Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Philosophy.lektii.5.2011

.pdf
Скачиваний:
75
Добавлен:
24.03.2015
Размер:
508.4 Кб
Скачать

работали в университетах ряда стран Европы – Австрии, Германии, Чехословакии.

Наибольшую известность получил так называемый Венский кружок, во главе которого стоял М.Шлик (1882-1936). При общей с предыдущей формой позитивизма антиметафизической направленности в неопозитивизме средством достижения подобных целей была объявлена математическая (символическая) логика, бурно развивавшаяся в начале прошлого века. Свою задачу неопозитивисты усматривали в логическом анализе языка науки с целью изгнания из него каких-либо метафизических (то есть спекулятивных, чисто умозрительных, не основанных на фактах частных наук) философских рассуждений. Классическая философия рассматривалась ими как своеобразная «болезнь языка», по отношению к которому философнеопозитивист, вооруженный логическими знаниями, призван выполнить своеобразные терапевтические функции. Вот характерные высказывания двух идейных отцов неопозитивизма – Л.Витгенштейна (1889-1951) и Р.Карнапа (1891-1970). «Большинство предложений и вопросов, высказанных по поводу философских проблем… бессмысленны. Большинство вопросов и предложений философов вытекает из того, что мы не понимаем логики нашего языка». «Перед безжалостным судом новой логики вся философия в ее старом смысле… разоблачила себя не только как содержательно ложная, на чем настаивали прежние критики, но и как логически несостоятельная и поэтому бессмысленная». Другими словами, по мнению неопозитивистов, почти ко всему философскому наследию следует относиться как к собранию логических нелепостей. Отсюда вытекает формулировка философского метода, которому обязан следовать философ-неопозитивист: «…не говорить ничего, кроме того, что может быть сказано (то есть кроме предложений естественных и других частных наук), и затем всегда, когда кто-нибудь скажет что-нибудь метафизическое (то есть философское), показать ему, что он не дал никакого значения некоторым знакам в своих предложениях. Этот метод был бы… единственным строго правильным методом». Таким образом, из философии должна быть изгнана вся философская, в первую очередь, мировоззренческая проблематика, а от методологической остается лишь формулировка способов логической

31

перестройки языка науки в соответствии с правилами символической логики.

Поскольку неопозитивисты позиционировали себя как продолжатели традиций британского эмпиризма, то не приходится удивляться, что весь комплекс достижений в области духовной культуры представлялся ими в следующем виде: 1) эмпирические науки, основанные на эксперименте и опыте в широком смысле слова; 2) математика; 3) метафизика, к которой относилось все остальное, включая не только философию, но и религию. Все утверждения, основанные на опыте, защищены от проникновения в их содержание метафизических предпосылок. Философские утверждения, коль скоро они допустимы в неопозитивизме, также должны быть основаны на опыте, хотя в целом неопозитивисты рассматривали философию не как собрание теоретических истин, а как деятельность по прояснению смысла утверждений других наук. Но оставалась проблема с математикой. Философы-неопозитивисты хорошо понимали, что математика как теоретическая наука не может быть в той же степени обусловлена опытом, как физика, химия биология. Поэтому математика (как и логика) были объявлены формальными науками, отнесены к языку науки. Логика и математика, утверждали неопозитивисты, не дают знания действительности. Они ничего не говорят о мире и лишь задают схемы допустимых преобразований языковых выражений.

Опираясь на символическую логику и философский эмпиризм, неопозитивизм стремился выработать критерии научности, получившие известность как критерии познавательной значимости. Исторически первой теорией приписывания значений научным утверждениям (причем именно на основе эмпирических свидетельств) была верификационная теория значения, предложенная еще Ч. Пирсом. Она не случайно была заимствована неопозитивистами, ведь ее основная идея – отождествление истинности с верификацией, проверяемостью («значением суждения является способ его проверки») преследовала цель сделать ясным и отчетливым понятие истинности отдельных суждений. Однако в общефилософском плане верификационная теория значения сводила установление истинности к чувственно воспринимаемым проверочным процедурам, замыкала поиск истины в кругу сопоставлений одних эмпирических высказываний с другими,

32

препятствовала принятию в качестве критерия истины соответствие знания реальности.

