tom2-2

§ 3. Международно-правовые основания образования ПМР

Âусловиях биполярного мира до развала Советского Союза в практике международных отношений проблема «непризнанных государств» не имела актуального звучания. Устойчивое и продолжительное существование непризнанной государственности на Тайване (Китайская Республика) и Кипра (Турецкая Республика Северного Кипра) рассматривалось в целом как исключение из общепринятой практики категорического запрета на образование новых государств.

Со времен Хельсинских соглашений территориальная целостность существующих государств представляла в своем роде «священную корову». Любые трения, носившие порой даже острый характер (конфликты в Ольстере, Южном Тироле, Индии, Таиланде, проблема курдов в Турции и Ираке, сепаратистские поползновения Квебека в Канаде и т. д.), умиротворялись международными организациями исключи- тельно на условиях нерушимости границ и территориальной целостности признанных государств. Эта политика была логичной и целесообразной в системе стабильных взаимоотношений, поскольку гарантировала сохранение всеобщего мира и невозможность разрастания региональных внутригосударственных конфликтов до масштабов межгосударственных.

Âначале 90-х годов положение коренным образом изменилось. Распад СССР

вызвал цепную реакцию территориальных изменений в Европе, которые осуществлялись в одних случаях сравнительно спокойно (Чехословакия), в других – с использованием насилия и вооруженной борьбы. На территории бывшего Советского Союза в это время создается множество государственных образований, неподконтрольных властям «новых» республик: Нагорно-Карабахская Республика, Южная Осетия, Чеченская Республика Ичкерия, Приднестровская Молдавская Республика, Республика Абхазия; не ослабевают усилия по укреплению автономии и расширению ее до уровня независимости в Татарстане, Гагаузии, Крыму, Башкортостане, Уральской республике, Карелии, Горном Бадахшане и др. Формирование непризнанной государственности сопровождалось чаще всего вспышками насилия, кровопролитными конфликтами, разного рода блокадами – финансовыми, экономическими, политическими, информационными, постоянным расширением участников этих конфликтов, втягиванием в них все новых и новых «заинтересованных сторон» и т. д.

Термины «самопровозглашенные», «так называемые», «непризнанные» прочно вошли в лексикон международной жизни 90-х годов ХХ столетия. В значительной мере это связано с тем, что вскоре после распада СССР и Югославии именно на их территориях возникло некоторое количество новых государственных образований, но достаточное для того, чтобы отмахнуться от данной проблемы было уже нельзя. Упомянутые термины используются в международной политике с целью лишний раз под- черкнуть эфемерность, временность существования непризнанных государств, оправдать свое нежелание менять устоявшиеся принципы международных отношений

âсоответствии с новыми реалиями.

Между тем сегодня, по прошествии целого десятилетия после распада СССР,

очевидно, что большинство возникших на его территории «самовольных» государственных образований не только продолжают существовать, но и весьма эффективно доказывают свою жизнеспособность (в отличие от некоторых государств, уже ставших членами международного сообщества). В современной международной ситуации эта проблема принимает совершенно новое звучание и другие масштабы, чем когда-либо ранее, что связано с действием сразу нескольких факторов.

Во-первых, до недавнего времени международное сообщество имело дело лишь с единичными примерами устойчиво долгого существования непризнанных государств. Однако их наличие трактовалось лишь как частный случай, не затрагивающий основные принципы международных отношений, среди которых с 70-х годов главенствующее место занимает принцип нерушимости границ и территориальной целостности уже существующих государств.

Во-вторых, имевшая место до развала СССР биполярность политического устройства мира позволяла частично решать проблемы признания тех или иных государств. При возникновении такого рода вопросов страны противоборствующих лагерей занимали разные позиции, в результате чего одна из них шла на признание «сомнительного» государства. С устранением подобного положения возобладал единый подход, который был основан на опасениях лидеров большинства государств за их территориальную целостность и предусматривал категорический запрет на создание новых государственных образований.

В-третьих, возрастающая интеграция международного сообщества требует безусловного включения в его орбиту всех без исключения территорий, стран, народов, что, конечно же, вступает в противоречие со сложившейся практикой, применяемой международными организациями в отношении непризнанных государств. Однако установление нового справедливого международного порядка станет невозможным, если страны и населяющие их народы будут по-прежнему подвергаться подобной дискриминации и разделению на законные (признанные) и незаконные (непризнанные).

