mah2

тому, что мы имеем теперь. Кинематографическое изображение ребенка, который подрастает, развивается, становится зрелым и, достигнув старческого возраста, умирает, производило бы более сильное впечатление, чем любая проповедь о раскаянии.

10. Контраст между удлинением и сокращением времени подобен контрасту между увеличением и уменьшением пространств. Высокоценному микроскопу можно противопоставить мало обращающее на себя внимание, но столь же важное уменьшение для нашего поля зрения изображений слишком больших объектов, примером чего могут служить географические карты. И в этом последнем случае мы вводим объекты, с трудом поддающиеся абстрактному познанию, в область удобного и привычного нам воззрения. Мы помогаем абстрактному мышлению регистрирующими аппаратами, вычерчивающими кривые, при самом производстве опытов, как и тогда, когда изображаем полученные уже результаты в виде кривых, геометрических конструкций и т. д.10. Достаточно одного примера, чтобы показать значение, которое имеет факт завоевания какой-нибудь области для нашего воззрения. Общеизвестно, с каким трудом удалось Кеплеру из отдельных абстрактных данных конструировать эллиптические пути планет, а между тем для решения этого вопроса было бы достаточно одного взгляда, если бы эти движения были даны наглядно в уменьшенном пространственном и временном масштабе.

11. Воззрение является источником, из которого черпает наша память. Если по какому-нибудь случайному поводу передо мной возникает образ маленького гладко выбритого господина с седыми локонами, приближающегося к обеденному столу, дружески раскланиваясь во все стороны, если я слышу с различных сторон шепот: Ein deutscher Professor! Voilà un professeur allemand! Aoh! a German professor! если все это выступает в моем воображении в той связи, в которой я все это пережил, то я это называю воспоминанием. Но если, благодаря многим различным переживаниям, среди элементов установились многообразные ассоциативные связи, вследствие чего отдельные связи стали слабее, то под действием побочных влияний могут возникнуть такие комбинации связей, которые в чувственных переживаниях никогда еще не были, а зародились впервые только теперь, в представлении. Подобные представления мы называем фантастическими. Если бы я в моей жизни видел только одну собаку и теперь представил бы себе собаку, она обладала бы, вероятно, всеми признаками, которые не ускользнули от моего внимания во время

10 Populäre Vorlesungen, стр. 124-134.

165

наблюдения этой собаки. Но в действительности я видел бесчисленное множество различных собак, как и других животных, похожих на собаку. Вследствие этого собака, которую я себе представляю, отличается от всякой собаки, которую я когда-ли- бо видел. Трактирщик придумывает вывеску «К синей собаке». Его вывеской служит собака, сделанная из дерева. Но он хочет ее покрасить. Придя к красильщику, он видит много горшков с различными красками, и выбирает ту, которая бросалась бы в глаза. Так возникает «произведение его фантазии» через комбинацию ассоциаций, принадлежащих к различным переживаниям. Эти простые рассуждения показывают, что невозможно провести абсолютно резкой границы между воспоминанием и фантазией. Ни одно переживание не настолько обособлено, чтобы другие переживания не могли повлиять на воспоминание о нем. Всякое воспоминание есть «смесь действительности с фантазией». С другой стороны, в фантастических представлениях большею частью можно доказать присутствие элементов воспоминания.

12. Ребенок видит человека, который хромает. «Бедняжка сел на большую лошадь, упал с нее и ушиб себе ногу о камень». Эта фантастическая история 31/2~летнег° ребенка легко комбинируется из его воспоминаний. Другой трехлетий ребенок желает жить как рыба в воде или звезда на небе; у него столь же богатая фантазия, как у того ребенка, который, увидев отверстие в камне, думал, что оно — жилище фей. Ребенок часто называет пробку «дверью», маленькую монету — «дитятей доллара», при виде травы, покрытой росой, кричит: «она плачет!». Следует ли на все это смотреть как на работу фантазии, я, судя по наблюдениям над собственными моими детьми, весьма сомневаюсь11. В период развития речи ребенок имеет еще мало слов и, подобно дикарю, говорит поэтически поневоле, побуждаемый каждым сходством к употреблению слов в переносном значении. Совершенно подобно ребенку, руководимому фантазией, дикарь строит свои космогонии из элементов своих воспоминаний. В них играют роль гигантские лягушки, кроты, пауки и кузнечики. У племен, живущих у моря или у больших рек, в созидании мирового порядка принимают,участие вынырнувшие из глубины колоссальные рыбы или черепахи. Если маленькая девочка, дочь управляющего имением, хорошо знакомая с птичьим двором, спрашивает: «звезды — не яйца ли, которые кладет месяц?», то это — отличный пример того, как образуются наивные космого-

