tom2-2

дов» при условии соблюдения общественного порядка и прав граждан, отделение школы от церкви и обучение религии «частным образом», запрет церковных сборов, лишение религиозных организаций и церквей прав юридического лица и владения собственностью. Церковное имущество всех конфессий объявлялось «народным достоянием», передаваемым в бесплатное пользование верующим по решению органов Советской власти (речь шла только об имуществе, предназначенном для богослужения).

Для претворения в жизнь этого декрета в апреле 1918 г. в Народном комиссариате юстиции создается комиссия, которая получила название «ликвидационной» (позже она была преобразована в VIII отдел Наркомюста, возглавляемый П.А. Красиковым, который и руководил фактически работой по отделению церкви от государства в РСФСР). Итогом работы отдела стала подготовленная им инструкция от 24(30) августа 1918 г. «О порядке проведения в жизнь декрета “Об отделении церкви от государства и школы от церкви“». Инструкция подтверждала положения декрета о лишении религиозных организаций прав юридического лица и прав владения собственностью; запрещалась благотворительная, просветительно-педагогическая деятельность, все имущество религиозных организаций переходило в ведение местных Советов; определялся также порядок передачи данного имущества в пользование верующим: для этого необходимо было организовать группу численностью не менее 20 человек, которые заключают с местными Советами соглашение об условиях получения и использования церковного имущества.

Инструкция устанавливала правила организации и проведения «религиозных шествий» и «религиозных обрядов на улицах»: с письменного разрешения органов Советской власти, полученного не позднее, чем за два дня до совершения намеченного мероприятия. Инструкция допускала принятие жестких мер по отношению к церкви, в том числе конфискационных – по изъятию земель, капиталов и других доходных имуществ. Таким образом, признавая де-факто религиозные организации, Советская власть ликвидировала законодательную базу для их существования, т. е. игнорировала церковь де-юре. Декретом СНК и инструкцией Наркомюста должны были руководствоваться органы власти на местах.

Аналогичные документы принимались и в УССР, в состав которой входили районы нынешней Приднестровской Молдавской Республики. 22 января 1919 г. в «Известиях Временного Рабоче-Крестьянского правительства Украины и Харьковского Совета Рабочих Депутатов» был опубликован Декрет Временного Рабоче-Крестьянского правительства Украины «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», который повторял все положения декрета СНК РСФСР, а постановлением СНК УССР от 3 августа 1920 г. «О согласовании законодательной практики УССР и РСФСР по вопросу об отделении церкви от государства» претворение декрета в жизнь возлагалось на Народный комиссариат юстиции. Этим постановлением все церкви и религиозные общества лишались прав юридического лица, а Наркомюсту поручалось «составить подробную инструкцию о проведении в жизнь Декрета от 22 января 1919 г. …и ввести ее в действие по соглашению с заинтересованными ведомствами». Составлением этой инструкции занялся Ликвидационный отдел по отделению церкви от государства, который был учрежден согласно приказу Наркомюста УССР от 1 июля 1921 г. Возглавил этот отдел И.К. Сухоплюев, он же разрабатывал все нормативные документы, необходимые для руководства на местах плановыми мероприятиями по отношению к церквам и священнослужителям. Инструкция, упоминавшаяся в постановлении СНК УССР от 3 августа 1920 г., вышла в свет 10 ноября 1920 г.; она четко и подробно регламентировала действия, которые органы власти имели право совершать в отношении всех без исключения религиозных общин, церквей, а

также священников. Несмотря на то что вероисповедание было провозглашено «исключительно частным делом граждан», а органы Советской власти не должны были ни содействовать, ни препятствовать «удовлетворению религиозных потребностей», революционное право допускало, тем не менее, насилие в отношении верующих и священников. Согласно инструкции обыски в храмах или аресты, в том числе и служителей культа, вскрытие мощей, не могут быть признаны «стеснением или ограни- чением вероисповедной свободы», так как все это – «разоблачение векового обмана». Необходимо только было производить эти действия в присутствии «представителя данного религиозного культа» и соблюдать «корректное отношение к религиозным чувствам сторонников данной религии».

Подобной деятельности власти стремились придать видимость законной. Вскрыть мощи, к примеру, можно было по инициативе местного трудового населения и с разрешения губернского исполкома или съезда Советов, и при этом должны были присутствовать священник и врач. Вскрытые раки рекомендовалось оставить на ка- кое-то время для свободного доступа, «чтобы массы могли убедиться в обмане», а затем передать в музеи.

