Особое мнение судьи Конституционного Суда рф г. А. Гаджиева

Смысл правила о порядке официального опубликования нормативного акта состоит, помимо прочего, в том, чтобы у гражданина, права и свободы которого затрагиваются вступающим в силу нормативным актом, было время, необходимое для того, чтобы подготовиться к действию нового правового регулирования, приспособиться к нему.

Принцип правовой определённости, будучи одним из важных общих принципов права и признаваемый в таком качестве Судом Справедливости Европейского Союза и Европейским Судом по правам человека, представляет собой широкую концепцию, стержнем которой является предсказуемость правового регулирования. Одновременно принцип правовой определённости является неотъемлемой составляющей взаимосвязанных принципов верховенства закона и правового государства, провозглашённых в ст. 1, 15 и 55 Конституции РФ.

Содержание принципа правового государства предопределяет для законодателя ряд запретов и ограничений. В частности, из этого принципа следует необходимость обеспечения юридической безопасности плательщиков налогов и сборов, от таких изменений налогового законодательства, которые не позволяют приспособиться к изменяющимся условиям хозяйственной деятельности, связанным с новым правовым регулированием (Постановление Конституционного Суда РФ от 30.01.2001 N 2-П).

Таким образом, угроза правам человека состоит не только в том, что нормативный акт, затрагивающий право, в нарушение ч. 3 ст. 15 Конституции РФ не опубликован официально для всеобщего сведения (а следовательно, не может применяться), но и в том, что даже если бы он был опубликован официально, то он бы нарушал конституционный принцип правовой определённости (юридической безопасности – leqal security).

Для вступления в силу актов законодательства о налогах и сборах, к числу которых, безусловно, относится и вышеупомянутое Соглашение, требуется более длительный срок, нежели тот, что установлен для других актов. Следовательно, применительно к данной ситуации можно говорить о том, что не соблюдено требование о «законном установлении» налогов и сборов, предусмотренное ст. 57 Конституции РФ.

Конституционно-правовая проблема состоит в том, что в российском законодательстве, в частности в оспоренных нормах, нет положений, которые, конкретизируя ч. 3 ст. 15 Конституции РФ, обязывали бы официально публиковать международные договоры, которые до их вступления в силу могут временно применяться РФ. В результате на практике имеется множество такого рода договоров, затрагивающих права и свободы граждан.

Гаджиев Г. А. придерживается мнения, что из конституционных принципов и норм может быть выведено конституционное «право на закон». В ч. 1 ст. 55 Конституции РФ содержится важнейшее правило толкования Конституции РФ о том, что перечисление в ней основных прав и свобод не должно расцениваться как отрицание и умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина. Признание общепризнанным принципа правовой определённости предполагает, что он обязывает государство и управомочивает граждан. Конституционное признание субъективного «права на закон», однако, не означает, что граждане могут требовать совершенное законодательство, не имеющее пробелов (лакун), ибо Конституция РФ не оперирует подобными априори неисполнимыми велениями. Однако исходя из конституционного «права на закон» и имея в виду ст. 2 Конституции РФ, в соответствии с которой основной конституционной обязанностью государства считается признание (в том числе судом) прав и свобод человека и гражданина, Конституционный Суд РФ вправе установить факт неконституционности вследствие такого законодательного пробела, когда парламент длительное время остаётся пассивным и равнодушным относительно конституционных предписаний, принадлежащих к основам конституционного строя. Именно такое предписание содержится в ч. 3 ст. 15 Конституции РФ.

Конституционный Суд РФ в своей деятельности должен проявлять определённую умеренность, к чему его обязывают принципы Конституции РФ, и прежде всего принцип конституционной сдержанности и принцип народовластия. В силу этих принципов, прежде всего, Федеральное Собрание, являющееся представительным и законодательным органом РФ, путём принятия федерального закона осуществляет поиск баланса между конфликтующими правовыми ценностями (часть 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации). Это вытекает из конституционно-правовой природы парламента, политические решения которого, облечённые в форму закона, легитимированы способом его формирования, т.е. избирательным процессом. Принятие же судом актов, которые вносят поправки в решения законодателя путём самостоятельного изменения баланса ценностей в пользу тех или иных прав или интересов, едва ли существенно отличается от позитивного нормотворчества. Подчиняясь в известной мере субъективизму самих судей и их представлениям о должном, подобные действия суда выходят за пределы той компетенции, которая отведена им Конституцией Российской Федерации в системе разделения властей.

По моему мнению, зал суда, в отличие от трибуны парламента, не должен становиться местом для политического волеизъявления. В крайнем случае подобный судебный активизм (Judicial activism), граничащий с правотворчеством, может быть оправдан в кризисных ситуациях, требующих возможно быстрого решения особенно острых задач, например в условиях борьбы с терроризмом, глубокой экономической депрессии и т.д. Но и в этом случае он с очевидностью вступает в противоречие с принципом разделения властей.

В оспоренной норме законодатель зафиксировал своё представление о том, каким должен быть баланс между принципом «pacta sunt servanda» и правом каждого знакомиться с официально опубликованным актом, затрагивающим права и свободы. Признавая ценность каждого из этих принципов, законодатель, тем не менее, выразил свою политическую волю и отдал предпочтение одному из них, действуя в этом качестве в пределах своего усмотрения (в терминологии, используемой Европейским Судом по правам человека, «within the margin of appreciation»). В этой связи представляется недопустимым придавать такое конституционно-правовое значение норме, которое с очевидностью противоречит тому значению, какое было придано ей в результате осуществления законодательного процесса демократически избранным законодательным и представительным органом государственной власти.