Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Литература западноевропейского Средневековья.doc
Скачиваний:
23
Добавлен:
20.03.2015
Размер:
2.67 Mб
Скачать

Пьер абеляр (1079—1142)

На церковном соборе во французском городе Суассон (1121 г.) по решению высшего духовенства крупнейший французский мыслитель XII в. Пьер Абеляр был вынужден собственно- ручно бросить в костёр своё богослов- ское сочинение — трактат о Троице. Церковь признала его еретическим. Впрочем, с точки зрения католиков- ортодоксов, крамольным являлось всё, что выходило из-под пера Абеля- ра и слетало с его уст. А он в совер- шенстве владел литературным сло- гом, прославился как блистательный оратор и педагог.

По происхождению Пьер принад- лежал к рыцарскому сословию. Но вольное течение мысли и взлёты ду- ха привлекали его больше, чем мель- кание копий и стрел. Абеляр родил- ся на севере Франции, образование получил в Париже. По окончании соборной школы он открыл в париж- ском пригороде Корбейль собствен- ную школу, куда, чтобы послушать его лекции, стекались тысячи учеников. Оттуда Абеляр начал «крестовый по- ход» против своих бывших учителей. Идеи молодого философа звучали революционно: в деле поиска истины

он уравнивал человеческий разум с Божественным откровением.

Помимо богословских и философ- ских трактатов Абеляр писал изящные латинские стихи, расходившиеся по Парижу в списках. Его слава привле- кала толпы поклонников и последова- телей. Каноник Фульбер пригласил Абеляра стать домашним преподавате- лем его племянницы Элоизы (она бы- ла красива, умна и очень тянулась к знаниям). Абеляр принял предложение Фульбера и поселился в его доме. Так начался путь Абеляра-страдальца, Абе- ляра-мученика: таким войдёт он в со- знание современников и в историю средневековой культуры.

И Элоыза где, вдвойне Разумная в теченьи спора? Служа ей, Абеляр вполне Познал любовь и боль позора.

(Перевод Н. С. Гумилёва.)

Эти строки — из «Баллады о дамах бы- лых времён» Франсуа Вийона. Абеля- ру действительно пришлось запла- тить страшную цену за любовное влечение к юной девушке, на которой он не собирался жениться, но которую

** По мнению многих учё- ных, Пьер Абеляр стал пер- вым теологом (богословом), сделавшим веру предметом изучения. Формул^' Блажен- ного Августина «верую, что- бы понимать» он изменил на «понимаю, чтобы верить».

Пьер Абеляр.

233

Литература западноевропейского Средневековья

ПОСЛАНИЯ ЭЛОИЗЫ АБЕЛЯРУ

Элоиза (1100—1164) — ученица, воз- любленная и жена Пьера Абеляра. Об их трагической связи он повествует в «Истории моих бедствий». Свиде- тельством любви Элоизы и Абеляра стала их переписка (на латинском язы- ке). Она началась после того, как Элоиза прочитала «Историю моих бед- ствий». «Одарённый талантом слова и пения, вы заставили звучать на всех ус- тах имя Элоизы», — говорится в одном из её посланий.

Письма Элоизы и Абеляра сохрани- лись лишь в рукописных копиях, самая ранняя из которых датируется рубежом XIII—XIV вв. Высказываются предполо- жения, что эти письма были сочинены уже после смерти Элоизы и Абеляра, по следам легенды об их любви. Однако большинство учёных считают, что по- слания подлинные.

Письма Элоизы дышат искренно- стью чувства. Прочитав исповедь Абе- ляра, она как бы заново листает стра- ницы своей жизни, смысл которой заключается в одной любви к Пьеру. Эта любовь в сознании Элоизы неотде- лима от любви к Богу, поэтому она не находит в своих поступках и мыслях

ни греха перед Господом, ни вины пе- ред мужем. С того времени, как они расстались и Элоиза приняла сан мона- хини, её существо сосредоточено толь- ко на том, чтобы принадлежать ему всей душой. Понимая, что Абеляра соединя- ла с ней «не столько дружба, сколько вожделение, не столько любовь, сколь- ко пыл страсти», Элоиза взывает к его чувству «великого долга» перед ней: ведь ради любимого она отказалась от себя («разлучённая с самой собой»).

В письмах Элоизы проявился её бо- гатый читательский опыт. В них исполь- зован весь запас словесных формул и стилевых тонкостей, накопленный ла- тиноязычной эпистолографией. Элои- за была одной из самых образованных и литературно одарённых жен шин сво- его времени. Она знала не только ла- тынь, но и древнегреческий, изучала древнееврейский, была начитанна в Священном Писании и в трудах антич- ных авторов. В частности, она, несом- ненно, была знакома с «Искусством любви» Овидия (его творчество зано- во открыли для себя образованные европейцы XII в.), Элоиза часто цити- рует Ветхий Завет: так, в первом пись- ме она уподобляет себя Суламифи из «Песни Песней», а своего возлюблен- ного — царю Соломону. В других мес-

тах она сравнивает Абеляра с самим Иисусом Христом. Элоиза и в любви ищет путь к Богу, в глубине души со- храняет надежду на Его милость.

Пьер Абеляр был погребён в создан- ной им обители Параклет, как сам за- вешал. Через 13 лет после него умерла Элоиза. По её желанию она была похо- ронена вместе с супругом. Согласно ле- генде, когда её тело опускали в гробни- цу Абеляра, он раскрыл объятия, чтобы принять Элоизу. Ныне Абеляр и Элои- за покоятся в одной могиле на париж- ском кладбише Пер-Лашез.

Иллюстрация к книге Пьера Абеляра «История моих бедствий». Гравюра XIX в.

Иллюстрация к книге Пьера Абеляра «История моих бедствий». Гравюра XIX в.

всё же соблазнил. Элоиза родила от него сына, и Абеляру, опасавшемуся гнева Фульбера, пришлось тайно об- венчаться с ней. Когда брак всё же стал достоянием гласности, философ отвёз юную жену в монастырь Аржантейль. В отместку Фульбер нанял людей, которые ночью проникли в спальню к Абеляру и оскопили сто. Это случилось в 1119 г. После жестокой расправы Абеляр стал монахом одного из парижских монастырей. Элоиза осталась в Аржантей- ле, где приняла постриг.

