1610

различных организаций (например, партийной, комсомольской или профсоюзной). Даже добровольный уход из жизни мог стать предметом обсуждения и осуждения партийной организацией. Например, Пензенское бюро ГК ВКП(б) постановило признать «факт самоубийства Кузнецова К.В. антипартийным враждебным актом»293. Самоубийство было вызвано, повидимому, предъявленным К.В. Кузнецову, являвшемуся начальником 3-го автоматного цеха завода № 50, обвинением во вредительстве на данном заводе. Согласно постановлению Пензенское бюро ГК ВКП(б), «протокол допроса Кузнецова и акт комиссии Розенберга свидетельствуют о винов-

ности Кузнецова в укрывательстве брака деталей и вредителей Утехина и Пикулиной…».294

Социально-конфронтационная направленность в деятельности властей в 1928-1941-е гг. проявилась не только в попытке внедрения новых систем ценностных ориентаций и установок, но и в стремлении изменить нормы социального поведения. При этом любое отклонение от навязываемых норм поведения могло расцениваться с позиций политической конъюнктуры. Даже с негативными социальными явлениями власть надеялась справиться, придавая им политическую окраску. В создаваемом новом обществе не приветствовались некоторые формы отклоняющегося поведения.

В качестве одного из таких примеров может служить отношение к пьянству. В 1930-е гг. борьба с этим злом приобретает ярко выраженный политический характер. Пьянство начинает рассматриваться как правонарушение, часто оказываясь в одном ряду с растратами, преступлениями по должности, связями с чуждым элементом и т.д.295.

Острота, стоящей перед обществом проблемы, давала повод утверждать, что «в пьяном царстве социализм… построить нельзя»296. Тем более, что согласно распространенной точке зрения, пьянство активно использовалось врагами нового строя в качестве средства, с помощью которого можно было быстро добиться собственных целей. Утверждалось, что особенно часто оно использовалось в деревне, где «кулачество ведет подпольную работу, вербуя сторонников из бедноты», и при этом «дело не обходится без выпивки за счет кулаков»297. Например, в с. Бардинки Панаевского района был отмечен случай «спаивания крестьян председателем сельсовета Комратовым, совместно с секретарем сельсовета Генераловым (бывший урядник), с целью голосования за их кандидатуры при перевыборах»298.

293ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 620. Л. 163.

294ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 620. Л. 164.

295СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2206. Л. 3.

296СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2410. Л. 3.

297СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2282. Л. 12.

298ГАСО. Ф. 779. Оп. 2. Д. 531. Л. 86.

61

Сильное беспокойство доставляло злоупотребление спиртным членами партии и комсомольцами299. Отмечалось, что «у части партийцев складывается такое мнение, что выпивка не есть зло в партии, что наказывать за это партийцев не следует»300. Такую точку зрения выразил член партии Виноградов: «Не беда, что партиец пьет… Бюро должно быть идейным, а не заниматься такими мелочами – смотреть, кто пьет и кто не пьет»301. Однако это перестало быть мелочью, ведь с точки зрения властей, пьянство членов и кандидатов ВКП(б) вело к тому, что «под влиянием их разлагается комсомол»302.

В качестве болезненных явлений в комсомоле фигурировало «пьянство не только рядовых комсомольцев, но и членов Бюро (Никольское, Н.Малыкла, Мелекесского уезда). Вместо борьбы с пьянством есть случаи самогоноварения (ст. Шентала)»303. Секретарь сюзюмского комитета ВЛКСМ Шалькин развалил работу комсомольской организации. Причиной был опять-таки алкоголизм. Шалькин не только «сам пьянствует», но и «вовлекает в это дело молодежь села»304.

Главной опасностью было то, что «партийцы не только пьянствуют одни, но и имеют связь при выпивке с чуждым элементом»305. В деревнях некоторые коммунисты «имеют связь с кулачеством, чему способствует преимущественно пьянство»306. В селе Виловатово 5 декабря 1929 г. «председатель сельсовета Платонов, предкомсомола Шурыгин, члены комсомола Воинов и Радельин, секретарь сельсовета Яковлев и счетовод Умнов пьянствовали в доме лишенца Турасова вместе с другими лишенцами и зажиточными»307. Алкоголизм часто вел к злоупотреблению служебным положением, растратам, получению взяток, укрытию шинкарства и т.д.308 Все это дискредитировало партию и комсомол, и следовательно, могло рассматриваться как умышленное вредительство. В сводках отмечалось, что в местах антисоветских выступлений «как общее правило имеют место факты разложения низового советского аппарата»309. В качестве «фактов разложения», как правило, фигурирует пьянство и, как следствие этого, злоупотребления, растраты, связь с чуждым элементом310.