Следующим звеном в планах, направленных на «отмирание религиозных предрассудков», было законодательное оформление права закрывать храмы и монастыри. 28 апреля 1923 г. ВЦИК РСФСР издает циркуляр, подписанный М.И. Калининым, о порядке закрытия церквей. Основываясь на этом документе, 14 августа 1924 г. НКВД УССР направляет всем губернским исполнительным комитетам циркулярное письмо «О порядке закрытия храмов и молитвенных домов всех культов». Для закрытия требовалось вынесение постановления президиума губисполкома, которое по представлению НКВД должно было утверждаться Президиумом ВУЦИК. Закрывать храмы органы власти имели право в двух случаях: если количество верующих, являющихся прихожанами церкви и взявших ее по договору в пользование, не соответствовало «установленному законом» и если возникала необходимость и была возможность приспособить культовые здания и помещения под «санитарно-медицинские, культурно-просветительные и общественные учреждения». В последнем случае достаточно было «ходатайства большинства трудящихся данного культа» и резолюции или постановления общего собрания.

В документах, отсылаемых президиумами губисполкомов в ВУЦИК (ходатайства трудящихся, заключения местных органов власти, т. е. сельсоветов, райисполкомов, окружкомов), требовалось «подробно и обстоятельно мотивировать целесообразность и необходимость такой меры». Претворить в жизнь постановление о закрытии того или иного храма местные органы власти могли только после утверждения его центром; имущество, не имеющее исторического и художественного значения, разрешалось передать другой «однородной по культу общине верующих». Причем в директивах, получаемых на местах из центра, четко оговаривалось, что «возвращение религиозным обществам ранее закрытых молитвенных зданий нецелесообразно, допустимо в самых крайних случаях», а в одном из писем, направленных в народные комиссариаты юстиции и внутренних дел 8 августа 1922 г. (речь в нем шла об участившихся просьбах верующих открыть домашние церкви, «ликвидированные в порядке декрета отделения церкви от государства»), прямо дается указание «принять соответствующие меры к полной ликвидации такого рода церквей, дабы меньше было поводов ко всякого рода ходатайствам и агитации».

После принятия необходимых нормативных документов и создания Ликвидационного отдела по отделению церкви от государства начинается организация местного аппарата Ликвидотдела. Уже в июне этого года было отдано распоряжение о создании при губернских отделениях юстиции ликвидационных столов со штатом в три

чиновника (заведующий, секретарь и делопроизводитель); им вменялось в обязанности составить смету на оплату работ по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства, а также собирать и присылать в центр информацию о закрытии религиозных обществ и судьбе принадлежавшего им имущества, о деятельности епархиальных советов, о подписании договоров на пользование храмами и богослужебным инвентарем и т. п.

18 августа 1921 г. Наркомюст издает новый циркуляр, который предписывает заменить ликвидационные столы при губернских и уездных отделах юстиции ликвидационными комиссиями – «для более быстрого и успешного проведения на местах декрета». Помимо председателя – сотрудника отдела юстиции – в их состав должны были войти представители от губернского или уездного отдела управления НКВД и губчека.

Выполнение приказов, распоряжений, циркуляров вышестоящих органов власти непосредственно в Приднестровье началось по окончании гражданской войны и установлении Советской власти. 18 июля 1921 г. губликвидкомиссия при Одесском губюротделе постановила организовать подобные комиссии во всех уездах и волостях, однако выполнение этого решения было начато только в октябре. В своем отчете Наркомюсту Одесская губликвидкомиссия докладывала о создании комиссий в Балтском и Тираспольском уездах, однако ни в одном из них работа в последние три месяца 1921 г. фактически не проводилась вследствие «неспокойного положения» в Балтском уезде и несоблюдения «формальностей, требуемых циркуляром НКЮ», –

âТираспольском. В январе–апреле 1922 г. связь губернии с уездами налажена не была, поэтому достоверные данные о положении на местах в Одесском юротделе отсутствовали. В мае–августе 1922 г. ситуация несколько изменилась к лучшему.

