Опера Борис Годунов
История создания.
М. П. Мусоргский
Работу над оперой Мусоргский начал в октябре 1868, используя для написания либретто текст Пушкина и материалы «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Тема — период правления царя Бориса Годунова, c 1598 по 1605, непосредственно перед началом «Смутного времени». В выбранном историческом эпизоде композитора привлекала возможность отразить отношения царя и народа, представить народ и царя в качестве главных действующих лиц. Мусоргский писал: «Я разумею народ как великую личность, одушевленную единой идеей. Это моя задача. Я попытался решить её в опере».
Опера была завершена в конце 1869 года и представлена в Дирекцию императорских театров. Театральный комитет не принял её к постановке, объяснив решение отсутствием выигрышной женской роли. После отказа Мусоргский внёс ряд изменений, в частности, введя «польский» акт с любовной линией Лжедмитрий — Марина Мнишек, а также добавив эффектный финал — монументальную сцену народного восстания под Кромами. Однако вторая редакция (1872) также была отвергнута. Оперу удалось поставить лишь два года спустя, благодаря энергичной поддержке в театральных и музыкальных кругах. Премьера состоялась 27 января (8 февраля) 1874 на сцене Мариинского театра. Несмотря на восторженный приём публики, критика встретила оперу резко отрицательно. В 1882 году она была снята с репертуара.
В 1896 году Н. А. Римский-Корсаков предпринял попытку возродить оперу, создав новую редакцию.
Существует несколько редакций «Бориса Годунова»: две редакции автора (1869 и 1872), две редакции Римского-Корсакова (1896 и 1908), редакция и оркестровка Дмитрия Шостаковича (1940). Кроме того, сцена у собора Василия Блаженного (отсутствующая в обеих редакциях Римского-Корсакова) существует в инструментовке М. Ипполитова-Иванова. Варианты Римского-Корсакова, в которых были сглажены многие шероховатости музыкального текста Мусоргского, получили наибольшее распространение. В современных постановках часто используются и авторские редакции, которые по мнению музыковедов точнее соответствуют характеру повествования и персонажам.
Картинки с выставки
1873 год был трудным для Мусоргского. Друзья перестали собираться вечерами у Л.И. Шестаковой, сестры Глинки, тяжело заболевшей. В. Стасов, всегда морально поддерживавший композитора, надолго уехал из Петербурга. Последним ударом была внезапная, в расцвете лет и таланта, смерть художника Виктора Гартмана (1834—1873). «Что за ужас, что за горе! — писал Мусоргский Стасову. — В последний заезд Виктора Гартмана в Петроград мы шли с ним после музыки по Фурштадтской улице; у какого-то переулка он остановился, побледнел, прислонился к стене какого-то дома и не мог отдышаться. Тогда я не придал большого значения этому явлению... Порядком повозившись сам с удушьем и биениями сердца... я мнил, что это участь нервных натур, по преимуществу, но горько ошибся — как оказывается... Эта бездарная дура смерть косит, не рассуждая...»
В следующем, 1874 году, по инициативе вернувшегося Стасова была организована посмертная выставка произведений Гартмана, на которой были представлены его работы маслом, акварели, зарисовки с натуры, эскизы театральных декораций и костюмов, архитектурные проекты. Были и некоторые изделия, сделанные руками художника, — щипцы для раскалывания орехов, часы в виде избушки на курьих ножках и т. п.
Выставка произвела огромное впечатление на Мусоргского. Он решил написать программную фортепианную сюиту, содержанием которой стали бы произведения покойного художника. Интерпретирует их композитор по-своему. Так, эскиз к балету «Трильби», изображающий крошечных птенцов в скорлупках, превращается в «Балет невылупившихся птенцов», щипцы для орехов в виде кривоногого гнома становятся основой портрета этого сказочного существа, а часы-избушка вдохновляют музыканта на пьесу, рисующую полет Бабы-Яги на помеле.