В-четвертых, развитие политических событий в мире в 90-е годы свидетельствует, что начавшиеся с распадом СССР территориальные изменения в Европе и других частях света еще далеки от завершения. После признания развала Союза и Югославии любые призывы международного сообщества соблюдать территориальную целостность и нерушимость границ других государств выглядят неубедительно и неискренне.

Дальнейшее развитие международных отношений неизбежно упирается в необходимость разрешения проблемы непризнанных государств в целом. На сегодняшний день без этого немыслимо обеспечение международной безопасности, поскольку в 90-е годы ХХ столетия именно многочисленные региональные конфликты, в том числе связанные с попытками подавления «самопровозглашенных» государств, представляют собой всенарастающую угрозу. Для стран, возникших на постсоветском пространстве, а также их населения решение проблемы непризнанности приобретает жизненно важное значение, так как большинство кровопролитных конфликтов, унесших в этот период жизни десятки тысяч людей, происходят именно вокруг непризнанных государств. При этом последние даже в случае достигнутого прекращения боевых действий продолжают оставаться потенциальным объектом для массированного применения вооруженной силы со стороны своих «метрополий», целью которых, как правило, является полное уничтожение «незаконных образований».

В середине 90-х годов более половины государств СНГ находились в состоянии потенциальной опасности возникновения новых и разрастания старых конфликтов. В отличие от 1992–1993 гг., когда армии противоборствующих сторон были лишь в стадии формирования, сегодня боевые действия в любой из потенциальных и уже состоявшихся «горячих точек» неизбежно приведут к значительным масштабам жертв и разрушений. Это вполне показала чеченская война. Более того, поскольку на развитие этих конфликтов в новых государственных образованиях оказывают влияние сходные внешние факторы, сохраняется возможность их одновременного обострения по принципу «цепной реакции» (как это уже было в Приднестровье летом 1992 г.). Таким образом, речь идет не о второстепенной проблеме внутреннего по-

Уничтоженная техника Молдовы на улицах Бендер. Июль 1992 г.

Проблема непризнанности государств является международной, более того, в свете разрастающихся локальных конфликтов она приобретает глобальное значение. Чаще всего она выражается в конфликте двух принципов: права народов на самоопределение и территориальной целостности существующих государств. Принятые в 60–70-е годы резолюции ООН о деколонизации формально никем не отменялись, однако нынешняя позиция большинства стран, входящих в международное сообщество, зачастую бывает диаметрально противоположной принятым документам. В нынешнем виде провозглашаемый ООН и другими международными организациями принцип нерушимости границ и территориальной целостности означает запрет на создание новых государств. Для народов и территорий, добивающихся государственного статуса, этот запрет выглядит дискриминационным: все народы мира делятся на те, которые имеют право на собственную государственность и возможность быть представленными в международном сообществе, и на те, которые лишены права голоса в этих организациях и возможности самозащиты даже в условиях насильственной ассимиляции или геноцида. Этот подход не соответствует принципам ООН, заложенным при создании этой организации.

В Уставе ООН говорится: «Прием в члены Организации открыт для всех других миролюбивых государств, которые примут на себя содержащиеся в настоящем Уставе обязательства, и которые, по суждению Организации, могут и желают эти обязательства выполнять». На практике, однако, эти слова вовсе не относятся к «самопровозглашенным» государствам, ибо сколь бы миролюбивыми они ни были, о членстве в ООН им не приходится и мечтать. Более того, действительные члены этой авторитетной миролюбивой организации часто весьма равнодушно, а то и благожелательно наблюдают, как их «признанные» коллеги пытаются стереть с лица земли «самопровозглашенные» на их территории государства, используя всю имеющуюся в их распоряжении военную мощь. При этом Устав ООН предупреждает «самозванцев»: «Организация обеспечивает, чтобы государства, которые не являются ее членами, действовали в соответствии с этими Принципами, поскольку это может оказаться необходимым для поддержания международного мира и безопасности».

