4-й семестр / Занятие 8
.docxЗанятие 8
Твардовская А. В. Религиозно-национальная политика
Ревизия реформ 60-х годов, предпринятая властью, ее сословная политика не могли обеспечить сколько-нибудь широкую общественную поддержку. Сознавая, что усиливать самодержавие становится все труднее 185 , консерваторы ищут новых средств ее идейной защиты: скудость старых в обстановке роста влияния либерализма и народнической демократии становится очевидной. Для обоснования абсолютизма в пореформенной России требовалось нечто иррациональное. Идея Божественного происхождения русского самодержавия, Божественного промысла как основы его политики, идея царя - помазанника Божьего противопоставляется всем планам преобразования неограниченной монархии как еретическим, кощунственным, святотатственным. Консервативные издания этих лет, как правило, имели специальный отдел для обзора церковной печати. В «Русском обозрении», кроме постоянных обзоров духовной литературы, давалась и обширная хроника духовной жизни. Статьи на религиозные сюжеты, более уместные в богословских изданиях, занимают огромное место и в «Гражданине», и в «Русском вестнике». Консервативная пресса как бы сливалась с церковной, составляя единое целое, тем более что в церковных изданиях политическая тематика все чаще преобладала над религиозной. Религиозные философы и богословы (Г.П.Смирнов-Платонов, А.А.Иванцов-Платонов, П.Е.Астафьев, Н.П.Гиляров-Платонов) часто выступали в светской литературе охранительного направления. ГиляровПлатонов издавал «Современные известия» - общественно-политическую газету, где и сам писал на религиозные темы. Л.А.Тихомиров не был объективен, когда, не считаясь с этими фактами, заявлял о росте религиозного чувства в обществе и усилении роли религии. Лейтмотив статей Тихомирова на религиозно-нравственные темы - мысль, что только подчинение церкви создает возможность человеку думать о действительном общественном устроении, а не творить утопию. Подобными размышлениями об общественном порядке, исходя из религиозных догматов, делился и в религиозно-философских трудах П.Е.Астафьев, выступавший в «Московских ведомостях». Астафьев доказывал иллюзорность стремления в земной жизни к равенству и воплощению «либеральных идеалов». Но и всякое стремление к общественному благу он осуждает как отвлекающее от истинных задач прогресса, состоящего в религиозном самосовершенствовании. Вопрос о церкви охранительная публицистика провозгласила «главным для образованного общества». Определив церковь главной опорой государства, консерваторы постарались дать обоснование их взаимоотношениям в условиях самодержавной монархии. Противник - как и большинство консерваторов - отделения церкви от государства, К.П.Победоносцев рассуждает о необходимости их равноправия при размежевании функций. В годы, когда Победоносцев занимал должность обер-прокурора Святейшего Синода (1880-1904), церковь окончательно поглощается государственной системой, становится ее частью. Авторитарность, регламентация и контроль светской власти пронизывают церковную организацию. Церковь подчиняется интересам монархии, обслуживает ее, всемерно политизируется, утрачивая при этом роль нравственной руководительницы. С годами, при неизменной позиции ортодоксов, консервативная мысль все больше разветвлялась, обретая новые оценки и в подходе к религии. Обоснование роли религии как орудия государственной политики требовало унификации веры, что в многонациональной империи вело к ужесточению религиозно-национального гнета. Консерваторы 80-х годов утилизовали «русскую идею», выдвинутую еще «почвенничеством», по-своему трансформировав ее. Для «почвенников» 60-х годов «русская идея» должна была стать своеобразным синтезом славянофильства и западничества при отказе от крайностей этих течений. Православие и самодержавие трактовались как устои, живущие в органической цельности бытия - «почве». Политика, чтобы быть реальной, должна стать неразрывной и с «почвой» и с вековыми национальными устремлениями. Охранители отождествляли национальный и религиозный принципы, придавая им политический смысл. Консервативная «русская идея» основывалась на признании, что «Россия может иметь одну государственную национальность», но понятие национальности - не этнографический, а скорее политический термин197 . Понятие «русскости» и в консервативной публицистике, и в переписке консерваторов служит прежде всего политической