174

жит моей склонности, а перевешивает ее, совершенно исключает по крайней мере склонность из расчета при выборе, стало быть, только закон сам по себе может быть предметом уважения и тем самым – заповедью. Итак, поступок из чувства долга должен совершенно устранить влияние склонности и вместе с ней всякий предмет воли. Следовательно, остается только одно, что могло бы определить волю: объективно закон, а субъективно чистое уважение к этому практическому закону, стало быть, максима – следовать такому закону даже в ущерб всем моим склонностям. (Там же. – С. 236)

…Что же это за закон, представление о котором, даже безотносительно к ожидаемому от него результату, должно определить волю, дабы последняя могла считаться непременно и безусловно доброй? Так как я лишил волю всех побуждений, которые для нее могли бы возникнуть из соблюдения какогонибудь закона, то не остается ничего, кроме общей законосообразности поступков вообще, которая и должна служить воле принципом. Это значит: я всегда должен поступать только так,

чтобы я также мог желать превращения моей максимы во всеобщий закон. Здесь законосообразность вообще (без того чтобы полагать в основу некоторый закон, определяемый к тем или иным поступкам) есть то, что служит и должно служить воле принципом, если долг вообще не пустая фантазия и химерическое понятие; с этим согласен и обыденный человеческий разум в своих практических суждениях, и он постоянно имеет в виду упомянутый принцип. (Там же. – С. 238)

…Можешь ли ты желать, чтобы твоя максима стала всеобщим законом? Если ты этого не можешь, то она неприемлема, и притом не из-за ожидаемого от нее вреда для тебя или других, а потому, что она не годится как принцип для возможного всеобщего законодательства. (Там же. – С. 240)

…Не какая-нибудь потребность в спекуляции (к чему у него совершенно нет охоты, пока он довольствуется ролью простого здравого разума), а практические соображения побу-

ждают обыденный человеческий разум выйти из своего круга и сделать шаг в сферу практической философии, чтобы получить здесь сведения и ясные указания относительно источника своего принципа и истинного назначения этого принципа в со-

дает. Это значение мышления и его определений нашло свое ближайшее выражение в утверждении древних философов, что миром правит vooЈ, или, в нашем утверждении, что в мире есть разум; под этим мы понимаем то, что разум есть душа мира, пребывает в нем, есть его имманентная сущность, его подлиннейшая внутренняя природа, его всеобщее. (Тамже.–С.121)

Конечность вещей и состоит в том, что их непосредственное наличное бытие не соответствует тому, что они суть в себе. Так, например, в неорганической природе кислота есть в себе вместе с тем и основание, т е. ее бытие состоит лишь а ее отнесенности с другим. Но это же означает, что кислота не есть нечто спокойно пребывающее в противоположности, а стремится к тому, чтобы положить себя как то, что она есть в себе. Противоречие – вот что на деле движет миром, и смешно говорить, что противоречие нельзя мыслить. (Тамже.–С.280)

Идея может быть постигнута как разум (это истинно философский смысл понятия "разум"), далее, как субъект-

объект, как единство идеального и реального, конечного и бесконечного, души и тела, как возможность, которая в себе самой имеет свою действительность, как то, природа чего может быть понята только как существующая, и т.д.; в идее содержатся все отношения рассудка, но они содержатся в ней в их бесконечном возвращении и тождестве в себе.

Примечание. Рассудок легко может показать, что все, что высказывается об идее, в себе противоречиво. Однако по всем пунктам ему можно воздать той же монетой, или, вернее, по всем пунктам ему уже воздано в идее той же монетой. Эта работа есть работа разума, которая, разумеется, не так легка, как работа рассудка. Если рассудок показывает, что идея сама себе противоречит, потому что, например, субъективное лишь субъективно, объективное же противоположно ему; что бытие есть нечто совершенно другое, чем понятие, и поэтому не может быть вылущено из последнего; что конечное лишь конечно и есть прямая противоположность бесконечного, а следовательно, не может быть тождественно с последним, и т.д. по отношению ко всем определениям то логика показывает как

вительность от идеи рассудок, который принимает грезы своих абстракций за нечто истинное и гордится долженствованием, которое он особенно приписывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каким он должен быть, но каким он не является; ибо, если бы мир был таким, каким он должен быть, то куда делось бы обветшалое умствование выдвигаемого рассудком долженствования? … У кого не хватит ума, чтобы заметить вокруг себя много такого, что на деле не таково, каким оно должно быть?