Совершенно очевидно, что место «священной» нерушимости существующих границ (на практике означающей запрет самоопределения народов и создания собственной государственности), тем более уже отмененной в период развала СССР, СФРЮ и ЧССР и ликвидации ГДР, в нынешнюю эпоху должно занять справедливое разрешение каждой отдельной проблемы на основе индивидуального подхода. А этот подход предполагает изучение исторических, этнических, политических, экономических и прочих аспектов проблемы становления и развития каждого из непризнанных государств, а главное – учет интересов и воли проживающего на их территориях населения. И поскольку проблема непризнанных государственных образований выходит далеко за рамки «внутренних дел» тех стран, на территории которых они провозглашены, такой подход позволил бы разрешить значительную часть локальных конфликтов и предотвратить их дальнейшую эскалацию. Все это полностью соответствует Уставу ООН, согласно которому члены этой организации обязуются «…развивать дружественные отношения между нациями на основе равноправия и самоопределения народов, а также принимать другие соответствующие меры для укрепления всеобщего мира».

Говоря о правовых аспектах преобразования бывших союзных республик распавшегося СССР в независимые государства и связанных с этим процессом попытках несанкционированного формирования на местах самостоятельных государственных образований, нельзя не заметить, что последние возникали исключительно на территориях, обладающих собственными историческими, географическими, экономическими и национально-культурными особенностями, как правило, отличными от союзной республики, к которой данная территория была в свое время весьма произвольно приписана.

Данные особенности не случайно выдвигаются в качестве обоснования права населения соответствующих территорий на юридическое оформление фактически приобретенного государственного статуса. И в большинстве случаев эти обоснования схожи. Прежде всего, это касается традиций собственной государственности. Большинство самопровозглашенных государств и территорий, добивающихся особого статуса, а также населяющие их народы имели в прошлом собственную государственность, отличную от государственности современной «метрополии», т. е. бывшей союзной республики, отказывающейся признать сейчас искомое право за таковыми.

Именно собственная государственность в далеком или близком прошлом служит одним из наиболее весомых исторических оснований современного государственного самоопределения. Не затрагивая Чечню, территория которой в XIX столетии

составляла ядро имамата Шамиля, вдохновлявшего Д. Дудаева и чеченских террористов на воссоздание шариатского государства, можно привести в качестве примера Абхазию, которая до 1925 г. была союзной республикой, а также приднестровские районы МССР, составлявшие в 1924–1940 гг. основу находившейся в составе Украины Молдавской АССР. В ряде случаев народы с непризнанной государственностью имеют свою государственность за пределами республик-метрополий. Это касается, прежде всего, армян Нагорного Карабаха и осетин Южной Осетии.

Сам факт наличия собственной государственности даже в глубоком прошлом достаточно сильно сказывается на историческом сознании населения: во всем мире сепаратистским тенденциям подвержены в основном те народы и территории, которые имеют собственное «государственное» прошлое. При этом имеет место несоответствие исторической и национально-культурной принадлежности регионов, где на настоящий момент созданы непризнанные государства либо предпринимались попытки подобного рода, их нынешней политической принадлежности.

Как правило, такое состояние являлось результатом весьма произвольного (нередко ставшего следствием чисто случайного расклада аппаратных интриг в руководстве Коммунистической партии) проведения межреспубликанских границ, большинство которых приобрели свой современный вид в период диктаторской власти И. Сталина. Сегодня, когда преступный характер деятельности последнего признан и на официальном уровне, становится сомнительной и правовая основа проводившихся в соответствующее время межреспубликанских территориальных обменов и передач. Причем, как правило, эти обмены совершались без учета мнения населения данных территорий (если не считать за таковое фабриковавшиеся по каждому слу- чаю партийными органами «многочисленные пожелания трудящихся»). Нередко их даже «забывали» узаконить через высшие законодательные органы союзных республик. В качестве примера можно вспомнить передачу приднестровских районов Украины образовавшейся Молдавской ССР.

Естественно, что в условиях единого союзного государства указанные противоре- чия не играли столь существенной роли. Но такое положение сохранялось только до момента, когда отдельные республики стали заявлять о своем суверенитете и обнаружилась перспектива их отделения. В международной практике принято в таких случа- ях руководствоваться волеизъявлением населения соответствующих территорий – это один из главных критериев признания новых государств и приема их в члены международных организаций. Однако в некоторых союзных республиках провозглашение независимости и выход из состава СССР не сопровождались соответствующим волеизъявлением народа (Россия, Молдова, Беларусь). В большинстве же непризнанных государственных образований такие референдумы проводились (исключения: Абхазия, Чечня), т. е. создавались эти государства на основе всенародного волеизъявления.

