книги из ГПНТБ / Дорошевский, В. Элементы лексикологии и семиотики

то каким образом будут они служить языковому мышлению, пони­ маемому как общественный процесс, т. е. делу языковой культуры, •совпадающей в нашем понимании с интеллектуальной культурой общества.

Неправомерность попыток рассматривать язык как силу, соз­ дающую действительность, а не являющуюся ее отражением, Ахма­ нова подчеркивает таким сравнением: трудно было бы утверждать, что если в языке какого-то народа имеется много терминов, отно­ сящихся к рыбной ловле, то в результате этого у данного народа может развиться склонность к рыболовству и усиленное занятие этой деятельностью. Положение дел, совершенно очевидно, обрат­ ное: в языке тех, кто занимается рыболовством, появляется соот­ ветствующая лексика.

Язык не автономная область духа, которая выходит за рамки общих законов, управляющих действительностью, и которую мож­ но выделить из этой действительности в качестве независимой области.

Мы говорили выше о принципиальном сходстве теоретических взглядов Гумбольдта и Соссюра, самых значительных представи­ телей — можно сказать, лидеров — дуализма и идеализма в исто­ рии европейской лингвистической мысли. Этого направления не из­ бежала и советская наука. В 1966 г. в Москве была издана коллек­ тивная работа «Процесс формирования лексики русского литера­ турного языка (от Кантемира до Карамзина)». В этом сборнике находится работа, посвященная истории параллелизма некоторых формантов в русском словообразовании XVIII в. Анализ материала (который позволял сделать куда более точные выводы) завершается выводом, выраженным в следующих словах: «Приведенные в работе материалы еще раз иллюстрируют положение Соссюра о том, что «всякое различие в идее, усмотренное мыслью, стремится выра­

В этой формулировке сильно чувствуется, что это перевод, что заключенная в этом отрывке текста мысль текла в русле языка, чуждого автору работы. Перевод этого текста — задача неблагодар­ ная, ибо его смысл затуманен некоторой неопределенностью содер­ жания составляющих его слов... Слова эти не являются специаль­ ными научными терминами: различие, идея, мысль — общеупотре­ бительные слова, отсюда должно следовать, что соединения этих слов не могут быть поняты иначе, чем эти слова, взятые в отдельно­ сти. И все-таки приведенная цитата неясна. Однако нам позволи­ тельно и даже необходимо попытаться понять ее содержание на осно­ ве понимания ее словесных составных частей. Если слова, которые мы интуитивно понимаем, становятся непонятными, соединяясь друг с другом, это означает, что они плохо соединены, но в этом суждении мы можем опереться только на способность нашего соб­

59

ственного здравого смысла отличать истину от лжи, на ту «puissance de discerner le vrai d’avec le faux», в которую верил Декарт и кото­ рую мы уже несколько раз упоминали в наших рассуждениях. Что могут означать слова «различие в идее, усмотренное мыслью»? Что значит, что мысль видит что-то в идее? Как может это различие, которое мысль видит в идее,— различие между чем и чем? — стре­ миться к тому, чтобы выразиться? В приведенной цитате Соссюра не объективный знак является носителем «идеи», а мысль; идея и знак заключены в кругу сознания, а тем самым отрезаны от того, что существует вне его. Источник туманности понятий вскрыть нетрудно. Содержание всего высказывания неясно потому, что к значениям слов в соответствии со старой дуалистической и идеали­ стической традицией подходят не с той стороны. Не «две идеи, мыслью больше не различаемые, стремятся слиться в едином озна­ чающем», а внешние раздражители, слишком слабо различаемые, не доходят до мозговых центров, иначе говоря: различия в десиг­ натах, достигающие определенной степени интенсивности, регистри­ руются в языковом сознании, а не достигающие этой степени — не регистрируются. Платоновская идея, как «forma vel species rerum quae ratione et intelligentia continetur (...) aeterna et immutabilis», Кантов «notwendiger Vernunftbegriff (стр. 50), гумбольдтовский «lebendiger geistiger Trieb nach Erweiterung und Verfeinerung» (стр. 53), понимание языкаСоссюромкак «системы чистых ценностей (значимостей)» (système de pures valeurs — стр. 55), наконец, вы­ сказывание Соссюра о духе, который входит в материю и оживляет ее (l’esprit s’insuffle dans une matière donnée et la vivifie — стр. 56), — все это концепции, знаменательные для мировоззрения, разделяющего действительность на дух и материю, выводящего материю из внепространственной пустоты, исключающего внепространственный «автономный» дух из подчинения законам, управ­ ляющим материальной действительностью, видящего признак живо­ го организма в его изолированности от среды — и тем самым всту­ пающего в конфликт с самой сущностью понятия жизни, которая проявляется в каждом отдельном организме его активным, динами­ ческим уравновешиванием с раздражителями среды. Деятельность мозга синтезирует все функции организма как стройной системы, в которой нет антагонистических по своей природе элементов (дух — тело). В категориях динамического синтеза обрисовывается также отношение организма к среде, составной частью которой он является