Ribot, Essai sur l'imagination créatrice. Paris, 1900, стр. 89-97. См. «Анализ ощущений», изд. С. Скирмунта, стр. 257.

166

нии12. Так, например, у египтян — народа, рано достигшего высокого совершенства в гончарном деле — бог Ptah делает на гончарном станке яйцо, из которого развивается мир13. Стоит только вспомнить собственную юность, чтобы понять: когда нет налицо никакой солидной опытной основы для понимания мира, фантазия по необходимости должна — худо ли, или хорошо — заполнить пробелы и удовлетворить потребность в таком понимании.

13. Кто знаком с историей развития науки или принимал участие в ее разработке, тот не станет сомневаться, что для работы научного исследования требуется сильно развитая фантазия. Правда, характер этой фантазии несколько отличается от фантазии художника, о которой еще будет речь впереди. Рассмотрим сначала на нескольких примерах работу опытного исследователя. Всякому современнику Галилея было известно, что звук медленнее распространяется, чем свет: если смотреть издали на работу плотника, мы сначала видим, как молоток опускается, и только потом слышим звук. Здесь свет, несравненно более быстро распространяющийся, отмечает нам момент начала распространения звука. Для определения скорости распространения света этот способ однако неприменим. Как отметить момент начала распространения света? Галилей представляет себе дело так: наблюдатель А, вдруг раскрыв свой фонарь, посылает свет другому наблюдателю В, находящемуся от него на известном расстоянии; тот, увидев свет, раскрывает свой фонарь, так что А может отметить моменты начала и конца распространения света на расстоянии 2АВ. Это гениальное приспособление возникло, благодаря комбинирующей, принимающей во внимание все условия, фантазии. Возможно, что помогло здесь делу воспоминание о явлении эха. Хотя сам Галилей признал этот опыт неосуществимым вследствие слишком большой скорости распространения света, тем не менее Физо мог более 200 лет спустя продолжать работу его фантазии. Вместо наблюдателя В он придумывает зеркало, отражающее свет обратно в А, а в А — равномерно вращающееся зубчатое колесо, точно отмечающее моменты, в которые свет отходит и возвращается в А, и кроме того — в А и В зрительные трубы для уменьшения потерь света. Живой интерес к поставленной цели не дает улечься ассоциациям, а сосредоточение внимания на условиях, которые должны быть выполнены, приводит к отбору полезных для данной цели ассоциаций, из

12Наблюдение моей сестры.

13Erman, Ägypten, II, стр. 352> 605 и след.

167

комбинации которых рождается продукт фантазии. -- Свет и звук электрической искры возбуждают у Франклина предположение, что молния и гром суть явления электрические. Зарождается живейшее желание овладеть этим предполагаемым электричеством. Но как это сделать? Проводящего стержня не хватит; построить вавилонскую башню он не может. Тут он вспоминает о бумажных змеях, подымающихся вверх при легком ветре. Он устраивает себе такого змея, снабжает его металлическим острием, пеньковой веревкой с ключом на ее нижнем конце и при приближении грозы пускает этого змея, поместив между веревкой и своей рукой кусок шелковой нитки. И действительно, веревка, смоченная дождем, становится хорошим проводником электричества. Франклин может извлекать искры из ключа, заряжать ими лейденские банки, наполнять эти банки «электрическим огнем». В настоящее время такого змея мог бы заменить прикрепленный к чему-нибудь на земле воздушный шар. К числу таких вспомогательных средств опыта, созданных фантазией, принадлежат также: комбинация Ньютона выпуклой чечевицы с плоским стеклом, дающая одновременно все цвета тонких пластинок и позволяющая легко определить толщину, соответствующую каждому цвету; далее, всадник Sauveur*&, служащий для доказательства узлов в колебательном движении; вращающееся зеркало Уитстона, акустический прибор Кенига и т. д.