Оказавшись в монастыре, Абеляр продолжил богослов- ские изыскания и закончил труд о Троице — тот самый, что впо- следствии был осуждён Церковью. Затем, покинув монастырь, в лесах

между Ножаном и Труа Абеляр осно- вал собственную обитель Параклет (греч. Утешитель — одно из имён Свя- того Духа). Со всех концов страны в Параклет стекаются школяры, желаю- щие разделить с учителем его от- шельническую жизнь. Вскоре побли- зости поселяется и Элоиза со своей паствой; Абеляр становится её испо- ведником и духовным наставником.

Однако новые преследования цер- ковных властей заставляют учёного уйти из обители, он передаёт управ- ление ею Элоизе, а сам перебирает- ся в Бретань. Здесь в монастыре Абе- ляр начинает писать «Историю моих бедствий» (между 1132 и 1135 гг.) — книгу, в которой поведал и о «позо- ре», и о гонениях, которым подвер- гался, но не как соблазнитель, а как мыслитель и педагог.

234

Поэзия вагантов

Сочинение Абеляра относится к жанру эпистолярной автобиографии: оно выдержано в форме послания неизвестному и скорее всего вымыш- ленному друху. Абеляр описывает свой жизненный путь от самого рождения и стремится восстановить в глазах современников своё доброе имя.

«Историю моих бедствий» нередко сравнивают с «Исповедью» Блаженно- го Августина (см. статью «„Исповедь" Аврелия Августина»). Обе книги пред- ставляют рассказ духовного лица о се- бе, обе рисуют жизнь человека как осу- ществление Божественного промысла. Но при том, что Абеляр признаёт гре- ховность многих своих деяний, а глав- ное — помыслов и со стыдом вспо- минает о пережигом, в его жизни нет черты, отделяющей нынешний благочестивый порыв от греховного прошлого. Не покаяние, а скорее само- оправдание движет его пером, хотя мотивы раскаяния и звучат в начале «Истории...». Повествователя перепол- няют противоречивые чувства. С од- ной стороны, он изображает пройден- ный им путь как образец жизни гонимого и преследуемого христиани- на, ссылается на слова одного из апо- столов о том, что «все, желающие жить во Христе, благочестиво, будут гонимы». С другой — прожитое откры- вается перед Абеляром как доказа- тельство справедливости карающего Бога: «Я... трудился, всецело охвачен- ный гордостью и сластолюбием».

Но всё-таки основную причи- ну преследующих его несча- стий Абеляр видит не в себе, не в ощущении своего интеллектуаль- ного превосходства над окружающими, а в злобе и зависти церковной братии. Казалось бы, мыс- литель-христианин не должен придавать значения суждени- ям недостойных лю- дей, ведь они — часть «внешнего», несовер- шенного мира. Однако сам Абеляр — и как персо- наж «Истории моих бедст- вий», и как её автор — тоже принадлежит миру человеческих борений, страстей и грехов.

В последние годы жизни Абеляр про- должал работать над главными фило- софскими трудами («Теология», «Диа- лектика», «Этика»), читал лекции и воевал с церковниками. Уже неза- долго до смерти он написал «Диалог между философом, иудеем и христиа- нином», в котором свёл разные миро- воззрения в открытом споре. Это со- чинение стало предшественником важного для более поздней культуры Возрождения жанра — гуманистиче- ского диалога.

Иллюстрация к книге Пьера Абеляра «История моих бедствий». Гравюра XIX в.

ПОЭЗИЯ ВАГАНТОВ

Ваганты (от лат. уадатез — «бродя- чие») появились в Западной Европе в XII столетии, в эпоху расцвета го- родов, между которыми пролегали пути-дороги. По этим дорогам двига- лись рыцарские ополчения, держа- вшие путь к портам, чтобы отпра- виться на отвоевание у мусульман Святой земли, купцы со своими това- рами, послы и посланники, странст- вующие монахи и паломники. Ка- жется, вся Европа в то время пришла

в движение. Странствовали и школя- ры, искавшие знаний в университе- тах, каждый из которых был славен какой-либо из наук. Большинство ва- гантов — бродячих поэтов, писавших свои стихи на латыни, — предста- вители именно этого сословия. Их жизнь протекала в особом — «пере- вёрнутом» по отношению к феодаль- но-иерархическому укладу — мире. В странствиях ваганты проводили большую часть жизни, чаще всего так

235

Литература западноевропейского Средневековья

Таниы.

Раскрашенная гравюра.

Студенты на лекции в Болонском университете. Миниатюра XIV в.

и не доучившись или не получив прихода или церковной должности. По и формально остепенившись, они сохраняли верность духу вагантского братства. Ваганты называли себя голи- ардами — в честь библейского велика- на Голиафа, которому они придали черты стихотворца-обжоры и которо- го считали своим «прародителем».

Как у всякого братства — или скорее ордена наподобие тех ры- царско-монашеских орденов, что начали создаваться во времена Кре- стовых походов, — у сообщества ва-

гантов был устав, вышучивающий ос- новные правила монашеской жизни. Его запечатлел анонимный автор пес- ни «Чин голиардский» (здесь «чин» означает «правила жизни»), сам раз- мер которой пародирует речитатив церковного песнопения:

Образ благочестия/ мы одни являем: Бедного, богатого — / всех мы принимаем; Знатных с низкородными,/дельного

с лентяем, Кто от монастырских врат/

в шею был толкаем.

Рады и монаху мы / с выбритой

макушкой, Рады и пресвитеру / с доброю

подружкой; Школьника с учителем, / клирика

со служкой И студента праздного — / всех

встречаем кружкой...

Орден наш заслуженно / братством

стану звать я: Люди званья разного / к нам бегут

в объятья. Всех, того и этого, / примем

без изъятия В братии скитальческой /

все скитальцы братья.

(Здесь и далее перевод М. Л. Гаспарова.)

Пункты «орденского устава» выво- рачивают наизнанку устав монастыр- ской ЖИЗНИ:

Возбраняет орден наш / просыпаться

рано — Кто поутру в храм спешит /

посупупает странно. Возбраняет орден наш /раннее

служеиъе — Встав, мы ищем отдыха, / ищем

угощенья...