Злоупотребление спиртными напитками было наиболее частой причиной совершения хулиганских действий. «Возрастание дел по хулиганству

299СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2431. Л.58-60, 62, 65, 77, 100, 106; ГАСО. Ф. 779. Оп. 2. Д. 2133. Л. 4.

300СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2203. Л. 165-об.

301СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2203. Л. 166.

302СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2431. Л. 66.

303СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2206. Л. 75.

304Сталинский клич. 1937. 31 декабря.

305СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2431. Л. 66.

306СОГАСПИ. Ф. 1. Оп.1. Д. 2431. Л. 35.

307ГАСО. Ф. 779. Оп. 2. Д. 656. Л. 1.

308СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2431. Л. 66, 106.

309СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2431. Л. 107.

310ГАСО. Ф. 779. Оп. 2. Д. 5. Л. 106.

62

произошло главным образом по причине расширения сети предприятий, торгующих спиртными напитками», – отмечалось в документах311. Широко было распространено и самогонокурение, с которым следовало проводить «жестокую борьбу»312.

На рубеже 1920-1930-х гг. хулиганство превратилось в серьезную проблему. При этом, было отмечено, что «размеры хулиганства в деревне значительно меньше, чем в городе»313. По социальному составу «хулиганство падает главным образом на рабочих – 41 %»314. Увеличение количества преступлений, совершенных из хулиганских побуждений, объяснялось не только употреблением спиртных напитков, но и изменившимся экономическим положением. Если раньше, во время голода и разрухи «вся энергия шла на борьбу», то теперь «накопленная энергия идет по иному пути разрежения. Лица, главным образом молодняк, лишенный идеологических скреп, скользит по пути и часто попадает под рубрику хулиганов»315. Все это провозглашалось следствием «неудовлетворенности, порожденной отсутствием возможности участвовать в героических действиях, уходом от романтики борьбы»316.

Борьба с хулиганством должна была вестись «по административной и судебной линиям, путем увеличения постов, конных разъездов, показательных процессов»317. Несмотря на это, было признано, что «перечисленных мер воздействия недостаточно»318.

Для того, чтобы сделать борьбу с хулиганством более эффективной, следовало создать «общественное мнение рабочих вокруг хулиганства путем разоблачения хулиганов в местной прессе и стенгазетах, организации показательных судов над хулиганами»319. В начале 1927 г. в Самаре было проведено 3 показательных процесса над хулиганами»320.

В начале 1930-х гг. усилилась тенденция политизации хулиганства, что не решило проблемы. В соответствии с Постановлением ВЦИК и СНК

СССР, опубликованному в «Известиях ВЦИК» 30 марта 1935 г., КрайОНО предложило «изъять у воспитанников детских домов и трудкоммун все самодельное и настоящее оружие, иногда имеющееся в их распоряжении виде финских ножей, кинжалов, огнестрельных ружей и т.п. и совершенно не допускать появления его вновь и хранения у воспитанников321.

311СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 151. Л. 202.

312ГАПО. Ф. 429. Оп. 1. Д. 184. Л. 79.

313СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2386. Л. 24.

314СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 134. Л. 1.

315СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 151. Л. 201.

316СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 151. Л. 201.

317СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 151. Л. 202.

318СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 151. Л. 203.

319СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 134. Л. 5.

320СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 11. Д. 134. Л. 44.

321ГАПО. Ф. 429. Оп. 1. Д. 193. Л. 120.

63

Пензенский горком ВКП(б) отмечал недостаточную борьбу с хулиганством «со стороны ГорОНО, деткомиссии и милиции»322.

Итак, формирование социально-конфронтационных настроений в обществе посредством пропаганды сопровождалось складыванием нетерпимого отношения к любым формам поведения, отклоняющимся от официально одобренных норм.

