8018
.pdfМинистерство образования и науки Российской Федерации Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования
«Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет»
Университет российской академии образования
ИЗУЧЕНИЕ И СОХРАНЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
Вторая международная научно-практическая конференция по культурологии
Сборник научных статей и докладов
Нижний Новгород ННГАСУ
2011
ББК 94.3; я 43 И 32
Изучение и сохранение культурного наследия. Вторая международная конференция по культурологии. Сборник научных статей и докладов [Текст]; Нижегород. гос. архит.-строит. ун-т. – Н. Новгород : ННГАСУ, 2011. –179
В сборник включены статьи и доклады Второй международной конференции по культурологии, где обсуждались общие и частные проблемы, связанные с изучением и сохранением всемирного культурного наследия в целом и отечественного наследия в частности. Сборник подготовлен к изданию кафедрой культурологии гуманитарно-художественного института ННГАСУ. Может быть рекомендован студентам и преподавателям высших учебных заведений, а также всем тем, кто интересуется вопросами истории, философии, культурологии, лингвистики и педагогики.
Р е д а к ц и о н н а я к о л л е г и я:
Ю. В. Филиппов, А. М. Фирсова, С. А. Гаврилова
ББК 94.3; я 43
2
СЕКЦИЯ 1. ИЗУЧЕНИЕ И СОХРАНЕНИЕ
КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ: ТЕОРИЯ, ИСТОРИЯ И
СОВРЕМЕННОСТЬ
А. Теоретические вопросы изучения и сохранения культурного наследия
«ВТОРАЯ КУЛЬТУРА»
Кондаков И.В., РГГУ, ГИИ, г. Москва
Современное изучение культурного и природного наследия показало, что грань, отделяющая сегодня природное наследие от культурного, очень зыбка и эфемерна. По существу, все объекты, относящиеся к природному наследию (памятники природы; уникальные территории, объявляемые заповедниками; реликтовые леса и т.п. «островки» природы, существующие как особо охраняемые зоны; исчезающая фауна и флора, выживающая лишь в результате занесения в «Красную книгу»), – свидетельствуют о том, что природное наследие в современных условиях становится частью культурного наследия (всемирного, национального, регионального) и должно охраняться человеком точно так же, как уникальные объекты культурного наследия (архитектурные сооружения, произведения изобразительного искусства, редкие книги, архивные документы, музейные коллекции и пр.).
Такая ситуация во взаимоотношениях между природой и культурой существовала далеко не всегда. Первоначально культура, создаваемая древнейшим человечеством, представляла собой небольшой и очень хрупкий «оазис» человеческих ценностей, противостоящих природной среде как «освоенное» – «дикому», «искусственное» – «естественному». Господство природы над социумом и тем более над культурой казалось в то время естественным, предопределенным, а вычленение из лона природы человека социального и культурного – скорее исключением из правил, т.е. неестественным. Лишь в эпоху Просвещения, когда человек ощутил силы Разума, науки, распространения знаний путем образования, обучения, воспитания и собственно просвещения достаточными для того, чтобы противостоять природе, овладевать ее тайнами и ресурсами, – баланс между Природой и Культурой впервые нарушился – в пользу культуры.
В это время (рубеж XVIII – XIX вв.) возникло понятие «вторая природа», каковым именовали культуру. Появление такого понятия в культурном обиходе европейских просветителей, а затем и романтиков (Ф.В.Й. Шеллинг, 1800) означало, что окружение человека, контекст его деятельности уже не исчерпывались одной природной средой, но наравне с последней выступала
3
культурная среда, созданная усилиями нескольких поколений деятелей культуры. Деятельность человека мотивируется совместным действием «первой» и «второй» культур, причем «вторая культура» понимается не только как продолжение и развитие самой природы («первой»), но и в значительной степени как ее преодоление, преобразование. Отсюда пафос преобразовательной деятельности человека, осуществляющего тем самым свое господство над природой, ее подчинение своим созидательным (а на деле – и разрушительным) целям, особенно близкий радикально настроенным мыслителям (революционерам).