Вещей, привлекающих ваганта в мире, не так уж много: весёлое засто- лье, сопровождающееся обильными возлияниями, игра в кости («зернь») и в карты, любовные утехи. В шутов- ской «Исповеди» одного из наиболее знаменитых вагантов по прозванию Архипиит Кёльнский содержатся красноречивые признания:

Я иду широкою / юности дорогой И о добродетели / забываю строгой,

236

Поэзия вагантов

О своём спасении / думаю не много И лишь к плотским радостям / льну

душой убогой.

Во-вторых, горячкою /мучим я игорной; Часто ей обязан я / наготой позорной-

(Здесь и далее перевод О. Б. Румера.)

При первом прочтении может по- казаться, что поэт похваляется своей непутёвой жизнью, что он не верит в загробное воздаяние за грехи, со- вершаемые в этом мире. Он посяга- ет даже на святая святых — смертный миг, когда надо успеть покаяться. «В кабаке возьми меня, смерть, а не на ложе! / Быть к вину поблизости мне всего дороже», — возвещает Ар- хипиит. Но если вдуматься в строки «Исповеди» и других сочинений ва- гантов, станет очевидно, что авторы их не богохульники и тем более не еретики. Их поэзия по-своему ре- лигиозна. Воспевая кабацкие радости и земную любовь, вагант никогда не забывает (и неназидательно напо- минает слушателю-читателю), что и блудницы, и карты, и кабаки — сим- волы «перевёрнутого», карнавально- го, игрового мира, рядом с которым должен существовать мир высокой любви к Богу:

...В-третьих, в кабаке сидеть / и доселе

было И дотоле будет мне / бесконечно мило, Как увижу на небе / ангельские силы И услышу пенье их / над своей могилой.

В реальности же рядом с миром шутовства ваганты видят мир фари- сеев и лицемеров: «...О себе любой из них промолчит, наверно, / Хоть мир- ские радости любы им безмерно». Так озорная исповедь-самобичевание перерастает в проповедь и обличе- ние греховности сильных мира сего, каковыми для ваганта в первую оче- редь были высокопоставленные свя- щеннослужители.

Особенно явственно сатирические мотивы звучат в творчестве одного из самых образованных и начитанных поэтов XII столетия Вальтера Ша- тильонского, автора эпической поэ- мы «Александреида», воспевающей

КАРНАВАЛЬНЫЙ СМЕХ

Карнавальное представление. Раскрашенная гравюра.

«Шиворот-навыворот», «наизнанку», «задом наперёд», «вверх тор- машками» — эти выражения не случайно вызывают представле- ние о чём-то комическом, о шутках и дурачествах. Именно по за- кону «обратное™» — переиначивания общеупотребительных понятий, перестановки «с ног на голову» сложившегося поряд- ка вешей — человечество с давних времён создавало рядом с основательным серьёзным миром его весёлое кривозеркальное подобие. «Человек — смеюшееся животное», — утверждал древнегреческий философ Аристотель, усматривая в способно- сти смеяться главное отличие человека от «братьев меньших». В древнем смеховом мире у каждого священного ритуала была комическая сторона, у каждой священной темы — её пародий- ная версия. Рядом с трагедией разыгрывалась комедия, а около героического персонажа подвизался его шутовской двойник. Смех был необходимым условием обновления мира: он сокрушал ав- торитеты и низводил на землю богов и героев, чтобы они возрож- дёнными могли вернуться к исполнению своих «высоких» ролей и обязанностей. Звучавший на праздниках сбора урожая смех по- буждал землю к грядущему рождению злаков и плодов. Он осво- бождал человека от страха смерти, даря ему ощущение причаст- ности к вечной жизни природы, к естественному ритму общенародного бытия. Этот древний (архаический) смех продол- жал звучать и в эпоху торжества христианства. Но в жизни средневекового человека смеху были отведены особые дни и неде- ли года, приуроченные к древним языческим и новым христиан- ским праздникам: это были дни весеннего карнавала, предшест- вующего Великому посту, святочная (послерождественская) неделя и период сбора урожая. Карнавальный смех с особой силой звучал на улицах средневековых городов. Горожане, в том чис- ле и духовенство, как бы забывали на время о том, что Христос, по преданию, никогда не смеялся. Отзвуки карнавального сме- ха слышны и в средневековой литературе.

237

Литература западноевропейского Средневековья

Ш Песня «Гаудсамус» (лат. (гаийеатш) поныне считается международным студенческим гимном.

Февраль. Литография по средневековой миниатюре.

жизнь и деяния Александра Македон- ского. Вальтер обличает «слуг лице- мерных» Господа, обвиняя их в среб- ролюбии («Скоро всё' в греховные / Деньги превратится!»), алчности, си- монии (продаже церковных должно- стей), разврате и любви к роскоши. Он жалуется на засилье невежд, не счи- тающихся с истинно учёными людь- ми, и пророчествует о конце света, приближенном наступившей «ночью злонравия». Эти мотивы подхваты- вают безымянные ваганты в стихах «О симонии», «Обличение денег», «Об упадке учёности».

Сколь бы далёкими от праведности ни ощущали себя ваганты, они были лишены таких страшных для хри- стианина грехов, как гордыня и тще- славие. Напротив, естественное со- стояние души ваганта — смирение. Жить подаянием для него незазорно. У вагантов есть даже песенно-стихо- творный жанр, который можно на- звать «попрошайнями»: поэты жалуют- ся на преследующую их нужду, голод и холод выпрашивают у богачей одеж- ду, часто ссылаясь на пример святого

Мартина, по преданию отдавшего по- ловину своего плаща нищему. Сами ва- ганты, строго говоря, не нищие: они «расплачиваются» с людьми собствен- ными стихами. Могут как возвысить, так и ославить дарителя, возвестив все- му миру о его скаредности и жестоко- сти. Фамильярность в обращении с сильными мира сего, свобода мнений и оценок — отличительные черты ве- сёлого поэтического братства.

