Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
!Учебный год 2024 / Marchenko_M_N_Sravnitelnoe_pravovedenie_Obschaya_chast.doc
Скачиваний:
5
Добавлен:
26.01.2024
Размер:
4.72 Mб
Скачать

торговлю, кредитно-финансовую и другие сферы примата между­народного права. Это отнюдь не отвечало бы интересам российско­го государства и не стимулировало бы развитие его внутригосудар­ственного права.

Однако во избежание нарушения суверенных прав России весь­ма важным в плане признания примата международного права представляется следующее.

Во-первых, чтобы трактовка примата международного права заключалась не в понимании "главенствующей роли норм между­народного права" и, в частности договора, и возможности их прямого действия во внутреннем законодательстве, а в необходимости при­ведения национальных правовых норм в соответствие с междуна­родными соглашениями, обязательными для каждого государства, и согласовании внутригосударственного права с общепризнанными принципами международного права1.

А во-вторых, чтобы отнесение общепризнанных принципов и норм международного права, равно как и международных догово­ров России к его внутреннему праву, а следовательно, и к его пра­вовой системе в обязательном порядке сопровождалось их транс­формацией. На современном этапе развития российского государ­ства и общества обязательная трансформация — это не просто по­желание, субъективно воспринимаемая необходимость, а обуслов­ленная весьма не простыми для современной России внешнеэконо­мическими, внешнеполитическими и иными факторами объективная целесообразность.

Глава V

ПРОБЛЕМЫ КЛАССИФИКАЦИИ НАЦИОНАЛЬНЫХ ПРАВОВЫХ СИСТЕМ

§ 1. Классификация и ее необходимость

Согласно сложившемуся в отечественной научной литературе представлению понятие "классификация" (лат. classic — разряд и facerй — делать) рассматривается как "система распределения ка­ких-либо однородных предметов или понятий по классам, отделам и т. п. на основе определенных общих признаков"1. С логико-фило­софских позиций она представляется как "особый случай примене­ния логической операции деления объема понятия, представляющий собой некоторую совокупность делений (деление некоторого класса на виды, деление этих видов и т. д.)"2.

При этом особое внимание обращается.на то, что классифика­ция всегда проводится лишь в определенных целях. Она фиксиру­ет "закономерные связи между классами объектов". Способствует определению места и роли объекта в общей системе объектов. По­могает установить наиболее важные, общие для всех объектов ка­чества и свойства. "Подытоживает результаты предшествующего развития" накопившихся знаний о классифицируемых объектах и их общей системе. Способствует более глубокому познанию объек­тов и их системы. Позволяет делать обоснованные прогнозы отно­сительно путей дальнейшего развития и совершенствования как отдельно рассматриваемых объектов, так и всей их совокупности в целом3. Соответственно, в основе искусственной классификации ле­жат вспомогательные признаки.

В зависимости от характера и "степени существенности осно­ваний деления (подразделения)" объектов на виды (подвиды) или классы различают естественную и искусственную классификацию'1. В основе естественной классификации лежат наиболее важные для классифицируемых объектов признаки.

Аналогичные представления о классификации существуют и в зарубежной литературе. С той, однако, разницей, что значительное

1 Каланда В. А. Указ. соч. С. 12.

1 Словарь русского языка. Т. II. М., 1982. С. 54.

2 Философский словарь. М., 1988. С. 157.

3 Философский энциклопедический словарь. М., 1993. С. 256—257.

4 Там же. С. 257.

внимание в процессе классификации уделяется не только общнос­ти классифицируемых объектов, но и их особенностям1.

Применительно к правовой материи классификация как про­цесс "распределения" однородных объектов по классам, относитель­но самостоятельным группам, отделам и т. п. практически ничем не отличается от аналогичных действий, совершаемых применитель­но к любой иной — политической, социальной, физической, биоло­гической и т. д. — материи.

Различие при этом заключается лишь в том, что в качестве объектов классификации берутся не политические, социальные или любые иные институты, факторы, элементы, а правовые. В рассма­триваемом случае в качестве таковых выступают национальные (внутригосударственные) правовые системы.

Правовая картина мира, как известно, складывается из множе­ства существующих и функционирующих на современном этапе развития общества национальных правовых систем. Все они в той или иной мере взаимосвязаны, взаимозависимы, оказывают воздей­ствие друг на друга.

Разная степень взаимосвязи и взаимодействия их обусловле­на тем, что одни национальные правовые системы имеют больше общих признаков и черт, чем остальные. Другие же, наоборот, от­личаются доминирующим характером специфических черт и особен­ностей по отношению друг к другу; имеют между собой гораздо меньше общего, чем особенного.

