. К.Холсти проводит сравнение между подходом исследователя и взглядом через различные линзы. "Когда мы исследуем мир, – пишет он, – мы смотрим через разные линзы. Линзы – это концепции, которые организуют наше исследование. Если мы думаем, что международная политика характеризуется главным образом [таким понятиями] как власть, конфликт и война, то это приводит нас к исследованию определенных феноменов, таких как безопасность, сдерживание, агрессия, идеология и т.д. Если же, напротив, мы считаем мир, в сущности, благодатным местом, тогда мы с большей вероятностью будем искать свидетельства международного сотрудничества, гуманитарной деятельности, значения международного права и т.д." [46]. Иными словами, признаемся ли мы себе в этом или нет, любое наше исследование не свободно от подобных "линз" и базируется на некоторых предположениях о сущности международных отношений. Эти базовые допущения в значительной мере предопределяют выбор тех моментов действительности, которые принимаются нами во внимание и рассматриваются как существенные.
Различия, заключенные в приведенных нами определениях, как сжатая пружина отражают различия основных подходов к анализу международных отношений в целом. Эти подходы называют также "имиджами", "перспективами" или "моделями". В исследовательской литературе часто можно встретить термин "теория" по отношению к этим подходам, однако следует помнить, что в этом случае следует понимать этот термин в смысле "теоретической концептуализации", а не "теории" в ее строгом "узком" значении. Анализу основных современных концептуальных "моделей" международных отношений будет посвящена глава IV. Здесь лишь заметим, что "модели", упрощая объективную реальность, выполняют важную познавательную функцию – они привносят некий "порядок" в наши аналитические усилия, делают их более "управляемыми"; их можно сравнить с картами" международного ландшафта, которые помогают нам не заблудиться в окружающем нас мире. Каждая из "моделей" "задает" определенный алгоритм анализа действий и взаимодействий ключевых участников международных отношений, она ориентирует на постановку вопросов определенного типа и поиски ответов на них, на использование определенного методического "инструментария" в конструировании и тестировании гипотез и построении теории [47].
Наряду с положительным значением, которое имеет "моделирование", следует помнить и о том, что, выбирая ту или иную "модель", мы некоторым образом "программируем" себя этой перспективой, упуская или намеренно закрывая альтернативные перспективы для анализа [48].
Если продолжить аналогию с картой, можно сказать, что любая из них не является абсолютно точным изображением местности, а скорее упрощенным изображением, нарисованным исходя из определенных целей. Так, карта лондонской подземки мало чем может помочь туристу, который хочет прогуляться от Трафальгарской площади до Букингемского Дворца. Точно так же и "карта" международной системы, нарисованная политическим реалистом и нацеленная на определение отношений борьбы за власть, не в состоянии помочь исследователю, стремящемуся проследить восхождение пацифистских идей в Европе [49].
Обратите внимание на карты-проекции на стр.20–23 [50]. Каждая из них изображает одни и те же политические и территориальные границы на поверхности Земли, но представлены они различным образом. Более того, все они искажают реальность, ибо Земля круглая, а карты дают изображение на плоскости.
Рис. 1.1. представляет проекцию Артура Робинсона. Европа находится в ее центре, с тем, чтобы избежать разделенности азиатских земель. Кроме этого, в проекции сделана попытка избежать искажений, связанных с передачей на плоскости сферической поверхности Земли, хотя в некоторых случаях реальные соотношения между размерами и формами неизбежно неточны.
Рис. 1.2. – проекция, созданная в XVI в. фламандским картографом Герардусом Меркатором. Здесь искажения размеров и форм весьма существенны. Попробуйте сопоставить территорию Гренландии и Китая: первая выглядит куда больше, хотя в ре-
альности территория Китая занимает в четыре раза большую площадь; подобные же сомнения вызывает сопоставление Европы и Южной Америки. Бросается в глаза и то, что две трети площади карты "отдано" северному полушарию и только одна треть – южному. Проекцию Меркатора можно считать классическим европоцентристским взглядом на мир.
Рис. 1.3. – карта германского историка Арно Петерса. В этой проекции пространственный критерий соотнесен с демографическим. Акцент сделан на тех частях мира, которые являются в настоящее время наиболее населенными. "Юг", как собирательное название для этих регионов Азии, Африки и Латинской Америки, является домом для более чем трех четвертей населения земного шара.
Рис. 1.4. представляет полярную военно-стратегическую проекцию мира, изображающую принципиальные политические отношения и военные союзы периода "холодной войны". Если бы войне между сверхдержавами суждено было разразиться, то траектория межконтинентальных ракет пролегла бы именно через Северный полюс, находящийся в центре представленной проекции.
Следует обратить внимание на то, что в приведенных выше трех определениях международных отношений можно усмотреть не только те черты, которые их "разъединяют", то есть акцентируют различия в общих подходах к анализу явления международных отношений, но и то, что в них можно выявить некоторые общие критерии в определении международных отношений. Ни одна дефиниция не в состоянии во всей полноте раскрыть содержание исследуемого объекта. В этом случае выделение некоторых критериев, которые помогают понять сущность и специфику международных отношений, служит приемлемым выходом. Чаще всего в качестве таких критериев выступают следующие: выделение участников и их специфики, а также определение особой природы международных отношений [51].