характеристикой. Боевым девизом «Московских ведомостей» и «Гражданина» становится лозунг «Россия для русских», подхваченный другими охранительными изданиями. Огромное место они начинают уделять религиозно-национальной проблематике, будучи буквально заполнены материалами о положении дел на национальных окраинах империи. При поддержке консервативной прессы политика в национально-религиозной области, отличавшаяся при Александре II определенной терпимостью, становится прямолинейной и жесткой. В империи ущемляются права «инородцев» - на образование, при поступлении на государственную службу, в хозяйственной деятельности. Проводятся русификация и христианизация насильственным путем, помимо миссионерской деятельности. Сам лозунг «Россия для русских» разжигает национализм, губительный для многонационального государства. «Мултанское дело» (1892-1896), по которому обвинение в жертвоприношении было предъявлено целому народу - удмуртам, используется охранительной печатью для обоснования еще более «энергичных мер» в пользу русификации. В 1889 г. «Московские ведомости» напечатали сокращенный перевод статьи Новиковой «Правда о России», появившейся до этого в одном из лондонских изданий. Она содержала характеристику национально-религиозной политики России, предназначенную для западного читателя. Западное общество, в которое проникли сведения о религиозных преследованиях в империи, Новикова информировала в некотором противоречии с тем, как освещались вопросы веротерпимости в российской консервативной прессе. Ведущий публицист тех же «Московских ведомостей» Л.А.Тихомиров доказывал как раз, что позволять всем и каждому «свободно проповедовать свою веру» - недопустимо. Соглашаясь с тем, что, согласно христианской религии, терпимость - один из основных житейских принципов, в общественной деятельности он признавал терпимость беспринципною. Далеко не все консерваторы солидаризировались с религиозно-национальной политикой самодержавия. Самым ее непримиримым противником оказался К.Н.Леонтьев, выступавший против русификации окраин с ультраконсервативных позиций. Его концепция отразилась уже в заглавии труда, посвященного этой теме, - «Национальная политика как орудие всемирной революции» (М., 1889). Леонтьев и ощущал русификацию как некую враждебную силу разрушительного действия. В его восприятии она не менее чем демократия вела к потере самобытности. Национализм с его русификацией Леонтьев относил к числу антигосударственных идей, доказывая, что он означает по сути нивелировку, утверждение космополитизма, а не сплочение. Идеи Леонтьева не нашли поддержки у консерваторов, хотя среди них многие по-своему не одобряли религиозно-национальную политику самодержавия, опасаясь ее крайних проявлений. сама критика умеренными консерваторами «перехлестов» в области религии и национального вопроса была отнюдь не публичной, а известной лишь узкому кругу единомышленников. Валуев и Половцев изливали негодование против излишней грубости и прямолинейности в религиозных и национальных делах преимущественно в дневниках. Протест против политики, проводимой в вопросах национальности и веры, раздавался в либеральной и демократической (народнической) журналистике. Соловьев представил национально-религиозную политику самодержавия в образе некого сфинкса - с женским лицом и звериными когтями: на словах власть руководствуется понятиями христианства, на деле - приближается к «тамерлановщине». Выступая против насилия в области вероисповедания, Соловьев высказывался за религиозную свободу 204 . Призыв к терпимости сначала превращается в призыв к безразличию и неучастию, а затем доказывается его несостоятельность. Государство не может быть равнодушным к вере своих подданных, объясняет он, напротив, политика его здесь должна быть самой активной. «Русское обозрение», где выступал Тихомиров, было поддержано статьями В.А.Грингмута в «Московских ведомостях» и В.П.Мещерского в «Гражданине». В полемике Соловьева и Тихомирова сконцентрировались в прямом и открытом столкновении взгляды крайних консерваторов и либералов на национальные и религиозные проблемы. Надежды консерваторов на то, что национальная и религиозная общность сплотит страну, раздираемую социальными и политическими противоречиями, не оправдались. Национализм, обоснованный консервативной мыслью как один из ведущих принципов государственной политики, вызывал все новые, неразрешимые для многонациональной империи проблемы.