иблагодаря которой он может жить. Не существует антагонизма

имежду познающей мыслью и предметом познания. Трагическим пессимизмом веет от афоризма Бодуэна де Куртенэ, одного из эмо­ циональных вариантов дуализма: «Наше индивидуальное суще­ ствование — бунт против единства вселенной; за это преступление мы осуждены на смерть». Действительность едина; каждый инди­ видуум — часть этого единства. Отношение каждого индивидуаль­

60

ного «я» к «не-я»-— все расширяющееся отношение адаптации, последовательные фазы которой являются фазами все большей свободы мышления, высшей формы свободы. Единство действитель­ ности позволяет искать единые критерии ценностей и оценок и стре­ миться к установлению иерархии целей, которым должен служить предпринимаемый нами труд. История дуалистического и монисти­ ческого направлений в развитии лингвистической мысли — это, под определенным углом зрения, история преобразования концеп­ ции языка, понимаемого как автономная, внесоциальная субстан­ ция (objektiver Geist) сверхъестественного происхождения, в кон­ цепцию языка как продукта опыта и труда, как одной из форм общественного поведения людей, т. е. поведения людей в коллекти­ вах. Психология поведения людей в коллективах может стать одним из центральных моментов лингвистических исследований, ибо ее можно понимать как обусловленную прежде всего действием словес­ ных раздражителей (лозунгов, убедительных словосочетаний, рит­ мически скандируемых слов).

Эти наброски рассуждений по поводу дуалистической и мони­ стической концепций в истории языкознания мы можем закончить рассмотрением одного сравнения, которым любил пользоваться Соссюр для иллюстрации своей главной концепции языка. В соот­ ветствии с уже приведенным определением, язык для Соссюра — это «система чистых значимостей, определяемая исключительно наличным состоянием входящих в нее элементов». То же, по мне­ нию Соссюра, мы можем сказать, наблюдая последовательно сме­ няющиеся расположения фигур на шахматной доске во время шах­ матной партии; для наблюдающего каждое следующее расположе­ ние фигур совершенно безразлично, как оно выглядело 10 секунд тому назад, знание этого не нужно ему, чтобы продолжать игру; он может включиться в нее в любую минуту. Это сравнение должно иллюстрировать и подтверждать то положение, что в языке сле­ дует строго различать синхронию и диахронию, современное состоя­ ние и прошлое, что исследование языка — это вскрывание отноше­ ний, которыми связаны между собой его элементы. Достоинством сравнения языка с шахматной доской является его образность и пластичность, но именно благодаря этим качествам оно может быть использовано для обоснования положений, диаметрально про­ тивоположных принципам теории Соссюра.

Рассмотрим вопрос по пунктам:

1.Что такое игра в шахматы? Это совокупность действий, состоящих в передвиганий фигур на шахматной доске, производи­ мом игроками в соответствии с определенными правилами.

2.Участники игры (ее субъекты): два игрока, каждый из кото­ рых охватывает зрительно и мысленно всю шахматную доску, каж­

дое мгновение видит положение всех фигур и делает ход, продумав лх соотношение.

61

3. Инструменты игры: шахматная доска и материальные пред­ меты в виде шахматных фигур.

4. Функции фигур точно определены, никогда не переносятся с одной фигуры на другую, закреплены в тысячелетиями не меняю­ щихся правилах.

5.Время продолжения игры. Каждая партия в определенный момент начинается и в определенный момент кончается. Первый ход, которым начинается игра, выбираетодин из партнеров. Его память не обременена шахматным опытом только в том случае, если он играет впервые: тогда он руководствуется только знанием сообщенных ему правил игры.

6.Элемент аффекта, порывы чувств, стихийные движения парт­ неров в принципе не учитываются.