Апофеозом преобразовательной деятельности человека, взявшегося исправлять природу в «свою пользу», стала история советской цивилизации. Идея «человекобожества», дающая человеку право на преобразование окружающей действительности по произволу, торжество материализма и атеизма, этатизма и коллективизма – основных идеологических столпов тоталитарного режима, – все это открывало невиданные возможности по исправлению «первой природы» с позиций «природы второй» (высшей, человеческой), диктующей созидательные цели человеческой деятельности. Мичуринская фраза: «Мы не можем ждать милости от природы…», борьба с генетикой и самой идеей наследственности, строительство каналов и замысел превратить Москву в «порт 6 морей», обилие экологических и техногенных катастроф в СССР, включая уроки Чернобыля, – все это черты кризиса концепции «второй природы».
Сегодня на смену концепции «первой» и «второй» природы приходит концепция «первой и второй культуры». Смысл ее состоит в том, что в XXI в. «природы» в чистом виде уже нигде не существует. Сохранение уникальных «очагов» природы является во многом искусственной акцией, а сама природа в этом случае выступает как феномен культуры. Природа как предмет пейзажа и как объект научного исследования, как экспонат краеведческого музея или ботанического сада, зоопарка, аквариума, как тема натурфилософии – существует в качестве культурного явления с тех незапамятных времен, как существует культурная рефлексия природы. Но сама природа в этом качестве фигурирует лишь совсем недавно: появляясь в контексте культуры, «природа» сама оказывается культивируемой человеком средой, – как феномен культуры второго порядка («вторая культура»).
С того момента, как «природа» начинает функционировать в современной культуре как специфический феномен культуры, ее можно интерпретировать и изучать средствами культурологии, а не естествознания. Примером такого осмысления явлений природы в культурном контексте могут служить некоторые работы Г. Гачева, посвященные «удивлению» гуманитария перед «чудесами» физики и астрономии, химии и биологии, математики и механики. Сделав своим предметом «вторую культуру», наука о культуре способна представить неодушевленные компоненты окружающего мира, фауну и флору, биологическую природу человека в качестве эстетических, нравственных, религиозных, культурфилософских ценностей, емких, многозначных символов. При этом сущность всех природных явлений не может не трактоваться
4
включенной в современный и исторический контекст культуры, т.е. в ценностно-смысловом плане, метафорически и семиотически обобщенно и концептуализированно.
Способность культурологии представлять явления природы в качестве «второй культуры», вписанной в контекст «первой культуры», свидетельствует об универсальности науки о культуре, делающей своим предметом любые явления (артефакты), приобретающие семиотический и символический статус, а в совокупности образующие некоторый текст культуры. Этот текст культуры может функционировать на нескольких смысловых уровнях, в совокупности составляющих архитектонику культуры. «Вторая культура» в этом отношении – один из смысловых пластов такой архитектоники, – высший, по сравнению с «первой», если он понимается как метатекст; низший
– если в качестве метатекста берется «первая культура».
«КОШАЧИЙ УМ» И «СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ»
Кондаков К.И., РГГУ, г. Москва
Среди различных составляющих корпуса культурного и природного наследия большое место занимают образы и характеристики домашних животных, на протяжении тысячелетий сопровождающие человека и его деятельность, неотделимые от домашнего быта и семейного уюта. Это прежде всего две разновидности малых и средних хищников – кошки и собаки, со своими особенностями поведения, привычками, привязанностями, отношением к человеку и дому, к своим функциям в обществе и в культуре повседневности. Несомненно, что по сравнению с другими животными – дикими и даже прирученными (крупный и мелкий рогатый скот, свиньи, кролики, домашняя птица), причастными, скорее, к хозяйственной сфере человека, к сельскохозяйственному производству и натуральному обмену, – кошки и собаки, используемые утилитарно в крайне узкой и малозначительной области человеческой жизнедеятельности (охота и охрана), а также лошади (используемые как тягловая сила в хозяйстве, но для всадника гарантирующие скорость передвижения, безопасность, скаковые качества) важны для человека в культурном отношении – для общения (вербального и невербального), для непосредственных контактов человека с природой, для создания
эмоциональной атмосферы любви и дружбы (либо компенсирующей отсутствие ее в сфере человеческого общения, либо дополняющего ее аналогами за пределами человеческого мира). Не случайно животные, включенные в культуру, именуются «другом человека», «любимцем», «питомцем» (т.е. воспитанником дома) и др. К числу таких «культурных» животных иногда относятся также домашние птицы (особенно говорящие) и реже – некоторые грызуны.