Среди сотен существующих в современном мире правовых сис­тем многие из них обладают доминирующими сходными чертами. Эти сходства, как правило, обусловливаются одними и теми же или "очень близкими между собой типами общества", общими или "очень сходными историческими условиями развития общества", общей или "очень сходной религией", а также другими аналогичными им об­стоятельствами2.

Наличие общих признаков и черт у разных правовых систем позволяет классифицировать их между собой или подразделять в зависимости от тех или иных общих признаков и черт — критери­ев на отдельные группы или правовые семьи. В научной и учебной юридической литературе правовые семьи понимаются в общем пла­не, как правило, в качестве совокупности национальных правовых систем, выделенных на основе общности их различных признаков и черт3. Разумеется, это не исключает других представлений о пра­вовых семьях и группах правовых систем.

Необходимость и важность классификации правовых систем вызывается следующими причинами. Во-первых, сугубо научными, познавательными и "образовательными" причинами. Ибо глубокое и разностороннее познание правовой картины мира требует не толь­ко ее общего (и с неизбежностью, в значительной мере поверхнос­тного) рассмотрения,- но и изучения ее по отдельным частям, вби­рающим в себя сходные правовые системы. Только глубокое и все­стороннее изучение последних, взятых сначала сами по себе, а за­тем — в их взаимосвязи и взаимодействии друг с другом, позволяют дать четкую, адекватно отражающую реальную действительность правовую картину мира.

А во-вторых, это обусловливается сугубо практическими целя­ми — унификации действующего законодательства и совершенство­вания национальных правовых систем. Отмечая, что сама идеи груп­пирования правовых систем в "правовые семьи" возникла в срав­нительном правоведении в 1900 г. и широко была распространена уже в начале XX в., П. Круз вполне оправданно указывает на то, что одной из важнейших причин (если не самой главной) такой класси­фикации явилось стремление юристов — теоретиков и практиков "обеспечить если не полную, то, по крайней мере, хотя бы частич­ную, но основную, наиболее существенную часть процесса унифи­кации всех цивилизованных правовых систем"1.

Данное мнение разделяется и другими авторами. Ибо вполне очевидно, что любая — полная или частичная унификации будет проводиться тем успешнее, чем теснее она будет связана с класси­фикацией.

Последняя, объединяя правовые системы между собой по ци-вилизационному признаку (системы, находящиеся на одном уровне развития), по географическому (системы, существующие на одном континенте), по региональному (системы, функционирующие в од­ном регионе) и иным общим для классифицируемых правовых си­стем внешним и внутренним признакам, несомненно, создает для процесса унификации права самые благоприятные предпосылки и условия, делает данный процесс более динамичным и целенаправ­ленным.

Классификация, а точнее ее результаты — объединенные меж­ду собой на основе общих признаков и черт правовые системы, из­бавляет законодателей и исследователей, занимающихся проблема­ми унификации, от необходимости предварительного анализа и вы­явления правовых систем, более или менее "склонных" к взаимно­му сближению друг с другом, к глубокой унификации или лишь к внешней гармонизации своих отдельных сторон или аспектов.

Логично предположить, а реальная правовая жизнь, практика многих стран это подтверждает, что между сходными правовыми

1 См,: Webster's New Universal Unabridged Dictionary. N.Y., 1993. P. 334; Dictionary of Sociology and Related Sciences. New Jercy, Totowa. 1988. P. 43.

2Bogdan M. Comparative Law. Kluwer, 1994. P. 82.

3См.: Синюков В. H. Российская правовая система: Введение в общую теорию. Саратов, 1994. С. 166.

1 Cruz P. A Modern Approach to Comparative Law. Boston, 1993. P. 28.

системами, относящимися к одному и тому же типу, гораздо боль­ше предпосылок к унификации, нежели между правовыми система­ми, относящимися к разным группам, видам или семьям.

Например, между правовыми системами мусульманских стран (Ливия, Иран, Ирак, Афганистан и др.) в силу самой их религиоз­ной природы и характера гораздо больше сходства, а следователь­но, и объективных предпосылок для унификации, чем, скажем, меж­ду ними, с одной стороны, и правовыми системами англосаксонских стран (Великобритания, Канада, Австрия, США, Новая Зеландия и др.) — с другой.

Однако классификация в практическом плане отнюдь не сво­дится лишь к установлению общих признаков и черт группируемых правовых систем и, тем самым, — к созданию или выявлению пред­посылок, необходимых для унификации.