В своём творчестве ваганты опи- раются на традиции церковных пе- сенных и речевых жанров, в том числе на автобиографии-исповеди и проповеди. Поэты любили усна- щать произведения цитатами из Свя- щенного Писания, сочинений рим- ских авторов, ссылками на античных и библейских мудрецов. Вместе с тем, подобно трубадурам и труверам, они использовали и опыт народной песенной лирики, и прежде всего об- рядовой поэзии. Мотив весенней природы сочетается в их поэзии с восхвалением молодости как «веш- ней» поры жизни, любви, веселья и беззаботности. Один голиард призы- вает собратьев-школяров «бросить все премудрости», оставить «побоку учение» и наслаждаться быстро про- носящейся молодостью. Другой, под- хватывая тему «давайте веселить- ся, пока мы молоды», в знаменитой песне «Гаудеамус» прославляет акаде- мию и профессоров.

Поэзия вагантов сохранилась в обширных рукописных сборниках, составленных в XII—XIII вв. Наиболее полный из них получил название «Беуронские песни» (лат. Саптппа Вигапа) — по названию монастыря в Южной Германии, где он был обнару- жен в конце XVIII в. Общее количе- ство найденных учёными стихотво- рений вагантов исчисляегся сотнями. Правда, история донесла до нас име- на лишь некоторых авторов. Кроме Архипиита Кёльнского и Вальтера Шатильонского следует отметить Гугона, Примаса Орлеанского, раньше других собратьев достигше- го славы. В XIII в. латинская поэзия вагантов постепенно исчезает. Её сменяет комическая поэзия на нацио- нальных языках.

238

Городская литература Средневековья

ГОРОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ся хвоста. Эти и другие проделки лисы (лиса) занимают достойное мес- то и в старофранцузском животном эпосе.

«Роман о Лисе» состоит из 30 час- тей. Он складывался на протяжении почти целого столетия — с конца XII в. Главный герой — хитроумный и озорной лис Ренар. Сначала появились небольшие поэмы, посвященные от- дельным случаям из его жизни. Затем эти поэмы стали соединять, добавляя всё новые и новые истории. В них рас- сказывалось о похождениях Ренара, который сумел досадить всем зверям: волку Изенгрину, медведю Брёну, ко- ту Тиберу и даже владыке животного царства — льву Ноблю. Впрочем, иногда доставалось и самому Ренару — причём в столкновении с такими сла- быми для него противниками, как пе- тух Шантеклер или улитка Медлив.

Основная сюжетная линия цик- ла — борьба изворотливого Ренара с тупым Изенгрином. Оба — знатные

Устойчивые черты городская сло- весность приобрела в эпоху зрелого Средневековья, в XII — первой поло- вине XIII в. Создавалась она на окон- чательно сложившихся к XII в. нацио- нальных языках и охотно вбирала в себя элементы латинской и курту- азной словесности. Так, нисколько не утеряла популярности житийная литература, которая создавалась те- перь на народных языках. Городская цивилизация выработала и свои ва- рианты эпоса — высокий (аллегори- ческая поэма) и низкий (сказания о животных).

Аллегория — предметное воплоще- ние абстрактных понятий («разум», «любовь», «грех», «милосердие» и др.) — была одним из главных изобрази- тельных средств в средневековом ис- кусстве. Литературная аллегория во- шла в моду после появления поэмы «Роман о Розе». Это знаменитое сочи- нение принадлежит двум авторам. Сначала Гильом де Лоррис в 1225— 1235 гг. написал о юноше, который увидел во сне Розу Любви и отпра- вился на её поиски. Через 40 с лиш- ним лет эту историю завершил Жан де Мен. Он сохранил главную тему (куртуазная любовь и полное подчи- нение знатной даме), но сделал поэму назидательной и поставил в центр повествования спор наставников мо- лодого влюблённого. В их роли высту- пают аллегорические персонажи, оли- цетворяющие разум, дружбу, мирской опыт, мудрость, куртуазную любовь и физическую близость. Как поиски Ро- зы, так и «великая дискуссия» заверша- ются успешно — все желания юноши исполняются.

Анонимный «Роман о Лисе» отно- сится к так называемому животному эпосу. Главный источник книги — сказки о животных. Многие бродячие сюжеты встречаются у большинства индоевропейских народов. Напри- мер, русскому читателю хорошо зна- комы истории о том, как лисица вы- манила сыр у вороны, как воровала рыбу, прикинувшись мёртвой, а волк из-за нес примёрз ко льду и лишил-

«Роман о Розе».

Средневековая

миниатюра.

239

Литература западноевропейского Средневековья

МИСТИКИ

В Германии конца XIII в. широкое распространение получило творчест- во мистиков. Они писали уже не на латыни, а на доступном народу род- ном языке. Мистики стремились постичь Божественную суть бытия без посредничества 1Леркви и самозабвенно погружались в мир души, дости- гая состояния экстаза. В публичных проповедях, сказаниях о чудесах, му- ченичестве и стойкости христианских святых, в «плясках смерти» — про- заических сочинениях о всемогуществе смерти и равенстве перед ней и перед Богом всех сословий — мистики использовали яркие метафоры и сравнения, взятые из народного языка.

Вместилише Бога — не небеса, полагал основоположник немецкой ми- стики Майстер Экхарт (около 1260—1327), а душа человеческая, только в ней и следует искать «царство Божие», ибо «Бог родился в душе, и ду- ша родилась в Боге» («О свершении времён»). При склонности к мисти- ческому самоуглублению Экхарт отдавал предпочтение не созерцатель- ной, а деятельной любви к страждущим: «Если кто, подобно апостолу Павлу, достигнет высшего блаженства в молитвенном экстазе и при этом увидит человека, просящего подаяние, то будет лучше выйти из состоя- ния блаженства и послужить ближнему».

Сочинения и проповеди Экхарта, профессора богословия в Кёльне и Страсбурге, отличает языкотворческая мощь. Он обогатил немецкий язык и литературу многими абстрактными понятиями. Учёного волновало про- тиворечие между цельностью бытия и душой человека, которая осознаёт свою обособленность, но жаждет раствориться в единстве мира. Власти, встревоженные попытками обожествления человека, образовали специ- альный духовный трибунал, который долго выискивал в сочинениях Эк- харта следы ереси. От пыток и унижения его спасла смерть.