Образы внутреннего и внешнего врага как средства формирования социальной конфронтации, в том числе должны были объяснять причины негативных явлений в жизни общества. Однако, несмотря на все усилия, в 1930-е гг. не удалось окончательно ликвидировать недовольство деятельностью власти в обществе. Значительную роль в этом играла повседневная жизнь: бытовые проблемы, с которыми сталкивались люди, их личные взаимоотношения, несоответствие реальной жизни и официальной пропаганды. На рубеже 1920-1930-х гг. в условиях социально-экономического кризиса в стране материальное положение большей части населения было достаточно тяжелым. Реальностью была, наблюдавшаяся в стране, острая нехватка как продовольственных, так и потребительских товаров. В конце 1920-х гг. в городах вводится карточная система сначала на хлеб, а затем и на другие важнейшие виды продовольствия, а также на предметы первой необходимости. В связи с этим в обществе росло недовольство привилегированным положением ряда категорий населения. Сводки фиксировали разговоры о том, что «очень часто не по заслугам даются чины и награды, т.е. назначаются и оплачиваются высокими ставками, лица не только на высоких постах, но и немало значительно из среды партийцев»323. Раздавались жалобы и на то, что «вожди и партверхушка оторвались от масс», что «партверхушки утонули в материальных удовольствиях»324. После «Шахтинского дела» на собраниях, посвященных его обсуждению, нередкими были обвинения в адрес членов партии по поводу того, что они оторвались «от основной рабочей части, не прислушиваются к общему голосу рабочих»325. В связи с этим, на некоторых собраниях раздавались требования «сурового наказания для верхушки партийного и профсоюзного руководства Шахтинского района»326. Именно на партийное и профсоюзное руководство рабочие были склонны возложить основную ответственность за раскрытое вредительство. В частности, неприязненное отношение к интеллигенции, сформированное официальной пропагандой, подогревалось представлениями о том, что она по-прежнему занимает привилегированное положение в обществе. «Рабочих жмут и эксплуатируют спецы… мы рабочие – рабы спецов. Спецы – наши приказчики получают по 200 и 500 руб., а мы 30 и 40 руб. и живем на одном хлебе и

322ГАПО. Ф. 429. Оп. 1. Д. 193. Л. 124.

323СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2378. Л. 45.

324СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2378. Л. 32.

325СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2582. Л. 32.

326СОГАСПИ. Ф. 9388. Оп. 15. Д. 5. Л. 11-об.

64

картошке»327. Некоторые считали, что им многое незаслуженно прощается. «Инженеров не расстреливают, что бы они не делали, а мужика за несколько слов расстреливают»328. На общем собрании рабочих и служащих Самарского трубочного завода им. т. Масленникова, один их выступающих в поддержку Л.Д. Троцкого заявил: «Оппозиция прекрасно видит, как живет рабочий класс и что для него нужно, она все это хорошо учитывает, а потому и выступает»329.

Далеко не всегда принимался образ кулака, в той форме, в которой его рисовала официальная пропаганда. Были случаи, когда крестьяне «при обсуждении кулацких хозяйств к выселению… пытались защищать отдельных кулаков, указывая, что они трудятся наравне с другими и что они хорошие люди»330. Зато случались требования выселить «активиста

кандидата ВКП(б)», «бывшего милиционера за то, что грубо обращался с населением»331.

Недовольство населения усиливалось по мере ухудшения положения. Например, партком Пензенского велозавода в своем докладе для окружного комитета ВКП(б) отмечал, что «снабжение рабочих нашего завода за последнее время не только не улучшается, а наоборот становится еще хуже»332. Вследствие этого, начинается «волна массовых увольнений по 40-50 человек из мастерской, в надежде поехать на другой завод, в другой город и устроиться лучше с продовольствием»333.

В 1930 году, в связи усилившимися трудностями по снабжению продовольствием, был отмечен рост недовольства среди рабочих Пензы. Например, был зафиксирован следующий разговор: «Живем при советской власти 13 лет, а что видим хорошего. Они говорят, что в Германии у рабочих нет картошки, а у нас разве она есть… Хлеба у нас нет – это в стране хлеба, в действительности германские рабочие живут лучше, там есть и белый хлеб, а у нас нет детям его, которые от голодухи едва стоят на

ногах. Нам врут как малым детям, у нас помешались только на ударничестве, а как сыт ли ты, это их не касается»334. Сам факт подобных разго-

воров использовался властью для доказательства наличия в обществе конфронтационных, враждебных сил. «Ведь недобитый враг – он не ждет. Он изворотлив. Он пользуется любым событием, чтобы распускать слушки, работающие в его пользу»335.