Но эта мудрость не права, воображая, что, занимаясь такими предметами и их долженствованием, она находится в сфере интересов философской науки. Последняя занимается лишь идеей, которая не столь бессильна, чтобы только долженствовать, а не действительно быть, - занимается, следовательно, такой действительностью, в которой эти предметы, учреждения, состояния и т.д. образуют лишь поверхностную, внешнюю сторону. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. – М., 1974. – С. 89-91)

Сказать, что в мире есть рассудок, разум, равнозначно выражению: объективная мысль. Но это выражение неудобно именно потому, что слово мысль слишком часто употребляется в значении того, что принадлежит лишь духу, сознанию.., Если говорят, что мысль как объективная мысль есть внутренняя сущность мира, то может казаться, будто тем самым предметам природы приписывается сознание. Мы чувствуем внутренний протест против понимания внутренней деятельности вещей как мышления, так как говорим, что мышлением человек отличается от всего природного; мы должны, следовательно, говорить о природе как о системе бессознательной мысли, как об окаменелом интеллекте, по выражению Шеллинга. Во избежание недоразумений лучше не употреблять выражения

мысль, а говорить: определение мышления. Логическое следует вообще понимать, согласно предыдущему, как систему определений мышления, в которой противоположность между субъективным и объективным ( в ее обычном значении) отпа-

поставлении с максимами, которые опираются на потребности и склонности. (Там же. – С. 242)

Представление об объективном принципе, поскольку он принудителен для воли, называется велением (разума), а формула веления называется императивом.

Все императивы выражены через долженствование… Все императивы, далее, повелевают или гипотетически, или категорически. Первые представляют практическую

необходимость возможного поступка как средство к чему-то другому, чего желают (или же возможно, что желают) достигнуть. Категорическим императивом был бы такой, который представлял бы какой-нибудь поступок как объективно необходимый сам по себе, безотносительно к какой-либо другой цели.

Если же поступок хорош только для чего-то другого как средство, то мы имеем дело с гипотетическим императивом; если он представляется как хороший сам по себе, стало быть, как необходимый для воли, которая сама по себе сообразна с разумом как принципом ее, то императив – категори-

ческий (Там же. – С. 251)

…Возможность категорического императива всецело a priori (Там же. – С. 259)

Это различение принципа счастья и принципа нравственности не есть, однако, противопоставление их, и чистый практический разум не хочет, чтобы отказывались от притязаний на счастье; он только хочет, чтобы эти притязания не принимались во внимание, коль скоро речь идет о долге. В некотором отношении забота о своем счастье может быть даже долгом - отчасти потому, что оно (сюда относится умение, здоровье, богатство) может заключать в себе средства для исполнения своего долга, отчасти потому, что его отсутствие (например, бедность) таит в себе искушение нарушить свой долг. Однако содействие своему счастью никогда не может быть непосредственным долгом, а тем более принципом всякого долга. (И. Кант. Критика практического разума // Соч. Т. IV (ч. 1). – М., 1965. – С. 420-421)

...Собственное совершенство и чужое счастье... Их нельзя заменять друг другом, равно как нельзя, с одной сторо-

ны, собственное счастье и, с другой – совершенство другого делать целями, которые сами по себе были бы долгом одного и того же лица.

