!Учебный год 2024 / Учебник Риторика

зависимости от степени виновности и причастности к возникновению катастрофы и ее последствиям для правосудия чрезвычайно важно чисто человеческое отношение к случившемуся, нравственная оценка своих собственных действий, характер поведения лица, так или иначе причастного к трагическим событиям.

И здесь следует прежде всего отметить правильную нравственную позицию Маркова с первого же момента расследования дела.

Марков никогда не пытался «оправдываться», тенденциозно освещать обстоятельства, отрицать свою вину, возлагать в чем-то вину на других, нигде и никогда не пытался он уйти от ответственности за собственные упущения и ошибки.

Более того, и вы это слышали в его объяснениях, Марков первоначально не хотел давать по делу показания вообще, ибо искренне опасался того, что его показания могут быть восприняты как желание «оправдаться», как стремление смягчить свою вину и беду. «Я немало думал, — говорил Марков, — имею ли я нравственное право давать показания по делу вообще, ибо опасался, что мои показания могут быть восприняты как желание «оправдаться», как стремление «смягчить свою вину». Однако, приняв решение участвовать в процессе и давать показания по существу, я убедительно прошу суд рассматривать мои показания как стремление посильно помочь суду своим участием в рассмотрении существенных вопросов дела с тем, чтобы выяснить обстоятельства катастрофы и не допустить возможность повторения таких трагедий в будущем».

Чрезвычайно характерно в этом отношении поведение Маркова в судебном процессе: он практически никому никаких вопросов; не задавал, он не счел для себя возможным участвовать даже в допросе капитана Ткаченко, объяснения которого о причинах и обстоятельствах катастрофы были, с точки зрения интересов Маркова, в ряде случаев неблагоприятны и противоречивы. А ведь не забудьте: пароход Маркова был протаранен сухогрузом, его пароходу было предоставлено привилегированное право пройти первым, ему было обещано капитаном Ткаченко беспрепятственно пропустить «Нахимова», для него, для Маркова, «таран» сухогрузом был полнейшей и чудовищной неожиданностью!

Весьма показательно психологическое состояние и нравственное поведение Маркова сразу же после катастрофы. В объяснительной записке Правительственной комиссии по расследованию обстоятельств катастрофы Марков писал: «Я глубоко переживаю эту трагедию и как капитан, и как человек. С момента, когда я оказался на берегу, я не могу спать и есть. Передо мной все время картина этой страшной катастрофы и человеческого горя. Анализируя все время происшедшие события, я спрашиваю себя: «Почему это произошло? Уходя с мостика, я был совершенно уверен, что "П. Васев" выполнит указание ПРДС и пропустит нас, что впоследствии и подтвердил дважды при связи с нашим вахтенным помощником. Я был уверен, что при малейшем изменении обстановки я получу немедленную информацию от вахтенного помощника. Однако мне нельзя было надеяться ни на первое, ни на

второе. Мне надо было оставаться на мостике, и, может быть, мой опыт помог бы избежать этой трагедии. В осмыслении всего происшедшего я очень критичен в оценке своих поступков».

Посмотрите: ни малейшего оправдания, бескомпромиссная самокритичность, глубокие психологические переживания, надлежащая нравственная оценка случившегося!

И еще один немаловажный момент, относящийся уже не только к человеческой, но и к профессионально-этической характеристике капитана Маркова.

Согласно ст. 106 Устава службы на судах морского флота, капитан корабля в случае катастрофы оставляет судно последним.

Марков, как известно, находился на капитанском мостике до полного затопления судна, он успел дать указания вахтенному помощнику спасти судовые документы и вахтенный журнал, дал команду членам экипажа и пассажирам покинуть судно, а сам вместе с кораблем ушел под воду последним!

Волею судеб он остался жив, был выброшен воздушной подушкой на поверхность, доплыл до ближайшего плота, посадил в него двух женщин, а затем подобрал еще несколько человек, которые были спасены им от неминуемой гибели.

Участник работ по спасению попавших в аварию людей механик катера РК-34 портового флота Кузнецов так описал события на страницах новороссийской газеты «Черноморец»: «Мы подняли на борт более 90 человек. Среди них был и капитан затонувшего судна. Оказавшись в воде, он начал оказывать помощь людям: связал несколько плотов, заякорил за перевернутую шлюпку, чтобы ее далеко не отнесло, поднимал на плоты людей, подбадривал» («Черноморец», 7 сентября 1986 г.). Рулевой матрос парохода свидетель Смирнов также рассказывал: «Капитан Марков оставался на вахте до конца, он попытался выбросить судно на мель, но руль отказал» («Известия», 3 сентября 1986 г.).