Увы, требование верифицируемости научных положений в смысле неопозитивизма приводило к тому, что большинство теоретических положений естествознания оказывалось неверифицируемыми. Ведь законы природы формулируются в языке науки как всеобщие высказывания, а такие высказывания не могут быть проверены никаким конечным числом эмпирических свидетельств. Рассмотрим достаточное простое высказывание в форме всеобщности: «Все лебеди – белые». Никакое число наблюдений белых лебедей не может его верифицировать, поскольку всегда остается возможность встретить лебедей другого цвета (и действительно, в Австралии встречаются черные лебеди). Тем более, когда речь идет о фундаментальных физических законах – скажем, о законе физического тяготения, как его проверить конечным числом наблюдений, если он касается любых гравитационных масс и расстояний между ними, определенных на области действительных чисел? Попытки как-то согласовать различные «улучшенные» версии теории верификации привели большинство философов-неопозитивистов к убеждению, что познавательное значение отдельных теоретических положений всегда должно раскрываться в контексте тех научных теорий, в которые они входят, и даже, возможно, в контексте соответствующих научных областей, рассматриваемых как единое целое. Но это обстоятельство лишало смысла первоначальный замысел борьбы с метафизикой с позиций эмпиризма, провозглашенный неопозитивистами.

В философской концепции неопозитивизма легко обнаруживаются элементы абсолютизации, преувеличения, неправомерной экстраполяции известных логических приемов и понятий, а также использование методологических принципов частных наук не по их прямому предназначению. Так, принцип редукции, сведения одних логико-математических задач и проблем к другим – обычное для логики и математики дело. Но в позитивизме этому принципу попытались придать философский смысл, сводя, редуцируя глубокое содержание теоретических положений к тривиальному перечню эмпирических свидетельств. Многообразные версии верификационных процедур – это, по сути дела, результат неправомерного перенесения на все понятия теоретических наук принципа наблюдаемости (физических

33

величин), придания ему общефилософского характера, хотя исторически он касался только квантовой механики. (Как известно, создатели квантовой механики руководствовались принципом «наблюдаемости», принципиальной измеримости всех вводимых в

теорию физических величин и по этой причине отказались от понятия орбиты атомного электрона как не наблюдаемой).

В целом в неопозитивизме была предпринята неудачная попытка предложить научному сообществу «идеальный» образец науки, который, как оказалось, имеет мало общего с ее реальным состоянием, предназначением и подлинными проблемами.

Постпозитивизм.

Если на этапе возникновения неопозитивизм пользовался заметной популярностью в научных кругах Европы, то по мере того, как обнаруживалась его философская и методологическая несостоятельность, популярность его резко пошла на убыль. В конце 40-х годов прошлого столетия в философских кругах Европы и Америки уже практически не осталось сторонников неопозитивистской концепции философии науки. Ее место постепенно занимал так называемый постпозитивизм, представители которого решительно порывали с исходными установками неопозитивизма.

Критический реализм (рационализм) К.Поппера. Одним из видных представителей постпозитивизма стал в 50-е годы австрийский философ К.Поппер (1902-1994), работавший в то время в Англии. В книге «Логика научного исследования» он противопоставил свою философскую концепцию неопозитивистской почти по всем вопросам, рассматривавшимся в неопозитивизме.

Отношение к метафизике. Как и неопозитивисты, Поппер не считает классическую философию наукой. Но на этом его согласие с неопозитивистами по данному вопросу заканчивается. Если для неопозитивистов метафизика - собрание логических нелепостей, то для Поппера классическая философия имеет ясный смысл: «Мне кажется, что существует по крайней мере одна философская проблема, которая интересует всех мыслящих людей. Это – проблема космологии, т.е проблема понимания мира, включая нас самих и наше познание его как части. Я думаю, вся наука является космологией, и для меня философия, как и наука, значима лишь в соответствии с тем вкладом, который она вносит в космологию. Во всяком случае, для меня и