Учеником Экхарта считал себя доминиканский монах Генрих Зойзе (Сузо; около 1295—1366). Он, правда, не разделял «инакомыслия» сво- его учителя и не конфликтовал с Церковью. Благодатную почву страст- ные проповеди Зойзе находили в женских монастырях Южной Германии и Швейцарии: монахини — «невесты Христовы» — в молитвенном поры- ве возвещали о любви к «небесному жениху». Сочинения Зойзе — «Кни- га истины», «Книга вечной мудрости», «Книга писем», а также знамени- тое «Жизнеописание» (около 1362 г.), начатое его «духовной дочерью», швейцарской монахиней Элизабет Штагель, и законченное им самим, — замечательные образцы лирической прозы позднего Средневековья. Их отличает напряжённость душевного переживания. Любовь к небесной по- велительнице — Божественной Премудрости — рождает у монаха лири- ческие излияния в духе трубадуров и миннезингеров. «Да ну же, да ну же, сердце и чувства и мужество, устремитесь в беспредельную бездну всех милых вешей!» («Жизнеописание».) В причудливых видениях небеса спу- скаются на землю, ангелы водят вокруг «пламенеющего сердцем» авто- ра хороводы, Дева Мария утоляет его духовную жажду целебным напит- ком и даже сам Иисус Христос беседует с ним о благости земных страданий.

Немецкие мистики сыграли выдающуюся роль в истории литературы. Они усилили выразительные возможности немецкого языка и, отрешаясь от мирских радостей, не замыкались в абстракциях, а использовали в сво- их проповедях краски и ароматы повседневной жизни. Воздействие их сочинений на духовную жизнь Германии ощущалось и в последующие эпо- хи; особенно близки им по духу оказались немецкие романтики.

особы и состоят на службе у короля Нобля. Однако во многих эпизодах звери сохраняют присущие им повад- ки. Чаще всего это случается, когда они оказываются в лесу или в поле. Такая двойственность изображения особенно смешна в сценах, где герои изображены и как люди, и как живот- ные. Знаменитый эпизод с «Вороной и Лисицей» начинается так:

Облюбовали бук бароны, Тот — корни, этот — гушу кроны, Но разве справедлив удел, Чтоб этот ел, а тот глядел?

(Здесь и далее перевод А. Г. Наймана:)

Решив отомстить Медведю, Лис прелыцаег его мёдом и тем самым за- манивает в ловушку. Крестьяне с дре- кольем отделывают бурого чуть ли не до смерти. Это очень распростра- нённый сказочный мотив. Но полу- живой Брён скачет жаловаться коро- лю — и теперь он ведёт себя как феодал, который взывает о справед- ливости к сюзерену:

Копя пришпорив для разгона, Он в час полуденного звона Туда влетел во весь опор, Где Лев держал свой пышный двор.

У зверей в поэме есть националь- ность — они французы. В одном из эпизодов Ренар выдаёт себя за англи- чанина и при помощи ломаного французского языка легко обманывает Изенгрина. Кроме того, звери — хри- стиане: они не только крестятся лапой, но и вступают в бой с язычниками — змеями, скорпионами и прочей нечи- стью. Правая вера торжествует:

С позиций змеи в беспорядке Бегут. Кузнечики, на пятки Им наседая, скачут вслед.

Именно в этом сражении героически погибает петух Шантеклер — один из немногих, кто всегда успешно проти- востоял Лису. Зато враги повержены, и с главаря «неверных» — Верблю- да — живьём сдирают кожу.

Мир зверей в поэме последователь- но уподоб;1яется миру людей. Держа-

240

Городская литература Средневековья

вой управляет благородный монарх, окружённый вассалами. Церковную власть воплощает архиепископ — осёл Бернар. Как и в реальном мире, звери-феодалы враждуют между со- бой и ведут сражения по всем прави- лам тогдашнего военного искусства. Несколько раз повторяется эпизод суда над Ренаром — со всеми деталя- ми средневековой юриспруденции. Хитрый Лис почти всегда выходит су- хим из воды, пока его не настигает смерть. Но безымянным авторам поэ- мы явно было жаль расставаться со своим героем, и гибель Ренара оказы- вается мнимой.

Средневековой городской лите- ратуре свойственно повышенное внимание к быту и трезвый взгляд на мир. Повседневную жизнь показыва- ли без всяких прикрас. Объектом изображения таких жанров, как французское фаблио (фр. «побасён- ка» от лат. гаЪШа — «рассказ») или немецкие шванки (нем. «шутка»), яв- лялась грешная человеческая приро- да. Эти жанры действительно пред- ставляют собой небольшие рассказы шутливого содержания. В незатей- ливых, грубоватых и часто непри- стойных историях главными героями выступают неверная жена, обманутый

к муж, хитрые священники и тупые

крестьяне, а в центре повествования обычно всякого рода плутни и ловкие проделки. Так, в одном из самых из- вестных фаблио «Завещание осла» рассказывается, как некий аббат по- хоронил любимого осла по христи- анскому обряду и вызвал тем самым сильнейшее негодование епископа. Но прелат простил грешника, едва получил 12 ливров, якобы завещан- ных ослом на поминовение души.

Во многих фаблио и шванках можно выявить черты сатиры. Но в целом для городской литературы ха- рактерно «всеосмеивание». В Средние века считалось, что человеческая при- рода не поддаётся исправлению, ибо она безнадёжно «испорчена» с мо- мента грехопадения первых людей. Именно поэтому грешной (смеш- ной) становилась сама реальная жизнь. Но человеческая душа могла обрести спасение и нуждалась в прав-

«ВСЕПЬЯНЕЙШАЯ ЛИТУРГИЯ»

Во время праздников воцарялся «мир наоборот». Сами священники (обыч- но низшего разряда) отправляли шуточную службу: так, по ходу Праздни- ка осла длинноухого возводили в ранг епископа. Великолепным образцом «переворачивания» всех понятий можно считать «Всепьянейшую литургию». Одна из самых значимых для христианства молитв звучит в ней следующим образом: «Отче Вакх, иже еси в винной смеси. Да испьется бремя твое, да приидет царствие твое, да будет недоля твоя, яко в зерни, тако же и во хме- лю. Хмель наш насушный даждь нам днесь и остави нам куски наши, яко и мы оставляем бражникам нашим, и не введи нас во заушение...». Такие мо- литвы (на первый взгляд кощунственные) сочинялись по всей Европе, в том числе и в России. Любопытно сравнить западноевропейскую пародийную литургию с русской «Службой кабаку», записанной в 1666 г.: «Хвалите имя пропойиыно, Аллилуйя. Хвалите ярыжные его, стояшеи перед ним, труби- те ему во всю пору и на подворье ему пиво и мед носите...».