Заповедь капитана, таким образом, Марков выполнил, он не нарушил святой капитанской традиции и ушел под воду вместе с потерпевшим катастрофу кораблем!

Такова личность Маркова, его социальный, профессиональный и нравственный облик. Он проработал в Черноморском пароходстве более 30 лет, несколько лет был начальником пассажирского отдела англо-советского пароходного общества в Лондоне, в 1976 году ему было присвоено звание «Лучший капитан Черноморского пароходства», он был награжден медалью «Ветеран труда», Почетной грамотой Президиума Верховного Совета Армянской ССР и многими другими наградами и поощрениями.

В свете всего этого Марков не заслужил того, да этого не допустит прежде всего правосудие, чтобы к его делу, к решению вопросов его личной причастности к катастрофе отнеслись бы поверхностно и бездумно, без объективной оценки его персональной ответственности и вины, без всестороннего и дифференцированного учета всего комплекса причин и обстоятельств, приведших к катастрофе.

А теперь, товарищи судьи, разрешите перейти к анализу обстоятельств аварии, позвольте проанализировать все те навигационные, технические и нормативно-правовые проблемы, которые необходимо уяснить для решения вопроса о причинах катастрофы и ее действительных виновниках.

Прежде всего, должна быть дана навигационная характеристика ситуации, должен быть решен вопрос о том, правильно ли принимались капитанами судов навигационные решения, кто, где и когда допустил роковую ошибку, приведшую к столь серьезной аварии, кто прежде всего виновен в возникновении ее.

Приступая к исследованию этого вопроса, я прежде всего вновь обращаю ваше внимание на то, что пароход «Адмирал Нахимов» оказался «протараненным», что именно он подвергся удару, что именно он оказался пострадавшим судном, на борту которого было множество людей!

Объективный анализ навигационной ситуации по материалам дела характеризуется следующим образом. В 22 часа 31 августа 1986 г. «Адмирал Нахимов», согласно расписанию, отошел от причала порта Новороссийск и лег на новороссийские створы курсом на г. Сочи. От ворот порта до точки встречи лоцманов плавание судна осуществлялось под проводкой Поста регулирования движения судов, который обеспечивает навигационное ориентирование судов и который передан «Адмиралу Нахимову» информацию о подходящем к Новороссийскому порту теплоходе «Петр Васев» и договоренности с ним пропустить парс-ход «Адмирал Нахимов». Лоцман ПРДС порта Новороссийск свидетель Горбунов И. А. показал на следствии: «В 22.30 "Адмирал Нахимов" прошел ворота порта и вышел на связь. Он спросил — кто у нас на створах и на рейде. Я ответил — по створам и на рейде движения сейчас нет, но на подходе с Босфора — "Петр Васев", который предупрежден о вашем выходе и пропустит вас».

Такого рода рекомендация была связана с тем, что лоцман Горбунов еще за 15 минут до этого установил радиосвязь с идущим в направлении Новороссийска «Петром Васевым» и провел с ним переговоры по поводу расхождения. «В 22.15 минут, — показывает Горбунов, — меня вызвал на радиосвязь "Петр Васев", уточняя время прибытия в точку встречи лоцманов. При связи я сообщил: «Из порта выходит пассажирский пароход "Адмирал Нахимов", который заканчивает разворот. Прошу пропустить "Адмирала Нахимова" на выходе». Теплоход «Петр Васев» ответил: «Ясно, пропустить». Аналогичные показания дал свидетель Горбунов И. А. в судебном заседании 20 марта: «"Петру Васеву" сообщили, что пароход "Адмирал Нахимов" отошел от причала, и просили пропустить его, на что было получено согласие: "Хорошо, пропустим"». «Рекомендацию "пропустить" "Нахимова" дал я, это диктовалось стесненностью навигационной обстановки, считаю, что она была правильной». Вопрос о наличии такой рекомендации, о даче ее, о ее получении капитаном «Петра Васева» и даче согласия на «пропуск» не вызывает по делу каких-либо сомнений. Он получил бесспорное доказательственное подтверждение со стороны всех участников этих переговоров и операций: Свидетель Зубюк П. А.