Â1921 г. создается Тираспольско-Дубоссарская епархия, которую возглавил первый Тираспольский епископ Владыка Алексий (Дмитрий Васильевич Баженов), поначалу управлявший и Одесской епархией. Тогда же была образована и Тираспольская уездная ликвидационная комиссия. Ее работа, начавшаяся 1 декабря 1921 г., заключалась в «выяснении числа и местонахождения всех церквей, молитвенных домов»

âуезде, после чего «были составлены в трех экземплярах описи всего инвентаря, богослужебного и иного имущества, принадлежавшего каждому молитвенному установлению, и которое передавалось под ответственность подписавших сведения граждан». Комиссия занималась также сбором подписей священнослужителей «о прекращении бракоразводных и иных функций» и «подготовительными работами по сдаче на договорных началах имущества религиозных общин». С 1 ноября 1922 г. комиссия перешла в распоряжение органов НКВД.

Другое направление деятельности Тираспольской уездной ликвидкомиссии – изъятие церковных ценностей, осуществляемое совместно с уездным комитетом помощи голодающим (укомпомгол). С августа 1921 по ноябрь 1922 г. из 101 церкви и 19 синагог было изъято свыше 30 пудов серебра. Всего было конфисковано 3037 пудов серебра, 3 пуда 17 фунтов золота, а также бриллианты и другие ценности.

Балтская уездная ликвидкомиссия в 1922 г. занималась в основном «повсеместным учетом церковных имуществ» и наблюдением за религиозной жизнью в уезде. В ее рапортах в Одесский губисполком отмечалось распространение сектантства, докладывалось о событиях в уезде, например: «есть несколько православных приходов, отложившихся от местной епархии и ведущих самостоятельную церковную жизнь… где священнодействуют запрещенные к служению…»

После того как эти данные попали в Ликвидационный отдел Наркомюста, Одесский губюст получил циркулярное письмо, в очередной раз демонстрирующие политику Советской власти в отношении церкви: «прихожане, после отделения церкви

от государства вовсе не обязаны иметь своим священником того, которого насильственно к ним в приход присылает епископ… без согласия… и без ведома прихода», а «имеют право избирать себе в священники то лицо, которое они пожелают… не только запрещенного епископом к служению… но даже отлученного от церкви». Декларируя невмешательство во внутренние дела церкви, власти, тем не менее, пытались изменить правила внутрицерковной жизни. Единственное условие, поставленное священникам, – «не совершать преступлений против Советской власти и соблюдать все ее законы и постановления».

В этом же письме губликвидкомиссия получила распоряжение собирать информацию «о развале церковной жизни», обо всех сектах – старых и новых – и причинах их возникновения, о последствиях церковного раскола, о численности «профессионального духовенства», а также присылать данные о епископах – «краткую полити- ческую характеристику» и «отношение к расколу церкви».

К функциональным обязанностям ликвидационных комиссий также относились: учет «богослужебного имущества» и составление его инвентарных описей, по которым оно поступало в ведение местных советов и только затем передавалось в «бесплатное пользование верующим»; составление договоров на эту передачу, которые подписывали представители власти и прихожане. Остальное имущество, не употребляемое для надобностей богослужения, а также недвижимость и банковские капиталы подлежали национализации. Ликвидкомиссии осуществляли контроль за воплощением в жизнь изданных декретов и нормативных документов; к их обязанностям относилось «осведомление населения путем печати и устной агитации о значении реформы, практическое руководство всеми мероприятиями, вытекающими из декрета и инструкции… выработка мер для отобрания (имущества, принадлежащего Русской православной церкви – Ö.Ò.), в смысле предупреждения преступных агитационных набатов, скопления народа и т. п.».

Таким образом, практическим осуществлением декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» занялся Наркомюст и его местные органы, при которых уже в 1921–1922 гг. начала создаваться разветвленная бюрократическая сеть ликвидкомиссий. Однако Наркомюст был не единственным ведомством, претендовавшим на пальму первенства в деле отделения церкви от государства. Аналогичными проблемами пытался заняться и НКВД, что приводило к дублированию в работе двух наркоматов, руководство которых пыталось решить эту проблему.

Соперничество было прекращено с выходом 6 сентября 1922 г. постановления ВУЦИК «О передаче Отдела по отделению церкви от государства и его местных органов из Наркомюста в Наркомвнудел». Таким образом все полномочия «по дальнейшему осуществлению Декрета по отделению церкви от государства» передавались в НКВД. Был несколько изменен состав губернских комиссий: функции председателя выполнял заведующий отделом управления или его заместитель, кроме того, включались представители от президиума совнарсуда и губотдела ГПУ.