Фортепианный цикл был создан очень быстро — за три недели июня 1874 года. Стасову композитор сообщал: «Гартман кипит, как кипел «Борис», — звуки и мысль в воздухе повисли, глотаю и объедаюсь, едва успеваю царапать на бумаге... Хочу скорее и надежнее сделать. Моя физиономия в интермедиях видна... Как хорошо работается». Под «физиономией», видной в интермедиях, композитор подразумевал связки между номерами — образами Гартмана. В этих связках, названных «Прогулка», Мусоргский нарисовал себя, прогуливающегося по выставке, переходящего от одного экспоната к другому. Композитор закончил работу 22 июня и посвятил ее В.В. Стасову.
Тогда же, летом 1874 года, «Картинки» с подзаголовком «Воспоминание о Викторе Гартмане» были подготовлены композитором к печати, но опубликованы только в 1886 году, уже после смерти композитора. Еще несколько лет понадобилось на то, чтобы это глубоко оригинальное, не имеющее аналогов произведение вошло в репертуар пианистов.
Яркость образов, их живописность, фортепианная колористика подталкивали к оркестровому воплощению «Картинок». В архиве Римского-Корсакова сохранилась страница оркестровки одной из частей цикла — «Старого замка». Позднее ученик Римского-Корсакова М. Тушмалов сделал оркестровку, но она осталась неисполненной. В 1922 году Морис Равель, бывший страстным поклонником творчества Мусоргского, также обратился к этому произведению. Его блестящее оркестровое воплощение «Картинок с выставки» быстро завоевало концертную эстраду и стало столь же популярным, как и подлинная фортепианная версия произведения. Партитура была впервые издана Российским музыкальным издательством в Париже в 1927 году.
Музыка
Первый номер — «Прогулка» — основана на широкой мелодии в русском народном характере, с характерным для народных песен переменным метром, исполняемой сначала соло трубы, а далее поддержанной хором медных инструментов. Постепенно подключаются и другие инструменты, после звучания tutti без перерыва начинается второй номер.
Это «Гном». Ему свойственны причудливые, изломанные интонации, резкие скачки, внезапные паузы, напряженные гармонии, прозрачная оркестровка с использованием челесты и арфы. Все это ярко рисует фантастический и таинственный образ.
«Прогулка», существенно сокращенная по сравнению с начальной, переводит слушателя к следующей картинке — «Старому замку». Фагот, скупо поддержанный одиноким звуком второго фагота и пиццикато контрабасов, запевает меланхоличную серенаду. Мелодия переходит к саксофону с его характерным выразительным тембром, потом распевается другими инструментами под аккомпанемент, имитирующий звучание лютни.
Коротенькая «Прогулка» приводит в «Тюильрийский сад» (его подзаголовок — «Ссора детей после игры»). Это живое, радостное скерцо, пронизанное веселым гомоном, беготней, добродушной воркотней нянек. Оно проносится быстро, сменяясь ярким контрастом.
Следующая картинка называется «Быдло». Гартман изобразил под этим названием запряженную волами тяжелую телегу на огромных колесах. Здесь господствует мерное движение с тяжеловесными аккордами; на его фоне туба запевает протяжную тоскливую песню, в которой, однако, чувствуется угрюмая скрытая сила. Постепенно звучность ширится, нарастает, а затем стихает, словно повозка скрывается вдали.
Очередная «Прогулка» в измененном виде — с темой в высоком флейтовом регистре — подготавливает к «Балету невылупившихся птенцов» — очаровательному грациозному скерцино с причудливыми гармониями, прозрачной оркестровкой, многочисленными форшлагами, имитирующими птичий щебет.