Что касается первого критерия, то круг участников международных отношений весьма многообразен. Приведенные выше определения очерчивают их: государства и "системы государств", общественно-политические "силы и организации", а также отдельные индивиды. Чаще всего применительно к участникам международных отношений применяют собирательный термин "актор". Его происхождение от английского глагола "действовать" акцентирует внимание на поведении "действующих лиц" международных отношений. С одной стороны, этот термин приемлем, так как является в достаточной степени общим, нивелируя различия между участниками. Но, с другой стороны, в этом термине присутствуют и различия между участниками международных отношений, ведь каждый из них "играет" свою роль и, следовательно, влияние каждого из них на международные отношения будет разным. В целом считается, что международный актор должен отвечать нескольким требованиям. Та или иная социальная общность или индивид могут рассматриваться как международные акторы в том случае, если они способны оказывать определенное влияние на международные отношения, пользуются признанием со стороны государств и учитываются правительствами при выработке внешнеполитического курса, а также имеют определенную степень автономности при принятии собственных решений [52].
Традиционно, ключевым международным актором считается государство. Центральное положение государства среди других международных акторов было зафиксировано на определенном этапе развития науки о международных отношениях (а именно в середине ХХ в.) и отражало определенную ступень в развитии явления международных отношений: государство действительно занимало тогда центральное место среди других акторов. Без большого преувеличения можно сказать, что в тот период времени признание государства и межгосударственных организаций типичными международными акторами не вызывало сомнений. Такое положение подчеркивалось, например, тем, что все остальные участники международных отношений попадали в категорию "негосударственных" (то есть "других", не попадающих в категорию "государственных"). Качественное изменение явления международных отношений после Второй мировой войны неизбежно повлекло за собой переосмысление места и роли государства в современных международных отношениях.
На современном этапе к числу типичных международных акторов относят государства и межгосударственные организации, международные неправительственные организации, общественно-политические силы и движения (включая национально-освободительные, сепаратистские и ирредентистские, экологические, правозащитные), транснациональные корпорации, региональные и местные органы власти, террористические организации и мафиозные группировки и отдельных политических или религиозных лидеров. Оценка места и роли различных акторов в современных международных отношениях являлась и по сей день остается предметом дискуссий различных школ в ТМО, в центре которых стоит вопрос о том, следует ли при анализе современных международных отношений отдавать предпочтение какому-либо типу акторов. Более подробно этот вопрос будет освещен в главе IV. Здесь можно ограничиться следующими замечаниями.
Набирающая во второй половине ХХ в. силу тенденция к расширению участников международных отношений за счет негосударственных и частных субъектов делает необходимым пристальное внимание к изменению их роли. Решение этой задачи предполагает и сопоставительный анализ влияния всех акторов, включая государство. Отмечая, что удельный вес государств как участников международных отношений снижается, следует признать, что они и сегодня "в большинстве случаев остаются главными и решающими действующими лицами в международных отношениях, хотя абсолютизация их значения как единственных и самодовлеющих неправомерна", – отмечает П.А.Цыганков [53].
Второй выделенный нами критерий – особая природа международных отношений – с одной стороны, включает международные отношения в более широкий круг общественных отношений, с другой стороны, предполагает определение их специфики. Международные отношения можно представить как совокупность самых различных сфер общественной жизни – "от экономических обменов до спортивных состязаний" [54]. Закономерен вопрос, существует ли единый стержень, который объединяет эти различные сферы? Таким стержнем являются, по общему признанию, политические отношения [55].
Если рассматривать государства в качестве центральных акторов, то следует в качестве существенной характеристики международных отношений назвать "плюрализм суверенитетов". Последний предполагает, что на международной арене, в сфере взаимодействия суверенных государств, нет монополии на принуждение, нет регулятора, обладающего легитимным правом на насильственное урегулирование конфликта между формально равными государствами, преследующими свои интересы. Р.Арон считал отличительной чертой международных отношений то, что "они развертываются в тени войны, или, употребляя более строгое выражение, отношения между государствами в самой своей сущности содержат альтернативу мира и войны" [56]. Сферу международных отношений можно, следовательно, сравнивать с "предгражданским" или "естественным" состоянием общества. Иными словами ту же мысль высказывал польский политолог Ю.Кукулка: "В международной жизни – в отличие от других проявлений общественной жизни – нет центрального ядра власти и управления, а наличествует полицентризм и полиархия" [57].
Принимая во внимание изменения, которые претерпел объект нашего исследования в ХХ столетии, о которых было сказано выше, следует признать, что такое определение его специфики сейчас нельзя уже назвать удовлетворительным. Следует учитывать четко проявляющуюся тенденцию к социализации международных отношений. Однако и абсолютизировать эту новую тенденцию не следует. "[Н]есмотря на возрастающую целостность и взаимозависимость мира, на усиливающиеся процессы международной интеграции и сотрудничества различных государств и народов в экономической, политической, социальной и др. областях, – отмечает П.А.Цыганков, – международные отношения и сегодня во многом остаются сферой несовпадающих интересов, соперничества и даже противоборства и насилия. Это уже не "джунгли", не "война всех против всех", но и не единое сообщество, живущее по единым законам и в соответствии с общими, разделяемыми всеми его членами, ценностями и нормами" [58].