Миниатюра

из рукописной книги

«Пятнадцать

радостей брака».

1485 г. Франция.

ственном уроке. И нравоучение про- никает во все жанры, в том числе в фаблио и шванки, относящиеся к на- родной смеховой культуре.

Подобная литература связана с карнавальным мироощущением че- ловека той эпохи (см. статью «Поэ- зия вагантов»). Карнавал словно бы переворачивал устойчивый мир сред- невековых понятий — и одновре- менно включал их в систему своих ценностей. Поэтому в городской культуре так органично сочетались, казалось бы, непримиримые проти- воположности: высокое и низкое, небесное и земное, утончённая ду- ховность и грубое телесное начало.

241

Литература западноевропейского Средневековья

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ТЕАТР

В 1674 г. Никола Буало в своём зна- менитом «Поэтическом искусстве» уделил средневековой драме всего несколько пренебрежительных строк

Как действо адское театр был осуждён У нас святошами и строго запрещён. Но кучка странников однажды

в воскресенье Дала впервые нам в Париже

представленье...

(Перевод С. С. Нестсревой и Г. С. Пиларова.)

Каждое утверждение в этом четверо- стишии не совсем точно, однако не следует судить автора слишком строго. Последние представления сре- дневекового театра пришлись на ко- нец XVI в. Столетие спустя сохрани- лись лишь смутные воспоминания о зрелище, которое современники Буа- ло считали варварским и оскорби- тельным для хорошего вкуса.

В средневековом театре и в самом деле было много необычного. Сцена в привычном понимании отсутствова- ла. Повозки с декорациями расставля- лись кругом на площади, и зрители могли следить за всеми событиями одновременно. Существовал и другой способ постановки — «передвижной», когда повозки с декорациями и «актё- рами» разъезжали по городу.

Артистами становились обыкно- венные горожане: ремесленники, тор- говцы, священнослужители. На время представления они преображались в тех или иных персонажей — даже в официальных документах их назы- вали не только по имени, но и по «ро- ли». Перевоплощение было полным: исполнителя «роли» Иуды однажды пришлось вынуть из петли и приво- дить в чувство, поскольку он едва не отдал богу душу. Следовало избегать встречи с теми, кто «играл» дьявола: за несколько дней до начала представле- ния они начинали бесчинствовать, и любые проделки сходили им с рук В постановках действовали и алле- горические фигуры: Разум, Плоть, Наслаждение, Безумие и т. п.

Необычным было и само теат- ральное действо. Зрителям предста- вали одновременно рай, земля и ад. Основные события совершались на земле. Из рая за ними внимательно наблюдали Бог, Дева Мария и ангелы. Не менее пристально следили за про- исходящим владыка ада Люцифер и его подручные, которые в нужный момент забирали к себе грешников. Эпизоды возвышенные перемежа- лись непристойными ужимками и грубым кривляньем — поэтому и у зрителей слёзы умиления легко сме- нялись взрывами хохота.

Подобно античному театру, средне- вековая драма зародилась в недрах ре- лигиозного ритуала. В богослужении X—XI вв. возникают так называемые тропы — вставки в произносимый библейский текст, часто представля- вшие собой обмен репликами. Затем

242

Средневековый театр

к тропам стали добавлять пантомими- ческие сцены. Во время рождествен- ской церковной службы разыгрыва- лось в лицах поклонение волхвов лежащему в яслях младенцу Иисусу. В ходе Пасхального богослужения центральное место занимала сцена между ангелом и тремя Мариями (Мать Иисуса, мать Иакова и Мария Магдалина), пришедшими за телом Христа, Такие развёрнутые тропы по- лучили наименование литургической драмы. Она создавалась на латыни — языке католического обряда.

Но постепенно народный язык вы- теснил латынь. Затем драма вышла на паперть — галерею или крыльцо перед входом в церковь," а впоследствии на городскую площадь. В пьесе XII в. «Представление об Адаме» эти измене- ния особенно наглядны. Согласно ре- маркам, изображавший Бога Отца пер- сонаж (Фигура) уходил с паперти в церковь. Сам же текст «ролей» был дву- язычным: Фигура обращалась к Адаму на латыни — языке Библии, зато Дья- вол обольщал Еву на нормандском диалекте старофранцузского языка.

В XIII в. появляются миракли (фр. гшгаск — «чудо»). Источником их служили предания о чудесах Богома- тери или святых. Первые миракли на народном языке создали Жан Бодель («Игра о святом Николае») и Рютбёф («Миракль о Теофиле»). Бодель вывел на сцену святого, чрезвычайно попу- лярного в Средние века. Возможно, пьеса была написана по заказу к празднику. Николай считался покро- вителем молодёжи, и торжества в его честь проходили 6 декабря. Именно с этого времени начинался месячник самых буйных увеселений года. К де- кабрьским дням были приурочены Праздник дураков и Праздник осла, которые сопровождались пародий- ным церковным обрядом. Рютбёф из- брал для своего миракля не менее известный сюжет — историю дьяко- на Теофила, заключившего договор с Сатаной и спасённого Девой Марией. Теофил явился одним из прообразов Фауста — учёного-чернокнижника, продавшего душу дьяволу.

Главным жанром религиозной драмы была мистерия (от греч. «ми-

И. Я. Билибин. Эскиз декорации к мираклю Рютбёфа «Действие о Теофиле». 1907 г.

стерион» — «тайна», «таинство»). На сцене изображалось изгнание Адама и Евы из рая, а также отдельные эпи- зоды жизни Христа — чаще всего поклонение волхвов и оплакивание распятого Иисуса. Постепенно в ми- стерию стали включать всё новые и новые эпизоды (в том числе и нека- нонические, т. е. не входящие в Биб- лию), тесно связанные по смыслу с двумя основными. Во второй поло- вине XV — начале XVI в. появились так называемые «Мистерия Ветхого Завета» и «Мистерия Страстей». Эти циклы пьес поражают своими гро- мадными размерами: например, «Ми- стерия Страстей» (1450 г.) Арнуля Гребана насчитывала 34 600 стихов. В «Мистерии Ветхого Завета» из- лагалась история человечества от

И Пантомима (от греч. «пантомимос», буквально «неё воспроизводящий под- ражанием») — вид сцениче- ского искусства, основан- ный на пластике, жестах и мимике исполнителей.