5
Домашние хищники, таким образом, представленные многочисленными породами и окрасами (не имеющими практически-утилитарного значения), являют собой не столько формы природного наследия, осваиваемого человеком с теми или иными производственно-хозяйственными целями, сколько формы культурного наследия, в которых практическая бесполезность (нередко демонстративная) многих природных свойств этих животных компенсируется их эстетическими и этическими качествами, нередко необъяснимыми. Взаимная дружба и любовь человека и домашних животных знаменует собой поглощение культурой природы и подчинение последней – культуре: природное наследие становится частью наследия культурного.
К этическим качествам домашних хищников относятся, например, привязанность, верность, ласковость, отзывчивость, благодарность, исполнительность и т.п., нередко противоречащие агрессивной природе хищников и, несомненно, ценимой человеком по контрасту с представлениями об исконной «хищности» зверей. Не менее оригинальны и эстетические свойства домашних хищников – грация, игривость, окрас, пушистость (живой мех!), прыгучесть, быстрота реакции, светящиеся во тьме глаза и т.п. Несомненно, особой составляющей культурной значимости кошек и собак является сознание человеком своей духовной власти над хищником, обуздание его свободы и диких инстинктов, ощущение его бескорыстной любви к своему хозяину, а значит, в конечном счете, – зримой победы человека над природой – в лице ее лучших представителей (каковыми, несомненно, являются домашние собаки и кошки). Наконец, чрезвычайно важна включенность кошек и собак в сферу человеческого общения, в том числе в речевое коммуникативное пространство (домашние животные в достаточно широких пределах понимают человеческую речь, в том числе обращенную к ним; различают интонации; имеют большой лексический запас; реагируют на вербальные команды и обращения).
Присутствие кошек и собак в повседневности людей как важной части культуры данного общества следует квалифицировать как особые субкультуры
– «кошачью» и «собачью», с присущими им типологическими особенностями поведения, предпочтениями, ценностями, стереотипами, в то же время – дифференцированные по свойствам характеров, личностей, психологических типов, типов мышления. Причем этим субкультурам принадлежат не только сами особи соответствующих биологических типов, но и люди, различающиеся между собой по предпочтениям кошек или собак (деление на «кошатников» и «собачников») или относящиеся к тем и другим вполне толерантно (являясь хозяевами одновременно и тех, и других). Соответствующие системы ценностей квалифицируют «кошачьи» и «собачьи» черты поведения, переносимые на людей, их внешность, поступки, творчество и т. п. Многие произведения литературы и искусства специализируются на воссоздании «собачьей» и «кошачьей» субкультур (ср.: «Каштанка» А. Чехова, «Белый пудель» А. Куприна, «Собачье сердце» М. Булгакова, «Верный Руслан»
6
Г. Владимова; «Житейские воззрения кота Мурра» Э.Т.А. Гофмана, «Записки о кошачьем городе» Лао Шэ, «Кошкин дом» С. Маршака, «Кот домашний средней пушистости» В. Войновича).
В истории мировой культуры накоплен большой опыт типологии кошек и собак как носителей особых культурных традиций и ценностей – от древнейших форм сакрализации кошек и собак, рождения соответствующих мифологических образов – до современных художественных сюжетов. За этими образами стоят выработанные веками стереотипы (происхождение которых в первобытное время красиво воплощено в сказке Р. Киплинга «Кошка, которая гуляла сама по себе»). Одно из закрепленных в культуре устойчивых представлений связано с преобладанием у кошек «ума», рациональности (у Пушкина формула «кот ученый»), а у собак – «чувства», «верности», «сердца» («Собачье сердце», «Верный Руслан»). За этими сопоставлениями встает сложившаяся в последнее время концепция «конца человеческой исключительности» (Ж.-М. Шеффер), предполагающая расширение возможностей человека за счет выхода культуры за границы человеческого и мысленного преодоления «оков» генома человека.
О ЕДИНОМ И ЧЕЛОВЕКЕ ПОЗНАЮЩЕМ
Холодилова М.Н., ГХИ ННГАСУ
«Чем древнее история, начиная с доцивилизационной эпохи, тем больше возможностей для её философского осмысления, а чем ближе она к нам,…тем более дробится в связи с изменением своего масштаба», - сказал накануне своего 90-летия в юбилейном интервью 2009 года В.В.Соколов, один из старейших российских философов. Тем не менее, чем дальше отстоит от нас историческая эпоха, тем сложнее говорить об универсалиях культуры. Современная познавательная ситуация подразумевает некоторое их множество, причём одна из наиболее значимых и спорных – проблема единого в онтологическом, эпистемологическом, религиозном, психологическом и прочих смыслах.