После принятия этого постановления наркоматы юстиции и внутренних дел издают совместный циркуляр ¹ 212 о порядке передачи ликвидационных подотделов из губюстов в губотуправы. Эту процедуру предписывалось «начать немедленно и закончить до 1 октября 1922 года», дела (и завершенные, и неоконченные) необходимо было передавать по описи. В штатный состав комиссии дополнительно вводилась должность секретаря. Вся ответственность за постановку работы по отделению церкви от государства, вплоть до уголовной, возлагалась на председателей ликвидкомиссий: они должны были обеспечивать непрерывность работы. Ликвидационные комиссии учреждались также в уездах и волостях, где их возглавляли заведующие уездными управами и волостными исполкомами; в их обязанности входила организация

работы по отделению церкви от государства в уездах и волостях, сбор необходимых сведений для ежемесячных отчетов перед губликвидкомиссией. По всем неясным вопросам ликвидкомиссии должны были обращаться за разъяснениями в специально учрежденный в НКВД Отдел по отделению церкви от государства.

Результатом проделанной НКВД организационной работы стало повсеместное создание в Украине, в том числе и в Приднестровье, разветвленной сети губернских, уездных, волостных ликвидационных комиссий, относящихся по иерархии подчинения к Отделу НКВД по отделению церкви от государства. Ликвидкомиссиям были предоставлены значительные полномочия по отношению к религиозным организациям, верующим и священникам. Для осуществления своего «права на исповедание» верующие должны были организовать общество и зарегистрировать его в местных органах НКВД по определенным установленным админотделом НКВД правилам. Учредить религиозное общество могла группа верующих численностью не менее 50 человек, достигших совершеннолетия и обладающих всеми гражданскими правами. Общество обязано было принять типовой устав, утвержденный центральным МЕКОСО (Межведомственная комиссия по обществам и союзам) при НКВД. Для регистрации общества в окружной отдел управления НКВД необходимо было предъявить: заявление о регистрации, оплаченное гербовым сбором, подписанное 50 учредителями (подписи должны были быть заверены в исполкоме или нотариусом), протокол собрания учредителей общества (также заверенный), список учредителей в трех экземплярах (в нем нужно было указать фамилию, имя, отчество, адрес, социальное и имущественное положение, принадлежность к определенному сословию до революции, место службы после, с каких пор верующий), типовой устав общества в пяти экземплярах, из которых три заверены нотариусом.

После регистрации религиозных общин и их уставов ликвидкомы передавали в пользование верующим храмы, молитвенные дома, богослужебное имущество и вновь заключался соответствующий договор, согласно которому верующие обязывались беречь полученное имущество, использовать его только для богослужений, не допускать политических собраний, продажи, раздачи или хранения литературы и произнесения проповедей, враждебных Советской власти, не бить «набатных тревог для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти», не нарушать общественное спокойствие беспорядками и не наносить «ущерб экономическому состоянию общества», нести расходы по ремонту, страхованию имущества и допускать для его проверки представителей местных исполкомов. На все передаваемое имущество составлялись описи, в которые должны были вноситься все новые поступления. По этим спискам представители ликвидкомов периодически контролировали сохранность «народного достояния».

В задачи ликвидкомиссий входили также «учет и выявление политической платформы религиозных общин, степень их влияния на массы, меры к выявлению характера и ликвидации их»; учет церквей, религиозных объединений и места их нахождения, учет и регистрация священнослужителей.

Регистрация и взятие на учет священников проводились одновременно, но с разными целями: «получение полной характеристики каждого служителя культа, его прошлого, политической и церковной ориентации» и проведение «постоянного, непрерывного надзора в области переездов служителей культа, препятствуя их скоплению и агитационной деятельности». Перемещение священнослужителей строго ограничивалось, и даже для передвижения их в пределах одного района требовалось разрешение местных властей. Показателен в связи с этим следующий факт: 22 апреля 1924 г. в Одесскую губликвидкомиссию обратился епископ Ювеналий «с просьбой разрешить ему поездку в приднестровские приходы». Эта просьба была рассмотре-