Человеческой природе неотъемлемо присуще желать себе счастья и искать его, то есть удовлетворенность своим состоянием, если есть уверенность, что это состояние будет продолжаться. Но именно поэтому оно не цель... Это должно быть счастье других людей, чью (дозволенную) цель я тем самым делаю также и моей. (И. Кант. Метафизика нравов. – С. 320, 322)

Величайшая проблема для человеческого рода, разрешить которую его вынуждает природа, – достижение все-

общего правового гражданского общества. Только в общест-

ве, и именно в таком, в котором членам его предоставляется величайшая свобода, а стало быть существует полный антагонизм и тем не менее самое точное определение и обеспечение свободы ради совместимости ее со свободой других, – только в таком обществе может быть достигнута высшая цель природы: развитие всех ее задатков, заложенных в человечестве; при этом природа желает, чтобы эту цель, как и все другие предначертанные ему цели, оно само осуществило. Вот почему такое общество, в котором максимальная свобода под внешними законами сочетается с непреодолимым принуждением, т.е. со-

вершенно справедливое гражданское устройство, должно быть высшей задачей природы для человеческого рода, ибо только посредством разрешения и исполнения этой задачи природа может достигнуть остальных своих целей в отношении нашего рода. (И. Кант. Идея всеобщей истории во всемирно гражданском плане // Соч. Т. VI. – С. 12-13)

Проблема создания совершенного гражданского устройства зависит от проблемы установления законосообразных

внешних отношений между государствами и без решения этой последней не может быть решена. (Там же. – С. 15)

Историю человеческого рода в целом можно рассматривать как выполнение тайного плана природы – осуществить внутренне и для этой цели также внешне совершенное государственное устройство как единственное состояние, в кото-

разумно.

Этого убеждения придерживается каждое не испорченное умствованиями сознание, точно так же, как и философия, и из этого убеждения исходит философия в своем рассмотрении как духовного, так и природного универсума. (Соч. Т.VII. – М-

Л., 1934. – С. 15)

Эти простые положения многим показались странными и подверглись нападкам даже со стороны тех, кто считает бесспорной свою осведомленность в философии и уж само собой разумеется также в религии. Ссылаться в этом отношении на религию излишне, так как в ее учении о божественном миропорядке вполне определенно содержатся эти положения. Что же касается их философского смысла, то мы имели право предполагать, что критики настолько образованны, чтобы знать не только то, что Бог действителен, что Он есть наидействительнейшее, что Он один только действителен, но в отношении формальной стороны этих положений также и то, что наличное бытие (Dasein) представляет собой частью явление и лишь частью действительность. В повседневной жизни называют действительностью всякую причуду, заблуждение, зло и тому подобное, равно как и всякое существование, как бы оно ни было превратно и преходяще. Но человек, обладающий хотя бы обыденным чувством языка, не согласится с тем, что случайное существование заслуживает громкого названия действительного; случайное есть существование, обладающее не большей ценностью, чем возможное, которое одинаково могло бы и не быть…

Против действительности разумного восстает уже то представление, что идеи, идеалы суть только химеры и что философия есть система таких пустых вымыслов; против него равным образом восстает обратное представление, что идеи и идеалы суть нечто слишком высокое для того, чтобы обладать действительностью, или же нечто слишком слабое для того, чтобы добыть себе таковую. Но охотнее всего отделяет дейст-

Иоганн Готлиб Фихте

(1762-1814)

И.Г. Фихте – представитель немецкого классического идеализма, субъективный идеалист. Центральное место в его философии занимает разработка вопросов обоснования морали и государственно-правового устройства. Предпосылкой «практической» философии считал необходимость создания научно разработанной теоретической системы, а именно философии как науки о науке.

Эти вопросы Фихте рассматривает в своем главном труде «Наукоучение».