Отсутствие заинтересованности рабочих в сохранении за собой рабочего места приводило к резкому снижению дисциплины и росту числа

327СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2431. Л. 42.

328ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 254. Л. 209.

329СОГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2382. Л. 128.

330ГАСО. Ф. 779. Оп. 2. Д. 825. Л. 100.

331ГАСО. Ф. 779. Оп. 2. Д. 825. Л. 101.

332ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 244. Л. 57.

333ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 244. Л. 58.

334ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 254. Л. 128.

335ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 477. Л. 22-об.

65

прогулов, а также падению качества производимой продукции. На том же Велозаводе было замечено, что «прослойка высококвалифицированных рабочих нередко плевательски относится к работе, и на малейший нажим администрации отвечают угрозой ухода с работы. Даже мастера позволяют себе прогулы»336. Однако, ответственность за эти негативные явления возлагается опять-таки на вредителей, приучавших «годами и рабочих и техперсонал к небрежной работе»337.

В середине 1930-х гг. ситуация заметно обострилась. В 1936 г. на Пензенском заводе им. Фрунзе были зафиксированы антисоветские разговоры. Причиной недовольства рабочих были значительные вычеты из заработной платы за выпуск бракованной продукции. Вследствие этого, материальное положение многих рабочих заметно ухудшилось, что и спровоцировало антисоветские высказывания. Нестерова, одна из работниц завода, согласно сводке говорила следующее: «Советская власть не заботится, чтоб мы жили хорошо, а о том, видимо, чтоб мы ели хлеб да картошку. Брак получается от плохих инструментов, а отыгрываются на рабочих, едут на нем верхом и никто не войдет в защиту. Я за шесть месяцев проела все вещи и даже кухонную посуду продала, жить становится не в силу, хоть петлю надевай, а говорят, что о нас заботятся»338.

1936 год был неурожайным. Колхозы не выполняли обязательства по хлебозаготовкам. В деревнях многие «семьи, особенно большие, переживают недостаток в продовольствии»339. В Пензе очереди за хлебом по 200300 чел. В связи с этим как среди колхозников, так и среди рабочих и служащих города имеются «нездоровые настроения». Например, домработница П.М. Черепухина, стоя в очереди за хлебом говорила: «Отобрали у колхозников весь хлеб по 90 коп. за пуд и продают 90 коп. за кг, да еще ходить заставляют по 30-40 км, а все хвалят хорошая жизнь»340. Колхозники «получили от 100 до 500 г. на трудодень хлеба, что не могло не вызвать недовольства. Колхозница колхоза им. Калинина, придя в сельсовет платить деньги за мясопоставки, заявила секретарю сельсовета Зиновьеву: «Вот мало того, что колхозники все лето проработали и хлеба не получили, да еще плати налоги, когда это бросят нас теребить»341. Колхозница Потапова «пришла в магазин сельпо, спросила хлеба, продавщица Бухарева ответила, что сегодня хлеба в продаже не будет. Потапова тут же начала ругаться: «Вот как нас кормит советская власть. За деньги и то хлеба не добьешься, а все хвалят хорошую жизнь»342.

336ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 244. Л. 19.

337ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 244. Л. 20.

338ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 510. Л. 77.

339ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 14.

340ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 15.

341ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 15-об.

342ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 16.

66

Следствием тяжелого положения, сложившегося в деревне в середине 1930-х годов, стал рост антиколхозных настроений. В колхозе «Луч свободы» Пензенского района, колхозник Володин, имеющий семью из 8 чел., из которых 6 детей, «за 1936 год имел вместе с дочерью 466 трудодней. В конце декабря получил ссуду – 67 кг муки. При этом заявил: «Нет с большой семьей в колхозе никак нельзя работать, вот сколько лет работаю, а досыта не ем»343. Горохов из колхоза «Красная Сура», того же Пензенского района заявил: «Помощь колхозу и колхозникам от государства – это нищенство, и нам она не нужна, потому что сколько мы не сеяли хлеба, все же нам ничего не дают, раньше мы жили единолично лучше, а потому колхозный строй нам не нужен»344. Несмотря на наличие вполне объективных причин для проявлений недовольства, власти предпочитали списывать его на результат враждебной деятельности. С целью выявления последней, в упомянутые колхозы был «послан оперработник для проработки указанных лиц в направлении выявления в колхозе антисоветской кулацкой группировки»345. Любые сомнения в том, что советская власть заботится о своих гражданах, рассматриваются как «враждебные, антисоветские выпады»346. Например, на одном из бал-маскарадов, состоявшихся в Пензенском городском театре 24 октября 1935 г., отмечен «проступок» члена ВКП(б) слесаря завода им. М. Фрунзе К.И. Романова, который носил «ярко выраженный контрреволюционный характер»347. Контрреволюционность состояла в том, что он изображал колхозника и при этом имел вид «растерзанный и угнетающий»348. Его костюм состоял из старых лаптей, старых онуч, старых холщовых штанов и такой же рубахи, подпоясанной пояском, на котором луковица и половинка моркови. При этом на вопрос о значении луковицы и моркови на его костюме, Романов заявил, что это означает то, что осталось у колхозника после госпоставок»349.