на на заседании 19 мая и в протоколе ¹ 3 зафиксирован ответ: «разрешить». При переезде из одного района в другой служителей культа снимали с учета при выезде и ставили на учет по прибытии. Что касается регистрации, то на каждого священника заводилась специальная регистрационная карточка, куда вносились подробные сведения не только о нем самом, но и о его семье, отражались политические взгляды и пристрастия. Происхождение, социальное положение, образование, партийная принадлежность, когда, где и кем рукоположен в сан, какие выполняет обязанности или занимает должности, на каком языке совершает богослужение, есть ли дополнительные занятия, сведения о службе в армии или участии в войнах, отношение к церковному расколу и конфессиональная принадлежность, отношение к Советской власти, компартии и к церковной реформе, размер годового дохода до революции, «размер платы за требы» и «доход в настоящее время» – все эти данные содержались в регистрационной карточке, причем за предоставление ложной информации грозило судебное разбирательство.

Âобязанности ликвидкомиссий вменялось также осуществление контроля за съездами религиозных общин, сбор сведений о количестве закрытых храмов, монастырей, молитвенных домов, с указанием по чьей инициативе и по каким мотивам их закрывали, как использовались их помещения.

Âсвоих ежемесячных отчетах в НКВД губликвидкомиссии должны были придерживаться разработанной схемы и собирать все сведения, касающиеся деятельности православных церквей. Поэтому губернские ликвидкомиссии требовали подробной отчетности с мест, интересуясь «практической работой… по разложению церкви» и материалами, имеющими значение для антирелигиозной пропаганды: отречение священнослужителей от сана и факты их «скандального» поведения, обновление икон и прочие «чудеса».

Результаты своей деятельности губликвидкомиссии отражали в сводках и ведомостях, составляемых по присланным из НКВД типовым формам. Например, в «Сводке о количестве закрытых монастырей…» необходимо было дать по округам следующую информацию: количество закрытых мужских и женских монастырей, для каких целей используются их здания (под детские или инвалидные дома, школы или клубы), количество оставшихся действующих монастырей. В «Ведомости учета исполнения религиозных обычаев…» приводились данные о местностях, где придерживаются этих обычаев, причем следовало привести их названия, для чего давался примерный перечень: «освящение просфор», «ожидание конца мира», «ночные моления», «распространение религиозных воззваний», «поминальные обряды». В «Ведомости учета религиозных “чудес”…» следовало указать их количество и пере- числить по прилагаемому образцу: «установление крестов», «обновление икон», «обновление куполов» и др. В центр отсылались также сводные ведомости по регистрации расколов религиозных общин, их уставов, по заключению договоров и проверке культового имущества.

Практическая деятельность ликвидкомиссий в Приднестровье начинает налаживаться уже после издания постановления ВУЦИК о передаче ликвидотделов из Наркомюста в НКВД. Ликвидкомиссии Балтского, Тираспольского уездов, организованные к осени 1922 г., получили распоряжение из губернии о «немедленном приступлении к заключению договоров», для чего были «посланы соответствующие инструкции на сей предмет с образцами нормального устава… и договора». Губликвидкомиссия поставила задачу «с октября месяца центр тяжести работы по отделению церкви от государства перенести в уезды», где ликвидкомиссии должны были «заключать договора с верующими непосредственно в уездах и… сообщать данные в губликвидкомиссию».

Анализируя и оценивая состояние православной церкви, Одесская губликвидкомиссия отмечала «полнейшую дезорганизацию высшего церковного управления, которое в сущности перестало существовать». Заслугу эту, как явствует из рапорта, губликвидком приписывал себе, не отрицая, правда, и роли той части православного духовенства, которая встала на путь раскола: «сему содействовали как уход правящих епископов Феодосия и Алексия, так и твердо оформляющаяся группа “Живой церкви” со своим печатным органом “Церковное обновление”, но главным образом, образование самоуправляющихся и совершенно независимых от иерархии церковных обществ…»

Церковной жизни уделялось пристальное внимание: тщательно фиксировались все религиозные течения, их количество и численность приверженцев.

Среди всех испытаний, выпавших на долю Русской православной церкви в первой трети ХХ столетия, был и церковный раскол, не обошедший стороной православные приходы в Приднестровье. Помимо обновленческого движения и православных приходов, оставшихся в подчинении Московского патриархата (их называли «тихоновскими»), распространение получила Украинская православная автономная церковь (УПАЦ), провозглашенная в октябре 1921 г. и возглавляемая митрополитом В. Липковским.