Философиякакнаукоучение

" Само наукоученне есть наука. Оно также поэтому должно иметь основоположение, которое в нем не может быть доказано, но должно быть предположено как условие его возможности как науки. И это основоположение также не может быть доказано ни в какой другой высшей науке; ибо иначе эта высшая наука была бы сама наукоучением, а та наука, коей основоположение еще должно было бы быть доказало, не была бы им. Это основоположение наукоучения, а через наукоучение и всех наук и всего знания поэтому, безусловно, не способно к доказательству, т.е. не может быть сведено ни к какому высшему положению, из отношения к которому вытекала бы его достоверность. Тем не менее оно должно давать основание всякой достоверности; оно должно быть поэтому достоверным, и достоверным в себе самом ради самого себя и через самого себя. Все прочие положения достоверны потому, что можно показать, что они в каком-либо отношении равны ему. Это же положение должно быть достоверным просто потому, что оно равно самому себе. Все прочие положения будут иметь только посредственную и выведенную из него достоверность, оно же должно быть непосредственно достоверно. На нем основывается все знание, и без него было бы невозможно вообще никакое знание. Оно же не опирается ни на какое другое

как мыслящее рассмотрение предметов. ...Содержание человеческого сознания, имеющее своим основанием мышление, выступает сначала не в форме мысли, а в форме чувства, созерцания, представления - в формах, которые должно отличать от мышления какформы. (Тамже.–С.85)

...Обладая представлениями, мы еще не знаем их значения для мышления, еще не знаем лежащих в их основаниях мыслей и понятий. И наоборот, не одно и то же - иметь мысли и понятия и знать, какие представления, созерцания, чувства соответствуют им. Отчасти именно с этим обстоятельством связано то, что называют непонятностью философии. Трудность состоит, с одной стороны, в неспособности, а эта неспособность есть в сущности только отсутствие привычки - мыслить абстрактно, т.е. фиксировать чистые мысли и двигаться в них. В нашем обычном сознании мысли соединены с привычным чувственным и духовным материалом; в размышлении, рефлексии и рассуждении мы примешиваем мысли к чувствам, созерцаниям, представлениям... Но совершенно другое - делать предметом сами мысли без примеси других элементов. Другой причиной непонятности философии является нетерпеливое желание иметь перед собой в форме представления то, что имеется в сознании как мысль и понятие. ... Наиболее понятными находят поэтому писателей, проповедников, ораторов и т.д., излагающих своим читателям или слушателям вещи, которые последние наперед знают наизусть, которые им при-

вычны и сами собой понятны. (Тамже.–С.87)

История философии показывает, во-первых, что кажущиеся различными философские учен6ия представляют собой лишь одну философию на различных ступенях ее развития; вовторых, что особые принципы, каждый из которых лежит в основании одной какой-либо системы, суть лишь ответвления одного и того же целого. Последнее по времени философское учение есть результат всех предшествующих философских учений и должно поэтому содержать в себе принципы всех их; поэтому оно, если только оно является философским учением, есть самая развитая, самая богатая и самая конкретная. (Тамже.

ходятся религия и философия. Во всех сферах абсолютного духа дух освобождается от теснящих пределов своего существования, покидает случайные условия своего мирского существования и конечное содержание своих целей и интересов, чтобы перейти к рассмотрению и осуществлению своего в- себе-и-для-себя-бытия. (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т.ХII. – М.,1938. –

С. 98)

Мнение, будто философия находится в антагонизме с осмысленным опытным знанием, разумной действительностью права и простодушной религией и благочестием, это мнение является скверным предрассудком. Философия признает эти формы и даже дает им оправдание. Мыслящий ум не только не отвращается от их содержания, а углубляется в него, учится и укрепляется на них, как и на созерцании великих явлений природы, истории искусства, ибо это богатое содержание, поскольку оно мыслится, и есть сама спекулятивная идея. Коллизия между этими формами и философией наступает только тогда, когда они выходят за свойственные им пределы, облекают свое содержание в категории и делают содержание зависимым от последних, не доводя их до понятия и не завершая их в идею. (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук // Соч.

Т.I. – М., 1974. – С.57-58)

Религия есть та форма сознания, в которой истина доступна всем людям, какова бы ни была степень их образования; научное же познание истины есть особая форма ее осознания, работу над которой готовы брать на себя лишь немногие. Содержание этих двух форм познания - одно и то же, но подобно тому как некоторые вещи, как говорит Гомер, имеют два названия: однона языке богов, а другое - на языке недолговечных людей, - так и для этого содержания существуют выражения на двух языках: на языке чувства, представления и рассудочного, гнездящегося в конечных категориях и односторонних абстракциях мышления, и на языке конкретного понятия. (Тамже.–С.65)

Философию можно предварительно определить вообще

знание, но оно есть положение знания вообще." (Фихте И. Г.