— пом. капитана «Петр Васев» показал в суде: «В 22.00 надо было ложиться на

новый курс, я получил на это "добро". В это время нас вызвал ПРДС, который, сказав, что из Новороссийска выходит пассажирский пароход "Адмирал Нахимов", просил его пропустить. Когда появился на мостике капитан Ткаченко, я доложил обстановку, сказал, что из Новороссийска выходит "Адмирал Нахимов" и просит его пропустить. Он сказал: "Хорошо, пропустим"». Потом вышел на связь "Адмирал Нахимов". Он спрашивал — "пропускаем ли мы его". В ответ Ткаченко сказал: "Отвечай — пропускаем". Вскоре нас снова вызвал "Адмирал Нахимов" и опять спросил, пропускаем ли мы его. Ткаченко сказал: "Пропускаем"». На вопрос о том, сколько раз он докладывал Ткаченко о рекомендации ПРДС и запросах судоводителя Чудновского пропустить «Адмирала Нахимова», Горбунов ответил: «Три раза». О получении указания о пропуске «Адмирала Нахимова» сказал достаточно определенно и сам капитан Ткаченко на следствии и в суде.

Ткаченко заявил на следствии в своих показаниях в качестве обвиняемого 26 ноября 1986 г.: «В тот вечер я находился на мостике и перед столкновением работал на приборе «САРП», который показывал, что по курсу на дистанции двух миль должен пройти «Адмирал Нахимов». Когда ПРДС нам сообщил о выходе парохода, то я действительно подтвердил, что мы его пропускаем. Об этом я сказал своему вахтенному помощнику Зубюку, подчеркнув при этом, что уже подтвердил на ПРДС, что мы пропускаем «Нахимова». При допросах Ткаченко следствие, суд и защита настойчиво интересовались вопросом о том, почему он игнорировал рекомендации ПРДС, почему не предпринял своевременных мер для обеспечения безопасного расхождения судов, в чем причина такого поведения.

Суд неоднократно спрашивал у Ткаченко: «Вы получили указание из ПРДС пропустить "Нахимова", дали согласие его пропустить, что Вы для этого сделали и почему не пропустили? Вы были судном, которое должно было уступить дорогу "Нахимову", Вам докладывал Зубгок, что пеленг перестал меняться, почему Вы игнорировали все это?» Столь же последователен в своих вопросах по этому поводу был и прокурор: «Вы трижды дали согласие "Нахимову" на то, чтобы его пропустить, что было причиной нарушения рекомендованного курса?» «Какое значение имело для Вас, в каком направлении идет "Адмирал Нахимов", если Вы должны были его пропустить. Почему лично не выяснили ситуацию с "Нахимовым"»?

На все эти и многие другие вопросы по этому поводу убедительных и мотивированных ответов мы так и не получили. Вот эти ответы. «Я не предполагал, — сказал Ткаченко, — ошибочности своих действий, потом, убедившись, что надвигается опасность, начал реагировать, но было уже поздно». «Состояние было критическим, я это понял, но опоздал, я раньше должен был реагировать». Или: «Понять не могу до сих пор, как случилось столкновение. Раньше мне приходилось бывать в ситуациях более сложных, и я выходил из них, хотя там было труднее». Однако были попытки, в том числе и со стороны Ткаченко, как-то все же объяснить его поведение, обвинить в этом другие службы и других лиц, в том числе и капитана Маркова. Ткаченко, например, прямо заявил: «...Виновным признаю себя частично, т. к. считаю, что

кроме меня в этом столкновении виноваты служба ПРДС, которая работала нечетко, а также судоводитель "Адмирала Нахимова"». Службу ПРДС Ткаченко обвиняет в том, что вопреки правилу 15 Международной конвенции о предупреждении столкновений судов в море «судно, которое имеет пересекающееся судно на правой стороне, должно уступить дорогу последнему». И это, по мнению Ткаченко, должен был сделать «Адмирал Нахимов». Да, такое правило существует, но оно существует и действует до тех пор, пока навигационная обстановка не диктует необходимость признать целесообразным иной вариант расхождения. Правило 2 указанных международных правил прямо так и формулирует: «При толковании и применении этих правил следует обратить должное внимание... на все особые обстоятельства... которые могут вызвать необходимость отступить от этих правил для избежания непосредственной опасности». (Конвенция о международных правилах предупреждения столкновений судов в море. М., 1973. Ст. 13 № 9018. См. также: Наставление по организации штурманской службы на судах Министерства Морского флота СССР. М., 1982. Ст. 5.44.)