Распад СССР создал весьма неопределенную правовую ситуацию для международного сообщества: с ликвидацией союзного государства была упразднена и его правовая база, согласно которой те или иные территории имели статус союзных республик. Внутреннее строение СССР, за редким исключением, никогда не признавалось мировым сообществом как союз государств, могущих быть субъектами международного права. Таким образом, с точки зрения международного сообщества, СССР есть унитарное государство, чьи межреспубликанские границы являлись по сути административными. Тот факт, что после распада Советского Союза международное признание получили только территории, имевшие статус союзных республик, вне зависимости от таких критериев, как всенародное волеизъявление, контроль их правительств над соответствующими территориями, говорит о том, что в основу такого признания был положен один-единственный документ – Конституция прекратившего свое существо-

вание СССР. Такая позиция весьма уязвима в правовом отношении, в особенности для народов, лишенных в бывшем Союзе приемлемого для них статуса либо оказавшихся за пределами своих собственных государственных образований.

Очевидно, что государственный аппарат областей, краев, автономий, а также союзных республик бывшего СССР являлся аппаратом административного управления и не был приспособлен к выполнению задач, стоящих перед независимым государством. Поэтому практически все суверенные государства, образованные с начала 1992 г., в течение нескольких лет переживали период интенсивного государственного строительства. Прежде всего, он был связан с построением новой вертикали исполнительной власти, формированием самостоятельных силовых структур, включая армию, обеспечением функционирования экономики в новых условиях, что невозможно без создания собственной финансово-банковской системы. Наконец, вновь образованные государства должны были взаимодействовать с международным сообществом и его членами, а для этого, как известно, необходимо их внешнее признание.

Конечно, для государственного строительства «стартовые условия» в самопровозглашенных государствах были еще более сложными, чем в бывших союзных республиках. Во-первых, государственные органы данных образований формировались на базе административных органов более низшего звена, чем республиканские, – областного, городского и даже районного уровня. Во-вторых, одновременно с организацией собственных госструктур на территории непризнанных государств создавались структуры враждебно настроенной «метрополии», на которые нередко возлагалось ведение «подрывной работы». В-третьих, непрекращающиеся попытки вооруженного «наведения порядка» на неподконтрольных территориях, проводившиеся властями бывших союзных республик, которые особенно активизировали эту деятельность после получения доступа к арсеналам Советской Армии. В-четвертых, руководство Российской армии и Вооруженных сил СНГ, щедро поделившись боевой техникой с бывшими союзными республиками, препятствовали пополнению арсенала противостоящих им непризнанных государств. Это сильно нарушило военный баланс сил не в пользу последних*. В-пятых, большинство этих республик (за исключением ПМР) экономически зависимы от своих «метрополий». Особенно чувствительной была экономическая блокада для Нагорного Карабаха, который являлся анклавом внутри азербайджанской территории. В-шестых, отсутствие международного признания невольно поставило самопровозглашенные государства в условия такой жесткой внешнеполитической изоляции, которой не знали ни Ирак, ни Югославия, ни ЮАР в период действия санкций против них.

Однако, несмотря на столь неблагоприятные условия, непризнанные республики в течение 1990–1993 гг. в основном сформировали свои структуры и приобрели все необходимые для независимых государств атрибуты. При этом подтверждается закономерность, выведенная при исследовании других самопровозглашенных обра-

* Единственным непризнанным государством, без малейших трудностей вооружившимся за счет подразделений Советской Армии, оказалась Чеченская Республика Ичкерия. Парадокс заключается в том, что оружие, оставленное Молдове и Грузии, почти сразу же стало использоваться против русскоязычного населения или населения, ориентированного на Россию, – приднестровских молдаван и украинцев, не говоря уж о русских, абхазцах, осетинах. И только чеченская армия изначально не скрывала свои намерения использовать полученное оружие против России

âборьбе за независимость, что и произошло в действительности. Налицо разительный контраст

âповедении российских военных: в Тирасполе они грудью защищали военные склады, в Чечне – щедрой рукой раздавали боевикам Дудаева и Басаева не только стрелковое оружие, но и танки, самолеты, установки залпового огня «Град». По-видимому, в данном случае речь может идти не о двойных стандартах и даже не о преступной непоследовательности или самоубийственных просчетах, а о наличии глубоко эшелонированного заговора в России против самой России.