Соч.: в 2-х т. – т 1. – СПб. Мифрил, 1993. – С. 24-25)

"Как только мы вспомним, что логика должна давать всем возможным наукам только одну форму, наукоучение же не одну форму, но и содержание, нам будет открыт уже легкий путь, чтобы углубиться в это крайне важное исследование. В наукоучении форма никогда не отделена от содержания? а также и содержание от формы; в каждом его положении то и другое связано теснейшим образом. Если в положениях логики должна заключаться только форма, но не содержание возможных наук, то положения эти не суть вместе с тем положения наукоучения, но совершенно отличаются от них; а следовательно, и вся наука не есть ни само наукоучение, ни даже часть его; как бы странным ни показалось это кому-либо при современном укладе философии, она вообще не философская, но отдельная частная наука, отчет, конечно, достоинство ее не терпит никакого ущерба...

Именно в наукоучении содержание и форма необходимо объединены Логика должна установить только форму, отделенную; oт содержания; это отделение, так как оно не первоначально, может быть произведено только свободой. Свободное отделение чистой формы от содержания будет, таким образом, тем, что дает бытие логике. Такое отделение называют отвлечением; и, таким образом сущность логики состоит в отвлечении от всякого содержания наукоучения". (Там же. – С. 45-46)

"Источник всякой реальности есть "Я". Только посредством и вместе с "Я" дано понятие реальности. Ио "Я" есть потому, что полагает себя, и полагает себя, потому что есть. Таким образом полагание себя и бытие есть одно и то же. И понятие полагания себя и деятельности вообще опять-таки есть одно и то же. Следовательно, - вся реальность деятельна; и все деятельное есть реальность." (Там же. – С. 121-122)

ГЕОРГ ВИЛЬГЕЛЬМ ФРИДРИХ ГЕГЕЛЬ

(1770-1831)

Г.В.Ф. Гегель – выдающийся немецкий философрационалист, создатель системы объективного идеализма и всеобъемлющего диалектического учения. С позиций созданной им теории развития исследовал историю общества, познания, духовной культуры в целом. Особую ценность представляет разработка Гегелем проблем философского самосознания, неразрывной связи философии и истории философии.

Основные труды: «Наука логики», «Энциклопедия философских наук», «Философия природы», «Философия права», «Лекции по истории философии».

Философия, ее сущность и специфика

Относительно всех наук, изящных и прикладных искусств, ремесел распространено убеждение, что для овладения ими необходимо затратить большие усилия на их изучение и на упражнение в них. Относительно же философии, напротив, в настоящее время, видимо господствует предрассудок, что, - хотя из того, что у каждого есть глаза и руки не следует, что он сумеет сшить сапоги, если ему дадут кожу и инструменты, - тем не менее каждый непосредственно умеет философствовать и рассуждать о философии, потому что обладает для этого меркой в виде своего природного разума, как будто он не обладает точно такой же меркой для сапога в виде своей ноги. Будто и впрямь овладение философией предполагает недостаток знаний и изучения и будто она кончается там, где последние начинаются. (Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. IV. – М., 1959. – С. 3637)

...Философий не имеет другого предмета, помимо Бога, и, таким образом представляет собою по существу рациональную теологию, а как находящаяся на службе у Бога истина