Непосредственно за этим номером следует резко контрастирующая ему бытовая сценка «Самуэль Гольденберг и Шмуйле», обычно называемая «Два еврея — богатый и бедный». Стасов писал о ней: «Два еврея, зарисованные с натуры Гартманом в 1868 году во время его путешествия: первый — богатый толстый еврей, самодовольный и веселый, другой — бедный, тощий и жалующийся, почти плачущий. Мусоргский сильно восхищался выразительностью этих картинок, и Гартман сейчас же подарил их своему другу...» Сценка строится на сопоставлении властных энергичных интонаций в унисонах деревянной и струнной групп и соло трубы с сурдиной — с общим движением мелкими триолями, с мордентами и форшлагами, вьющейся вьюном, как бы захлебывающейся жалобной скороговоркой. Эти темы, сначала проведенные порознь, далее звучат одновременно, контрапунктом в разных тональностях, создавая неповторимый по колориту дуэт.
«Лимож. Рынок. (Большая новость)» — название следующего номера. Первоначально композитор предварял его небольшой программой: «Большая новость: господин Пьюсан- жу только что нашел свою корову Беглянку. Но лиможские кумушки не вполне согласны по поводу этого случая, потому что госпожа Рамбурсак приобрела себе прекрасные фарфоровые зубы, между тем как у господина Панта-Панталео- на мешающий ему нос остается все время красным, как пион». Это блестящее каприччио, основанное на непрерывном суетливом движении с капризными, изменчивыми, дразнящими интонациями, перекличками инструментов, частой сменой динамики, завершающееся tutti фортиссимо — кумушки дошли до экстаза в своей болтовне. Но все резко обрывается фортиссимо тромбонов и тубы, интонирующих один звук — си.
Без перерыва, attacca, резким контрастом вступает следующий номер — «Катакомбы (Римская гробница)». Это всего 30 тактов мрачных аккордов, то тихих, то громких, рисующих мрачное подземелье в таинственном свете фонаря. На картине, по свидетельству Стасова, художник изобразил самого себя, с фонарем в руке осматривающего катакомбы. Этот номер — как бы вступление к следующему, наступающему без перерыва — «С мертвыми на мертвом языке». В рукописи композитор написал: «Латинский текст: с мертвыми на мертвом языке. Ладно бы латинский текст: творческий дух умершего Гартмана ведет меня к черепам, взывает к ним, черепа тихо засветились». В скорбном си миноре звучит измененная тема «Прогулки» в обрамлении тихих тремоло и аккордов духовых, напоминающих хорал.
«Избушка на курьих ножках» — снова подчеркнутый контраст. Ее начало живописует стремительный полет Бабы-Яги на помеле: широкие скачки, чередующиеся с паузами, переходят в неудержимое движение. Средний эпизод — в более камерном звучании — наполнен таинственными шорохами, настороженными звучаниями. Оригинальна оркестровка: на фоне непрерывных тремолирующих звуков флейт тему Бабы-Яги, состоящую из кратких попевок и сформированную еще в первом разделе, интонируют фагот и контрабасы. Потом она появляется у тубы и низких струнных в сопровождении тремоло и пиццикато струнных, отдельных аккордов челесты, в то время, как у арфы звучит ее измененный вариант. Необычные краски придают особый оттенок колдовства, волшбы. И снова стремительный полет.
Без перерыва, attacca, вступает финал — «Богатырские ворота (в стольном городе во Киеве)». Это музыкальное воплощение архитектурного проекта киевских городских ворот, которые Гартман видел в древнерусском стиле, с аркой, украшенной старинным шлемом и надвратной церковью. Его первая тема, величавая, похожая на былинный напев, в мощном звучании медных и фаготов с контрафаготом, напоминает тему «Прогулки». Она все больше ширится, заполняет все звуковое пространство, перемежаясь со старинным церковным знаменным распевом «Елицы во Христа креститеся», поданным более камерно, в строгом четырехголосии деревянных инструментов. Заключает номер, как и весь цикл, торжественный и праздничный колокольный звон, переданный полнозвучием оркестра.