Достаточно распространено мнение, что представления о едином – весьма позднее явление культуры, связанное с оформлением идеи единобожия. Противоположная идея – прамонотеизм как источник всех представлений человека об окружающем мире. Её развивал в своём 28-томном труде глава Венской социологической школы патер В.Шмидт, который был крупным лингвистом и очень квалифицированным исследователем-этнографом. Очевидно то, что для всех культур есть некое общее фоновое знание, вызывающее образы Вселенной, плеромы, бога, абсолюта, то есть первоначала. Знание об этом первоначале даже в рационализированной европейской культуре и в реалистической (более привычное название – материалистической) философии носит мифо-магический генетический
7
характер. Действительно, в каждом случае выстраивается своеобразная генеалогия – «кто кого породил». Не является исключением и научная картина мира: представления о глобальном эволюционизме переводят на язык рационального познания всё тот же образ единого, подкреплённый объективными исследованиями. В противоположных трактовках это предстаёт или в виде некоей фундаментальной простоты (эта идея вводит в соблазн многих современных специалистов в области математической физики, космологии, физики высоких энергий – словом, тех, кто не отказался от иллюзии Теории Великого Объединения), или осознания не менее фундаментальной сложности Универсума, которая пока не постигается когнитивными усилиями человека. И во всех случаях присутствует неизбежная скрытая антропоморфизация Вселенной, которую невозможно преодолеть ни на каком уровне абстракций.
Давний предмет дискуссий в областях знания, связанных с когнитивными исследованиями, – «единица познания». Как правило, ею считаются либо индивид, либо коллектив. Эта оппозиция относится и к самым ранним этапам эволюции культуры. С одной стороны, познающей целостностью выступало сообщество, в коллективной памяти которого сохранялась бесписьменная история в мифо-магической интерпретации. Но знание всегда добывалось и предлагалось коллективу именно индивидом: он был той минимальной познающей единицей, которую можно назвать «когнитивным единым». Сам человек, даже жёстко связанный традицией, формировал свой круг представлений и интенций, в основе которых лежали образно-эмоциональные правополушарные механизмы восприятия. Он всегда был целостным наблюдателем в синкретически понимаемом окружающем мире, был связан с ним и психологически, и экологически. Начиная ещё в древнейшие времена осознавать своё отличие от иных феноменов и существ, человек в то же время чувствовал себя необходимым присутствующим, призванным видеть и действовать. Мифо-магическое описание мира можно понять как описание «роли наблюдателя во Вселенной». О ней левополушарный европейский интеллект благополучно забыл и с удивлением переосмыслил на рубеже XIXXX веков, когда встал вопрос об описании квантовой реальности.
Если есть человек, наблюдающий и познающий, то есть и эмпирическое знание. Оно, безусловно, сохраняется, интерпретируется и транслируется в обществе. Часть же знания неизбежно проходит сквозь не поддающуюся верификации самодостоверность: свой опыт человек переживает в одиночку. Если страх может переживаться и коллективно, то боль, инициационные потрясения, сон, интуитивные прозрения, наконец, смерть – перед всем этим он был всегда совершенно одинок. С миром человек боролся и сопереживал один на один, а сообщество только отбирало, фиксировало и постепенно вводило в
структуру коллективного опыта индивидуальное знание. И в каждый миг жизни надо всеми людьми и сообществами возвышалась очеловеченная Вселенная, мысля и поступая «по-человечески». Поэтому вряд ли можно усомниться, откуда происходит объективный идеализм, занимающий столь прочные позиции в философии.
8
ИСТОРИКО-ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ В РОССИИ
Кондрашкина А.А., ГХИ ННГАСУ
Процесс становления и развития гражданского общества непосредственно зависит от активного участия граждан в общественных и государственных делах, от уровня правосознания людей, их ответственности и способности реализовать одно из важнейших прав человека – право на объединение, право создавать объединения и вступать в таковые для защиты своих интересов. Общественные объединения являются наиболее характерным признаком гражданского общества, так как большинство их воплощают собой то, что может быть названо гражданскими инициативами.