ным приемом отныне /по крайней мере в теоретической части наукоучения, так как в практической его части дело обстоит как раз наоборот, как то в свое время будет показано/ будет синтетический прием; каждое положение будет содержать в себе некоторый синтез. - Но ни один синтез невозможен без предшествовавшего ему антитезиса от которого мы, однако, отвлекаемся, поскольку он является действием, и отыскиваем только его продукт - противоположное. Мы, должны, значит, при каждом положении исходить из указания противоположностей, которые подлежат объединению. - Все установленные синтезы должны содержаться в высшем синтезе, нами только что осуществленном, и допускать свое выведение из него. Нам надлежит, значит, заняться разысканием в связочных им Я. и не- Я поскольку они связаны между собой им, оставшихся противоположных признаков и затем соединить эти признаки через новое основание отношения, которое со своей стороны должно заключаться в высшем изо всехоснований отношения; потом в связанных этим первым синтезом противоположностях нам надлежит опять искать новых противоположностей; эти последние вновь соединить через посредство какого-нибудь новогооснования отношения, содержащегося в только что выведенном основании, и продолжать так, сколько нам будет возможно, пока мы не придем в конце концов к таким противоположностям, которых уже нельзя будет более как следует связать между собой, и благодаря этому перейдем в область (практической части". (Там же. –

С. 99-100)

"2. Все трудности, становившиеся нам поперек дороги, получили удовлетворительное разрешение Задача состояла в том, чтобы объединить между собой противоположности - Я и не- Я. Они прекрасно могут быть объединены силой воображения, объединяющейпротиворечащее...

"3. Поставленное во главе всего теоретического наукоучения положение Я полагает себя как определенное через не-Я является совершенно исчерпанным, а все противоречия, в нем заключавшиеся, сняты. Я не в состоянии полагать себя иначе как так, что при этом оно будетопределятьсячерез не- Я/безобъектанет субъекта/. Посколькуоно полагает себя какопределенное. Вместе стем оно

полагает себя так же и как определяющее, так как ограничивающее начало в не- Я есть его собственный продукт /без субъекта нет объекта/.- Требуемое взаимодействие не только оказывается возможным, но без такого взаимодействия то, что требуется в установленном постулате, оказывается даже совсем немыслимым. То, что прежде имело только проблематическое значение, теперь получило аподиктическую достоверность. - Вместе с тем этим доказано, что теоретическая часть наукоучения совершенно закончена, ибо законченной является каждая наука, основоположение которой исчерпано;основоположениежебывает исчерпано, когда исследование, пройдясвойпуть,возвращаетсякнему". (Там же. – С. 211-212)

" I. Я безусловно деятельно, и только деятельно - таково абсолютноепредположение. Отсюдапреждевсего выводится некоторое страдание не- Я, поскольку это последнее должно определять Я как интеллигенцию;противоположнаяэтомустраданиюдеятельность полагается в абсолютное Я как определенная деятельность, как именно та самая деятельность, которой определяется не- Я. Следовательно, таким образом, из абсолютной деятельности Я выводятся некоторая определенная деятельность его." (Там же. – С. 249)

"Я хочу не только мыслить. Я хочу действовать. У меня лишь одна страсть, лишь одна потребность, лишь одно полное ощущение самогосебя, аименно действовать вовнеменя". (Фихте И.Г.Письма.–Лейпциг,1925.Т.1.–С.62)

"Моя система от начала до конца есть анализ понятия свободы". (Там же. – С. 204)

"Поскольку Я абсолютно, оно бесконечно и неограниченно. Всё,чтосуществует, полагаетсяим;и чегоононеполагает, тогонет вовсе/длянегосамого;внежеегонетничего/.Авсето,чтоонополагает,онополагает какЯ;ионополагает самое Я, каквсето,чтооно полагает. Следовательно, в этом отношении Яобъемлет в себе всяческую, т.е. бесконечную, безграничную реальность". (Фихте И.Г. Избр. соч.–С. 253)

Таким образом, чтобы стать объектом философии, искусство должно вообще либо действительно воспроизводить бесконечное в себе как особенном, либо по крайней мере быть в состоянии воспроизводить его. Но это не только имеет место применительно к искусству, но оно и в деле воспроизведении бесконечного стоит на равной высоте с философией: если последняя воспроизводит абсолютное, данное в первообразе, то искусство - абсолютное данное в отображении.