Ш Литургия (греч.) — хри- стианское богослужение, во время которого совершает- ся причащение верующих. Литургия включает чтение отрывков из Библии, песно- пения, молитвы.

Сиена из пастурели «Игра о Робэне и Марион» (1287 г.) Адама де Ла Аля — древнейшей пьесы европейского светского театра. Постановка Н. Н. Евреинова. 1907 г.

243

Литература западноевропейского Средневековья

Е. Е. Лансере. Эскиз костюма девушки к спектаклю по пьесе Н. Н. Евреинова «Ярмарка на инликт святого Дениса».

;;'Л Согласно Библии, Бог наказал людей за дерзост- ную попытку построить в Ванилоне башню до небес: он смешал их языки, так что люди перестали пони- мать друг друга, и рассеял их по всей земле.

М. В. Добужинский. Эскиз декораций к пастурели «Игра о Робэне и Марион».

грехопадения первых людей, Адама и Евы, до рождения Христа. Главное ме- сто в обоих циклах занимала тема первородного греха. При этом ра- зыгрывались и эпизоды, отсутству- ющие в Священном Писании. Самы- ми важными из них были те, что изображали борьбу небесных и дья- вольских сил за душу человека. Каж- дый персонаж, выходивший на сцену, принимал участие в противоборстве добра и зла. Праведники поднима- лись к престолу Бога, а грешников черти утаскивали в пасть Люцифера.

В прологе «Мистерии Страстей» Адам посылает Сифа («хорошего сы- на») молить о пощаде, и херувим — ан- гел, охраняющий рай, — возвещает о грядущем Спасителе. На небесах в это время происходит настоящий судеб- ный процесс: аллегорические фигуры Милосердие и Правосудие спорят о судьбе человека перед лицом Бога,

Виновником грехопадения в мисте- рии является дьявол — Люцифер, ко- торый посылает на землю Сатану, чтобы тот соблазнил Еву запретным яблоком. С человека снимается часть ответственности, а главное, выражает- ся идея, что он может быть прощён и спасён. Арнуль Гребан в предисловии к «Мистерии Страстей» именно таким образом определил цель своей пьесы: «...показать различие между грехом дьявольским и грехом человеческим,

и по какой причине искуплен был грех человека, но не грех дьявола».

Борьба за человека составляет основное содержание циклических мистерий. Любое событие земной жизни вызывает соответствующую реакцию на небесах и в аду — когда ликуют или негодуют Бог и ангелы, раздаются проклятия или вопли радо- сти Люцифера и его свиты. Обе мис- терии чрезвычайно плотно «заселены» персонажами, которых нет в Библии: слугами, посланцами, наперсниками, друзьями и соседями основных дейст- вующих лиц. В спорах, рассуждениях, ворчливых репликах этих второсте- пенных героев зрители узнавали са- мих себя. Вместе с тем персонажи бы- тового фона являлись такими же участниками драмы человеческого рода, как и персонажи библейские. В сцене возведения Вавилонской баш- ни, например, участвовали ремес- ленники, ничем не отличавшиеся от своих собратьев среди зрителей. Ко- мическая перебранка «строителей» завершилась тем, что Бог покарал людей за гордыню.

Театральное площадное действо было главным развлечением средне- векового города — без него не обхо- дилось ни одно празднество, его жда- ли с нетерпением. Вместо мисгерии могло быть представлено моралите (фр. тогаШс) — пьеса, которая в алле- горической форме показывала борь- бу добра и зла. Как и в мистерии, глав- ная тема в моралите — спасение или гибель души."В одной из ранних пьес «Благоразумный и Неразумный» (1436 г.) это демонстрируется с клас- сической точностью. Благоразумный под руководством Разума и Дисципли- ны преодолевает все искушения на долгом жизненном пути. Он умирает на руках у Доброго Конца, и ангелы возносят душу усопшего на небеса. Тем временем 11еразумный предаётся Разврату и Разгулу, проматывает все деньги на девиц и пьянствует в тавер- не. В результате Дурной Конец убива- ет грешника, и дьяволы препровожда- ют его душу в ад.

В начале или в конце представле- ния ставились небольшие комические пьесы — сотй (фр. зоШе, буквально

244

Средневековый театр

«дурачество») и фарсы. По происхож- дению соти тесно связано с Праздни- ком дураков и карнавалом. Эта чисто средневековая комическая драма воз- никла благодаря деятельности так на- зываемых весёлых сообществ.

Девиз сообщества «Дижонская пе- хота» гласил: «Число глупцов безгра- нично». В таком изречении выражена главная идея соти: мир изначально неразумен. Во многих постановках это выражалось наглядно: персонаж по имени Мир попадал в руки глуп- цов; демонстрировалось и как Глу- пость правит миром — ей подчиняют- ся все люди.

Фарс ведёт своё происхождение от комических сцеп в мистериях и ми- раклях В его основе — убеждение, что природа человека была, есть и будет греховна. Зрителям заранее было известно, что все жёны сварливы и хитры, все мужья ревнивы и рогаты, что дети, которых отдают учиться, ленивы и тупы, а учителя невежествен- ны и полны невероятного самомне- ния, все монахи прожорливы и сласто- любивы, все солдаты — трусливые и хвастливые грабители и т. д. Менять- ся может лишь исход фарсовой ситуа- ции. Так, во многих пьесах городские шутники безнаказанно издеваются над деревенскими простофилями, но иногда и дуракам удаётся взять верх. Забитый муж, как правило, покорно сносит упрёки жены, однако в из- вестном «Фарсе о лохани» впросак по- падает сама вздорная супруга — она составила список обязанностей мужа, но не внесла в него пункт, согласно ко- торому её следует вылавливать из ча- на с бельём. Наконец, фарсовая мораль утверждала: «На каждого плута найдёт- ся плут вдвойне». Это стало сюжетом наиболее знаменитого французского фарса «Мэтр Пьер Патлен» (вторая по- ловина XV в.). Сначала пройдоха адво- кат без труда обманываег глупого куп- ца, но затем и сам становится жертвой обмана — его обводит вокруг пальца ещё более хитроумный пастух.

