книги / Тысячеликий герой

эпилог

МИФ И ОБЩЕСТВО

Многоликий Протей

Завершенной и непогрешимой системы толкования мифов не существует, да и не может быть. Мифология подобна Протею, древнему богу моря, чьи речи всегда суть истина. Это бог, который

Разные виды начнет принимать и являться вам станет Всем, что ползет по земле, и водою и пламенем жгучим*.

В своих жизненных странствиях наш герой, желая что-либо выведать у Протея, должен был ухватить его, в его мнимом обличии, и цепко держать, не выпуская, покуда он не явит себя в своей подлинной форме. Но и тогда этот хитрейший из богов никогда не открывал всей глубины своей мудрости, даже само­ му искусному из вопрошающих. Он отвечал лишь прямо на пос­ тавленный ему вопрос, и то, что он открывал, в равной мере могло быть и многозначимым, и пустячным, в зависимости от заданного вопроса..

Здесь ежедневно, лишь Гелиос неба пройдет половину: В веянье ветра, с великим волнением темныя влаги, Вод глубину покидает моской проницательный старец; Вышед из волн, отдыхать он ложится в пещере глубокой; Вкруг тюлени хвостоногие, дети младой Алосиды, Стаей ложатся, и спят, и, покрытые тиной соленой, Смрад отвратительный моря на всю разливают

окрестность**.

Греческий царь-воитель Менелай, которому дочь Протея помогла найти дорогу к уединенному логову древнего отца морей и научила, как добиться от него ответа, хотел лишь уз-

нать тайну своего собственного рока и отыскать своих друзей. И бог дал ему ответ.

Мифология интепретировалась в современном сознании как примитивная, неумелая попытка объяснить мир природы (Фрей­ зер); как продукт поэтической фантазии доисторических времен, неправильно понятый последующими поколениями (Мюллер); как хранилище аллегорических наставлений, направленных на адаптацию индивида к сообществу (Дюркгейм); как групповая фантазия, симптоматичная для архетипных побуждений, скры­ тых в глубинах человеческой психики (Юнг); как средство передачи глубочайших метафизических представлений челове­ ка (Кумарасвами); и наконец, как Откровение Бога детям Его (Церковь). Мифология, собственно, и есть все это вместе взя­ тое. Суждения же о ней зависят от того, кто выступает в ка­ честве судей. Ибо, если рассматривать ее не с точки зрения того, что она представляет собой, а с точки зрения ее воз­ действия на умы, задавшись вопросом, что она значила для человечества в прошлом и что может значить сегодня, оказы­ вается, что мифология в той же мере, что и сама жизнь, ответст­ венна за все упования индивида, расы, эпохи, за все чем они одержимы.

2.

Функции мифа, культа и медитации

В своих жизненных проявлениях индивид неизбежно только частично и искаженно представляет целостный образ человека. Он ограничен уже тем, что есть либо мужчиной, либо женщи­ ной; в каждый момент своей жизни он ограничен опять же, будучи ребенком, юношей, взрослым или же старцем; кроме того, в своих жизненных ролях он по необходимости специали­ зируется как торговец, ремесленник, вор или слуга, вождь или священник, мать, жена, монахиня, проститутка; он не может быть всем одновременно. Поэтому целостность - полнота челове­ ка - заключена отнюдь не в отдельном лице, а в обществе как едином целом; индивид может быть только членом его, орга­ ном. Сообществу, к коему он принадлежит, он обязан своим

образом жизни, языком его мыслей и общения, идеями, кото­ рыми он живет; к прошлому его общества восходят те гены, которые создают его тело. Отважившись отмежеваться, будь то в действиях, в помыслах или чувствах, он отлучается от самих источников своего существования.

Родовые обряды, связанные с рождением, инициацией, бра­ ком, погребением, возведением в сан и так далее, и тому подобное, - все это призвано служить для перевода смысла переломных моментов в жизни и деяниях индивида на язык классических, безличных форм. В них он открывается для са­ мого себя не как конкретная личность, а как воин, невеста, вдова, священнослужитель, вождь; и в то же время они при­ званы воскресить в памяти остального сообщества старые уроки архетипических стадий. Все участвуют в церемониале соответственно своему рангу и функциям. Все общество зримо для самого себя предстает как непреходящее живое единство. Поколения индивидов уходят как анонимные клетки некоего живого тела; но основополагающая, неподвластная времени форма остается. Выходя за рамки индивидуального видения в поле зрения сверхличностного, человек обнаруживает в себе новые силы, обогащается, находит опору и возвеличивается. В своей мирской роли, сколь бы скромна ни была она, он прича­ щается к прекрасному празднественному образу человека - образу потенциально присущему, но неизбежно таимому в каж­ дом их нас.