Ричард Уортман. Сценарии власти
Начиная с Петра, дистанция между императором и людьми выражалась с помощью тропов (как метафор, так и метонимий), которые возносили императора в сферу искусства и воображения. Император ассоциировал себя с новым исходным периодом, с XVII столетием, обозначая тем самым настоящее наследие самодержавия. Синхронический модус был по своей сути антитрадиционным, поскольку полностью отрицал недавнее прошлое. Синхронический модус помещает реальную нацию в ее истинной форме в конкретную отдаленную историческую точку. Эта стадия считается завершенной, и за ней следует неизбежный упадок: шаг за шагом происходит диахронический регресс. Синхронический модус знаменует разрыв с официальной историей — историей, написанной Н. М. Карамзиным и Д. И. Иловайским. Карамзин и Иловайский прославляли прошлое династии, чтобы продемонстрировать достижения абсолютной монархии в России. Синхронический модус презентирует монарха не как творца истории, а как ее воплощение, как артефакт истинного неизменного прошлого. Возвышение и прославление монарха теперь происходило благодаря отнесению его к другой временной системе координат, когда русский царь находился в прямом соприкосновении с народом. После смерти Александра III в 1894 г. «Московские ведомости» назвали его родоначальником нового периода российской истории, «периода Русского». Он восстановил «Самодержавие Русское», которое возникло в Московии, когда византийское самодержавие приобрело ярко выраженный русский характер 4 . Александровский сценарий угрюмой самоуверенности идентифицировал нацию с властью и внушал чувство уверенности приближенным царя, многие из которых перенимали его грубость и заносчивость. Воскрешение давнего прошлого начинает проявляться в образах всесторонней русификации, усилении православной церкви, упрочении государственной власти и национальной индустриальной политики. В идеализированной концепции империи произошел сдвиг от идеи многонациональной элиты, служащей вестернизированному европейскому императору, к идее православной, этнически русской элиты, служащей русскому царю. Символический разрыв стал очевиден в первые месяцы царствования Александра III, когда выражение «истинный русский человек» стало обозначать сторонников жесткой этнической и авторитарной политики. Н. П. Игнатьев предложил принять меры, ограничивающие место жительства евреев несколькими городами в черте оседлости и запрещающие им торговать спиртными напитками. Игнатьев ввел в действие эти ограничения как административные правила, обойдя таким образом Государственный совет, где они встретили серьезное противодействие. Комитет министров одобрил несколько модифицированную версию этих предложений, названную «Временными правилами о евреях», которые запрещали евреям создавать новые поселения и владеть землей вне городов и местечек черты оседлости и запретили им заниматься торговлей в воскресные и праздничные христианские дни 7 . разыгрывается травля всего, что не имеет великорусского образа; немцы, поляки, финны, евреи, мусульмане объявляются врагами России, без всяких шансов на примирение и на совместный труд». Образованных аристократов коробило от антизападных и антисемитских высказываний царя, которые принуждали принимать за истину западный взгляд на Россию как на отсталое азиатское государство.Наиболее открыто и энергично политика русификации проводилась в прибалтийских губерниях. Александр стал первым российским императором, отказавшимся подтвердить привилегии остзейского дворянства. Александр считал, что он правит той же самой «святой, православной Россией, которой она была и при Царях Московских», и стремился вернуть религии ту роль, какую она, как он полагал, играла в XVII столетии. Первый обер-прокурор Святейшего синода, происходивший из духовного сословия, Победоносцев, стремился вернуть русский народ и русское общество к исконной, религиозной форме социальной мысли и социального действия под эгидой царской администрации. С 1881 по 1902 г. усилиями Победоносцева число приходских священников увеличилось почти на 80 процентов. Численность монастырского духовенства в эти годы также возросла. Количество монастырей удвоилось. Победоносцев полагал, что простые священники могли поднять дух народа с помощью образования, и его заветной мечтой было создание сети церковно-приходских школ, где священники учили крестьянских детей чтению и внушали им принципы православия. Церковно-приходские школы ставили своей целью укреплять в народе православную веру и христианскую нравственность и обучать полезным элементарным знаниям. При Победоносцеве Синод субсидировал значительное количество изданий для народа, которые уже не были связаны исключительно с церковной деятельностью, но затрагивали и другие интересы народа. Победоносцев надеялся, что церковная иерархия будет активнее распространять веру. Победоносцев пытался контролировать соблюдение церковных праздников, невзирая на отпор двора и образованного общества. В первые годы царствования Александра Синод терпимо относился к пасторскому движению в православной церкви, которое церковная иерархия ранее не одобряла. Победоносцеву не удалось создать самоотверженную и энергичную церковную иерархию, которая вернула бы народ к старинному благочестию. Случилось другое: великие религиозные праздники воскрешали дух русского прошлого и не оставляли сомнений в значении православия для национального мифа.