Во второй четверти XVI в. мистерия остаёгся ещё очень популярной во всех слоях общества. В парижской постановке «Мистерии Ветхого Заве- та» участвовало более 600 исполните-

МЕЖДУ ВЛАСТЯМИ ЗЕМНЫМИ И НЕБЕСНЫМИ

Поначалу неканонические сиены отнюдь не мешали считать мистерию зре- лишем, которому обязан оказывать покровительство сам Господь. Когда в 1496 г. во время представления «Мистерии святого Мартина» в горо- де Серре пошёл дождь, исполнители немедленно обратились за помошью к небесам. Автор мистерии Андре де ла Винь повествует об этом проис- шествии в патетических тонах: «Все участники выстроились в соответст- вии со своим рангом и при звуках труб направились в церковь монсеньёра Святого Мартина, дабы благочестиво вознести мольбу о даровании хо- рошей погоды для исполнения их похвальных действий в постановке на- званной Мистерии; и эта милость была им оказана Богом, ибо на следу- ющий день небо расчистилось, и вследствие этого по приказанию мэра и членов городского совета было объявлено по всему городу, чтобы ни- кто не смел заниматься обычными своими делами на протяжении тех трёх дней, что должна была длиться постановка этой Мистерии».

Постепенно неканонические сиены приобретают светский характер и начинают восприниматься как чужеродный элемент в соседстве с биб- лейскими. В указе от 17 января 1541 г. парижский парламент разрешил поставить «Мистерию Ветхого Завета» только при условии «не вводить сиены ложные, светские, нескромные или вызывающие смех у зрителей». В этом документе есть и ешё один любопытный пункт: парламент потре- бовал, чтобы «Братство Страстей» (знаменитое театральное сообщество, имевшее монопольное право на постановку пьес в Париже) выделило 1000 ливров в пользу бедных — «в силу того, что народ будет отвлечён от церковной службы, и это приведёт к уменьшению подаваемой нищим милостыни». Следовательно, парламент уже рассматривал мистерию не как зрелище, спасительное для души, а как забаву, мешающую подлинно бого- угодным занятиям.

Весёлые сообщества своего рода театрально- поэтические союзы, в кото- рых существовала пародий- ная иерархия. Например, один из самых известных авторов соти поэт Пьер Гренюр (1475-1538) удо- стоился высокого поста в сообществе «Беззаботные ребята»: ему присвоили титул Матери-Дурехи. Это был второй чин в иерархии, сразу вслед за Королём дураков.

лей. Не меньшее воодушевление выка- зывали и зрители: например, Антуан де Бурбон (отец будущего короля Ген- риха ГУ), вынужденный пропустить один из дней представления, обратил- ся в парламент с просьбой дать разре- шение повторить сцены специально для него.

Однако растёт число людей, у ко- торых театр вызывает недовольство и досаду. Протестанты видели в мисте- риях на библейские сюжеты прини- жение и искажение Священного Пи- сания, а католиков смущало само обращение к Библии с развлекатель- ной целью. В 1548 г. парижский пар- ламент завершил свою длительную войну с «Братством Страстей», за- претив представлять «сакральные (священные. — Прим. ред.) мисте- рии», которые превращались в зрели- ще для забавы. Прошло ещё несколь- ко десятилетий — и средневековая драма окончательно сошла на нет.

245

Литература западноевропейского Средневековья

ААНТЕ

(1265—1321)

Дуранте — так звучало имя деда Дан- те Алигьери по материнской линии. В честь деда и был назван будущий поэт, родившийся в итальянском го- роде Флоренции. Внук позже сокра- тил дедовское имя до Данте. Под ним он и вошёл в историю мировой литературы.

Это само по себе достаточно необычно: тех немногих из великих европейских писателей, кого можно поставить вровень с творцом «Божест- венной комедии» — Шекспира, Сер- вантеса, Гёте, Толстого, — мы при- выкли называть по фамилии. А под личными именами в анналах культу- ры числятся, как правило, апостолы, святые: Пётр, Павел, Автустин... Значит, Данте для современников и потом- ков — не просто поэт, он носитель вы- сшего знания, тот, кго смог проник- нуть в смысл назначения человечества, кто окинул взором Землю целиком с высоты «седьмого неба»: «...Клочок, ро- дящий в нас такой раздор, / Я видел весь, с горами и реками» (здесь и да- лее перевод М. Л. Лозинского).

«С ТЕХ ПОР,

КАК Я ВПЕРВЫЕ УВИДАЛ...»

Высшее знание связано и с опытом земной жизни Данте. Самой сущест- венной частью этого опыта стала любовь поэта к Беатриче Портипари. В первый раз он встретил Беатриче на улице Флоренции, когда ему было де- вять лет, а ей и того меньше. В «Боже- ственной комедии» Данте признался: «С тех пор, как я впервые увидал / Её лицо здесь на земле, всечасно/ За ней я в песнях следом поспевал...». Био- графы датируют цикл стихотворений, рождённых любовью к Беатриче, а за- тем скорбью о её ранней смерти (она умерла в 1290 г.), 1283—1292 гг. Из по- священных Беатриче сонетов Данте составил лирическую исповедь «Новая жизнь» (1292 г.), сопроводив стихи развёрнутыми прозаическими поясне- ниями и описаниями обстоятельств их создания. При этом в книге почти нег следов реальной биографии молодо- го Данте — её приходится воссозда- вать по другим источникам.

Есть основания считать, что он учился в Болонском университете, славившемся юридическим и меди- цинским факультетами. Там Данте познакомился с создателем поэтиче- ской школы «нового сладостного сти- ля» Гвидо Гвиницелли, которого в «Ко- медии» назвал своим отцом. Известно, что Данте принимал участие в войнах, то и дело вспыхивавших между Фло- рентийской республикой и её соседя- ми-рыцарями, в том числе в битве при Кампальдино (1289 г.),

Вскоре после смерти Беатриче Данте прочитал трактат раннссредне- векового мыслителя Боэция «Уте- шение философией», где говорится о ничтожности земных благ перед лицом смерти, и почувствовал тягу к занятиям философией. Он начал посещать лекции и диспуты на бо- гословские темы в монастырских школах. Тогда же он женился на де-

-

Аанте