Ситуацию церковного раскола власти пытались использовать в своих интересах: оказывая поддержку обновленцам, способствовать ослаблению влияния Русской православной церкви (т. е. проводили политику по принципу «разделяй и властвуй»). Зачастую положительное решение какой-либо просьбы прихожан зависело от ориентации прихода: обновленческой или тихоновской. К примеру, на «массовые обращения крестьян о разрешении крестных ходов для освящения полей и… для молебствия о ниспослании дождя» Балтский окружной админотдел выдавал разрешения исключительно обновленческим общинам», при этом не забывая сверяться с показаниями барометра и если он «показывал возможность выпадения дождя, выдача разрешений останавливалась».

Верующие и священнослужители всех конфессий – обновленцы, автокефалистылипковцы, тихоновцы – находились под постоянным контролем ликвидкомиссий. Подсчитывалось количество приходов и численность прихожан всех конфессий, фиксировалось преобладание в округах обновленцев или тихоновцев, определялись взаимоотношения между ними – и все эти сведения затем поступали в центр.

По данным на первую половину 1925 г. тихоновское течение преобладало в Слободзейском, Рыбницком, Балтском районах, в Григориопольском действовали 3 обновленческие и 3 тихоновские общины, в Дубоссарском – только обновленцы, а в Каменском – обновленцы и некая «древнеапостольская церковь». Всего по данным на декабрь 1925 г. на территории МАССР насчитывалось 153 обновленческих и 46 тихоновских приходов.

Продолжать свою деятельность священнослужителям и верующим становилось все труднее, поскольку она расценивалась властями как подрыв Советской власти. Такова была реакция на обновление икон, наблюдавшееся во многих округах – Балтском, Одесском и других. В июле 1923 г. обновилась икона в с. Незавертайловка Слободзейского района, на что «РИКом приняты соответствующие меры, а уголовным розыском ведется расследование»; в сентябре 1923 г. в с. Плоть Балтского округа «у одного крестьянина обновились сразу три иконы, причем обнаружена была грубейшая фальсификация. Виноватые – священник и крестьянин преданы суду и осуждены»; в сентябре 1924 г. обновилась икона у жительницы с. Терновка Одесского округа Елены Цошко, о чем ликвидком не замедлил отрапортовать вышестоящим инстанциям. Вызывает интерес комментарий этого факта в отчете: «икона опечатана

и сдана на хранение местному попу, дознание производится». После каждого случая обновления проводилась агитационная кампания для разъяснения сущности провокации.

Большевики прибегали даже к таким методам, как вскрытие гробов; именно такой случай произошел в Балтском уезде в марте 1923 г., когда был «вскрыт гроб кандидата в “святые” священника Левицкого, похороненного 77 лет назад: об обнаруженном истлевшем и распавшемся скелете составлен акт».

Рассматривали ликвидкомиссии и другие вопросы по просьбам верующих, в том числе и о разрешении на достройку старых или строительство новых церквей, на сбор средств среди верующих для этих целей. Как правило, на подобные просьбы верующим отвечали отказом. Например, в апреле 1925 г. православная община с. Ташлык обратилась с просьбой разрешить построить новую церковь взамен сгоревшей. Одесский губадминотдел, куда было направлено заявление, принял его к рассмотрению без особого энтузиазма.

Что касается добровольного сбора средств на строительство или ремонт храмов, Одесский окружной административный отдел отмечал в специальной инструкции председателям райисполкомов, что они «формально не вправе запрещать… добровольные сборы», но, учитывая тяжелое экономическое положение, когда в средствах нуждаются школы и больницы, «трата народных денег на постройку молитвенных зданий является не только нецелесообразной, но и преступной с государственной точ- ки зрения». Поэтому рекомендовалось убеждать верующих тратить собираемые деньги на школы или больницы и, если агитация не будет иметь успеха, «настаивать на ассигновании не менее 50% собираемых сумм на нужды культурно-просветитель- ных и лечебных учреждений».