СТРОИТЕЛЬСТВО МОСКОВСКИХ ЦЕРКВЕЙ
С начала царствования Александра III строительство московских церквей символизировало триумф вековых основ древней Руси. Архитекторы ориентировались на демократических теоретиков архитектуры 1870-х годов, многие из которых, как французский архитектор и историк Э. Э. Виолле-леДюк, оглядывались на XVII век как эпоху расцвета русского национального искусства и архитектуры. Московский стиль церковной архитектуры, введенный Александром III, подчеркнуто заявлял о разрыве с религиозной культурой предшествующего царствования. Церковью, ставшей зримым воплощением этого разрыва, был храм, построенный на месте убийства Александра II. Одобрение царя вызвал проект, составленный отцом Игнатием, игуменом Троице-Сергиевой пустыни в Петергофе, тот самый, который собирал пожертвования на строительство собора после цареубийства. Игнатия, некоторое время учившегося в петербургской Академии художеств, поддержала великая княгиня Екатерина Михайловна, царская кузина. В окончательной форме собора, как показал М. Флайер, совмещены проекты нескольких архитекторов, пытавшихся найти национальный стиль в духе XVII века, который бы угодил вкусу императора 38 . Решение отойти от классического московско-владимирского стиля явно принадлежало самому императору. Хотя храм был построен на общественные пожертвования, царская семья оплатила почти четверть общей стоимости работ, составившей около 4,6 миллиона рублей. На первый взгляд по своему внешнему виду храм напоминает калейдоскопические формы собора Василия Блаженного; это сходство, отмеченное самим Парландом, было явно намеренным. Хотя этот храм был освящен только в 1907 г., его амальгама пятикупольной формы с допетровским орнаментом стала господствующей моделью официального русского стиля церковной архитектуры с 1881 по 1905 г. . Монархия, претендуя на народные национальные корни, теперь субсидировала те же беспорядочные пышные декоративные формы, по поводу которых сокрушались церковные иерархи XVII столетия. Иконография и структура отражают распространенное в народе отождествление Александра II с Христом, выраженное в стихотворении Г. М. Швецова «На русской Голгофе», но теперь это отождествление закреплялось в официальном мифе, отрекающемся от ошибок недавнего прошлого. Символика несла в себе отрицательный пафос, отвергая, устраняя предыдущий исторический нарратив, лишая Рим и даже Византию статуса предшественников России. Эта символика выражает решимость отказаться от иноземного посредничества с божественным, чтобы преодолеть производный характер русской религиозной доктрины и идентифицировать Россию с источником христианства. Достижения царствования Александра II были выбиты в хронологическом порядке на двадцати гранитных пластинах, встроенных в цоколь, но, однако, затмеваемых богатыми образами воскресения. Церкви были актами визуальной провокации —яростным отрицанием эстетических и, шире, философских и духовных предпосылок русского самодержавия послепетровской эпохи. Органические мотивы этих церквей —изобилие куполов-луковичек с многочисленными кокошниками и ширинками, вырастающими, как грибы, из их поверхности — отрицали и сдержанный порядок неоклассицизма, и даже сменивший его эклектизм. . Церкви в стиле XVII в. возводились в центрах провинциальных городов по всей России в годы царствования Александра III и Николая II. Архитектура в древнерусском стиле также демонстрировала господство России в пограничных районах империи. Она воскрешала образы далекого прошлого православной религии и русского владычества в предположении, что воспроизведение визуальных артефактов может восстановить воображаемое единство тех старинных времен. В последующие десятилетия русские колонисты и миссионеры на Кавказе ожидали «восстановления» православного христианства, имея в виду эпоху, когда православие было, как они полагали, господствующей религией в этом регионе 57 . Самые впечатляющие примеры русской церковной архитектуры в функции политической символики появились в Эстляндии и Польше. Петербургским властям пришлось оказать давление, чтобы получить территорию на Домберге. В ревельском комитете, который дал соответствующую рекомендацию, председательствовал товарищ министра внутренних дел В. К. Плеве. Однако конфискация земли на площади нарушала ряд статей прибалтийского гражданского кодекса, в связи с чем началась длительная переписка, в которой участвовали министр внутренних дел, министр юстиции и сам император. Слова министра служат знаком безграничной уверенности александровских сановников: у русского государства было достаточно сил, чтобы создать святыню и таким образом придать региону должную национальную и религиозную форму. В Польше появление русских православных церквей также выражало решимость новой власти навязать русский язык, образование и административную власть над подданными. Генерал-губернатор Варшавы И. В. Гурко рассматривал строительство православных церквей как важнейший знак того, что Польша является частью русской земли. Они были выполнены в русско-византийском стиле в соответствии с древнерусской моделью имперской архитектуры. В 1912 г. автор статьи в журнале Варшавской епархии с гордостью заявлял от имени прихожан, что они чувствуют себя как будто на русской земле. Благодаря церквям в русском стиле национальная образность распространилась за границы империи —в Порт-Артур, Карлсбад, Вену и Флоренцию . Духовные претензии нового национального мифа были наиболее выразительно заявлены церковью Марии Магдалины в Иерусалиме, возведенной на горе Елеонской в Гефсиманском саду (в соответствии с православной версией о местоположении сада). Александр III заказал церковь в 1883 г. в честь святой покровительницы его матери Марии Александровны, память о которой не давала ему покоя.