Уставы общественного долга переводят уроки празднества в русло нормального, повседневного существования, служа посто­ янной опорой для индивида. И наоборот, отрешенность, бунт - или изгнание - разрушают животворные связи. С точки зрения единства социума, такой отверженный индивид - просто ничто, сущая потеря. Тогда как человек, который может честно ска­ зать, что он сыграл свою жизненную роль - будь то священ­ ника, проститутки, королевы или раба - есть некто, в полном смысле слова быть.

Обряды инициации и возведения в сан преподают урок сущ­ ностного единства индивида и общности; более широкий гори­ зонт открывают календарные празднества. Подобно тому как индивид является органом общества, так род, племя, город - равно как и все человечество - являются лишь фазами могучего космического организма.

Сезонные празднества так называемых примитивных наро­ дов обычно представляются как попытки управлять природой. Такое представление ошибочно. В каждом действии человека присутствует что-то от желания управлять, особенно же в тех магических обрядах, которые, как считалось, вызывают дождь, исцеляют болезнь или предотвращают наводнение; и тем не менее во всех подлинно религиозных обрядах (в противополож­ ность ритуалам черной магии) доминирующим мотивом являет­ ся подчинение неотвратимости судьбы - и в сезонных празд­ нествах этот мотив особенно очевиден.

Насколько известно, нет ни одного племенного обряда, ко­ торый был бы направлен на то, чтобы отвратить, скажем, приход зимы; напротив, все обряды готовят общину к тому, чтобы вместе со всей природой пережить этот страшный сезон холодов. И весенние обряды отнюдь не пытаются заставить природу немедленно родить хлеб и плоды для изголодавшего племени; напротив, в этих обрядах всем миром готовятся к обычным сезонным работам. Здесь празднуют, отмечают и представляют само чудо годового цикла, с его радостями и тя­ готами, как продолжающееся в жизненном круге человеческого сообщества.

Множество других символов непрерывности природного бытия заполняют мир сообщества, живущего в мифологи­ ческих координатах. Например, кланы американских охотни­ чьих племен обыкновенно считали себя потомками единого предка - полуживотного, получеловека. Это предки, породив­ шие не только людей данного клана, но также животных, именем которых называется клан; так, люди клана бобра счита­ лись прямыми потомками бобров, были защитниками этих животных и, в свою очередь, сами были защищены животной мудростью своей лесной родни. Или другой пример: хоган, или мазаные глиной хижины индейцев навахо из Новой Мексики и Аризоны, которые строились на основании их представлений о строении космоса. Вход в жилище был обращен на восток. Вос­ емь сторон хижины соответствовали четырем сторонам света и промежуточным направлениям. Каждый линия и пересечение со­ ответствовали элементам великого и всеобъемлющего хогана земли и неба. И так как душа самого человека считалась тож­ дественной по своей форме со всей вселенной, глиняная хижи­ на являла собой образ изначальной гармонии человека и мира и напоминание о сокровенном жизненном пути к совершенству.

Но есть и другой путь - диаметрально противоположный пути общественного долга и народного культа. С точки зрения приверженности долгу, любой, отверженный от общины, - ничто. С другой же точки зрения, однако, это отчуждение есть пгрвый шаг к вопрошанию. Каждый несет в себе все; поэтому вопрошание может быть направлено и к самому себе. Различия пола, возраста или призвания отнюдь не сущностные харак­ теристики человека; это всего лишь маски, которые мы времен­ но носим на сцене мира. Образ человека, сокрытый в нем, не следует путать с его одеждами. Мы считаем себя американ­ цами, гражданами XX века, жителями Запада, цивилизован­ ными христианами. Мы или добродетельны, или грешны. Одна­ ко подобные определения не говорят нам, что значит быть человеком, они отмечают лишь случайные обстоятельства вре­ мени и места рождения или статьи дохода. Что же в нас глав­ ное? Каков фундаментальный характер нашего бытия?

Аскетизм средневековых святых и индийских йогов, мисте­ рии инициации эллинов, древние философии Востока и Запада - все это способы смещения внимания индивидуального соз­ нания вглубь от его поверхностных облачений. Все пред­ варительные медитации взыскующего увлекают его ум и чувст­ ва от внешних случайностей жизни, обращая его к глубинам. "Я не есть это и не есть то, - медитирует он, - не моя мать и не сын, только что умерший; не мое тело, болезненное и ста­ реющее; не моя рука, не глаз, не голова; не совокупность всех этих вещей. Я - не мое чувство; не мой разум; не моя интуи­ ция". Посредством такой медитации он проникает в свои глубины и наконец прорывается в бездонный предел осознания. После подобных экзерсисов ни один человек уже не может всерьез считать себя мистером Таким-то и Таким-то из Такого-то и Та­ кого-то города Соединенных Штатов Америки. - Общество и общественный долг уходят на задний план. Мистер Такой-то и такой-то, открыв в себе величие человека, погружается в себя и свою отрешенность.