В России формирование институтов гражданского общества имело противоречивый характер, так как, с одной стороны, осуществлялось на основе национальных традиций, на базе существовавших традиционалистских структур общественной самоорганизации, таких как крестьянская территориальная община или артель. С другой стороны, специфика данного процесса была обусловлена заимствованием опыта европейских государств, например в виде политических партий, политической прессы, профсоюзов и т.д. Однако различные элементы гражданского общества западного образца начинают создаваться в России только в XIX веке. В качестве точки отсчета можно считать отмену крепостного права в 1861 году, реформы судебной системы и местного самоуправления, проведенные Александром II.
Первые негосударственные организации, преследующие социально значимые цели, появляются во время правления Екатерины II (1762-1796 гг.). Принятый в 1782 г. законодательный акт, касающийся общественных организаций (обществ, товариществ, братств), – «Устав благочиния или полицейский» – разрешал их создание с согласия властей. Благодаря «Уставу учебных заведений, подведомственных университетам» 1804 г. получают развитие общества при университетах. Во второй половине XIX в. и особенно в начале ХХ в. возникали самые разнообразные виды общественных объединений и организаций, такие как союзы, ассоциации, собрания, общества охотников, любителей природы, общества взаимного всепоможения, служащих, ремесленников, врачей, общества трезвости, попечительские общества о детей сиротах, о бедных и т.д. С 1906 года их деятельность регулировалась законом об общественных организациях под названием «Временные правила об обществах и союзах», ограничивающим право участия в обществах для многих категорий населения и, кроме того, он регулировал деятельность профсоюзов. Законом запрещались общества: «а) преследующие цели, противные общественной нравственности или воспрещенные уголовным законом или же угрожающие общественным спокойствию и безопасности, и б) управляемые учреждениями или лицами, находящимися за границею, если общества эти
9
преследуют политические цели». Желающие учредить общества должны были подать заявление губернатору или градоначальнику. В соответствии с «правилами» властям разрешалось закрывать общества или приостанавливать их деятельность. Вся внутренняя жизнь обществ жестко регламентировалась и ставилась под надзор полиции.
Создание объединений по политическому принципу в России жестко преследовалось до принятия Манифеста 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка», согласно которому населению были предоставлены «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». В результате к началу 1917 года в стране были созданы или находились в процессе формирования политические партии, представлявшие интересы самых различных социальных слоёв общества. Особенностью всех партий стала их многочисленность и разнородность - едва возникнув, они начинали делиться на многочисленные направления. В целом этот процесс охватил три сложившихся направления: консервативномонархическое, либеральное и революционное. За первые шесть лет XX века было создано свыше 50 партий, а в период с 1917 по 1920 гг. их действовало уже около 90 (на легальном и полулегальном положении).
Общественные организации также создавались без ограничений, основываясь на Законе об обществах и союзах от 12 апреля 1917 года, согласно которому «все без исключения российские граждане имеют право без особого на то разрешения образовывать общества и союзы в целях, не противным уголовным законам». По состоянию на 1917 г. существовало около 550 просветительных общественных организаций, действовало около 300 научных обществ. Характерной чертой первых послереволюционных лет являлось создание большого количества творческих союзов и обществ (Всероссийский союз рабочих писателей, Всероссийский союз писателей, Всероссийский союз поэтов и др.). Причем в первые годы после революции государство никак не регулировало деятельность общественных организаций, многие из которых не были ликвидированы и продолжали свою деятельность. Старые общества в целях легализации своей деятельности входили с прошениями о регистрации в самые различные инстанции: Наркомпрос, НКВД, ВЦИК, Советы, Московский университет и т.д. Из-за отсутствия общего законодательного акта об обществах и союзах многие из них продолжали свою деятельность и без оформления.
В начале 20-х гг. положение общественных организаций стало меняться. Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР 1922 г. «О порядке созыва съездов и всероссийских совещаний различных союзов и объединений и о регистрации этих организаций» было поручено НКВД РСФСР провести регистрацию всех обществ и союзов. Вслед за этим 3 августа 1922 г. было издано Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли, и о порядке надзора за ними». Согласно данным документам, ни одно общество (кроме профсоюзов)
10