Если бы Ткаченко считал эту рекомендацию ПРДС о пропуске «Нахимова» неправильной или нецелесообразной, он должен был и мог предложить свой вариант расхождения и согласовать этот вопрос с капитаном пересекающегося судна. Он должен был получить согласие последнего и ПРДС на другой вариант расхождения. Вы помните, как ответила на этот вопрос судоводительская экспертиза: «Капитан судна в случае несогласия с рекомендацией ПРДС должен поставить об этом в известность капитана другого судна и взаимно выработать другой вариант расхождения». Вопрос о рекомендации ПРДС пропустить судно «Адмирал Нахимов», навигационной правильности такой рекомендации, относительном или абсолютном значении ее для возникновения аварийной ситуации был предметом серьезного внимания судоводительской экспертизы как на следствии, так и в суде.

Экспертиза прежде всего бесспорно удостоверила тот факт, что рекомендация ПРДС пропустить «Нахимова» была своевременно доведена до капитана сухогруза, что Ткаченко трижды подтвердил свое согласие на это, не оговорил какой-либо другой вариант расхождения, что рекомендация эта была правильной, ибо обусловливалась навигационной ситуацией данного момента.

Вот заключение судоводительской экспертизы по этому вопросу: «В 22.00 ПРДС информировал "Петра Васева" о выходе из порта Новороссийск пассажирского судна "Адмирал Нахимов" и попросил пропустить егс на выходе из зоны. В ответ на это "Петр Васев" подтвердил свое согласие, так как эта мера была направлена на повышение безопасности выхода "Адмирала Нахимова" из зоны регулирования. Взяв на себя обязательство пропустить "Адмирала Нахимове^, "Петр Васев" должен был действовать так, чтобы не создавать ситуации опасного сближения и держаться в стороне от пути встречного парохода при подходе к зоне регулирования». И далее: «Заявление капитана Ткаченко о нечеткой работе ПРДС не может быть признано обоснованным. В соответствии с пп. 1,2,3 Обязательных постановлений ПРДС информировал "Петра Васева" о навигационной обстановке в районе приема лоцмана и входа в

зону регулирования. Это было сделано достаточно заблаговременно — за 52 мин. до столкновения. Рекомендация ПРДС не встретила возражений со стороны капитана "Петра Васева", не ограничивала. его действий, которые он мог выбрать для расхождения». Судоводительская экспертиза не только подтвердила, но буквально захронометрировала договоренность и согласие капитана пропустить «Нахимова»: «В 22.00 ПРДС проинформировал "Петра Васева" о выходе "Адмирала Нахимова" и рекомендовал пропустить пассажирское судно. Судоводители обоих судов договорились между собой, что "Петр Васев" пропустит "Нахимова", подтверждение этой договоренности было сделано капитаном Ткаченко в 22.56 и в 23.03».

Итак, договоренность о пропуске «Адмирала Нахимова» состоялась, она была обоюдно подтверждена и согласована, но вопреки этому была игнорирована капитаном «Петра Васева», который продолжал следовать своим курсом на пересечение и в результате протаранил пассажирский пароход. Конечно, говорить можно все, как это и говорит обвинение: что «Марков ограничился сообщением ПРДС», что это «притупило его бдительность и он не вел должного наблюдения», что он «не следил в каюте за "репитером гирокомпаса"», что «понадеялся на вахтенного помощника Чудновского». Все это, возможно, где-то и так, но нельзя игнорировать главное: при наличии договоренности о пропуске «Нахимова», при трехкратном ее подтверждении со стороны капитана «Петра Васева», при отсутствии для этого каких-либо препятствий, для Маркова это столкновение было чудовищной неожиданностью. Он не мог такое развитие событий не только предвидеть, но и вообразить!

Как после этого можно говорить об «одинаковой», о «равной» вине капитанов в катастрофе, как это неожиданно, вопреки собственным выводам, заявил эксперт Черкасов в своем судебном заключении. Можно было бы говорить в какой-то степени об «обоюдной», о «взаимной» вине капитанов, но говорить об «одинаковой», «равной» их вине, совершенно очевидно, невозможно! Именно так оценил ситуацию специалист Песков Ю. А., который на прямой вопрос о том, «какое судно является главным виновником столкновения», заявил на следствии и подтвердил в суде: «Расхождение — процесс взаимный, поэтому вина, как правило, взаимная. В мировой судебной арбитражной практике принято определять степень вины обоих судов в процентах. Если следовать этому принципу, считаю: доля вины "Петра Васева"

— 90%, доля вины "Адмирала Нахимова" — 10%».