Сравним в самом упрощенном виде эти положения, пункт за пунктом, с тем, что мы наблюдаем в языке:

1.Языковые действия состоят не в борьбе партнеров, а в пере­ даче друг другу информации.

2.Участники языкового процесса: неопределенное количество лиц, связанных отношениями среды.

3.Инструментами языкового общения являются слова, не отно­ сящиеся к объективным материальным субстанциям, как шахмат­ ные фигуры.

4.Ни функции слов, ни уточняющие их правила не являются неизменными: возможна передача функций одних слов другим словам.

5.Языковая игра для каждого начинается постепенно, это целый период усвоения языка ребенком; конец — это окончание жизни говорящего на данном языке или окончание функциониро­ вания соответствующих мозговых центров.

6.Участие аффекта и стихийности в языковых процессах весьма значительно.

Ни в одном из этих пунктов нет аналогии между языком и игрой

вшахматы. Эти области несравнимы. Выражение: «система чистых значимостей, определяемая исключительно наличным состоянием входящих в нее элементов», которое должно быть характеристикой как языка, так и расположения фигур на шахматной доске, не обла­ дает определенным, ясным содержанием и не может быть применено' ни к языку, ни к игре в шахматы. Полем борьбы шахматных фигурявляется шахматная доска, геометрически разделенная на квадра­ ты и представляющая собой, как и фигуры и правила игры, продукт человеческой мысли. В этом случае можно сказать о происхождении игры: «in initio erat verbum» («в началѣ бѣ слово»), понимая под. verbum творческую мысль изобретателя игры в шахматы. Измене­ ния, которые происходят во взаиморасположении шахматных фигурво время игры, не определяются однозначно создавшейся в игреситуацией, т. е. каждым соотношением участников этой ситуации,.

62

V. ВОСПРИЯТИЯ и ПОНЯТИЯ

Проблема восприятия, или перцепции, интересует нас не пото­ му, что она имеет «научный» характер, что над ней испокон веков размышляли философы и психологи и что существует огромная литература, посвященная этому вопросу, а потому, что в каждый момент нашей жизни мы получаем от окружающих нас предметов какие-то впечатления: мы что-то видим, что-то слышим, чего-то касаемся, чувствуем запахи, вкус, поэтому естественно, что в нас пробуждается интерес к элементарным формам контактов нашего «я» с тем, что является внешним по отношению к нему (ср. стр. 13 в связи с призывом Сократа yvtofti стеаитбѵ).

Наше «я»— не изолированная от мира «монада». В ослаблении, затухании связей со средой проявляется ослабление жизненных сил организма, а отрыв от среды есть одновременно отказ от познания как самого себя, так и объективной действительности, ибо познава­ тельный процесс состоит в установлении все новых контактов, свя­ зывающих «я» и «не-я», обогащающих это «я» и расширяющих его границы. Познавательный процесс един, наука — это его органи­ зованная форма, в некотором смысле носящая характер обществен­ ного института. Научная форма познания действительности, осо­ бенно в гуманитарной области, должна быть продолжением эле­ ментарного познавательного рефлекса': «что это такое?», свойствен­ ного не только человеку, но и другим живым существам, например собакам. Зависимость поведения человека от этого рефлекса являет­ ся сублимированным выражением инстинкта самосохранения: вид существ, не обладающих этим инстинктом, был бы обречен на жиз­ ненное поражение и подчинение тем, кто управляет своим поведе­ нием более адекватно, умело и действенно. Следствием понимания тезиса: «действительность едина» является стремление к выработке мировоззрения, опирающегося на цельное отношение к действи­ тельности, на поиск гармонического синтеза в отношении к среде, простейшей формой которого является желание приносить среде пользу. Не может быть разделения на мышление будничное, повсе­

64

дневное, на практическое функционирование здравого смысла «обыкновенного человека» и научное мышление. Не должна также укрепляться в обществе традиция манерного стиля мышления, под­ верженного влияниям лозунгов, сегодня уже устаревших (но в свое время актуальных и в лексикографии), «чистой науки», стиля, вред­ ного для интеллектуальной культуры общества, следовательно, противоречащего главной цели лексикографической работы, кото­ рая должна служить этой культуре (об этом в гл. XI).