34

философия, и наука потеряли бы всякую привлекательность, если бы они не делали этого». Однако если философия не относится к науке, как она может решать подобную проблему? По мнению Поппера, философия выступает в функции инициатора, провокатора научных знаний. В частности, обращаясь к истории создания гелиоцентрической системы мира польским астрономом Н.Коперником, Поппер настаивает на том, что решающим побудительным мотивом для Коперника в этом случае было то, что в период обучения в университете он усвоил платоновскую метафизику, согласно которой Солнце играет в мире чувственных вещей такую же главенствующую роль, какую Благо играет в мире идей. Сходным образом обстояло якобы дело и с открытиями И.Кеплера, но в этом случае аналогичную роль сыграли пифагорейские мифы. Атомизм и корпускулярная теория света также будто бы развились из мифологических представлений.

Разумеется, подобная интерпретация фактов из истории науки имеет право на существование, хотя документальные подтверждения сказанного Поппером отсутствуют. Но если дело действительно обстояло бы так, как писал Поппер, то это означало бы только то, что в самой что ни на есть умозрительной философской доктрине так или иначе отражаются идеи и чаяния определенной социальной эпохи в разных областях духовной культуры, в противном случае подобные философские доктрины не сохранились бы в исторической памяти человечества и не дожили бы до нашего времени.

Рационализм Поппера. В противовес неопозитивистам, пытавшимся развить идеи британского эмпиризма XVII века, Поппер тяготел к рационалистической философской концепции. Это проявлялось в том, что он отказывался признавать единичные эмпирические высказывания непроблематичным базисом науки. Если для неопозитивистов «непосредственно данное» в опыте, выражаемое в единичных эмпирических высказываниях, не подлежит дальнейшему анализу, является непроблематичным знанием, то Поппер просто отрицает наличие подобного знания. Он говорит о «теоретической нагруженности языка наблюдений», о том, что чисто эмпирического знания, не «замутненного теоретическим истолкованием», попросту не существует. Хотя в философии науки нередко прибегают к понятию базисного (непроблематичного) знания, в действительности этот базис является продуктом конвенции (соглашения) философов: мы лишь

35

условно принимаем его в качестве бесспорного. Подобно тому, как в суде присяжных вердикт заседателей зависит от наличного правового уложения, так и в науке эмпирическое базисное утверждение может быть истинным лишь по конвенции, обусловленной соответствующей теорией. Из данного обстоятельства Поппер делает далеко идущий вывод, что «наука не строится на гранитном основании эмпирического базиса», что «смелые конструкции ее теорий возвышаются над болотом и опираются на сваи, которые уходят в топь, никогда не достигая основания».

Философский критицизм. Пытаясь решать проблему демаркации, разграничения науки и философии, Поппер отказывается от требования верификации научных утверждений как невыполнимого. Он руководствуется известной еще со времен Платона асимметрией подтверждения и опровержения, согласно которой никакое конечное число единичных подтверждающих общее высказывание свидетельств не устанавливает его истинность, но достаточно единственного опровергающего (противоречащего) примера для установления его ложности. Другими словами, Поппер выдвинул концепцию фальсификации как критерия научности. Согласно ей, наука отличается от метафизики тем, что научные теории и отдельные ее положения эмпирически фальсифицируемы (опровержимы). Метафизические же системы нельзя опровергнуть, но как раз поэтому они и находятся за пределами науки.

Действительно, наука, в отличие от сказок и мифов, всегда накладывает какие-либо ограничения на ход изучаемых процессов. С точки зрения науки невозможно существование ковра-самолета, шапкиневидимки, вечного двигателя. Поэтому научные положения в принципе были бы опровержимы, если бы подобные явления существовали в природе. Так что поиски опровергающих примеров, критика существующих концепций и гипотез должны быть постоянным занятием ученого. Однако на поверку обнаруживается, что данное требование не обладает никакими преимуществами перед верификацией. Во-первых, теперь не фальсифицируемыми оказываются единичные высказывания существования, например, такое: «Во Вселенной существует двойная звезда с такими-то свойствами». Чтобы его фальсифицировать, нужно просмотреть все объекты Вселенной, что практически невозможно. Выходит, что такое научно безобидное

36

высказывание следует признать спекулятивным, метафизическим? Вовторых, фальсификация любого утверждения или даже теории обязывает к отказу от нее, так что наука в изображении Поппера предстает как цепь фальсифицируемых гипотез, ни одна из которых не может превратиться в объективно истинную теорию или утверждение.