14. Уже и в упомянутых выше случаях решения экспериментальных задач мы имеем дело не только с чувственными представлениями, но и с понятиями. Раз мы усвоили себе какие-нибудь общепринятые понятия, фиксированные в словах, знаках, формулах, определениях, эти понятия представляют уже объекты памяти, воспоминания, фантазии. Возможно и в этих понятиях фантазировать, исследовать их область, следуя нити ассоциации, и делать комбинированные отборы их, соответственно условиям поставленной задачи. Происходит это в особенности при разрешении относящейся к данной теории задачи, когда рассматривают тот комплекс понятий, который все освещает и дает ключ к разрешению задачи. Во время своих гидростатических исследований Stevin замечает, что отвердевание любой части жидкости, находящейся в равновесии, не нарушает этого равновесия, наоборот, что таким способом целый ряд гидростатических задач может быть сведен к решенным уже задачам статики твердых тел. Законы Кеплера найдены, и Ньютон ставит себе задачу разгадать их. Кривой путь планет (закон I) наводит его на мысль о притягательной силе, исходящей из точки, лежащей внутри этого пути. Второй закон, закон секторов, определяет точнее этот

168

r

пункт; это — солнце. Третий закон: — = konst, где г означает рас-

стояние, t — время оборота планеты, совпадает с выражением

Таким образом центральная сила, обратно пропорциональная квадрату расстояния, разрешает всю заданную Кеплером загадку14. — Законы отражения и преломления света становятся ясны для Гюйгенса, благодаря представлению совместного действия элементарных волн, скорость которых определяется средой. Количественные законы поляризации света Malus'a, аналогия между цветами двупреломляющих кристаллических пластинок и цветами тонких пластинок, формулы Био для первых — все это уясняется и приводится в одну связь концепцией поперечных колебаний света Юнга — Френеля в связи с понятием сцепления.

15. Закон ассоциации оказался достаточным, чтобы осветить рассматриваемую здесь деятельность научной фантазии. Но художественная фантазия обнаруживает в своих проявлениях известные особенности, и для их изложения мы должны пойти несколько дальше. Ассоциация не ограничивается процессами сознания, представлениями. Вообще все процессы организма, совместно часто повторявшиеся, обнаруживают тенденцию к сохранению этой связи. Так ассоциируются друг с другом движения при их совместном упражнении, ассоциативно происходят выделения и т. д. Ассоциацией является приобретаемая постепенно связь разных органических функций, приобретаемая постепенно возбуждаемость одной органической деятельности другою, постепенное взаимное приспособление частей организма друг к другу на службе у целого и по обстоятельствам индивидуальной жизни. Но связь органов, делающая возможным такое взаимодействие, возникает не только через процессы индивидуальной жизни, но получается организмом — по крайней мере в большей ее части — с самого начала жизненного пути в качестве наследственного достояния. Таким наследственным способом дается часть взаимодействий (например рефлективные движения), увеличивающаяся еще в течение органического развития (при половой зрелости) и лишь видоизменяющаяся под влиянием приобретений индивидуальной жизни. Таким образом одними лишь в индивидуальной жизни приобретенными ассоциациями психология не может ограничиться для объяснения всех случаев15. Жизнь на основе одних ассоциаций, в обычном смысле тер-

14 Mechanik, 5 Aufl., 1904, стр. 88, 195.

15 «Анализ ощущений», изд, С. Скирмунта, стр. 195.