Всеобщей связи явлений в материальном мире может соответ­ ствовать всеобщая связь наук, с помощью которых человек иссле­ дует и познает мир. Заслуживают упоминания знаменательные слова Бодуэна де Куртенэ, научное мышление которого было столь убедительным, ибо отличалось трезвостью, остротой, проницатель­

Бодуэн де Куртенэ в «Очерке истории языкознания» («Zarys historii j?zykoznawstwa», § 130, стр. 105),— может выступать только о б ­ щ е е я з ы к о з н а н и е , и л и п р о с т о я з ы к о з н а н и е . Другие же языкознания, т. е. «сравнительное языкознание), «исто­ рическое языкознание), «философское языкознание) или «психоло­ гическое языкознание), могут считаться только применением опре­ деленных методов исследования, определенными направлениями научного мышления, проявлениями преходящих течений в истории науки, в любом случае только частями единого целого, каким есть

стремлении к синтезу Бодуэн де Куртенэ охватывал не только пере­ численные в этой цитате разновидности языкознания и не только разные науки, но и мировоззрение. «В принципе мы признаем сегодня,— писал он в этой связи,— единство наук и необходимость одинакового, общего для всех мировоззрения. Следует добавить, что необходимость единого и для всех областей мысли одинаково обязательного -мировоззрения признавали выдающиеся мыслители всех времен».

«Общественным рычагом» наук, стремящихся выработать общий для всех людей рациональный взгляд на мир, является лексико­ графия, ищущая простейших слов для объяснения широким кругам читателей, что означают теили иные слова, как пересекаются спе­ циальные термины со словами разговорного языка, как переносятся функции слов с одних вещей на другие, как образуются устойчивые словосочетания, в которых остаются только отзвуки семантического содержания их составных частей, в чем состоит мысленное равно­ весие, определяющее убедительность слов, делающее из них исправ­ ные орудия успешной деятельности. Размышление о значениях слов — а к этому должно побуждать чтение словаря — одна из са­ мых существенных форм рационализации своего отношения к жиз­

ни и своего участия в жизни. Вопрос: что значит слышать, ви­ деть';' — можно понимать как относящийся к проблемам из области семантики, но ни для кого он не будет вопросом чисто «академиче­ ским», умозрительным. Достаточно изменить грамматическую струк­ туру вопроса, заменив неопределенную форму глагола формой 1-п>

самого себя, о чем мы упоминали выше, становится формой позна­ ния связей моего «я» с внешней средой. Эта проблема касается «меня» непосредственно и практически. Это же относилось бы и к вопросу о значении местоимения я, размышление об этом затрагива­ ет меня в не меньшей степени, ибо где я должен видеть границу,

употребляют и другие люди, но, экстериоризируя проблему, прое­ цируя ее вовне себя, я не облегчаю себе ее понимание.

Предваряя выводы из последующих глав, мы уже сейчас можем

ленных форм поведения людей и их деятельности, в этом и состоит культурно-социальная ответственность тех, кто занимается этой интерпретацией, т. е. словарников-лексикографов.

Чтобы получить историческую перспективу и отдать себе отчет в том, что время не изменяет объективного содержания интересую­ щей нас проблемы, посмотрим, каким образом могут располагаться элементы семантического содержания в словах, относящихся к функционированию чувственных анализаторов и к понятиям, обобщающим это функционирование, как, например, в глаголе postrzegac «воспринимать» зрительно или слухом (и в иноязычных соответствиях этого глагола). Наши рассуждения носят фрагмен­ тарный характер; они опираются на материал некоторых языковых данных, а не на понятийный психологический аппарат, их цель — выделить определенные моменты, к которым нам придется обра­ щаться в последующих главах.

Анализ семантического содержания слова percepcja «перцеп­ ция»— в соответствии с нашим общим принципом — должен быть анализом той деятельности чувственных анализаторов, которую мы определяем этим термином.

Прежде чем сформулировать дефиницию слова percepcja как научного термина, можно обратиться к некоторым обиходным употреблениям этого слова, например, в латинском языке. Дефини­ ция, которую мы хотим сформулировать, должна как можно меньше отклоняться от разговорных «дотерминологических» способов упо­ требления соответствующего слова; во всяком случае, это требова­

66

с сареге «брать»: по структуре он близок к глаголу comprehendere, первоначально также означавшего «хватать», «брать», «охваты­ вать», следовательно, производить действие манипуляционного характера или состоящее в физическом охвате чего-то; на близости физического и интеллектуального значения основан приводившийся на стр. 12 афоризм Паскаля, являющийся, собственно говоря, игрой слов. Значение «мысленно охватывать, понимать» закрепилось

означающее также «вмещать», например в вопросе о лодке: «сколь­ ко она человек понимает?»). Эволюцию значений «охватывать»— «понимать» можно интерпретировать как полное «освоение» пред­ мета, на который направлено действие, означавшее первоначально чисто внешнее подчинение дополнения подлежащему, а затем мыс­ ленное. Пространственное представление «охватывания» связано с приставкой com-, фонетическим вариантом cum- (греч. стиѵ-).

