1655485 / 1655485 / история дипломатии / Том 2 / ГЛАВА 1

Призыв Деказа и на этот раз не остался без ответа. Французский посол в Петербурге получил от Горчакова и от царя обещание дипломатической поддержки в случае нападе­ния Германии на Францию.

В Лондоне французский демарш совпал с поступлением тревожных сведений относительно планов германского втор­жения в Бельгию. Дизраэли, сменивший Гладстона в 1874 г. на посту премьера, был явно обеспокоен возможностью появле­ния Германии у берегов Па-де-Кале и ещё больше — перспек­тивой нового разгрома Франции: наличие в Западной Европе двух соперничающих великих держав оставалось основной картой английской дипломатической игры. Английская политика ввиду этого всегда стремилась к поддержанию «евро­пейского равновесия» и к предотвращению гегемонии той или иной державы на европейском континенте.

Подобно тому как Англия в своё время боролась вместе с Россией против Наполеона, так и теперь Дизраэли выступил против Бисмарка рука об руку с русским правительством. «Бисмарк — это новый Наполеон, — заявлял Дизраэли, — он должен быть обуздан... Необходим союз между Россией и нами для данной конкретной цели».

Министр иностранных дел в кабинете Дизраэли лорд Дерби поручил английскому послу в Берлине лорду Одо Росселю «употребить все усилия», чтобы положить конец «недоразуме­ниям» между Францией и Германией. «Полагают, — писал Дерби, — что русский император будет говорить в этом же смысле во время своего пребывания в Берлине. Если он сделает это, вы должны его всемерно поддержать в интересах сохранения мира.

Когда в Берлин прибыли с очередным визитом царь и Гор­шков там разыгрался финал дипломатического поединка Горчакова и Бисмарка. Утром произошла встреча обоих канц­леров Бисмарк рассыпался в заверениях, что и не собирается нападать на Францию. Всякие тревожные слухи он приписывал махинациям биржевиков, которые играют на понижение, и в частности интригам герцога Деказа, «заинтересованного в биржевых операциях». Бисмарк заявил, что Мольтке в поли­тике — «молокосос» и что его заявлений о превентивной войне не стоит и слушать. Обвинять же самого Бисмарка в намерении вызвать войну — значит считать его идиотом.

Вечером того же дня лорд Одо Россель обедал у Бисмарка. За столом он сообщил канцлеру то, что поручил ему передать лорд Дерби. С необычайной наглостью Бисмарк повторил и английскому послу всё то, что уже сказал Горчакову.

Перед отъездом из Берлина Горчаков послал всем русским посольствам и миссиям следующую телеграмму: «Император покидает Берлин уверенный в господствующих здесь миролю­бивых намерениях. Сохранение мира обеспечено». Эта теле­грамма была послана шифром, но скоро стала достоянием глас­ности. Она создавала впечатление, что лишь воздействие России предотвратило вторичный разгром Франции. Такое впечатле­ние ещё усиливалось благодаря тому, что в печать телеграмма попала в искажённом виде. Вместо «сохранение мира обеспе­чено» было напечатано: «теперь (т. е. после приезда царя) мир обеспечен». Бисмарка эта телеграмма привела в бешенство. В лицо он саркастически заявлял Горчакову, что русскому канцлеру, очевидно, хочется прослыть «спасителем Франции». За глаза он говорил, что для прославления канцлера-миротвор­ца можно устроить театр в германском посольстве в Париже и там показывать русского дипломата в виде ангела-хранителя, в белой одежде, с крыльями и надписью: «Горчаков покровитель­ствует Франции». По свидетельству самого Бисмарка, он жало­вался и царю на «нечестный» поступок Горчакова. Александр слушал германского канцлера молча, покуривая и слегка улы­баясь. Ответ его Бисмарку не лишён был дипломатической находчивости. Царь хладнокровно заметил, что не следует принимать всерьёз всякое проявление «старческого тщеславия».

События 1875 г. утвердили Бисмарка в убеждении, что русская дипломатия — главный противник немецкой агрессии. Отсюда — его ненависть к России.