зований в мировой истории: полный цикл образования госструктур занимает примерно трехлетний срок, по истечении которого государство приобретает значительный запас прочности. И наоборот, именно в первые три года существования вновь образованное государство более подвержено опасности ликвидации (в том числе и внешней).

Все без исключения самопровозглашенные на территории бывшего СССР

государства испытали на себе попытки «метрополий» силой восстановить контроль над соответствующими территориями. Во всех случаях подобное вмешательство выливалось в крупномасштабные боевые действия с применением самых разнообразных видов оружия и вовлечением огромных мобилизационных ресурсов. При этом исход во всех описываемых случаях был одинаков – непризнанные государства отстояли свое право на существование. Учитывая сходство задач, решавшихся в данных конфликтах армиями непризнанных государств, эти конфликты можно назвать «войнами за независимость» (исключая, конечно, Чечню, террористический режим которой противопоставил себя не только демократической России, но и всему цивилизованному человечеству). При подробном исследовании этих столкновений обнаруживается множественное сходство их характеристик, несмотря на значительные географические, национальные, культурно-психологические различия.

Эскалация всех конфликтов, за исключением чеченского, произошла летом 1992 г. Объясняется это тем, что именно в начале 1992 г. формирующимся армиям Молдовы, Грузии, Азербайджана были переданы Россией техника и вооружение Советской Армии. Но ведь ни господствующие политические силы, ни даже высшее руководство Молдовы, Грузии, Азербайджана и других неофитов суверенитета и независимости нисколько не скрывали, против кого это оружие будет направлено. Например, рупор Народного фронта Молдовы газета «Факел» еще в декабре 1990 г., т. е. за год до развала СССР, определяла задачи военного строительства своей республики следующим образом: «От кого защищать нас Советской Армии? От венгров, болгар, турок, от братьев румын? Лучше было бы ей удалиться с территории Молдовы, освободив место для Национальной Армии. Нам необходимы Национальная Армия и Национальная полиция для того, чтобы призвать к порядку истинных врагов Молдовы – гагаузских и русскоязычных сепаратистов. У нас нет внешних врагов, у нас внутренние враги». Это была официальная позиция, которую ежедневно в своих воинственных кличах провозглашало высшее руководство Молдовы – Снегур, Друк, Хадырка и пр.

Мотивация «метрополиями» начала боевых действий была удивительно сходной: «борьба за единую и неделимую (Молдову, Грузию, Россию)», «ликвидация незаконных вооруженных (бандитских) формирований», «восстановление конституционного порядка», «защита территориальной целостности», «подавление мятежников». В большинстве случаев эти лозунги не вдохновляли местное население, у которого отсутствовало четкое понимание целей войны.

Для жителей непризнанных государств независимость от центральных властей бывшей союзной республики ассоциировалась с защитой собственных прав и интересов, а начало боевых действий – с борьбой за собственное выживание. Такие настроения, как «мы хотим сами распоряжаться своей судьбой, и пусть нас оставят в покое» с теми или иными вариациями разделялись значительной частью населения непризнанных государств, перенесшего несравненно бо' льшие бедствия и тяготы, чем население «метрополии».

Поскольку боевые действия велись в основном на территории самопровозглашенных республик, самые значительные потери понесли именно их мирные жители. Что

Дубоссарские фронтисты – противники ПМР на митинге у здания полиции

же касается военных потерь, то здесь соотношение между армиями «сепаратистов» и националистов далеко не в пользу последних. В силу этой причины, а также непопулярности войны среди населения руководители Грузии, Молдовы, Азербайджана так и не обнародовали истинных цифр собственных потерь.

И все же, несмотря на очевидные черты сходства в процессах становления и развития непризнанных государств на территориях бывшего СССР, существуют серьезные и принципиальные отличия в международно-правовых основах их генезиса. Если, например, в Чеченской Республике Ичкерия определенными политическими силами был введен антироссийский террористический режим, который установил свою диктатуру в результате свержения законных властей, сопровождавшегося кровопролитием и жертвами среди депутатов Верховного Совета республики, то образование Приднестровской Молдавской Республики полностью находилось в правовом поле существовавших тогда законов и абсолютно соответствовало самым высоким требованиям международного права.