Гораздо быстрее решались просьбы трудовых коллективов о закрытии храмов. Так, к концу 1924 г. была вынуждена прекратить свою работу «церковь 56-го Житомирского полка» в Тирасполе по «инициативе администрации 152 полка», которому ее передали «для культурно-просветительных целей». В Рыбнице по требованию профсоюзов закрыли 2 молитвенных дома, в Балте – 6 молитвенных домов. Согласно постановлению ликвидкома в январе 1923 г. был закрыт мужской монастырь в

ñ.Липецком Ананьевского уезда – так называемый «Рай» (почему-то чиновники из ликвидкома сочли его православным, хотя относился он к секте иннокентьевцев), а также Феодосиевский мужской монастырь в Балте, переданный решением ликвидкомиссии в феврале 1923 г. «в ведение клуба». Церковь в с. Познанка Ясинского района в сентябре 1923 г. перешла в ведение сельбуда, в с. Точилово Ананьевского района Балтского округа – в октябре 1923 г. была закрыта «за хранение контрреволюционной литературы».

Перестали функционировать православные монастыри в Ананьеве (передан сельскохозяйственной коммуне) и Серафимовский в с. Пасилецы Балтского района. Особо широкую огласку получило дело о Пантелеймоновском мужском монастыре в

ñ.Кошница Дубоссарского района, который был закрыт в 1923 г. по инициативе погранохраны ГПУ. В качестве мотива послужило его расположение на берегу Днестра в 15 саженях от румынской границы, что якобы давало возможность монахам «сигнализировать на румынскую сторону и принимать обратные сигналы». И поскольку «монахи представляли из себя элемент крайне неблагонадежный и настроенный враждебно по отношению к Советской власти», во избежание их пагубного влияния на состояние охраны границы губисполком принял решение о выселении 14 монахов и размещении в монастыре погранзаставы.

Это решение было одобрено на заседании губернской ликвидкомиссии 4 февраля 1924 г., а в ноябре дело о Пантелеймоновском монастыре заслушивалось на засе-

дании Малого Президиума ВУЦИКА, постановившем «погодитись з висновком комiсii по церковних справах i Пантелеймоновський монастирь в селi Кошницi, Дубоссарського району закрити», о чем и было прислано уведомление в Одесский губадминотдел в декабре 1924 г.

Церкви, которые продолжали действовать, облагались налогами, и на просьбы об их отмене власти, как правило, отвечали отказом. К примеру, 24 марта 1924 г. на заседании Одесской губликвидкомиссии заслушивалось заявление религиозных общин Тирасполя «с просьбой о снижении налогов с церквей», в которой им было отказано.

По данным на февраль 1923 г., в Тираспольском уезде насчитывалась 91 церковь, а к декабрю 1924 г. в Григориопольском, Слободзейском и Тираспольском районах осталось 47 церквей и молитвенных домов.

Закрытие храмов или только слухи о предстоящем закрытии приводили в ряде случаев к волнениям среди прихожан, как это произошло в январе 1930 г. в селах Дубовое и Гидирим. Об этих событиях ЦК КП(б)У информировал ГПУ в докладной записке по эксцессам на религиозной почве. В с. Дубовое Дубоссарского района в волнениях «приняли участие около 60 женщин. Произведенным на месте следствием выявлена руководящая группа кулаков» (4 человека), которая была арестована. В с. Гидирим около 200 женщин в течение трех дней охраняли церковь. Конфликт уладил председатель райисполкома, разъяснивший, что никакого закрытия без согласия населения производиться не будет. Зачинщиков эксцесса в количестве шести человек также арестовали.

Однако, несмотря на попытки верующих отстоять церкви, их ликвидация продолжалась. В начале 30-х годов закрыли церковь Михаила Архангела в Рыбнице, Всехсвятскую церковь в Дубоссарах, Бендерскую крепостную Свято-Александровскую церковь; были разрушены церковь Успения Богородицы в с. Красненькое Рыбницкого района, Свято-Михайловская церковь в с. Парканы (ее взрывали три раза, а затем бронетехникой расчищали руины), в 1931 г. было принято решение о сносе Покровской церкви в Тирасполе, осуществленное весной 1932 г. К началу 1937 г. в МАССР действовало всего 39 православных храмов.