В научной литературе в связи с этим совершенно справедли­во отмечалось, что это дело самого исследователя-компаративиста решать в процессе классификации правовых систем, равно как и при проведении других сравнительно-правовых "операций", на ка­кие стороны исследуемых объектов обращать внимание — только ли на их сходные черты и особенности или же одновременно анализи­ровать и те и другие1.

Выбор того или иного подхода зависит от многих факторов и, в первую очередь, от разделяемых автором правовых ценностей, сходства или различия правовой идеологии, степени близости пра­вовых систем друг к другу, наконец — непосредственных целей сравнительного исследования правовых систем.

М. Богдан в связи с этим замечает, что иногда, особенно когда речь идет о тесно связанных друг с другом правовых системах, та­ких, например, как правовые системы соседних штатов США Нью-Йорк и Нью-Джерси, больше внимания исследователями уделяет­ся их различию, нежели сходству.

В других же случаях, особенно когда сравниваются между со­бой различные правовые системы, больший интерес могут представ­лять их общие или сходные черты, чем особенности. Например, при сравнении таких сходных между собой институтов, как свобода за­ключения контрактов, свойственных большинству правовых систем, нет необходимости говорить об очевидном — их сходстве. Гораздо больший интерес представляют их особенности — содержание, ме­ханизм их заключения и осуществления, гарантии и т. д.2

Однако не следует упускать из виду то вполне понятное и оче­видное обстоятельство, что в целях классификации правовых сис­тем как одной из предпосылок их унификации основное внимание уделяется все же выявлению их сходства, на основе которого и груп-

пируются правовые системы, нежели рассмотрению их особеннос­тей. Анализ последних, несомненно, имеет немаловажное значение как для классификации права, так и для его унификации. Тем не менее, по сравнению с анализом сходных черт и особенностей пра­вовых систем применительно к данному случаю он неизменно ухо­дит на второй план.

Помимо формирования необходимых предпосылок для унифи­кации права, классификация правовых систем имеет важное прак­тическое значение и в других отношениях. Выступая как одно из проявлений функций сравнительного правоведения, она позволяет на фоне всей совокупности правовых систем глубже и разносторон­нее исследовать отдельные правовые системы, увидеть их достоин­ства и недостатки, выработать практические рекомендации и пред­положения по их частичному совершенствованию или же полному реформированию, способствует своеобразному "обмену опытом" между различными правовыми системами в плане их наиболее оп­тимального построения и функционирования, создает предпосылки для возможного заимствования наиболее оправдавших себя норм, принципов и институтов одних правовых систем другими.

Разумеется, при всех проявлениях практической значимости процесса классификации национальных правовых систем и, в осо­бенности процесса взаимного заимствования их друг у друга, речь идет не о некой механической "операции", а о творческом подходе и учете при этом исторических, национальных, экономических, по­литических и других условий и особенностей той или иной страны. Только при таком подходе можно рассчитывать на то, что вновь вводимые или переносимые из других правовых систем институты, нормы или принципы будут не только формально значиться в струк­туре новой правовой системы, но и эффективно осуществляться.

Многовековой опыт разностороннего заимствования одних пра­вовых систем у других показывает, что в данном, вполне естествен­ном для всех без исключения стран процессе наряду с подавляющим большинством положительных примеров есть немало и отрицатель­ных или, по крайней мере, спорных моментов.

В качестве последних в отечественной литературе указывается, в частности, на неоправданность введения в современной России института президентства. Данный конституционно-правовой инсти­тут был заимствован, как известно, сначала в СССР, а затем и в России из государственно-правовой теории и практики ряда зару­бежных стран и, прежде всего, Франции и США.

Оспаривая "правомерность" и обоснованность введения данно­го института в нашей стране, его открытые противники или скры­тые оппоненты (в основном из правящих кругов) апеллируют к пози­тивному опыту работы Верховных Советов СССР и союзных респуб­лик — высших представительных органов в стране, к отсутствию каких бы то ни было "президентских" традиций и обычаев в России,

1 Водсіап М. Ор. сії. Р. 68. 2ІЬісі.

прямо или косвенно противопоставляют "президентализм" "парла­ментаризму".

Далеко не всегда это звучит убедительно, поскольку в России до установления режима "президентализма", ассоциирующегося в сознании масс нередко с авторитаризмом, многие столетия суще­ствовал авторитарный по своей природе и характеру царизм.

Институту парламентаризма в противоположность "президен-тализму" отдается предпочтение, как известно, и многими зарубеж­ными авторами1. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что и у последнего немало сторонников2.