Специалист Песков Ю.А. не только обозначил, но и обстоятельно аргументировал этот свой вывод: «"Петр Васев" дал согласие пропустить "Адмирала Нахимова" и несколько раз подтвердил это согласие. Таким образом, судном, уступающим дорогу, стал "Петр Васев". Тем самым Ткаченко взял на себя обязанности, определяемые правилом 16 Международной конвенции о предупреждении столкновений судов в море. Главная вина капитана "Петра Васева" в том, что он не предпринял уверенных, своевременных и соответствующих хорошей морской практике действий с тем чтобы чисто разойтись с другим судном, допустил ошибку, планируя пересечь курс

заманчивое название «Золотая Нива», зашли два молодых человека. Дружески разговаривая между собой, они потребовали водки и уселись за свободный стол. Рядом с ними находились другие посетители, и тем не менее, никто не замечал чего-либо подозрительного в обращении молодых людей. Они не только не ссорились, но даже старались тихо говорить, чтобы не обратить на себя внимания.

После водки они выпили пива, а затем, спустя некоторое время, один молодой человек приподнялся со стула и направился к выходным дверям. Около порога у него упала на пол шляпа, но он не поднял ее и с непокрытой головой вышел на улицу.

Товарищ его все еще оставался в трактире, и когда половые подошли к нему, они к своему ужасу нашли его неподвижно лежащим на полу, в луже крови.

Молодой человек находился уже в бессознательном состоянии, и на левой стороне груди его виднелась широкая ножевая рана.

Конечно, в трактире поднялся переполох, немедленно прибыла полиция, и раненый был отправлен в ближайшую больницу, но по дороге скончался.

Из акта медицинского вскрытия трупа выяснилось: рана молодому человеку была нанесена с такой силой, что одно ребро оказалось перерезанным, а сердечная аорта — проколотой.

Убитый был Субботин, по ремеслу портной. Вместе с ним в мастерской М. Андреева на Ивановской улице, служил также и Василий Сапогов — молодой человек, 21 года. Будучи грубым, вспыльчивым человеком, покойный Субботин часто ссорился со своими товарищами. Накануне преступления, обозлившись за что-то на Сапогова, он облил его из .ковша водою, а затем ударил и самим ковшом так сильно, что рассек ему голову до крови.

Последнее обстоятельство, по-видимому, сильно подействовало на Сапогова. Он стал задумываться, был взволнован и находился в крайнем раздражении.

На другой день, утром, возвратившись из бани, Сапогов стал разыскивать в мастерской своего обидчика.

— Где Субботин? — настойчиво спрашивал он.

— Не знаем, — говорили портные, — ушел куда-то.

—Я отыщу его и отомщу... Я никогда еще не видал своей крови, а он мне искровянил голову... Узнает он меня! — волновался Сапогов.

—Ну, полно! Оставь, — пробовали его успокоить.

—Нет! Будет душа его у меня в кулаке!

—Послушай, Василий, да, ведь, бог-то велел всем прощать! — вставил от себя один резонер-портной.

—Такую гадину прощать нельзя! — угрюмо возразил Сапогов и ушел из мастерской на поиски обидчика.

Нашел он его в какой-то портерной.

Забыв про ссору и ничего не подозревая, Субботин дружелюбно встретил «мстителя».

—Пива хочешь? — предложил он. Сапогов подсел к нему, и после нескольких

стаканов пива они уже вдвоем вышли на улицу.

Вечером они очутились в трактире «Золотая Нива», где Субботин и нашел свою смерть. Разумеется, подозрение в убийстве пало на Сапогова, который, уйдя из трактира, неизвестно где скрылся и не возвращался уже в мастерскую.

Задержать его удалось только 20 сентября в одной чайной лавке, куда он явился навести справку — насмерть -ли--зарезан Субботин. окружном суде. Через четыре месяца Сапогов занял скамью подсудимых в С.-Петербургском

Господа судьи, господа присяжные заседатели!

Нам важно рассмотреть преступление, как живое дело живого человека, проследить, как оно зародилось, как зрело и как распустилось. Нам интересно понять самого преступника, и им исключительно я займусь в своей защите.

Прежняя наука уголовного права занималась главным образом преступлением как юридической сущностью, а самого преступника ставила на второй план. Не так давно возникшая новая, позитивная школа, наоборот, на первый план; ставит преступника, изучает его нормальную и физическую природу, старается раскрыть и понять причины преступления, для того, чтобы, видя самые корни зла, иметь возможность искоренять его. И во многих других науках совершился такой же переворот, изучение перешло от отвлеченных понятий на почву реальной действительности. В медицине, например, не так давно болезнь изучалась как самостоятельное целое, оторванное от живого мира. Теперь, наоборот, девиз врача гласит: «нет болезней, а существуют больные». Одна и та же болезнь, смотря по больному, требует то одного, то другого лечения. Точно так же одно и то же преступление, смотря по преступнику, облагается или уголовной карой, или исправительной, или же должно быть оставлено без всякого возмездия.