В Уставе ООН закреплен основополагающий принцип равноправия народов – право народа на самоопределение: дружественные отношения между нациями должны развиваться на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов. Устав увязывает осуществление этого принципа с вопросами социальноэкономического и культурного прогресса в мире и соблюдения прав человека и основных свобод для всех – без различия расы, пола, языка и религии.

Право народа на самоопределение закреплено и во Всеобщей декларации прав человека (1948 г.), провозгласившей, что никто не должен содержаться в рабстве или подневольном состоянии. Два международных пакта 1966 г. – Пакт об экономических, социальных и культурных правах и Пакт о гражданских и политических правах – также базируются на праве народов на самоопределение, которое носит всеобщий характер. Они предусматривают, что народы, реализуя свое право на самоопределение «…свободно устанавливают свой политический статус и свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие». Поэтому все участвующие в этих пактах государства «…должны в соответствии с поло-

жениями Устава ООН поощрять осуществление права на самоопределение и уважать это право».

Одним из основополагающих документов, на которых строится современное международное право, является Декларация о принципах международного права, принятая ООН 24 октября 1970 г., к которой в свое время присоединилась и Республика Молдова. В числе семи основных принципов Декларация называет принцип равноправия и самоопределения, причем носителем права на самоопределение является не государство, а народ. Формы, в которых это право осуществляется, могут быть разными: создание суверенного и независимого государства; свободное присоединение к независимому государству и объединение с ним; установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом. Со своей стороны государство (каждое государство!) обязано, во-первых, содействовать индивидуальными и совместными усилиями осуществлению принципа равноправия и самоопределения народа и, во-вторых, не применять насильственных действий, лишающих народы их права на самоопределение, свободы, независимость.

Однако руководство Молдовы с момента провозглашения своей независимости открыто и цинично попирает подписанную ею Декларацию не только в отношении приднестровского народа, но и в отношении гагаузов. Более того, устами своего премьер-министра М. Друка правительство РМ в 1989 г. объявило, что его основными целями являются скорейшая интеграция с Румынией и воссоединение с «роди- ной-матерью», а если «чужаки» воспротивятся румынизации, то им будет обещана «бейрутизация Кишинева» и «ливанизация Молдавии». Всем «русофонам», всем несогласным с программой и политикой Народного фронта было предложено немедленно покинуть территорию суверенного государства. По словам Друка, он превратит Молдавию для них в Ольстер или Нагорный Карабах, если они не подчинятся воле «коренных хозяев» Молдовы, т. е. воле румын. Нельзя не признать, что это, пожалуй, единственное из обещаний, которое премьер-министр выполнил.

Настаивая на «незаконности» образования ПМР, руководители Молдовы выдвигают, главным образом, лишь два аргумента в оправдание своей бесчеловечной политики: 1) в Приднестровье нет «приднестровской» нации, а потому не может идти речь о праве его населения на самоопределение; 2) суверенную Республику Молдова в границах союзной МССР признало большинство государств мира, а следовательно, она имеет все права на защиту любыми средствами своей территории, включа- ющей и так называемые «восточные районы».

В Приднестровье действительно не существует какой-либо новой нации (этноса), которая могла бы требовать своего самоопределения. Однако международное право не случайно оперирует понятием «народ», а не «этнос» (нация) в принципе равноправия и самоопределения народов. Известно, что мононациональных государств в современном мире почти не осталось, а среди цивилизованных – их и вовсе нет. Национальная структура населения Приднестровского региона на протяжении более двух веков претерпевала не слишком большие изменения и состоит из трех этни- ческих составляющих, представленных примерно равными долями, – молдаван, украинцев и русских. Проживающие мирно, в тесном и неразрывном единстве, исклю- чающем возвышение какой-либо одной нации в ущерб другим, они в течение длительного исторического периода в процессе интенсивной взаимоассимиляции вырабатывали свои особые культурно-психологические черты, свои особые менталитет и характер, в высшей степени доброжелательный и открытый, отторгающий все формы нетерпимости, корпоративной и этнической замкнутости (подробнее об этом см. гл. XV, § 4). Учитывая, что понятие «народ» – это симбиоз этнического и территориального, что схожесть исторической судьбы сформировала в течение двухвеко-