169

мина, была бы невозможной. Далее, должно принять во внимание и то, что органы, правда, существуют друг для друга и служат друг другу, но тем не менее каждый из них ведет также свою особую, самостоятельную жизнь. Эта последняя проявляется в его специфических энергиях16, которые хотя и могут видоизменяться под действием возбуждения извне или исходящего от других органов, но в общем и целом имеют определенный характер, а порой являются и заметно самостоятельными. Так орган зрения и слуха и всякий другой из органов чувств может при особых, подлежащих еще дальнейшему изучению, условиях производить ощущения самостоятельно, в виде галлюцинаций, — ощущения, которые он обыкновенно развивает под действием физических раздражений; так кора больших полушарий мозга может создавать навязчивые идеи, мышца может сокращаться без произвольной иннервации, железа может производить выделения без обычной причины. Галлюцинация именно и есть то, что научает нас видеть в ощущениях состояния собственного нашего тела. Односторонняя переоценка этого познания служит затем основой столь же односторонних философских систем (солипсизм).

16. Зрительные галлюцинации, в которых выражаются самостоятельные произвольные отправления чувства зрения, подробно изучены и наглядно описаны Иоганнесом Мюллером11. Ярко окрашенные фигуры — растений, животных, людей — возникают в поле нашего зрения и изменяются постепенно, помимо нашего участия. Эти фигуры являются не образами воспоминания объектов, виденных нами раньше, и не вызваны мыслями о них, а оказываются новыми образованиями. Наша воля не имеет на них никакого заметного влияния. Мюллер доказывает этим ничтожность значения законов ассоциации. Но он, значит, заходит слишком далеко. Конечно, то, что произвольно наступает, может произвольно и изменяться. Но фантазмы не противоречат законам ассоциации, хотя образование их и не может быть объяснено этими законами: они принадлежат к другому классу явлений. Зато законы ассоциации служат нам во многих других областях весьма ценными руководящими началами. Притом существует один род фантазмов, связанных с тем, на что мы непосредственно перед ними смотрели; это —

Здесь имеется в виду теория, провозглашенная Иоганнесом Мюллером и далее развитая Герингом.

J. Müller, Über die phantastischen Gesichtserscheinungen. Koblenz, 1826. F. P.

Gruithuisen, Beiträge zur Physiognosie und Eautognosie. München, 1812, стр. 202-296.

170

явления чувственной памяти, описанные в особенности Фехне- /кш18. После того как мы более или менее продолжительное время занимались каким-нибудь зрительным объектом, образ его выступает перед нами, в особенности в полутемноте, молниеобразно, но неизмененным и с полной объективностью. Эти образы очень похожи на только что виденные объекты, хотя, может быть, и не тождественны с ними19. Если объекты при слабом освещении кажутся нам измененными иллюзией, то это указывает, что предельные процессы — произвольные фантазмы и образы, вызванные физическими раздражениями — могут комбинироваться в различных степенях. Равным образом встречаются и всевозможные промежуточные ступени между ощущением и представлением. Если поэтому мы скажем, что обыкновенно представление возбуждается другим представлением, но при особых условиях может являться и произвольно, то такое положение будет находиться в полном согласии с известными до сих пор фактами20.

17.Так называемые свободно возникающие представления,

т.е. внезапные живые воспоминания о некогда виденном, о слышанных прежде мелодиях и т. д., для которых не удается указать ассоциативного исходного пункта ни в предшествующих наших мыслях, ни в данной окружающей нас обстановке, приходилось, вероятно, наблюдать всякому. Гербарт знал это явление и пытался объяснить его по-своему. Оно как будто

родственно галлюцинациям. Но если принять ассоциацию в более широком смысле, допустить, что ассоциационный ряд может начинаться или кончаться и бессознательными процессами, то исчезнет необходимость видеть во всяком как будто свободно возникающем представлении что-либо, действительно нарушающее законы ассоциации. Подобный взгляд может, мне кажется, осветить с новой стороны интересные наблюдения

18Fechner, Elemente der Psychophysik. Leipzig, 1860, II, стр. 498. См. далее «Анализ ощущений», изд. С. Скирмунта, стр. 157.