В качестве других примеров и весьма спорного и противоречи­вого заимствования зарубежных государственно-правовых или су­губо правых норм, принципов и институтов в России может служить институт присяжных заседателей3, отмененный в России в 1917 г. и вновь введенный в уголовно-процессуальное законодательство РФ в 1991 г.; институт траста или доверительного управления имуще­ством, введенный в гражданское законодательство России в 1995 г., и др.

Спорность и противоречивость заимствования подобных инсти­тутов заключается в том, что они механически переносятся из од­них правовых систем в другую.

Институт присяжных заседателей, существовавший в россий­ском законодательстве с 1864 г. до 1917 г., в "чистом виде", конеч­но, нельзя считать сугубо зарубежным феноменом. Однако на мо­мент введения его в 1991 г. (под влиянием, прежде всего, современ­ного американского законодательства) правовая система России, а также экономические и все другие условия коренным образом из­менились по сравнению с прежним дореволюционным (1917) состоя­нием. Страна, общество и государство стали иными. Они радикально отличаются как от своих предшественников до 1917 г., так и от со­временных зарубежных феноменов.

Неучет данных обстоятельств при введении этого института, подвергающегося довольно резкой критике со стороны западных юристов-процессуалистов, чревато его искусственностью и неэффек­тивностью.

Весьма трудно поверить, например, что институт присяжных заседателей будет эффективно "работать" на всей территории Рос­сийской Федерации, включая Чечню и другие ее субъекты, где от-

крыто проявляются сепаратистские, националистические или экс­тремистские тенденции.

Как представляется, аналогично обстоит дело и с гражданско-правовым институтом траста. Содержание данного института рас­крывается в ст. 209, п. 4 ГК РФ, которая устанавливает, что "соб­ственник может передать свое имущество в доверительное управ­ление другому лицу (доверительному управляющему). Передача имущества в доверительное управление не влечет перехода права собственности к доверительному управляющему, который обязан осуществлять управление имуществом в интересах собственника или указанного им третьего лица"1.

Изначально данный институт появился в системе англосаксон­ского права. В этой же специфической по своей природе и характеру системе он получил свое дальнейшее развитие и весьма широкое распространение. В других правовых системах, принадлежащих к романо-германскому праву, несмотря на попытки некоторых авто­ров-компаративистов своими теоретическими исследованиями сти­мулировать процесс "рецепции" американского права в Европе2, институт траста столь широкого распространения не получил.

Перенесение его на российскую правовую и социально-эконо­мическую почву, еще более отдаленную от англосаксонской, чем романо-германская действительность3, тем более является пробле­матичным.

В отечественной юридической литературе по поводу введения института траста уже высказывалось мнение о том, что: а) это вве­дение явилось выражением "недостатка осведомленности в сравни­тельном правоведении"; б) этот институт "некстати появился в рос­сийском гражданском законодательстве" и в) это новшество не сле­дует рассматривать "как беду для нашего гражданского права", ибо "особых неудобств траст не причинит, но его смысл и жизнеспособ­ность весьма сомнительны"4.

С данными выводами и оценкой траста применительно к нашей стране весьма трудно не согласиться, как и с констатацией того очевидного факта, что траст — это "не просто иностранное, а ино­родное для нас явление"5. Не случайно "доверительная собствен­ность или управление, даже будучи новинкой, не встречают энту-

1 Гражданский кодекс Российской Федерации. М., 1995. Ст. 209, п. 4.

2 См.: Wiegang W. The Reception of American Law in Europe // The American Journal of Comparative Law, 1991, № 2. P. 229—448; Cruz P. Op. cit. P. 335—337.

3 Подробнее об этом см.: Dainow J. The Civil Law and the Common Law: Some points of Comparison // The American Journal of Comparative Law, 1966—1967, vol. 15. P. 419—435.

1 Арановский К. В. В преддверии сравнительного правоведения // Пра­воведение, 1998, № 2 (221). С. 59. 5 Там же.

1 Cm.: Pizzorusso A. Developing Trends of Parliamentarism // XIV Inter­national Congress of Comparative Law. Athens, 1994. Athens, 1996. P. 633— 651.

2 Cm.: Easter G. Preference for Presidentalism // World Politics, 1997, № 2. P. 184—211.

3Cm.: Fukurai H. Race, Social Class and Jury Participation: New Dimen-sios for Evaluating Discrimination in Jury Service and July Selection // Jour­nal of Criminal Justice, 1996, № 1. P. 57—63.

Соседние файлы в папке !Учебный год 2024