Итак, несмотря на усилия, предпринимаемые официальной пропагандой по формированию образа врага как причины всех неудач власти, в рассматриваемый период не удалось окончательно ликвидировать конфронтацию власти и общества. Хотя нельзя не отметить, что определенные успехи в этом направлении были достигнуты.

Несмотря на изначально негативное отношение к конфронтации как таковой, нельзя отрицать, что пропаганда в некоторой степени подготовила советское общество к войне.

В истории нашей страны 1920-1930-е гг. являются одним из наиболее противоречивых периодов. Он, несомненно, трагичен, однако своим

343ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 37.

344ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 38.

345ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 38.

346ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 965. Л. 39.

347ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 439. Л. 44.

348ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 439. Л. 44-об.

349ГАПО. Ф. 37. Оп. 1. Д. 439. Л. 45.

67

современникам запомнился не только этим. В памяти многих людей этот предвоенный период остался как время героических свершений и неподдельного энтузиазма. Время, как никогда раньше наполненное ощущением мощного прилива жизненных сил, молодости, радостного осознания своей силы, искренней гордости за свои успехи и не менее искренней веры в свое дело и в свое правительство, ощущением своего вклада в «общегосударственное дело».

Подобных результатов, несомненно, удалось добиться, в том числе и благодаря мощной пропаганде в газетах, журналах, в кино и на радио. Властям удалось создать разветвленную систему воздействия на массовое сознание. Идеологизировав всю жизнь индивида, в том числе и духовную, подчинив себе средства массовой информации, создав разветвленную сеть культмассовых учреждений, поставив себе на службу образование и искусство, власть получила неограниченную возможность влиять на массовое сознание. Стремясь к созданию легко управляемого общества, власти всех уровней прилагали усилия по формированию социально-конфронта- ционных настроений в обществе. При низком уровне жизни и отсутствию материальных благ основным способом оправдания властей была деятельность врагов, поэтому социально-конфронтационные настроения в обществе формировались посредством создания и внедрения в массовое сознание образа врага. Искусство пропаганды достигло больших высот, и человек, став ее жертвой, как правило, не чувствовал этого порабощения.

Результатом деятельности пропаганды стало снижение способности к критическому анализу реалий современного мира, выработка одномерного подхода к объяснению окружающего мира по формуле «добро против зла», при отсутствии золотой середины.

Сознание стало мифологизированным, структурированным на оппозициях, легко переносящим превращение героев в демонов. Это свойство мифологизированного сознания широко использовалось в 1920-1930-е гг. Достаточно вспомнить публичные процессы, на которых выдвигались многочисленные обвинения против представителей партийной и военной элиты.

В рассматриваемый период властью создавался и поддерживался на протяжении длительного времени режим чрезвычайности. В какой-то степени это сделало возможным совершение большого рывка в развитии, создания накануне второй мировой войны достаточно развитой индустрии, в которой, несомненно, нуждалась страна. Однако, режим чрезвычайности приводил к поддержанию в обществе постоянной напряженности и конфронтационных настроений. Казалось, что врага практически невозможно было победить. Ведь разгром и ликвидация одних врагов, каждый раз неизменно приводили к появлению новых.

Социальная конфронтация в рассматриваемый период имела объективные исторические и психологические причины. Психологические корни социальной конфронтации лежат в свойственном человеку стремлении

68

отождествлять себя с определенной общностью, к самоидентификации. Вследствие этого и формируются представления о «своих» и «чужих», т.е. закладываются условия для формирования социально-конфронтационных настроений. Сыграл свою роль в этом и кризисный путь развития страны. Практически постоянное наличие конфронтации с внешним миром, культурный «раскол». Низкий уровень жизни основной массы населения привели к росту социальной напряженности в обществе. Условия для конфронтационных настроений в обществе были подготовлены революциями и войнами начала ХХ в.