Семантическое развитие от представления о манипуляционном действии до умственного действия понимания не дошло в глаголе регсіреге до той ступени абстракции, которую представляет франц. comprendre по сравнению с лат. comprehendere. Регсіреге — это в основном «брать, доставать», например регсіреге fructum ex arbore «снимать плод с дерева» у Плиния, perceptio fructuum у Цицерона, а также «чувствовать, испытывать», например регсіреге luctum, iucunditatem у Цицерона —«испытывать чувство грусти, удоволь­ ствия». В предложении (из Теренция) «Neque agri neque urbis odium me unquam percipit» percipit можно перевести как «охватывает»: «Ни в деревне, ни в городе никогда не охватывает меня чувство скуки». Говорящий рассматривается здесь как пассивный субъект (не)охватывающей его скуки. Аналогично в предложении из Плав­ та: «deliramenta loquitur, quid cessas dare potionis aliquid, prius quam percipiat insania» («он бредит, зачем перестаешь давать ему лекарство, пока не овладело им безумие»).

у Овидия — это «пойми слова мои, пусть смысл моих слов проник­ нет в тебя».

Подобные семантические колебания в глаголах, относящихся к действиям различных чувственных анализаторов и к пониманию

* Характерно, что люди с плохим слухом, желая скрыть свой дефект и прося повторить слова, которые они не расслышали, говорят чаще «не по­ нимаю», чем «не слышу», так как это позволяет предполагать, что виноват тот, кто неясно произнес слова.

содержания чувственного опыта, можно иллюстрировать многочис­ ленными примерами из старопольских текстов. Глагол baczyc, сегодня постепенно выходящий из употребления, может иметь зна­ чение более общее: «обращать на что-то внимание, что-то внима­ тельно наблюдать» и более частное: «наблюдать что-то зрением, смотреть, видеть», т. е. общаться с внешним миром посредством «ка­ нала» зрительного анализатора. Когда в «Пулавской псалтыри» мы читаем: «Przeto wysluchal bogi baczifi gios prosby mojej» (65, 18)— «Но бог услышал, внял гласу моления моего» (65, 19), то мы пони­ маем, что в этом контексте форма baczyl оказалась в ином «кана­ ле», не зрительном: она означает «принял во внимание» или же

вым, но здесь надо учитывать и понятийное действие понимания, ср. в «Пулавской псалтыри»: «Baczy modlitw? moj?», в «Флорианской псалтыри» на этом месте: «rozumiej modlitwie mojej»— лат. intende orationi meae, что можно перевести: «склонись к моей просьбе» (общее значение «направляться, стремиться к чему-либо», свойст­ венное латинскому глаголу intendere, сузилось во франц. entendre «направлять на что-либо свой слух, слышать») *. Значения, кото­ рые имеет глагол baczyc на польской почве, можно классифициро­ вать следующим образом: либо обозначается «состояние или акт внимания вообще», либо сигнализуются акты внимания как функции того или иного анализатора. Исторически, как можно предполо­ жить и как это часто делается, более ранним является значение акта конкретного чувственного восприятия,— знаменательно, одна­ ко, для этих процессов не столько постепенно возрастающий абстрактный характер значений, сколько перекрещивание нервных каналов, по которым проходят потоки энергии, возбуждаемые дей­ ствием внешних раздражителей.

Многоканальные ассоциации можно констатировать в истории глагола czuc. Амплитуда семантических колебаний этого глагола может быть выражена в следующих определениях: 1) «испытывать чувственные впечатления»; 2) «испытывать чувства, переживать

что-то внутренне».

Первое определение по своему содержанию совпадает с проду­ манной дефиницией Линде: «.czuc — miec zmysly czym poruszone i wiedziec to do siebie (...). W ogölnosci postrzec swoje zmysly czymsis wzruszon©>. Это значит, собственно, в несколько упрощенной формулировке: отдавать себе отчет в реакции органов чувств на дей­

68