Причины ужесточения отношения государства к церкви, выразившегося в волне закрытия церквей и усилении гонений на священнослужителей, объясняются выходом в марте 1929 г. циркуляра ВЦСПС «Об усилении антирелигиозной пропаганды», в котором церковь объявлялась прикрытием антисоветской деятельности кулацких и капиталистических элементов, и постановления ВЦИК РСФСР «О религиозных объединениях». Согласно постановлению деятельность верующих ограничивалась только участием в церковных службах, а священникам разрешалось совершать обряды не только в церковных зданиях, но и в домах верующих. Миссионерская, благотворительная деятельность и религиозная пропаганда запрещались, проповеди вне стен церкви и привлечение иноверующих и неверующих в состав общины объявлялись преступлениями. Не допускалась материальная помощь верующих друг другу, создание ими общественных касс, кооперативов, коммун, а также деятельность религиозных литературных, детских, женских и иных обществ. Этим постановлением священнослужители исключались из состава «двадцаток», частное религиозное образование интерпретировалось как право родителей обучать своих детей.

Таким образом, законодательные акты, являвшиеся основой государственной политики в отношении религии и церкви, окончательно утвердили державный атеизм в СССР. Под прикрытием лозунга «обострения классовой борьбы» большинство религиозных обществ было ликвидировано, при этом использовался весь репрессивный аппарат ГПУ и НКВД, а также антирелигиозная пропаганда, которую вели

партийные структуры, комсомол, специально созданный Союз воинствующих безбожников.

Заседание инициативной группы по организации Союза безбожников в МАССР состоялось в декабре 1927 г., в начале января 1928 г. образован временный областной совет Союза, насчитывавший к тому времени 105 ячеек и 3 тыс. членов. В 1929 г. его численность увеличилась до 425 кружков и 10 тыс. человек. Основной задачей Союза воинствующих безбожников была систематическая «антирелигиозная пропаганда и внедрение атеизма в массы», а также совместная с партийными и советскими органами «борьба за освобождение трудящихся из-под влияния сектантских организаций и религиозного дурмана».

Следовательно, целью Советской власти стало искоренение религиозного «опиума» и «дурмана», борьба с «духовной сивухой» и построение атеистического государства. Осуществление этих намерений началось с опубликования ленинского декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви, дополняемого в продолжение 20–30-х годов новыми законодательными актами и постановлениями. Уже

â20-å годы государственная политика в отношении религии и церкви была определена и направлена на создание таких условий, которые максимально затруднили бы функционирование православных храмов и монастырей (не закрытых еще властями) и ограничили бы активность православных священнослужителей (еще не подвергшихся репрессиям). Хотя строители нового государства ратовали за атеизм, т. е., в принципе, выступали противниками всех конфессий, фактически православные приходы и священники, оставшиеся в канонической юрисдикции Московской патриархии, были поставлены в более жесткие условия существования по сравнению с другими религиозными течениями (к примеру, обновленческими).

Для борьбы с религией был избран метод репрессий, а осуществлением государственной политики занимались ликвидационные комиссии, созданные для претворения в жизнь законодательства Советского государства, касающегося религиозных организаций, в том числе и Русской православной церкви. Таким образом, Октябрьская революция и непримиримая политика большевиков нанесли катастрофический урон церковной жизни и православной духовности. Рассматривая православное духовенство в качестве одной из наиболее реакционных сил старой России, организаторов и вдохновителей черносотенного движения и, значит, в качестве своих врагов, большевики за одно десятилетие – с 1920 по 1931 г. – закрыли, разрушили и взорвали

âПриднестровье более 80 церковных зданий и помещений. Только в Тирасполе были закрыты все семь существовавших православных церквей, а их здания беспощадно взорваны.

Отношение большевистского руководства страны к православной церкви во многом изменилось в период Великой Отечественной войны, когда православие выступило в качестве патриота Отечества, было восстановлено патриаршество, началось открытие новых и восстановление порушенных храмов. Однако это почти не коснулось оккупированного фашистами Приднестровья.

Правда, часть православных церквей была открыта румынскими оккупантами, причем храмы, носившие имена русских святых, были переименованы в честь святых, наиболее почитаемых в Румынии. Восстановление церковной жизни в Приднестровье, или Транснистрии (по-румынски), в состав которой входила и Одесская область, осуществлялось в целях румынизации этого края.

Румынская патриархия без согласования с Московским патриархатом нагло, силовым методом распространила свою юрисдикцию на оккупированные территории. В Кишинев вернулся румынский митрополит Тигиняну, в Одессе обосновалась православная румынская миссия во главе с румынским архимандритом Юлием (Скри-