Поппер попытался исправить положение тем, что предположил существование, кроме физического мира и «мира» состояний нашего сознания, еще так называемого третьего мира, мира знаний, объективированного в виде книг, журналов и т.п. По мнению Поппера, этот «третий» мир онтологически не зависим от существования первых двух, и именно он является хранителем всех опровергнутых когда-либо теорий и гипотез. Но то, что Поппер абсолютизирует и даже мистифицирует под видом «третьего мира», по сути, является общественным сознанием, не существующим автономно от человеческого общества. В отсутствие последнего (если предположить, что человечество бесследно исчезло из Вселенной) книги и журналы превращаются в физические объекты с пятнами грязи (текстами) на них. Не случайно некоторые западные критики Поппера назвали его «третий мир» химерой, не способствующей решению никаких задач философии науки.

Таким образом, критика Поппером философско-методологических установок неопозитивизма не увенчалась построением плодотворного альтернативного образа науки. Разумеется, и понимание традиционной философии как инициатора конкретных знаний, и подчеркивание им роли критицизма в развитии науки заслуживают признания. Однако отказ от понятия истины, конвенциональное ее истолкование заметно снижают достоинства предлагавшейся Поппером концепции.

Историко-социологическая модель науки Т.Куна. Видный американский историк науки Т.Кун (1922-1995) в книге «Структура научных революций» представил науку как деятельность научных сообществ, подчиненную определенной научной парадигме, а историю развития науки – как чередование «нормального» и «революционного» ее этапов. В достаточно расплывчатое понятие парадигмы (образец) он включил общепризнанные научные достижения, господствующие научные теории, наиболее общие идеи, убеждения, стандартные образцы формулировки и решения научных проблем, технику проведения экспериментов, а также философско-методологические

37

установки, разделяемые научным сообществом. Таким образом, для Куна проблемы разграничения науки и философии просто не существует – философия со своими ответами на фундаментальные вопросы бытия и методологическими установками органично входит у него в содержание парадигмы.

На «нормальном» этапе развития науки научное сообщество,

вооруженное парадигмой, занимается решением «головоломок». Но наступает момент, когда количество нерешенных проблем достигает критической массы, и эта «аномалия» приводит к отказу от признанной парадигмы. Наука вступает в революционный этап, который, по мнению Куна, можно характеризовать только в психологических понятиях – как «заразительную панику», в которую впадает все большее число членов существующего сообщества. Постепенно старая гвардия, приверженцы старой парадигме отмирают, а новое поколение ученых впитывает новую парадигму, так сказать, с молоком матери, создавая предпосылки для перехода науки на новый «нормальный» этап.

В концепции Куна отсутствуют ответы на ряд важных вопросов. Прежде всего, откуда берется новая парадигма, как могут ее создать ученые, воспитанные на старой парадигме? Кун выдвигает тезис о «несоизмеримости» старой и новой парадигм, об их несравнимости, поскольку они оперируют различными научными понятиями. Но данный тезис лишь запутывает вопросы об обстоятельствах возникновения новой парадигмы и преемственности научных знаний. Далее, общеизвестно, что целью научной деятельности является поиск объективной истины, познание окружающего мира. Кун же стремление познать объективную истину считает пережитком аристотелевской телеологии, учения о целевой причине, что делает невозможным различение научного сообщества и какой-нибудь закрытой организации типа религиозной секты. Фактически Кун в описании науки как социального института, в истолковании научного прогресса впадает в релятивизм и иррационализм, его схемы плохо согласуются с реальным развитием науки.