Итогами социально-конфронтационной направленности в деятельности властей в этот период стали: складывание новой модели поведения, что сопровождалось искажением нравственных норм и переоценкой традиционных ценностей; создание почвы для роста внутренней конфронтации, поскольку доминирование образа внутреннего врага неизбежно ведет нагнетанию нездоровой атмосферы в обществе, к росту подозрительности, недоверия и страха.

Возможность социальной конфронтации всегда необходимо принимать во внимание. Особенно в моменты проведения экономических, социальных и политических реформ, когда нарушение привычного положения вещей, образа жизни может привести к созданию благоприятной почвы для роста конфронтационных настроений в обществе. В связи с этим важно учитывать культурные, социальные и психологические установки, выработанные многовековой историей русского народа и ставших ориентирами его жизни.

Конфронтационные настроения в обществе будут еще не раз использоваться различными политическими силами. Это неизбежно. Слишком привлекательна возможность быстро и по сути малыми затратами добиться желаемого. Однако, деление общества на «наших» и «не-наших», на «своих» и «чужих», неизбежно приводит к тому, что на «не-наших», на «чужих» будет примериваться образ врага. Возникает опасная иллюзия, что стоит только освободиться от этого препятствия, мешающего идти вперед, и наступит всеобщее благоденствие. В настоящий момент, ситуация в современной России такова, что эти идеи в очередной раз становятся востребованными. И находятся политические силы, готовые этим воспользоваться, с тем, чтобы обеспечить себе поддержку широких слоев населения. Однако опыт прошлого убедительно доказал, что использование конфронтационных настроений в обществе ведет лишь к росту напряженности, подозрительности и страха. Неизбежной может стать и дискриминация некоторых категорий населения.

Конфронтация может стать одним из главных препятствий на пути к диалогу и общению, что, по сути, исключает возможность мирного разрешения конфликта, и может вести только к его эскалации.

69

ДИНАМИКА СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

А.Г. Вазерова

Еще в 1904 г. появилась работа А.В. Луначарского «Основы позитивной эстетики», которую с полным основанием можно считать первым и наиболее честным наброском «ведущего метода социалистической культуры». А в следующем году появляется работа В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», которая легла в фундамент всей культурной политики в советской России. Ленину принадлежит «честь» изобретения регулирующего механизма культуры с единым управлением на вершине власти. Уже тогда эти проблемы занимали большевиков. Отождествление культуры с идеологией было характерной чертой их подхода к вопросам культуры350.

Большевики всегда считали культуру и образование «третьим фронтом», отдавая приоритет политике и экономике, а потом выделяя ассигнования на образование. Обвинять их в этом нельзя – подобная политика объясняется в основном объективными причинами, но, несмотря на то, что, на первый взгляд, культура была на периферии интересов власти, основное внимание уделявшей экономике и «классовой борьбе», тем не менее, партия весьма внимательно следила за культурной жизнью и использовала культуру в идеологических, политических целях. В послевоенные годы власти весьма внимательно следили за развитием культуры, за тем, чтобы оно соответствовало идеологическим требованиям. На всем протяжении исследуемого периода Центральный комитет партии периодически принимал постановления, связанные с проблемами идеологизацию культуры. Здесь же привести лишь строки из постановления от 27 октября 1952 г. о задачах Комиссии по идеологическим вопросам при Президиуме ЦК КПСС: «Возложить на Комиссию… проведение мер по повышению теоретического уровня статей по идеологическим вопросам, публикуемым

влитературно-художественных журналах…»351.

Вноябре этого же года было принято постановление о структуре и аппарате этой комиссии352. Комиссия проработала недолго: состоялось десять заседаний с 25 октября 1952 г. по 29 января 1953 г. – семь заседаний

в1952 г. и три в 1953. Комиссия была ликвидирована сразу же после смерти Сталина – 21 марта 1953 г.

Системы воспитания и образования также были механизмами внедрения новой семантики в сознание людей при всех режимах. Тем не менее, даже при таком подходе отрицать достижения советской культуры нельзя.

350См.: Эренбург И.Г. Люди. Годы. Жизнь. Т. 3. М.: Советский писатель, 1990.

351РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 7. Л. 75

352РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1627. Л. 25

70