19Oelzelt-Newin (Über Phantasie-Vorstellungen. Graz, 1889, стр. 12) сообщает о себе следующее: однажды он наткнулся назмей, из которыхмногихперебил;

вследующуюзатем бессонную ночьего непрестанно преследовали казавшиеся объективными образы и движения их. Нечто подобное случилось и со мною после того, как я в течение несколькихдней производил опыты над пауками: они во сне окружали меня. Однажды, когда я вскармливал молодого воробья кузнечиками, мне приснился большой кузнечик, в рост человека, который с угрожающим видом приполз ко мне, как будто желая сказать: достаточно места для всех на земле, почему же ты нас преследуешь?

20«Анализ ощущений», изд, С, Скирмунта, стр. 165.

171

Свободы21, а также вполне согласуется с воззрениями R. Seтоп'а22.

18. Признаком творческой художественной фантазии считается обыкновенно произвольное, без усилия новообразование ее творений, противоположное простому воспроизведению пережитого. Она характеризуется, кроме того, внезапностью, с которой, по крайней мере, основные, черты творения являются художнику, в виде как бы галлюцинаций или подобных им форм. В сочинениях, трактующих о фантазии, в особенности в цитированной нами уже выше оригинальной и интересной книге Oelzelt-Newin'a. приведены многочисленные примеры этого рода. Но чтобы не принять за правило то, что является лишь редко, и не увлечься преувеличениями вместо здравых научных взглядов, следует задать себе следующий вопрос: возможно ли, чтобы какой-нибудь Бетховен или Рафаэль появился среди дикарей? Стоить только поставить этот вопрос, чтобы мы сейчас почувствовали, что весь характер творений таких художников в сильной степени определяется также искусством, существовавшим до них, и, следовательно, их переживаниями23. Если и допустить галлюцинаторную форму вдохновения у художника, все же должно считать и его зависимым от переживаний художника. А затем является обработка деталей, которая едва ли отличается чем-либо от научной обработки деталей, кроме более чувственного, менее абстрактного характера. Кто тщательно вслушается в симфонию Шумана или стихотворение Гейне, заметит в них следы более старого искусства. Более того, надо признать, что привлекательность этих вещей в значительной своей части состоит в неожиданной вариации старых мотивов, приятно нас поражающей. Без этого более старого, более тривиального, и эти творения не могли бы ни возникнуть, ни найти понимания24.

21Swoboda, Die Perioden des menschlichen Organismus. Wien, 1904. Точной периодичности мне у себя наблюдать не удалось, хотя у меня часто бывает это явление свободно возникающих представлений. Возможно, что точная периодичность встречается только у очень чувствительных индивидуумов.

22Semon, Mneme. Leipzig 1904.

23Очень здравые и трезвые взгляды по этому вопросу см. у К. Wallaschek, Anfänge der Tonkunst. Leipzig Г903, в особенности стр. 291 и след.

24См. прекрасное небольшое сочинение E. Kulke, Über die Umbildung der Melodie. Prag, 1884. Аналогичные соображения можно привести относительно преобразования гармонии. Ограничусь одним примером: в опере Вагнера

Der Fliegende Holländer в балладе и увертюре трехзвучные аккорды Dur, Es-Dur, D-Molle следуют друг за другом и притом с вопиющим пренебрежением к запрету квинты: здесь перед нами небольшое видоизменение тривиального пассажа — трезвучие F-Dur, доминант-септаккорд, трезвучие — F-Dur, и именно в этом и заключается вся прелесть.