Методологический плюрализм (анархизм) П.Фейерабенда. Еще один американский историк науки П.Фейерабенд (1924-1994) в работе «Против методологического принуждения» представил деятельность ученого лишенной предмета и объективной цели. «В рамках

38

критической теории познания нет места приближению к истине», – заявил он. Обращаясь к истории науки, Фейерабенд пытается уверить читателя, что не было в ней таких методологических принципов, которые бы намеренно не нарушались учеными. Поэтому в науке «дозволено все», а анархизм, «возможно, не лучшая социальнополитическая доктрина», провозглашается наилучшим основанием теории познания и философии науки. Его концепция науки – это концепция непрерывных микрореволюций, от которых в науке не сохраняется ничего непреходящего. «Не гордые храмы видим мы перед собой, – восклицает Фейерабенд, а руины, архитектурные несообразности, существование которых строитель с трудом продлевает, что-то латая и подштопывая в них».

Столь экстравагантные выводы Фейерабенда имеют, по-видимому, те же корни, что и «критицизм» Поппера. Убедившись в бесплодности поисков абсолютно непроблематичных оснований науки, которыми ранее занимались неопозитивисты, Фейерабенд вслед за Поппером абсолютизирует пресловутую «теоретическую нагруженность» эмпирических данных. А это обстоятельство приводит к полной автономии любого теоретического построения, – ведь в понимании Фейерабенда оно может опираться только на эмпирический базис, истолкованный в ее же понятиях. Как, скажем, проверить экспериментально теоретическую плодотворность понятий «сила тока», «электродвижущая сила» и «напряжение» в теории электричества, если в эксперименте будут использоваться эти же понятия? Поэтому в концепции Фейерабенда ни одно теоретическое построение невозможно сопоставить с чем-то внешним ему, оно может сопоставляться лишь с самим собой. И Фейерабенду, чтобы методологически как-то ограничить создание в науке бесплодных теоретических построений, приходится, противореча самому себе, вводить пару методологических принципов. Первый из них – это «принцип пролиферации», принцип выдвижения максимального числа альтернативных теорий, лишь частично соответствующих имеющейся области фактов. Второй – «принцип контриндукции», требующий разработки гипотез, оспаривающих общепринятые научные положения. Разумеется, в науке возможны ситуации, когда использование данных принципов оказывается уместным, но недопустимо истолковывать их

39

расширительно, превращать в универсальные методологические принципы.

Таким образом, постпозитивизму, в силу ряда сомнительных установок общефилософского и методологического характера, не удалось создать образ науки, достаточно хорошо воспроизводящий оригинал. Данная задача по-прежнему стоит перед всеми философами, так или иначе участвующими в философском исследовании специфики современной науки, ее целей и средств.

ПСИХОАНАЛИЗ

Основателем психоаналитической философии является Зигмунд Фрейд (1856-1939). Психоаналитическая философия развивалась от практики психотерапии к общей социально-философской теории. Самое серьезное внимание Фрейд уделил таким основным философским вопросам, как «что есть человек?», «что есть культура, каково ее влияние на человека?», «что есть добро и зло?».

Психоаналитическая философия ориентирована, прежде всего, на выявление основ человеческого бытия, принципов жизнедеятельности индивида и мотивов поведения личности. Главной особенностью психоаналитической философии является утверждение о том, что бессознательное это та сфера психического, где происходят существенные и значимые для человеческой жизни процессы, которые определяют поступки, побуждения и переживания человека. Своей задачей Фрейд и его последователи Карл Густав Юнг (1875–1961) и Эрих Фромм (1900–1980) считали всестороннее изучение бессознательного. В связи с этим можно говорить о другой важной особенности психоаналитической философии, которая заключается в убежденности, что познание бессознательного освобождает человека от власти иррационального начала жизни и является условием благополучной жизни, как отдельной личности, так и общества в целом.

Учение З. Фрейда о человеке, культуре и религии. Основными работам З. Фрейда являются «Толкование сновидений», «Тотем и табу», «По ту сторону принципа удовольствия», «Я и Оно», «Будущее одной иллюзии».

Человек, в понимании З.Фрейда, это, прежде всего, природное существо. Он полностью разделял теорию Дарвина о происхождении человека из природного мира и полагал, что специфика человеческого

40