Это стадия Нарцисса, глядящего в воду, Будды, погружен­ ного в созерцание в точке покоя, но это еще не конечная цель; необходимый шаг, но не последний. Цель - не увидеть, а осоз­ нать, что ты и есть эта сущность; и в этой своей сущности че­ ловек обретает свободу странствовать по миру. Более того, сам мир являет себя в этой сущности. Сущность человека в себе и сущность мира едины. Поэтому нет больше необходимости ни

кого бы то ни было религиозного содержания, но есть политикоэкономической организацией. Его идеалы не являются более выражением смысла некоего священнодейства (+иератической пантомимы) как земного воплощения небесных форм, но есть выражением мирских устоев, отмеченных многотрудной и бес­ пощадной борьбой за вполне материальные ресурсы и вполне осязаемое превосходство. Какое бы то ни было изолированное общество, "сонное царство" покоящееся в пределах мифоло­ гических горизонтов, не может существовать более, разве что в качестве территории, подлежащей эксплуатации. В самих же прогрессивных общественных системах, все, что еще сохрани­ лось от общечеловеческого наследия древности - ритуальность, мораль, искусство, - все это переживает полный упадок.

Таким образом, проблема, стоящая перед человечеством се­ годня, совершенно противоположна всему, чем жили люди сравнительно стабильных эпох, к которым относятся великие мифологии, столь согласующиеся между собой и ныне извест­ ные лишь как заблуждения. Тогда весь смысл сводился к груп­ пе, к великим анонимным формам - отнюдь не к самовыра­ жению индивида; теперь же нет никакого смысла ни в группе, ни в чем бы то ни было вообще, кроме самого индивида: все - в индивиде. Но это совершенно бессознательный смысл. Человек не ведает, куда он идет. Он не ведает, что им движет. Связу­ ющие нити между сознанием и бессознательным в человечес­ кой психике были разорваны, и сами мы разрываемся на части.

Героическое деяние, ждущее своего свершения, сегодня уже не то, что во времена Галилея. То, что было тьмой, обернулось светом, но и свет обернулся тьмою. Героическое деяние нашего времени должно состоять в вопрошании, дабы снова извлечь на свет божий забытых Атлантов, соразмерных герою по духу.

Вполне очевидно, что осуществление этой работы духа не означает ни возвращения назад, ни отказа от революционных завоеваний современности; проблема состоит только и только в том, чтобы придать современному миру духовную значимость, или, скорее (если выразить тот же принцип иными словами), только и только в том, чтобы сделать возможным для каждого человека, мужчины и женщины, достижение всей полноты че­ ловеческой зрелости в условиях современной жизни. Уже сами по себе эти условия таковы, что формулы древних истин либо уже недейственны, либо невнятны, либо попросту пагубны для нашего сознания. Сегодняшнее сообщество - это планета, а

отнюдь не нация в своих собственных границах; поэтому схемы, задающие проецирование агрессии вовне, служившие ранее для консолидации группы, ныне способны лишь сеять раздор. Национальная идея, с государственным флагом в качестве то­ тема, сегодня способна служить лишь возвеличиванию младен­ ческого эго, а вовсе не разрешению инфантильной ситуации. Ее пародийные ритуалы парадов на площадях служат целям своекорыстного тирана, дракона, а вовсе не Бога, в котором са­ модостаточность превращается в ничто. А многочисленные свя­ тые этого антикульта - то бишь патриотов, чьи вездесущие фотографии под стягами используются как иконы официозного храма - есть не что иное, как местные стражи порогов, наши демоны-великаны (вспомним великана-людоеда Липкие Воло­ сы), и первейшая задача героя состоит в том, что их победить.

И ни одна из великих мировых религий неспособна, как уже стало ясно, ответить на этот вызов. Поскольку все они нерас­ торжимо связаны с самими основаниями раздора, будучи инст­ рументами пропаганды и самовосхваления. (Даже буддизм в последнее время претерпевает деградацию, усваивая уроки За­ пада.) Вселенский триумф секуляризированного государства отбросил все религиозные организации на такие определенно вторичные и, в конечном счете, недееспособные позиции, что церковное действо представляет собой сегодня не более чем ха­ нжескую церемонию по воскресеньям, в то время как на всю оставшуюся неделю остается лишь деловая этика и патрио­ тизм. Подобная притворная святость - отнюдь не то, в чем нуж­ дается мир сегодня; необходима, скорее, трансформация всего социального порядка, с тем чтобы в каждой детали, в каждом акте нашего мирского бытия проступили черты животворного образа вселенского бого-человека и были осознаны как нечто реально присущее каждому из нас и действенно значимое.

Это работа, которая не под силу нашему сознанию самому по себе. Сознание не способно изобрести (или даже предпо­ ложительно угадать) какой-либо действенный символ - во вся­ ком случае, не в большей мере, чем предсказывать или конт­ ролировать ночные сновидения. Все это происходит на другом уровне, через неизбежно долгий и довольно тягостный процесс, причем не только в глубинах каждой живой души в необозри­ мых пределах современного мира, но и на полях сражений, где разворачивается битва титанов, в которую сегодня вовлечена вся наша планета. Мы наблюдаем чудовищные столкновения