172

19. Может ли мгновенная галлюцинация послужить исходным пунктом научного открытия? Может быть, так именно возникла у Гёте идея о метаморфозе растений. Таких редких исключений не надо, конечно, игнорировать, но в общем можно и здесь сказать то, что было сказано выше о сонных фантазмах (см. стр. 68). Я по собственному опыту хорошо знаю, что такое галлюцинация и сонные фантазмы, и у меня бывали иногда оптические и музыкальные фантазмы, которые могли бы оказаться пригодными для художественного применения. Но я не знаю ни одного случая галлюцинаторного научного открытия, ни среди великих классических исторических примеров, ни из собственного опыта25. Правда, нередко случается, что вдруг открывается перспектива, как решить ту или иную проблему, и мне самому приходилось испытать кое-что подобное. Но если ближе присмотреться, то оказывается, что этому моменту всегда предшествовала продолжительная и трудная работа, продолжительное и глубокое изучение данной области, или что собирание данных происходило хотя и шутя, без особого труда, но все же под влиянием известным образом направленного интереса, пока какой-нибудь последний факт не связал всего в одно неразрывное целое. Почему же существует такая разница в этом отношении между искусством и наукой? Причину этого, мне кажется, указать нетрудно. Искусство остается преимущественно чувственным и обращается главным образом к одному чувству. Могут быть галлюцинации каждого чувства в отдельности. Но науке необходимы понятия. Существуют ли галлюцинации понятий. Как они могли бы возникнуть? Есть ли основание ожидать, что последнее человеческое интеллектуальное приобретение, научные понятия, которые по природе своей возникли через сознательную, намеренную работу, являлись даром бессознательной организации?

20. Рассмотрим в заключение еще раз отношение понятия к воззрению и ощущению. Преимущество привычных, лично приобретенных, а не только со слов или из книг схваченных понятий состоит в легкой пробуждаемое™ потенциально содержащихся в них воззрений и ощущений, причем последние можно с такой же легкостью вновь складывать в понятие. Приведем для иллюстрации этого один тривиальный пример. Положим, мы мыслим о времени 3600 лет тому назад, т. е. эпохе фараонов, от которой

25 Рассказывают, что Кекуле увидел свою схему формулы бензола как галлюцинацию в лондонском тумане, но собственный его беспритязательный отчет о его размышлениях в Лондоне и Генте вовсе не говорит в пользу этого утверждения (Berichte d. Deutschen ehem. Gesellshaft, 23, Jahrg., 1890, стр. 1306 и след.).

173

до нас дошли исторические свидетельства. Эти 3600 лет являются почти только «flatus vocis», пока мы не превратим их в нечто более наглядное. Но представим себе древнего египтянина, у которого на 60-м году жизни родился сын; у этого сына в том же возрасте родился тоже сын и т.д.; 60-ый потомок этого рода, представителей которого можно вообразить себе поставленными в ряд в небольшой сравнительно комнате, принадлежит уже настоящему времени. При этом эпоха фараонов сделается нам значительно ближе, и мы не станем более удивляться, что еще столько варварства сохранилось и доселе. И обратно, пусть тот, кто любит вспоминать о своих славных предках или мечтать о прекрасном будущем своих потомков, пусть попробует превратить свои наглядные представления в понятия. Каждый имеет двух родителей, четырех прародителей, восемь прапрародителей; если продолжить этот счет на протяжении немногих столетий, получим население, превосходящее числом население какой угодно страны. Трудновато, следовательно, иметь исключительно славных предков, и любитель их должен примириться с мыслью, что и среди его предков были воры, убийцы и т. д., и считаться и с такою наследственностью. И тот, кто скромно оставляет после себя трех детей, и те делают то же и т. д., скоро населил бы всю землю своим потомством. Следовательно, многие из его потомства обречены на гибель в борьбе за существование, — борьбе, которая будет вестись, конечно, не всегда наиболее благородными средствами. Может быть, этот простой пример превращения понятий в воззрения и, наоборот, уяснит мысль, что крайняя безудержная эгоистическая забота о собственном потомстве основана на иллюзии, и ее лучше было бы заменить заботой о человечестве.

21. Человек, обладающий богатой, расчлененной и соответствующей его интересам системой понятий, которую он усвоил при помощи языка, воспитания и обучения, пользуется значительными преимуществами сравнительно с тем, кому приходится основываться на одних своих восприятиях. Но и тот, кто не обладает способностью быстро и легко превращать свои чувственные представления в понятия и наоборот, может порой быть введен в заблуждение своими понятиями; они могут тогда превращаться для него в тяжелое бремя предрассудков.

174