Позитивная школа в результате своей работы по изучению преступников дала нам деление их на категории. Во-первых, идет категория преступников ненормальных — длинная галерея от явно сумасшедших до субъектов с чуть заметными признаками психического расстройства. Далее идет обширная группа преступников, одаренных и разумом, и здоровою волею для борьбы со злом, но тем не менее поддавшихся искушению. Наконец — еще группа, сравнительно небольшая, преступников по страсти, совершивших зло под влиянием минуты. Это — та группа, от которой никто не может зарекаться.

В которую же из этих групп поместим мы Сапогова? Обвинитель утверждает, что Сапогов — преступник по страсти и что руководившая им страсть — это месть. В 9 часов вечера Субботин нанес удар Сапогову, а через сутки Сапогов нанес удар Субботину. Между этими начальным и конечным моментами целый ряд событий, указывающих на развитие преступного замысла! Утром Сапогов говорит, что надо отомстить, в три часа грозит, что душа Субботина будет в его кулаке, в четыре идет его искать, в пять находит, в шесть заманивает в трактир и в семь убивает. Это ли не классическое предумышленное убийство?!

Я соглашусь с г. прокурором, юридически картина полная, но чем полнее

и тоньше выяснял он отдельные детали этой картины, тем непонятнее делалось для меня все происшедшее в целом, как сознательный поступок разумного существа.

Ведь для холодной кровавой расправы нужен прежде всего веский мотив, нужен, далее, человек нрава жестокого и сильного и, наконец, нужна среда, поощряющая такие расправы, нужна толпа, аплодирующая мстителю.

Что же у нас? Убийца — смирный, робкий труженик, мотив — глупая шутка подвыпившего товарища, а окружающие не только не поощряют, а напротив, стараются удержать его от мщения разумными увещаниями.

Мы отлично понимаем, что месть — дело человеческое, слишком человеческое, но все человеческое имеет свои корни и свою почву.

Мы понимаем дикаря, который, умирая, призывает к себе сына и вместо благословения коснеющим языком перечисляет ему имена лиц, которых он должен отправить к праотцам. Это в порядке вещей, так как дикарь вырос среди проповеди вражды, на земле, упитанной кровью, под небесами, которые населены богами, являющими ему пример жестокости и хищности.

Мы понимаем и утонченного в понятиях о чести рыцаря средних веков, принимающего косой взгляд за кровную обиду и сводящего расчеты мечом. И это понятно, так как вся жизнь его течет среди лязга стальных доспехов, среди пышных турниров и среди счетов древности родов. Все питает и поддерживает в нем культ чести; в этом культе, пожалуй, все его духовное содержание; к этому культу приурочивает он и свою религию и на древке смертоносного копья чертит кроткий лик Мадонны.

Я понимаю, наконец, живущего в подвале сапожного подмастерья, у которого нет никаких понятий ни о рыцарской чести, ни о кровной мести фиджийца и который тем не менее, получив удар от товарища, срывается с места и вонзает ему куда попало шило или сапожный нож по самую колодку. Но когда этот же самый подмастерье произведет за полученный удар отсроченную отплату через целые сутки, то я это понять отказываюсь, так как для холодной мести здесь нет достаточного мотива, а для страсти, которая не взвешивает мотивов, прошло уже время.

Есть преступления, совершаемые под влиянием минуты; прошла минута

— и уже преступление стало невозможным. Сдержите человека, который только что получил удар и намеревается броситься на оскорбителя; через две-три минуты, когда пароксизм бешенства пройдет, месть его уже не выльется в форму кровавой расправы, а примет другую, менее противоестественную форму.

Но пусть пройдут целые сутки, пусть обиженный выспится, пусть поработает, поговорит с другими; что останется от его первоначального порыва к убийству? Останется неприязнь к обидчику, взвешенная, обсужденная со всех сторон трезвой работой мозга и введенная в надлежащие границы. Холодный рассудок представит ему сотнею доводов всю нелепость, всю невыгоду, всю отвратительность той расправы, которую он вчера полубессознательно желал учинить, и предложит ему сотни других, более безопасных, целесообразных и культурных способов получить удовлетворение.